Книга: Золотое руно
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Толстые мосиноэхии и другие
Дальше: ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ Вверх по реке Фасис

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
«Арго» приходит в Колхиду

В тот день поднялся сильный северный ветер и волны необычайной высоты, шипя, хлынули на плоский берег. Когда аргонавты оглянулись на море, они увидели крупное судно, державшее путь на восток примерно в миле от берега. То был первый корабль, который они заметили с тех пор, как оставили земли мариандинов. По очертаниям он напоминал коринфские. Линкей вгляделся в него и сообщил:
— Гребцы, судя по их закрученным узлом волосам и полотняному платью, — колхи, но некоторые из пассажиров, которые вычерпывают воду шлемами и блюдами, имеют до странного греческий вид. На корабле случилась течь, в передней его части, как я думаю, близ кормы смыло часть фальшборта. Гребцы изнурены, но судовладелец хлещет их по спинам бичом и принуждает грести.
Некоторые из аргонавтов взбежали на небольшой холм позади береговой полосы, надеясь лучше рассмотреть корабль. Колхидское судно пыталось обогнуть оконечность Ризоса и найти убежище в бухте с другой стороны, где имелся длинный и гостеприимный пляж.
Поллукс сказал со вздохом:
— Увы, бедняги, ничего у них не выйдет!
— Очень даже выйдет! — вскричал Идас. — Они тянут судно как дикие кони.
— Не забывайте о подводном рифе, мимо которого я вас провел, — сказал Анкей Большой. — Он заметен, как только спадает волна; а есть и надводная скала примерно в полете стрелы от берега, как раз за точкой, которой они достигли.
Едва Анкей кончил, как огромная волна подняла корабль и, перевернув, швырнула его на ту самую скалу, которую Анкей только что упомянул. Корабль тут же разлетелся в щепки, и по ветру донесся крик утопающих.
— Выходит, я ошибся, — ухмыляясь, сказал Идас. — Вот они и пропали.
Линкей сообщил:
— Четверо греков ухватились за мачту. Один ранен. Они ногами отбиваются от двух моряков-колхов, которые вцепились в шкоты и пытаются занять более безопасное положение. Ого! Смотрите-ка! Вот у того грека нож в зубах, он обрубил шкоты. Теперь они могут доплыть до берега на мачте. Эвфем — пловец уже бежал к месту, близ которого разбился корабль. Он очень быстро бежал. Когда он добрался до кромки воды, он бросился в волны и поплыл под ними, словно выдра или тюлень, пока не появился вновь около четверых, которые держались за мачту. У одного из них кровь текла из глубокой раны в голове, товарищи с трудом его поддерживали.
— Оставьте его мне! — крикнул Эвфем, подплывая поближе и проделывая в воде трюки с целью показать свое мастерство.
— Возьми его, во имя Матери! — ответил один из них.
Вскоре Эвфем, плывя на спине, доставил раненого на берег, в полумиле от места крушения. Остальные, работая ногами, направили свою мачту к тому же безопасному месту. Но они не смогли бы выбраться на берег, не окажи им помощь Эвфем. Он снова бросился в воду и доставил их на пляж по одному. Когда все они были на берегу, они наконец обняли его самым нежным образом, какой себе можно представить, заявив на варварском греческом, что он заслужил их вечную благодарность.
— Вы похожи на греков, — сказал Эвфем.
— Мы и есть греки, — ответил один из них, — хотя и не были никогда на родине. Мы — минии по крови, что, как мы понимает, означает самое благородное происхождение, каким может похвастаться грек.
— Подойдите к нашему капитану, которого зовут Ясон, сын Эсона, — сказал Эвфем, — и расскажите ему вашу историю. Он и сам миний, и еще несколько человек из нас.
Ясон приветствовал потерпевших кораблекрушение, пригласив обсохнуть у костра. Он дал им одежду переодеться и теплого вина. Мопс перевязал голову раненого полотняными бинтами, но сперва смазал рану своим снадобьем. И только когда гости немного пришли в себя и отдохнули, Ясон их вежливо спросил:
— Незнакомцы, кто вы? И куда, позвольте спросить, направлялись на вашем корабле, когда этот ужасный шторм разнес его в щепы?
Их предводитель ответил:
— Я не знаю, слышал ли ты когда-нибудь рассказ об эолийском греке по имени Фрикс, который бежал из Фессалии около тридцати лет назад, потому что его отец, царь Афамант, намеревался принести его в жертву? Ну, и он благополучно добрался до Колхиды и нашел убежище при дворе царя Ээта, эфирца, который переселился туда за несколько лет до того. Фрикс женился на дочери Ээта, царевне Халкиопе. Мы — четверо сыновей от этого брака, но наш отец Фрикс умер два года назад, и мы не в самых лучших отношениях с нашим дедом, суровым стариком. Недавно мы решили посетить Грецию, потому что наш отец говорил нам, что нас ждет ценное наследство, когда мы заявим свои права на него в Орхомене, то есть в беотийских землях его отца Афаманта. Когда мы обратились к царю Ээту за разрешением отплыть, он согласился неохотно и при условии, что мы сперва посетим Эфиру, чтобы узнать, что сталось с его тамошними владениями, и заявить формальные претензии на них от его имени. Мы согласились на его условие, но провели в море только два дня, когда, как ты сам видел, потеряли корабль, и все свое имущество. Но если бы не твой благородный спутник, мы бы, похоже, и жизни свои потеряли, ибо он протащил нас через прибой, когда силы наши уже иссякли. Наши имена — Атрей (вон тот, раненный в голову), Меланион (смуглый, который за ним ухаживает, и похож на свою колхидскую бабушку), вот этот — Китиссор (знаток вольной борьбы), и Фронт — это я, Фронт, старший из четверых. Мы всецело к твоим услугам.
Ясон протянул руку.
— Какая странная встреча. Я обращался с вами так любезно, как если бы вы были моими родичами, и оказалось, что вы и есть мои родичи! Мы с вами — троюродные братья. Ваш дед Афамант и мой дед Кретей были братьями. И у вас есть другие родственники среди нас (их генеалогию я объясню позднее) — Периклимен и Меламп из Пилоса, Идас и Линкей из Арены и Акаст из Иолка.
Фронт, схватив его за руку, спросил:
— Как же вышло, что ты здесь, на этом корабле? Разве не закрыли троянцы проливы для любого грека, желающего торговать в Черном море? Они взяли торговлю в свои руки. Наш дед Ээт — союзник Лаомедонта, троянского царя, помогает ему кораблями и людьми. Ибо, хотя он и сам грек, он говорит, что греки неизбежно приносят повсюду беду. Амазонки, как слышал, дали Лаомедонту подобное же обязательство, заявив, что греки слишком спешат хвататься за оружие и слишком медлят принести дары. Есть, кстати, три брата-фессалийца, живущих в Синопе среди пафлагонцев, которые опозорили имя греков; они слывут прожженными мошенниками и скрягами.
Ясон поинтересовался дальнейшими сведениями об этих трех братьях, Фронт ответил:
— Сам я с ними никогда не встречался, но один из них, Автолик, самый жуткий вор во всей Азии, по словам троянцев, он мог украсть нос с лица человека, пока тот спит, или треножник из-под жрицы, пока она пророчествует. Но троянцы не осмеливаются захватить этих братьев и предать смерти, ибо пафлагонцы считают их особыми людьми и благодетелями страны, они бы перекрыли южную торговую дорогу с востока.
Автолик, улыбаясь, сказал:
— Никогда не верь словам криводушного троянца, благородный Фронт. Верь простодушным пафлагонцам, которым я и два мои брата действительно оказали существенные услуги. И не охраняйте слишком бдительно ваши носы, пока спите, ибо клянусь, что я их не трону до тех пор, пока вы не тронете наши. Именно так я всегда говорил троянцам.
Все общество рассмеялось этой шутке, а Фронт извинился перед Автоликом и его братьями, заявив, что если они действительно те самые три фессалийца, их добрые и честные лица сами по себе — опровержение клеветы, возведенной на них их соперниками в торговле. Братья великодушно простили его, сказав, что любая жалоба на них со стороны ревнивых троянцев ласкает им слух.
Затем Ясон сказал:
— Фронт, эти три добрых фессалийца взошли на борт нашего корабля после того, как закончили все свои дела в Синопе, потому что слава о наших священных поисках достигла их и воспламенила их сердца желанием в нем участвовать.
— В самом деле? — сказал Фронт, у которого на душе полегчало, как только переменили тему разговора. — И в чем, если можно спросить, заключается ваши священные поиски?
Ясон ответил:
— Скажу тебе откровенно: отнять Золотое Руно у царя Ээта и возвратить его в святилище Лафистийского Зевса, туда, откуда твой отец давным-давно отважно взял его. Ты и твой брат, без сомнения, захотят участвовать в этих поисках, и если вы поможете нам, обещаем, что ваши претензии на земли Афаманта будут благожелательно рассмотрены правителями Беотии, а те, кто захватил их, будут изгнаны. Вы ведь понимаете, что удача клана миниев зависит от возвращения Руна — я верю, что сама Триединая Богиня выбросила вас на этот берег.
Фронт сказал:
— Твои слова странно звучат для наших ушей. Наш дед, царь Ээт, никогда не отдаст Руно по доброй воле, а у него войском в пять тысяч человек, флотом в тридцать быстрых галер, и каждая по величине — как ваша; его флот, если вам удастся захватить Руно, бросится в погоню и неотвратимо, как судьба, настигнет вас. Позвольте мне вас предупредить, прежде чем я продолжу, что два бронзовых быка выставлены во внутреннем зале дворца нашего деда. Они сделаны по образцу быка, которого Дедал подарил жрице критской Пасифаи, но посвящены жестокому таврическому богу войны. Когда наш дед схватит вас, он заточит вас по двое в брюхах этих быков, разведет под ними священный огонь, на котором вы изжаритесь и умрете. Ваши крики и вопли будут исходить из бычьих ртов, как рев, что доставит ему бесконечное удовольствие. Скажи мне, родич, с чего это вам в голову взбрело, будто Триединая Богиня, которую мы почитаем в Колхиде как Птицеглавую Мать, или Невыразимую, благосклонна к вам, пытающимся расстроить ее замыслы? С чего бы ей соглашаться возвращать Руно своему мятежному сыну, у которого она сама его похитила?
Ясон ответил:
— Великие Олимпийские божества — Зевс, Посейдон, Аполлон, Афина и Артемида — все лично благословили это предприятие, никоим образом не столь трудное, сколь многие другие, которые, как вы знаете, были успешно осуществлены. Когда, например, Геркулес Тиринфский был послан царем Микен Эврисфеем захватить пояс Ипполиты, царицы амазонок…
Здесь его перебили Меланион и Китиссор:
— О, да, все мы слышали о Геркулесе, великом тиринфце. Если бы Геркулес явился с тобой, это было бы, возможно, другое дело. Даже наш дед Ээт его боится.
Ясон сказал:
— Тогда позвольте вам сообщить, и я, если пожелаете, подтвержу это клятвой, что Геркулес — участник этого похода. Загляните в рундук под скамьей, ближайший к корме, вы найдете там кое-что из его имущества, включая и шлем, размером с котел, и громадные кожаные штаны. Он высадился на берег за несколько переходов отсюда по частному делу, и мы ожидаем, что довольно скоро он вновь к нам присоединится, — вероятно, на корабле, предоставленном ему его друзьями, мариандинами. Но мы не менее храбрые, чем Геркулес, намерены выполнить нашу задачу и без него, если он надолго задержится. Что касается Триединой Богини, то мы искренне преданы ей и были на Самофракии посвящены в ее главнейшие обряды. Она дала свое согласие на этот поход и одарила нас самыми благоприятными из всех возможных ветров. И пусть я умру на месте, если говорю неправду.
— Но какая ей может быть выгода от того, что ты вернешь Руно? — спросил Фронт.
— Я не говорю, что ей в этом есть выгода, — ответил Ясон. — Но она, по меньшей мере, не возражает против наших поисков, ибо у нее самой есть для нас поручение, которое надо выполнить в Колхиде. Она хочет, чтобы мы укротили дух твоего отца, Фрикса.
— Вот как? — вскричал Фронт. — А я и понятия не имел, что он не знает покоя. Колхи устроили ему великолепные похороны.
Ясон был озадачен.
— Я так понял, что его тело не было погребено, — неуверенно возразил он.
— И оно и не погребено, — сказал Фронт. — В Колхиде мужчин вообще не погребают, только женщин. Погребать мужчин запрещает вера колхов, и хотя царь Ээт просил позволения у своего Государственного совета сжечь тело нашего отца на погребальном костре, а кости, как водится у греков, положить в землю, жрецы ему в этом отказали, и больше он не настаивал. У нас почитается, наравне с Триединой Богиней, Бог Солнца, а поэтому огонь священен. Нельзя сжигать трупы мужчин, иначе огонь будет осквернен; нельзя зарывать их в землю, которая также священна. Поэтому у колхов принято заворачивать трупы мужчин в необработанные бычьи шкуры и подвешивать к верхушкам деревьев, чтобы их поедали птицы. Тело нашего отца было подвешено с большим благоговением и торжественностью к высочайшей ветви высочайшего во всей речной долине дерева, гигантского тополя, и никого из нас до сих пор не потревожило явление его духа.
— А это правда, что Руно висит в роще героя Прометея, который почитается там, как бог войны? — спросил Ясон.
Фронт ответил:
— До тебя дошел неверный рассказ, Руно посвящено Прометею и находится в его оракуле, недалеко от города Эа, где он почитается, как герой, а не как бог. Я объясню, почему попал в эту историю бог войны. Когда двадцать пять лет назад наш дед Ээт женился на дочери крымского царя, таврийке, и заключил с таврами военный союз, она привела с собой в Эа свою таврийскую охрану. Желая сделать приятное ей и своему тестю, наш дед посвятил переднюю часть оракула за высокой оградой героя таврическому богу войны, а дальнюю часть оставил герою. То есть, чтобы проникнуть туда, где висит Руно, надо пройти мимо бдительной стражи отряда вооруженных жрецов-тавров, день и ночь охраняющих стойла своих священных быков. Ээт наделил их этим даром во времена, когда боялся, что греческие налетчики могут попытаться украсть Руно. От его колхской царицы у него есть дочь, Медея, которая теперь — жрица Прометея и кормит огромного змея, в которого воплотился наш герой. Это — питон индийской породы, который сбивает добычу, зверя или птицу, зачаровывая их своим смертоносным, неусыпным взором, а затем обвивая и удавливая своими холодными кольцами. Прометей не выносит присутствия в своей ограде кого бы то ни было, кроме царевны Медеи, которая поет древнее заклинание, чтобы он вел себя спокойно. Ее должности жрицы не станет завидовать ни одна женщина.
У Ясона побледнели щеки, когда он услыхал этот рассказ, он онемел. Но он слишком далеко зашел, чтобы можно было с честью отступать. Адмет из Фер сказал Фронту вместо него:
— Никого из нас не повергло в страх то, что ты сказал, родич, и ты полностью отдал себя в распоряжение нашего предводителя. Я требую, чтобы ты и твои братья поклялись, что будете послушно следовать за ним, пока мы не доставим Руно в Грецию. Если вы откажетесь принести присягу, я убью вас на месте, несмотря на близкое наше родство, ибо Ясон доверил вам тайну, в которую нельзя посвящать никого, кроме тех, кто поможет нам всеми силами.
Они принесли присягу в храме Марианеи, без крыши, который высился неподалеку. Его соорудили амазонки много лет назад во время своего налета на этот берег. Грубая черная статуя Богини стояла в нише, возле алтаря из валунов, готового принять их жертвоприношения. В три впадины на самом верхнем валуне они положили круглые белые камешки, похожие на яйца, и повернули их в соответствии с различными фазами луны.
Ветер прекратился в течение ночи. На заре, хотя море все еще волновалось, они вывели в море «Арго» и тронулись в путь. Подгоняемые легким бризом, веющим с берега, они медленно продолжали плавание мимо земель сварливых сапериев и стойких бизериев, которые живут по соседству с ними, там, где горы подходят к самому морю.
Они плыли весь день и часть следующей ночи, а затем легли в дрейф, когда настал штиль. Пройдя на веслах следующий день, они добрались до громадной, тонущей в тумане равнины, поросшей деревьями. В сумерках в тот же вечер они вошли в широкий Фасис, реку, которая проходила на сто двадцать или более миль от устья; но слишком устали, чтобы грести без перерыва. Сыновья Фрикса указали им скрытую заводь, где они могли бы переночевать, не опасаясь, что их потревожат. Наконец они прибыли в Конюшни Солнца.
Но прежде, чем они зашли в заводь, Ясон благоразумно встал на носу и выплеснул в реку из золотого кубка напиток из меда с чистой водой, попросив божество реки быть милостивым к «Арго», пока тот будет плыть по широкому и славному потоку.
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Толстые мосиноэхии и другие
Дальше: ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ Вверх по реке Фасис