18
Через дворик Нурайна пробежала, чуть ли не пританцовывая. На время забыта была величественная осанка королевской дочери.
Ралидж развалился на ковре, опершись о подушки. В душе женщины шевельнулось раздражение, сминая легкую радость победы. Конечно, она знала, что весь вчерашний день и наверняка все сегодняшнее утро ее спутник обходил постоялые дворы и харчевни, расспрашивая об Илларни и Чинзуре. И все же было неприятно видеть его в ленивой позе, словно он и не думал сдвинуться с места.
Впрочем, тем приятнее будет проучить этого… этого…
Не подобрав подходящего слова, Нурайна опустилась на ковер и небрежно бросила перед Ралиджем синий бархатный кошелек. Плюхнувшись на ковер, кошелек солидно звякнул.
- Полагаю, нам хватит этого на первое время… хотя бы на хлеб, - скромно сказала Нурайна. Потянувшись к лежащим в углу мешкам, она достала гребень и начала расчесывать спутанные волосы.
Ралидж сощурился на кошелек, затем сделал небрежное движение рукой. Увесистый кожаный кошель упал на ковер рядом с синим кошельком.
Нурайна приоткрыла рот, гребень замер в ее руке. Затем женщина грозно вопросила:
- Откуда?!
И тут же спохватилась:
- Нет, пойми меня правильно… Я не имею, конечно, права требовать… но если было что-то противозаконное… что-то, что может поставить под удар дело, ради которого мы прибыли сюда…
Сбившись, она умолкла.
Ралидж - нет, не Ралидж, а бродяга по имени Орешек, - взглянул на нее веселыми и нахальными карими глазами.
- Понимаешь, - задушевно объяснил он, - здесь тоже, оказывается, умеют играть в «радугу»… И почему-то им всем ужасно не везет!
Возмущенная Нурайна готова была объяснить этому проходимцу, кто он такой. Но ее собеседник выпрямился, взгляд его посерьезнел:
- А теперь о деле. Я напал на след Илларни.
Нурайна ахнула.
- Он две ночи провел в доме некоего Хретхо, уличного писца, - продолжил Ралидж. - Я с ним говорил. Пьяница и трус. Чуть в обморок не упал, когда я завел речь о его госте. Илларни ушел из его дома и вряд ли вернется.
- Но как тебе удалось…
- Медяки - направо и налево! Нищие и уличные мальчишки… ты не представляешь себе, как много знает эта публика!
- А этот… слуга… Чинзур, да? Он тоже был с ним?
- Нет, Илларни был один… И вот что еще меня тревожит: кое-кто из нищих признался, что вчера их уже расспрашивали о грайанце с такой внешностью… Его ищут, Нурайна, ищут!
- Думаешь, Таграх-дэр?
- Думаю, кто-то поопаснее этого придурка…
Он не успел договорить: скрипнула дверь. Кто-то входил в дом, воспользовавшись тем, что Нурайна забыла запереть калитку.
Нурайна метнулась на женскую половину и, отведя рукой занавеску, встала на пороге. Она старалась по возможности соблюдать наррабанские обычаи.
В комнату вошел средних лет человек, смуглый, с аккуратно подстриженной бородкой. Золотое шитье на кафтане, массивные кольца на пальцах, серебряный головной обруч с агатом - все говорило о том, что в скромный маленький домик залетела редкая птица.
Вспомнив свой визит к Таграх-дэру, Орешек приосанился и молча устремил на пришельца вопросительный взор.
Гость изящно поклонился хозяину, учтиво кивнул женщине, которая глядела на него из-за откинутой занавески. Затем привычным, грациозным движением снял башмаки. Орешек с удивлением увидел, что ступни гостя выкрашены охрой, а левую лодыжку схватывает тонкий браслет.
Ралиджу и Нурайне стало неловко из-за того, что они забыли разуться, входя в дом.
Окинув взглядом комнату, незнакомец нашел вбитый в стену гвоздь. Неспешно пройдя по вытоптанному ковру, гость повесил на стену кривой меч в богато украшенных ножнах, затем спокойно сел на подушку перед хозяином. Во всем этом было что-то завораживающее. Обычные действия человека, пришедшего в чужой дом, превращались в утонченную церемонию.
Нарушить это действо было бы варварством. Нурайна выпустила из рук занавеску и заметалась по женской половине в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы сойти за угощение… Отлично! Ралидж все-таки позаботился о еде! На сундуке стоял кувшин вина и накрытое платком блюдо с лепешками и крупными сливами.
Нурайна важно выплыла на мужскую половину, поставила перед гостем блюдо и кувшин. Сама села рядом - как хозяйка дома, которая имеет право есть вместе с мужчинами.
Только тут гость позволил себе заговорить. Голос его был красив и звучен. Даже гортанный, с придыханиями наррабанский язык звучал в его устах почти мелодично.
- Мое имя Нхари-дэр, я смотритель ковра и подушек во дворцовых покоях.
Нурайна почтительно склонила голову. Из этого положения она ухитрилась метнуть на Ралиджа свирепый взгляд и с удовлетворением отметила, что и он догадался поклониться. Ей некогда было объяснять своему спутнику, что смотритель ковра и подушек - это отнюдь не слуга, который следит, чтобы на коврах не было пятен и сора. Нет, их дом посетил один из виднейших наррабанских вельмож, облеченный доверием Светоча, посвященный во все тонкости личной жизни государя и даже имеющий право входить на женскую половину дворца - разумеется, сопровождая своего господина…
- Мое имя - Ралидж Разящий Взор, - представился грайанец, - а эту женщину зовут Нурайна Черная Птица.
Приподняв выщипанную бровь, Нхари-дэр ждал продолжения: он понимал, что Ралидж представился не полностью. Не дождавшись, взял с блюда сливу и надкусил ее, давая понять, что не гнушается скромным угощением.
- Рад знакомству, почтенный Ралидж, - почти пропел он. - И с тобой я рад встретиться, Нурайна-вэш.
- Нурайна-шиу, - поправила грайанка. - Я не замужем.
В глазах гостя мелькнул огонек, но больше Нхари-дэр ничем не выдал своего удивления. Будто так и было принято, чтобы незамужние красавицы разъезжали по чужим краям в сопровождении посторонних молодых людей.
- Рад это слышать, - сказал он приветливо, - потому что это облегчает мою задачу.
Вельможа обернулся к Ралиджу и теперь говорил только с ним:
- Был ли ты, почтеннейший, на представлении, в котором участвовала Нурайна-шиу?
- Увы, не удалось…
- Ты много потерял. Она была грозна и прекрасна, как Дева-Молния. Ее красота была столь совершенна и необычна, что привлекла высокое внимание Светоча… - Нхари-дэр просиял ясной улыбкой доброго вестника. - Светоч в великой милости своей решил купить твою женщину и прислал меня договориться о цене.
Увидев вместо восторга на лицах собеседников смятение и досаду, вельможа встревожился:
- В чем дело? Неужели есть какое-то препятствие? Скажи, - обернулся он к Нурайне, - не родила ли ты этому мужчине сына?
- Нет, - растерянно ответила Нурайна - и тут же мысленно обругала себя за грубый промах. Надо было скоренько признаться, что у нее целый выводок детишек от Ралиджа.
- Ну вот, - облегченно улыбнулся вельможа Ралиджу. - Если бы она была матерью твоего первенца-сына, ты, конечно, не имел бы права продать ее…
Нарастающая злоба кружила Нурайне голову, мешая трезво оценить ситуацию. А мерзавец Ралидж, похоже, испытывал удовольствие от этой отвратительной сцены…
Женщина ошибалась. Хотя Ралидж и изобразил ответную улыбку, но в душе его тоже клокотала ярость. Он сам не отдавал себе отчета в том, что учтивый наррабанец вызвал в нем воспоминание о весеннем аршмирском дне и о всаднике-Соколе, что пинком отшвырнул его, Орешка, с дороги, а потом за дерзкое слово приказал запороть насмерть. Эти двое не были схожи ни внешностью, ни манерами. Но общим было главное: хозяйское отношение к чужой жизни, спокойная уверенность в том, что с людьми можно делать все что угодно…
Забыв о правилах хорошего тона, Орешек откинулся на подушки.
- Купить Нурайну, да?.. Во сколько же Светоч оценивает это сокровище?
Вельможа раздраженно поджал губы. Ему не улыбалась перспектива торга с невоспитанным чужеземцем, и он решил сразу оглушить его щедростью (тем более что это никак не угрожало его собственному кошельку).
- Не спорю, эта женщина - сокровище, и плата за нее будет достойна ее совершенства. По обычаю, выкупом за девушку высокого происхождения или редких достоинств должны быть белые верблюдицы, самые благородные из живых существ, сотворенных богами для человека. За Нурайну Светоч даст десять этих ценных животных.
Сказал - и улыбнулся, готовясь скромно принять выражения благодарности.
Но реакция слушателей оказалась непредвиденной. Женщина побелела, как мраморная статуя, и вскинула руки к вискам, словно у нее заболела голова. А грайанец нагло ухмыльнулся:
- И это все? Десять горбатых уродин за невероятную, неповторимую женщину? Почтеннейший, я взываю если не к твоей щедрости, то хотя бы к здравому смыслу! Покажи мне хоть одного верблюда, который владел бы мечом так же искусно, как Нурайна! А что касается красоты, то и тут Нурайна смело поспорит с любым верблюдом, будь он хоть белый, хоть черный, хоть зеленый в крапинку!
Вельможа опешил:
- Ты… ты смеешь насмехаться… оспаривать волю Светоча…
Орешек мельком взглянул на Нурайну и понял: сейчас она либо потеряет сознание, либо убьет кого-нибудь. Первого, кто попадется под руку. Та-ак, с шуточками пора кончать…
- Это моя женщина. Хочу - продаю, хочу - нет… Вот я и не хочу. А ты этого еще не понял, почтеннейший?
Нхари-дэр был оскорблен, но еще надеялся решить вопрос миром. Он ровно сказал:
- Не будем унижать себя торгом. Пусть белых верблюдиц будет двенадцать. Женщина уйдет со мной прямо сейчас.
На Орешка редко накатывало бешенство, но в таких случаях он не мог себя сдержать. Когда-то в таком состоянии он оскорбил Сокола и чуть не поплатился за это жизнью.
И сейчас, глядя прямо в гневные глаза вельможи, Орешек твердо и четко произнес то, что нашептывала ему на ухо Многоликая, слово в слово. Мол, если Светоч считает, что цена Нурайны равна цене двенадцати верблюдиц, то пускай он, Светоч, этими двенадцатью верблюдицами для себя Нурайну и заменит!
- Как - заменит? - непослушными губами шепнул вельможа, пытаясь убедить себя, что ослышался. - В каком смысле?
- В этом самом! - нагло подтвердил Орешек.
Мужчины застыли, намертво сцепившись взглядами. В этот миг они не думали о Нурайне.
А Нурайна уже не противилась накатившей дурноте и гулу в ушах, как опытный пловец не борется с несущей его волной. Ей было знакомо это состояние. Отец сказал однажды. «В тебе закипает кровь Первого Дракона».
И только отец знал, что в эти редкие мгновения Нурайна бывала опасна. Опасна помимо своей воли, опасна непредсказуемо и, что самое обидное, без всякой пользы для себя…
А Нхари-дэр, выйдя из оцепенения, хотел было гневно обрушиться на заезжего наглеца, пригрозить карой за кощунственные речи и забрать женщину без всякого выкупа. Но вельможе помешала его собственная наблюдательность.
Когда грайанец в дерзком порыве подался вперед, из-под расстегнутой куртки вынырнула овальная пластинка на тонкой серебряной цепочке. На пластинке был выгравирован сокол.
Сын Клана!
Нет, вельможу смутила не знатность собеседника. Нхари-дэр и сам отнюдь не был простолюдином. Но, как все наррабанцы, он считал Детей Клана страшными колдунами. А колдунов лучше не сердить. С ними надо расправляться исподтишка, желательно чужими руками.
- Значит, ты не хочешь продавать эту женщину? - с ледяной учтивостью уточнил гость.
Ответить Орешек не успел.
Слово «продать» хлестнуло по натянутым нервам Нурайны - и на этот раз женщина не выдержала, ослабила цепь на бьющемся в ее душе чудовище. «Ах, гори вы оба ясным пламенем!» - беззвучно шепнула она, не соображая, что делает.
И мужчины увидели, как вокруг них взметнулись к потолку жаркие, живые струи огня!
Лишь миг длилось наваждение, прозрачная стена огня исчезла раньше, чем мужчины успели вскрикнуть. Кожа их помнила горячее дыхание костра, но ни на ковре, ни на одежде пламя не оставило следов.
Вельможа первым сообразил, что случилось: грайанский колдун показал гостю свою силу… Ладно, придется беседовать с ним иначе!
- Хорошо, - бесцветным голосом произнес Нхари-дэр. - Я ухожу.
И про себя добавил. «Вместо меня придет Гхурух».
Вельможа поднялся, снял со стены свой меч, добрел до порога, обулся - все это с отрешенным лицом…
Когда за гостем тихо закрылась дверь, Орешек обернулся к Нурайне, которая уже успела справиться с собой.
- Это еще что такое? - свирепо спросил он. Нурайна прикинулась непонимающей:
- Ты о визите этого павлина? Я его не приглашала. И не намекала, что здесь есть товар на продажу.
«Почудилось, - тоскливо решил Орешек. - Мотался весь день по жаре…»
Но рассказывать Нурайне о своих видениях он не собирался.
- Я не об этом! Я спрашиваю, как этот гусь сюда залетел? Ты что, не заперла калитку? Ну, растяпа! Сиди, сиди, я уж сам закрою…