17
- А мне без разницы, Рысь или не Рысь! Я ж вижу: барышню трясет, лица на ней нет, промокла насквозь… Храни нас Безымянные, заболеть может! Так что пусть госпожа не упрямится и изволит вот это выпить! Оно с непривычки противно, зато и страх снимает, и простуду!
Кринаш поднес к самому лицу барышни глиняную кружку. Пронзительный запах «водички из-под кочки» ударил по ноздрям Дочери Клана. Фаури, смертельно бледная, с темными кругами вокруг глаз, молча, но твердо покачала головой.
- Надо выпить, госпожа! - поддержала хозяина Ингила. - Верно-верно-верно! Я первый раз тоже думала: глотну - и на месте сдохну… А помогает!
Фаури вновь отчаянно замотала головой.
Ралидж сочувственно взглянул на девушку. Побывала в лапах чудища, потом в речной пучине, еле жива от потрясения - а ее обступили толпой и суют в лицо какую-то вонючую мерзость. Понятно, что она уперлась и никаких резонов слушать не желала. И Пилигрим на правах спасителя пробовал голос повысить, и Рифмоплет блистал красноречием…
Орешек вспомнил, как его впервые в жизни напоили аршмирском кабаке. У него тогда еще из пояса деньги исчезли. Сколько ему, дураку, лет было? Пожалуй, не больше, чем Фаури…
Коварная улыбка скользнула по губам парня. Он обощел стол, встал позади Фаури. Через голову девушки подмигнул хозяину постоялого двора.
- Что вы все к барышне прицепились? А ну, отвяжитесь! Она сама знает, что ей делать! Не хочет пить - не будет! - Орешек через плечо Фаури взял у Кринаша кружку. - Тем более что эту гадость пить и не обязательно. Достаточно как следует вдохнуть запах, только не носом, а ртом… - Он поднес кружку к губам девушки и, не давая ей опомниться, резко скомандовал: - А ну, вдохнуть!
Опешив, Фаури разомкнула губки. Вероломный Орешек тут же прижал край кружки ко рту девушки, а другой рукой за волосы оттянул ее голову так, что лицо запрокинулось. Огненное пойло хлынуло в рот. Девушка закашлялась, пытаясь вырваться. Струйки мутной жидкости потекли по подбородку на темное платье, которое хозяйка недавно дала насквозь промокшей гостье. Как ни мотала головой Дочь Клана, все же несколько глотков ей пришлось сделать.
- Вот и хорошо… Все, уже все… - успокаивающе сказал Орешек и поспешно отошел, потому что не знал, какой реакции ожидать от бедной Фаури. Сам он, помнится, в такой же ситуации сначала прокашлялся, а потом съездил по первой подвернувшейся морде…
В просторном помещении (Орешек вспомнил, что хозяйка гордо назвала его «залом») было жарко, шумно и весело. Все переживали радость спасения, все старались перекричать друг друга, все улыбались до ушей - даже матрос, которому хозяйка накладывала на плечо тугую повязку: бедняге сломал ключицу обломок гранита, брошенный каким-то особо метким троллем.
Из команды здесь был только этот матрос. Остальные, с капитаном во главе, латали пострадавшее суднишко. С ними остался и Аншасти: следил, как из трюма вытаскивают подмоченные тюки, прикидывал размеры ущерба, соображал, что можно просушить и спасти.
Орешек про себя возблагодарил Безликих за то, что на нем не висит забота о своем и чужом добре. Было так хорошо отбросить тревожные мысли и окунуться в сухой жар, плывущий от чага, в аппетитные запахи стряпни, в веселую разноголосицу. Все живы! И Айфера не разнесли в кашу дубины троллей - вон, приткнулся у огня, трясет невесть откуда взявшуюся коробку для игры в «радугу». И Фаури с Пилигримом не исчезли в речной пучине… кстати, как там Фаури?.. Ну вот, ей уже лучше: раскраснелась, глазки блестят, что-то оживленно говорит. Хозяин отошел по своим делам, а Ингила, Рифмоплет и Пилигрим умиленно слушают барышню.
Ралидж вернулся к столу, налил себе вина из кувшина.
- …И вы все такие хорошие! - горячо говорила Рысь. - Я вас всех люблю! Когда пускалась в путь - думала, будет страшно… я не привыкла к незнакомым… А ты, Ингила, такая славная! А Сокол - как он троллей, да? А ты, Пилигрим, самый храбрый на свете! Только ты зря за мной в воду прыгнул, ведь погибнуть мог… А я - ну и ладно! Подумаешь, утонула бы! Тоже мне печаль!
К таким словам подходила бы горькая интонация человека, который разуверился в жизни и не ценит ее даже в медяк. Но девушка, произнося эти недобрые слова, просто светилась ласковым теплым светом.
- Не надо больше такое говорить, не то Хозяйка Зла услышит! - заботливо откликнулся Пилигрим. - Хуже смерти мало что бывает. А какое горе родным, если погибнет такая милая девушка…
Парень осекся - видимо, сообразил, что позволил себе слишком много.
- Да нет же, я не об этом. Просто мне умереть не страшно… Ты слышал про Вечную Ведьму?
- Н-нет, - растерялся Пилигрим.
- А я что-то такое слышал… - попытался припомнить Ралидж.
- Я знаю! - обрадовалась Ингила. - Я балладу слышала! Ведьма живет уже много веков. Умирает, потом снова на свет рождается…
- Ну и что? - не понял Рифмоплет. - Мы же все так живем! Очистится душа в Бездне - и снова в новорожденного…
- Да нет же, - объяснила циркачка, - мы все забываем а Вечная Ведьма помнит каждую свою прежнюю жизнь.
- Правильно! - еще ярче просияла Фаури. Внезапно при горюнилась, потупила глаза и мрачно сообщила: - Это я!
- Кто - «я»? - не понял Рифмоплет.
- Вечная Ведьма! - так же угрюмо объяснила девушка.
«Вот что значит высокородная барышня! - восхитился Орешек. - Даже с пьяных глаз не буянит, посуду не бьет, истерику не закатывает. Чепуху несет, вот и все… »
- А трудно, наверное, жить, если помнишь себя за много столетий назад? - вежливо поддержал он разговор.
Ингила бросила свирепый взгляд на негодяя, который из девается над бедной захмелевшей девочкой. Орешек догадался, что только из уважения к Клану его не пнули под столом.
Но Фаури не обиделась.
- А я не помню, - с тихой грустью пояснила она. - ничего не помню. Вечная Ведьма в детстве растет, как все малыши, а потом - раз! - и вспоминает. Сразу! Все! Только я на этот раз что-то задержалась: семнадцать лет уже… - Фаури всхлипнула.
- А откуда тогда… - растерялся Орешек.
- От дедушки, - задумчиво объяснила Фаури. - Он астролог, он по звездам вычислил, что я - это я… то есть она… - Фаури подняла глаза, оглядела собеседников - и на нее снизошло озарение: - Вы мне не верите!
Все наперебой стали уверять девушку, что не сомневаются ни в одном ее слове.
- Вы мне не верите! - с тоскливой безнадежностью повторила Рысь. - Ну ладно! Смотрите и слушайте…
Фаури обвела всех четверых странным взглядом, пристальным и настойчивым, словно заключила в невидимый круг. Запахи стряпни вдруг стали невыносимыми, звуки болтовни за соседним столом резко зацарапали слух, огонек светильника разросся до размеров факела. Все вокруг слилось в яркую ослепительную пелену, расплылось, размылось… исчезло…
- Друг мой, неужели я хоть раз дал повод усомниться верности моих гороскопов? - изумленно вопросил старец в бархатном фиолетовом балахоне, расшитом золотыми спиралями. - Длинные пальцы нервно забарабанили по большому деревянному шару, покрытому странными рисунками и символами.
- Нет, - после короткого раздумья отозвался сидящий в кресле собеседник старика - черноволосый, бледный, с узкой бородой и тонкой полоской усов. - Я сейчас перебрал в памяти все случаи, когда… Нет, почтеннейший Авиторш, я просто потрясен безошибочностью твоих пророчеств.
- Гороскопы - не пророчества! - строго поправил его старец. - Это расшифровка начертанной заранее воли Безымянных. Это строгая наука, опирающаяся на сложную систему законов и правил. Она ничего общего не имеет с возвышенным безумием, охватывающим прорицателей - если, конечно, они не мошенники!
- Ну хорошо, хорошо! - Тонкий рот его собеседника дрогнул в улыбке, но светлые глаза остались серьезными. - Я хотел сказать, что точностью своих гороскопов ты можешь поспорить с самим Илларни…
Старик передернулся:
- Неверно! Я, конечно, преклоняюсь перед гениальностью Илларни, - тут в его голосе проскользнули фальшивые, неубедительные нотки, - но я пошел гораздо дальше! Я развил и усовершенствовал его методы! Я довел искусство составления гороскопов до полной, абсолютной непогрешимости! Я уверен, что потомки будут говорить: «Илларни? Это, вероятно, тот самый, труды которого стали исходной точкой для великого Авиторша Светлого Камня из Клана Рыси!.. »
Собеседник старика, взяв с низенького столика кубок с вином, вежливо пережидал гордую тираду и незаметно рассматривал комнату - узкую, с высоким потолком. Стены были украшены картинами на «небесные» сюжеты. Вот Лучница - Древняя богиня охоты, в честь которой названо созвездие. Вот Двуглавый Конь - сказочное существо, в которое были превращены двое смертельных врагов. От горя, что им придется пребывать в одном теле - да еще лошадином! - они не смогли оставаться на земле. "Двуглавый Конь ускакал в небеса и навеки остался среди звезд… А верзила в кожаном доспехе - Это, вероятно, герой Оммукат, что, по преданию, забросил на небо свой щит…
Авиторш тем временем закончил превозносить свои дарования и перешел к делу:
- Сначала я просто заинтересовался Вечной Ведьмой. нет, в нашем мире ничего не бывает «просто», это Безымянные подвели меня к великому открытию. Я стал собирать все, что можно узнать о ее воплощениях - предания, баллады, старинные рукописи… Кстати, почтеннейший Джилинер, я бесконечно тебе признателен за мемуары Виннитиры-прорицательницы и за тот пергамент - запись из пыточной башни, где допрашивали злокозненную Кришсину. Они-то и натолкнули меня на забавную мысль: составить гороскопы этих женщин, ведь в свитках были точные даты рождения. Конечно, гороскопы оказались совершенно разными, как разными были и судьбы, но были абсолютно совпадающие небесные знамения. Я чуть не закричал от восторга, когда понял: это те самые «изначальные знаки»… иначе - «знаки души»… ведь душа у этих женщин одна! И такое редкое сочетание: стрела Лучницы нацелена в средний парус Сверкающей Ладьи, а задние копыта Двуглавого Коня…
- Прошу тебя, без подробностей, - вежливо, но твердо прервал старика тот, кого назвали Джилинером. - Я давно оставил надежды постичь звездную мудрость.
- Хорошо, - скривился старик, которого прервали на самом интересном месте. - Суть в том, что «изначальные знаки» - ключ к странствиям души в веках. Важно также, в какое время суток родился ребенок. Прошу заметить: Виннитира пишет, что мать, родив ее, в ту же ночь, к рассвету, умерла. А Кришсина под пытками кричала: «Будь проклята ночь, когда родила меня мать! »
- А когда родилась Фаури?
- Вскоре после полуночи… Но и это еще не все! Помнишь легенду о том, как Вечная Ведьма под именем Саймилу стала властительницей Озерного королевства? Я как-то слышал балладу… в ночь ее рождения был большой звездопад. Отец вынес новорожденную дочь на двор, свет падающих звезд омыл нагое тельце… ну, дальше про - знамения, про великий путь…
- Опять - ночь рождения, - понимающе кивнул Джилинер.
- Не только, друг мой, не только… Раз нагого младенца вынесли из дома, значит, на дворе стоял не Лютый месяц. Мне был известен только год рождения Саймилу, но я развернул таблицы, сел за расчеты. Это была кропотливая работа, все-таки семь столетий… Зато теперь я точно знаю, что интересующее нас сочетание звезд стояло в тот год над землей в ночь со второго на третий день Щедрого месяца!
- Убедительно, - кивнул Джилинер. - Но во всех легендах сказано, что Вечная Ведьма вспомнила прошлое лет в четырнадцать-пятнадцать… а Фаури, если не ошибаюсь, уже шестнадцать…
- На днях исполнилось семнадцать. Но в легенде о Сокрушительнице Кораблей говорится, что она вышла замуж, родила троих детей и лишь потом вспомнила, что она - Вечная Ведьма…
- Вот сюрприз был мужу! - хмыкнул Джилинер.
- Но не это главное, - не дал себя сбить старик. - Десять лет назад в моем замке проездом гостила старая Намида Мягкое Слово, тогдашняя Мудрейшая Клана Лебедя. Она умела безошибочно определять, есть ли в человеке магическая сила.
Глаза Джилинера сверкнули, он подался вперед.
- Мудрейшая сказала, - продолжил Авиторш, - что в душе девочки, как подземное течение, струится мощный поток силы. Когда-нибудь он вырвется наружу - и тогда…
- Истинная Чародейка, - кивнул Джилинер. - А если к ней и впрямь вернется память о прошлых рождениях… опыт то ли восьми, то ли девяти веков… Да, почтеннейший Авиторш, наш уговор остается в силе. Я женюсь на твоей двоюродной внучке.
- А не боишься ли ты, Ворон, - спросил старик, осторожно подбирая слова, - что дитя станет могучей волшебницей и не захочет покоряться мужу? У нее таких мужей… за Девять-то столетий…
Глаза Джилинера стали мечтательными, он мягко повел плечом:
- Почтеннейший Авиторш, ты представления не имеешь, какая это увлекательная наука - подчинять себе других людей! До того как в милой Фаури проснутся воспоминания, она Уже будет глядеть на мир моими глазами и дышать в такт моему дыханию, а иначе… - Ворон запнулся, быстро взглянул в лицо человеку, с которым собирался породниться, и закончил совсем другим тоном - легким, дружеским: - А иначе и быть не может!
- Но… мне хотелось бы… - замялся старик, - чтобы, моя внучка была хоть немного счастлива…
- И будет! Рысь войдет в дом Ворона! Я же не какое-нибудь ничтожество из Семейства, которое берет жену ради приданого, а потом лупит ее плеткой, как рабыню!
Холодные светлые глаза обещали будущей жене кое-что похуже плетки, но старик этого не заметил - или не захотел заметить.
- Вот и хорошо… Вот и уговорились…
«Зал» постоялого двора шумел, веселился, уплетал жареное мясо и запивал вином. А за угловым столом трое мужчин и девушка, закаменев, глядели на Дочь Клана и пытались понять, где они находятся и что с ними произошло.
- Он приехал в конце Звездопадного месяца, - тихо жаловалась Фаури, ни к кому особенно не обращаясь. - Красивый, не старый, ласковый… а я увидела - и убежать захотела. За руку взял - меня чуть не стошнило… - Рысь всхлипнула и закончила почему-то свирепым, обвиняющим тоном: - Ожерелье подарил! Коралловое!
- Что это сейчас было? - опомнилась Ингила. - Еще кто-нибудь это видел?
Никто не ответил. Фаури продолжала плакаться:
- Вечером дед пришел ко мне в комнату и спросил, почему я к обеду ожерелье не надела. Я сказала правду: выбросила с башни в ров. Хорошо бы и приезжего Ворона туда же… с башни в ров… И тут дед начал бить меня по лицу! - В голосе Рыси звучало горестное удивление. - Меня! По лицу! Раньше без обеда оставлял, в чулан запирал, но никогда и пальцем… Я так расплакалась, что остановиться не могла. Дед испугался, кликнул служанок… они мне какие-то отвары совали, тряпку мокрую на лоб… А я все думала: о чем дед с Вороном после обеда толковали? И узнала…
- Госпожа умеет видеть прошлое? - серьезно спросил Пилигрим.
- И сама вижу, и другим показать могу, такой у меня дар. Только дед не знает.
- Очень полезный дар… и очень опасный для хозяйки, - вздохнул Пилигрим. - Жизнь вокруг нас соткана из тайн. Если уметь заглянуть в любую… людям такое не понравится!
- А я не всегда могу заглянуть, - простодушно объяснила девушка. - Только если больна… или не в себе - ну, когда в истерике билась… - Фаури замолчала, ненадолго задумалась - и тут до нее дошло: - А со мной сейчас что-то неладно, да?
Девушка встала, покачнулась, вцепилась в край столешницы. Ралидж успел подскочить, подхватил ее - маленькую, легонькую. Фаури, как котенок, завозилась, поудобнее устраиваясь у него на руках, и сказала тоном ребенка, открывающего взрослому свою заветную тайну:
- Я сбежала из дома!
И заснула, прислонив русую головку к плечу Ралиджа.
Сокол нашел взглядом хозяйку, кивнул ей. Та улыбнулась, взяла светильник и пошла наверх. Ралидж двинулся следом, бережно держа свою хрупкую, невесомую ношу. Фаури спала, опустив пушистые ресницы, и тихонько, уютно посапывала. Соколу вспомнилось, как в Найлигриме ему приходилось разносить по кроваткам задремавших близнят.
В голову полезли странные мысли: если лет через пятнадцать он найдет Арайне жениха, а тот малышке не понравится… неужели и его девочка тогда убежит из родного дома?..
Ралидж растрогался было, но тут же пришел в себя. Что за вздор! Уж свою-то дочь он знает! Эта разбойница учинит постылому что-нибудь такое, что бедняга сам сбежит из Найлигрима! На неоседланном коне ускачет!..
За раздумьями Орешек не заметил, как очутился в небольшой темной комнатке. Светильник в руках хозяйки озарял постель.
- А я уже все приготовила - знала, что барышня за столом долго не усидит. Намаялась, бедная! Вот сюда ее, голубушку… Господин может идти. Я сама с нее сапожки сниму…
Спустившись в «зал», Орешек обнаружил, что соседи по столу куда-то исчезли. Впрочем, Пилигрим обнаружился почти сразу - у очага, среди игроков в «радугу».
Шум и хохот раздражали Орешка, который умиленно вспоминал дом и близнят. Захотелось выйти на свежий воздух и побыть одному.
Но дойти до двери удалось не сразу. Его окликнул Айфер( уже покинувший круг игроков, и сообщил, сияя, что здешний хозяин, оказывается, сам из наемников.
- Десятником был! - солидно уточнил хозяин. - Три года всего постоялый двор держу.
Рассказ Фаури стер из памяти Ралиджа услышанное во время прибытия имя хозяина, а обижать невниманием выручившего их человека не хотелось.
- Прости, уважаемый, в общем гаме я плохо расслышал твое имя…
- Кринаш из Семейства Кринаш.
Имя говорило о многом. Первый в Семействе, основатель! Надо думать, человек незаурядный, если, выйдя из Отребья, дослужился до десятника, получил право основать Семейство и раздобыл денег, чтобы купить постоялый двор…
- Я должен был догадаться, что здесь живет воин, как только увидел катапульту. Не расскажешь ли, уважаемый, откуда она взялась?
- Отчего не рассказать? - польщено улыбнулся Кринаш. - В Лунных горах есть крепость Найлигрим. Может, господин про нее слыхал?
- Слыхал. Я ее Хранитель.
- Да ну? Мы ж там осадой стояли три года назад! Я даже в саму крепость прорвался, когда нам предатель подземный ход указал.
- Ты был среди Черных Щитоносцев?
- Где уж мне… Мы сзади шли, второй волной атаки… Мне еще по голове чем-то перепало, вроде бы древком копья. Хорошо, вскользь, не пробило череп, только кровища хлестала.
- А может, это я тебя приласкал! - припомнил Айфер. - У меня в драке меч выбили, так я чье-то копье подобрал и лупил направо-налево…
- Правда? - просиял хозяин. - Вот так встреча! Знаешь, друг, будешь платить только за постой и еду. Вино, сколько ни выпьешь, не поставлю в счет.
- Я много выпить могу! - честно предупредил Айфер.
- Ты про катапульту начал, - напомнил Сокол.
- Да, про катапульту… Одолела нас тогда колдовством грайанская чародейка, бросились мы наутек… паника, сумятица… Я королю жизнь спас, за что мне вознагражденье вышло! - Кринаш гордо расправил плечи.
«Не тогда ли ему подарили имя? » - подумал Ралидж.
- Нам на подмогу армия шла - тоже улепетывать бросилась, рассыпалась… Да что у вас там за колдунья такая страшная?
- Моя жена.
Кринаш устремил на Сокола взгляд, исполненный глубочайшего уважения, даже преклонения перед чужой отвагой. И не сразу вспомнил, откуда надо продолжать рассказ.
- Да… катапульта… Ее отступающая армия возле Тагизарны бросила - не до того было: слух прокатился, что подошел Джангилар с большими силами и уже на хвосте у нас висит. А я пожалел бесхозное добро - ведь хозяин «Рыжей щуки» на дрова бы хорошую вещь пустил. Дал я ему кой-какую мелочишку. Он свистнул слугам, сволокли они эту лапушку в овраг, мешковиной накрыли. А как я здесь обосновался - заплатил одному корабельщику, тот мне катапульту и доставил. Полезная штука, тролли ее боятся. Еще, говорят, ниже по течению речные пираты объявились. К нам, хвала Безымянным, пока не совались, а заявятся - встретим с почетом и лаской.
- Может, потому и не суются, что про катапульту наслышаны… и про храброго хозяина! - Сокол хлопнул Кринаша по плечу и двинулся к выходу, оставив двоих матерых вояк наперебой вспоминать славную осаду Найлигрима.
Возле очага Орешек задержался - он любил игру в «радугу». Захотелось раздвинуть круг игроков, втиснуться между ними, взять из рук соседа коробку с гремящими в ней плоскими костяшками, тряхнуть ее так, чтобы вокруг кисти крутанулась и снова в ладонь пришла…
Нельзя. Сокол. Сын Клана.
А вот Челивис забыл про свою спесь. Сидит бок о бок с матросами, что вернулись с пристани, гремит костяшками, сыплет прибаутками. Вроде ему везет…
А ну-ка, ну-ка, глянем повнимательнее… Ого!
Матросы эти, караси речные, может, и не замечают ничего, а Орешек, пообтершийся в кабаках Аршмира, профессионального игрока всегда узнает. Хотя бы по особому гибкому движению правой кисти… по манере располагать пальцы на коробке… по левой руке, с виду расслабленной от плеча до кончиков пальцев, а на самом деле - напряженной, готовой незаметно вступить в игру…
Орешек встал за плечом одного из игроков, сохраняя вид скучающего зеваки. И на Челивиса зря не таращился, зная точно, что именно хочет увидеть.
Вскоре он понял: надо предупредить Айфера, чтоб с почтенным Сыном Рода играть не садился. Везение у того - рукотворное…
Но каков мастер! Орешек и сам умел жульничать в «радугу», ему ставили руку лучшие портовые шулера… но этот знатный господин мошенничает так" чисто и красиво, что можно только восхититься и позавидовать.
Ай да Челивис!.. Может, он и впрямь едет в столицу принять наследство (не стал бы врать в дороге - примета плохая). Но чем он в Фатимире промышлял - можно догадаться…
Орешек вспомнил всадников, скачущих берегом реки, и Челивиса, сползшего от страха под скамью… В Фатимире, можно предположить, остались люди, которые о чем-то не до конца договорили с везучим игроком. И были бы весьма не прочь изловить его и закончить беседу…
Посмеиваясь, Орешек двинулся к выходу. Разоблачить шулера ему и в голову не пришло. Каждый добывает деньги как умеет.
Холодный осенний ветер ударил в разгоряченное лицо, чуть не вырвал из рук дверь. Орешек полной грудью вдохнул запах мокрой хвои, долетевшей из-за частокола. Это было приятно, но еще приятнее было знать, что в любой момент можно вернуться в светлый, хорошо протопленный «зал». Только тот, кто бродяжил, знает, какое это счастье - крыша над головой в ненастный вечер. Даже временная, не своя…
За углом дома, с подветренной стороны, послышались приглушенные голоса. Орешек насторожился: слуги-то в доме… не воры ли там шушукаются?
Шагнул с крыльца, но остановился, услышав задорный смех Ингилы. Досадливо повел плечом, повернулся, чтобы уйти в дом (не из деликатности: подслушивать Орешек любил и умел; просто - на кой ему чужое любовное чириканье?). Но помедлил, заслышав перебор струн.
Лютня негромко вызванивала мелодию. Голос Рифмоплета то ли выпевал, то ли плавно выговаривал:
Мама в детстве мне песенку пела. «Счастливее всех будет тот,
Кто по радуге, как по крутому мосту, через небо пройдет».
Не забылась мечта, не оставила детская сказка меня,
Семицветной надеждой плясала вдали, ярким чудом маня.
Без оглядки и без сожаленья оставил я старый мой дом,
И чужие дороги меня окружили змеиным клубком.
Повели, заморочили, спутались - слякоть, колдобины, грязь.
За крутым поворотом - с ухмылкой - лихая беда заждалась.
Не заметишь, как выведет тропка в коварную зыбкую мглу.
Где кусты тебе вслед меж лопаток разбойничью бросят стрелу.
Тетива пропоет - и уляжется мертвым меж сумрачных скал
Дуралей, что цветную тропу в черном мире наивно искал.
И отчаялся я, и поверил, что нет на земле красоты…
Но на горестный стон серебристою песней откликнулась ты.
На раскрытой ладони тебя перекресток, как дар, протянул.
Не гадая, не думая, я на твой смех, как на зов, повернул.
Пусть мне радуга под ноги ляжет сама - не сойду я с пути!
Мне судьба - за тобой по камням, по ухабам, по кучам брести,
Лишь бы ритмом любви отзывался в крови твой танцующий шаг…
Ты взглянула в глаза, улыбнулась и звонко сказала: «Чудак!
Понаплел, понапутал - сама уж не знаю, где сказка, где быль…
Но откуда взялась на твоих сапогах семицветная пыль?..»
Струны смолкли. Орешек прочувствованно вздохнул: песня ему понравилась.
Но Ингила была далека от того, чтобы благодарно размякнуть в мужских объятиях.
- Дурак! - выкрикнула она неожиданно злым, резким голосом. - Ты это так видишь, да? Путь по радуге? А знаешь, что это такое - зимой ночевать в придорожных кустах, потому что крестьяне в ближайшей деревне спустили на тебя собак?.. Возвращался бы лучше домой, к родным!
Рифмоплет ответил холодно и твердо:
- Иногда лучше ночевать в мороз в придорожных кустах, чем вернуться к родным!
Орешек покрутил головой и вернулся на крыльцо, предоставив этой парочке разбираться в своих бурно развивающихся отношениях.
У двери задержался, бросил взгляд на окно наверху. Кажется, в этой комнате он оставил Фаури?
«Надо же! Вечная Ведьма! С ума сойти… »
