40
Если верить седовласым мудрецам, миром правит установленный богами закон равновесия. Лето уравновешивается зимой, ливни - засухами, череда рождений - чередой смертей, горе - радостью…
Очень многие могли бы горячо оспорить это утверждение, ссылаясь на то, что в их жизни горе редко уравновешивается радостью, а невзгоды сыплются с таким удручающим постоянством, что неясно, когда же Безликие в подтверждение своего закона пошлют хоть небольшую удачу.
Но седовласых мудрецов - особенно мудрецов грайанских - не так-то просто одолеть в споре. Снисходительно улыбаясь, они объяснили бы профанам, что закон следует рассматривать не в рамках жалкой человеческой жизни, а гораздо шире, и что если у нытика неприятность идет за неприятностью, то где-то в ином месте иного человека судьба щедро осыпает своими дарами. Вот равновесие и соблюдено!
Рассуждение логичное и убедительное, но кому из неудачников оно может послужить утешением?..
Даже таким могущественным людям, как король Грайана и Мудрейший Клана Волка, закон равновесия дерзко и безжалостно напомнил о себе.
Еще недавно были они победителями, азартными и гордыми. А теперь их лица, обращенные друг к другу, несли на себе печать тоскливой заботы. Это были физиономии бедолаг, которые рассчитывали хорошенько повеселиться, а вместо этого пришлось взвалить на себя тяжелую грязную работу.
Причиной такой перемены стал бодрый светловолосый всадник на рыжей лошадке, который четверть звона назад прибыл к походному шатру короля. Это был гонец, которого Хранитель Найлигрима отправил в Ваасмир после того, как стало ясно: осада снята, силуранская армия бежит…
Наемник знал, что увидит государя, потому что по пути встретил другого гонца, спешащего навстречу - в Найлигрим. Оба всадника обменялись ошеломительными новостями и в полном восторге поскакали каждый своей дорогой.
Завидев бивак конницы, гонец спешился, потребовал, чтобы его провели к королю, и, преклонив колено, порадовал своего повелителя вестями.
Каррао, присутствовавший при этом, просто расцвел, услышав, что победу определил магический дар, проснувшийся в девушке из Клана Волка. Мудрейший чувствовал отцовскую гордость и в душе сокрушался, что обещал отдать такую драгоценную невесту за этого мерзавца Сокола.
Словно прочтя его мысли, король начал расспрашивать гонца о Хранителе Найлигрима.
Гонец был грайанцем, а значит - не умел говорить коротко. Его восторженный монолог можно было положить на музыку и спеть.
И с каждым его словом сомнение и недоверие все глубже овладевали Драконом и Волком, потому что оба они неплохо знали Ралиджа. Ничего из сказанного не могло относиться к жестокому самовлюбленному ничтожеству, год за годом позорившему свой Клан… кроме, пожалуй, упоминания о потрясающем умении Сокола обращаться с мечом.
А уж рассказ о подвигах Хранителя в Подгорном Мире заставил короля замкнуться в мрачном недоумении. Кто же врет: сам гонец или Подгорный Охотник, на которого он ссылается?
Наемник не заметил перемены в настроении государя и продолжал заливаться соловьем:
- Мы в нашей глухомани никогда не видели Истинного Мага. С ума сойти - мысли читает! Как посмотрит глазищами своими карими, так душу твою, словно свиток, разворачивает - и читает!
От этих слов Джангилара бросило в жар, а Каррао вмешался обманчиво мягким голосом:
- Послушай, воин, я старше, чем кажусь, и память у меня скверная. Вроде бы встречался я с твоим господином, да припомнить не могу… Ну-ка, опиши мне, как он выглядит…
Вот это описание - красочное, подробное, выразительное - и было причиной того, что король и Глава Волков сидели сейчас в походном шатре и уныло глядели друг другу в глаза.
Они успели уже обсудить меж собой изложенную тем же словоохотливым гонцом сцену встречи «двух Ралиджей» и пришли к выводу: оставить в тайне постыдную историю не удастся.
- Сегодняшний день, - горько сказал Джангилар, - не станет днем первого боя тяжелой конницы. Все будут говорить, день, когда раскрылась мерзкая тайна и на Кланы лег позор…
- Двойной позор, - откликнулся Каррао. - Гонец сказал, что силуранцы ворвались в крепость через потайной ход… а кто мог указать им этот путь?
Глаза короля в ужасе расширились.
- Не может быть… - пробормотал он, тем не менее сразу поверив в сказанное Волком.
- Рад буду ошибиться. Конечно, в случае предательства самое грязное пятно ляжет на Соколов, но и Волкам не отмыться. Мы же поклялись породниться с этим…
- Надо разобраться, - жестко сказал Джангилар. - Для этого оба… оба человека должны быть доставлены ко мне.
- Государю угодно, чтобы этим занялся я?
- Нет, ты нужен мне здесь. Для таких дел у меня есть один парень, Айра Белый Ветер. Простой десятник, а получает жалованье сотника. И каждому воину в его десятке я плачу больше, чем обычным наемникам. Айра все и сделает…
Король вскочил на ноги: он не мог больше оставаться в шатре. Каррао вслед за своим государем шагнул под звездное небо. Ночь ударила в лицо прохладным ветром, полыхнула десятками походных костров.
- Десятника Айру из моей охраны немедленно сюда! - приказал Джангилар.
И тут же на освещенное факелами часовых пространство выметнулась долговязая гибкая фигура.
- Десятник Айра из Семейства Тагиран! Готов услышать приказ моего государя! - по всей форме доложил возникший из тьмы человек.
Джангилар по-мальчишески опешил.
- Никак не привыкну… ты что же - знал, что я тебя позову?
На длинной рябой физиономии десятника была написана глубокая почтительность, но черные, как у наррабанца, глаза весело блестели.
- Хорошему солдату достаточно одной мысли своего повелителя… ну и еще нескольких словечек, брошенных этим болтуном-гонцом…
- Верно, - поморщился король, - тайны из этой истории не получится… Слушай, десятник: есть основания полагать, что человек, именующий себя Ралиджем из Клана Сокола и занимающий пост Хранителя Найлигрима, - дерзкий самозванец. Кроме того, в плену у силуранцев находится человек, тоже называющий себя Ралиджем… скорее всего он говорит правду… я подозреваю, что он выдал врагам государственную тайну. Оба Ралиджа… оба Сокола… - Джангилар сбился. - Оба они должны быть доставлены ко мне. Хватит ли твоего десятка для этого дела? Если нет, возьми столько человек, сколько сочтешь нужным…
И тут из темноты донесся звонкий подрагивающий голос - как показалось Джангилару, женский:
- Мне, государь! Поручи это мне!
Король гневно обернулся к тому, кто посмел его перебить. Но тут же яростное выражение сменилось озадаченным. Схватившиеся было за оружие часовые убрали руки с эфесов. Потому что к костру вышел ребенок. Точнее, подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Худенький, невысокий, большеглазый, бледный от волнения. Богатая, нарядная одежда, шитый золотом плащ, высокие сапожки. На груди, на массивной золотой цепи, квадратная пластина с чеканным изображением головы медведя.
Мальчик почтительно поклонился королю и звонко представился:
- Архан Золотой Пояс из Клана Медведя, Ветвь Берлоги. Прибыл к моему повелителю, дабы принять на себя Обет Покорности…
Тут голос его сорвался от возбуждения. Рядом возник седой человек с виноватым лицом, бросил на подростка быстрый укоризненный взгляд и поспешил преклонить колени перед королем.
- Да не прогневается государь… Мой юный господин направлялся в столицу, дабы принести клятву верности королю. В пути мы узнали, что Дракон здесь, повернули - и нагнали отряд… Конечно, следовало подождать до утра, а затем узнать, угодно ли повелителю уделить нам немного времени… но молодая горячность… нетерпение…
Король растроганно выслушал старика. Джангилар вообще любил детей, а во время принесения Клятвы подростки такие смешные, такие взволнованные… хотя, казалось бы, из-за чего волноваться? Обряд давно превратился из грозного и довольно унизительного подтверждения королевских прав, каким был он при Лаогране, в милый и веселый праздник совершеннолетия.
Некогда Первый Король, подавив Великий Мятеж, издал закон, по которому ни один из Детей Клана не мог считаться совершеннолетним (а стало быть, вступать в брак и распоряжаться своим имуществом), пока не принесет государю клятву нерушимой верности и не выполнит в подтверждение этой клятвы какое-нибудь королевское повеление. С тех пор мальчики и девочки, прибывающие ко двору со всех концов Грайана, искренне трясутся от страха, ожидая, что грозный государь велит им исполнить нечто опасное и трудное, как о том рассказывается в сказках. Зря, конечно, боятся. Во-первых, приказывают им что-нибудь несложное: мальчику - простоять звон-другой на часах у королевских покоев, девочке - вышить простенький узор или усладить слух государя песней. Во-вторых, родители заранее сообщают королю, что именно их чадо умеет лучше всего. В-третьих, даже если у ребенка что-нибудь не получится… ничего страшного! Пару месяцев назад Джангилар старательно сжевал пирог, в который четырнадцатилетняя Орлица, бледная почти до обморока, переложила соды. Съел все до крошки, с честным взглядом похвалил девочку и принял ее клятву…
Но этот большеглазый беловолосый мальчик, похоже, еще серьезнее других воспринимает игру в Обет Покорности. Так и рвется на подвиг.
- Мой юный друг, - Джангилар говорил без тени насмешки, - тебе еще предстоит много великих свершений во славу Грайана, моей короны и Клана Медведя. Но пока оставь государственные дела взрослым и исполни то, что я тебе прикажу.
- Государь, - вскинулся мальчик, - исполню все, что велишь, но прошу тебя: пошли меня разыскать преступников, о которых ты говорил! Мое испытание не должно быть простым, потому что я не такой, как все.
Король с веселым недоумением вскинул брови. Что имеет в виду мальчик?
Архан улыбнулся смущенно и в то же время гордо.
- Мой повелитель, - сказал он звонко, - я - Истинный Маг. И я уже убил дракона!
Глаза короля расширились, он сразу стал серьезным. Джангилар не усомнился в словах мальчика - в Грайане подобными заявлениями не швыряются, - но все же вопросительно взглянул на старого воспитателя, все еще стоявшего на коленях.
- Это так, государь, - подтвердил тот. - Юный Медведь избран Безликими. Я сам был потрясенным свидетелем… свирепый дракон атаковал с небес терпящий бедствие корабль, а мой господин повелел чудовищу оставить добычу и ринуться в морскую пучину.
- Ух, страшно было! - с наивной искренностью добавил мальчик. - Я потом в обморок упал!
- Да пребудет над нами милость Безымянных! - благоговейно прошептал за плечом короля Каррао. - В один день узнать о двух новых Магах!.. Вот она, гордость Кланов, надежда Кланов!
- Государь, - отчаянно вмешался мальчик, - Безликие захотели, чтобы я… чтобы все… ну, люди и животные выполняют мои повеления… Но ведь такой дар просто так не дается, правда? Мне предстоит необычная жизнь, я знаю это, я чувствую… и не могу, не могу больше ждать, ведь мне уже пятнадцать лет… государь, прикажи, пошли… дай мне настоящее дело!
Столько волнения, столько светлой, искренней горячности было в дрожащем голосе мальчика, что растроганный король заколебался, задумчиво трогая на груди серебряную цепочку, что краешком выглядывала из-под кружева рубашки.
Ярко-синие глаза Архана проследили этот жест - и душа мальчика взметнулась от близости чего-то великого, вечного. Архан знал, что на серебряной тонкой цепочке король носит, не снимая, самое ценное достояние своего Клана - свинцовую бляху с грубо выбитым изображением дракона. Этот амулет двести семьдесят пять лет назад совместно сотворили пять магов из разных Кланов и поднесли Лаограну, Первому Королю. Амулет делал нерушимой любую клятву, принесенную в присутствии государя. Потому-то Грайан не знал больше мятежей - Обет Покорности свято соблюдался даже теми, кто в душе был недоволен правлением короля.
Наконец Джангилар принял решение. Скользнув взглядом поверх беловолосой головы юного Медведя, он столкнулся глазами с десятником Айрой. Умному наемнику не нужны были слова. Его ответная ухмылка означала: «Да, государь. Я не только сделаю дело, но и присмотрю за молодым господином».
- Дай мне обещание, - веско сказал король мальчику, - что в пути будешь с вниманием прислушиваться к советам десятника Айры - это верный и опытный человек.
- Конечно, государь!
- Что ж, Архан Золотой Пояс, облекаю тебя своим доверием. Отправляйся в путь, а когда вернешься с пленниками - примешь Обет Покорности, а я объявлю тебя полноправным Сыном Клана.
Лицо мальчика полыхнуло таким пожаром счастья, что все присутствующие - от мудрого и грозного Каррао до изворотливого и тертого Айры - почувствовали острый укол зависти к его детской, не замутненной ничем наивности.
