Книга: Царь Иисус
Назад: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Глава двадцатая ЦЕЛИТЕЛЬ
Дальше: Глава двадцать вторая ЖЕНИХ

Глава двадцать первая ПОЭТ И МУДРЕЦ

Обо всем, что делал и говорил Иисус, сначала было написано по-арамейски, однако для прихожан нееврейских церквей делали перевод на греческий язык, и читать его нужно не без осторожности. Во-первых, есть несколько вариантов перевода. Во-вторых, занимались переводом люда часто невежественные, иногда лицемерные, а бывало, просто мошенники, тем не менее он служит для привлечения новых верующих и борьбы с властями, не делающими различия между хрестианами и иудеями. Как бы то ни было, у нас всего-навсего остов жизнеописания Иисуса, обрамленный всякими историями, которые втайне рассказывают посвященным по мере того, как те заслуживают доверия.
С хрестианством я столкнулся случайно. Во время гонений в Александрии в моем доме нашел пристанище старый и больной епископ-евионит, который решил доверить мне, как он считал, единственное истинно хрестианское учение.
— Почему ты решил оказать мне честь своим доверием? — спросил я его. — Ведь я не хрестианин.
— Потому что, хотя ты и не хрестианин, ты оказал мне истинно хрестианское гостеприимство. К тому же ты изучал наш Закон и наших пророков гораздо прилежнее, чем многие иудеи, а я сегодня, подобно пророку Илии, могу лишь пожаловаться Богу: «Довольно уже. Господи, возьми душу мою».
— Что ты имеешь в виду под хрестианским гостеприимством?
— То, что ты рисковал вызвать осуждение и не искал себе награды.
— Мне бы хотелось быть достойным твоего доверия, — сказал я.
Однако я видел сомнение на его лице, и он бы наверняка ничего мне не рассказал, если б не боялся, что его тайна умрет вместе с ним. Он с горечью воскликнул:
— Предатели из Рима и Сирии оскверняют святую истину и изображают чудовищем того, чью память я сам чту превыше прочих и хочу, чтобы ее не меньше меня чтил весь мир.
Я не мог согласиться с его осуждением всех языч-ников-хрестиан, да и разыскания, которые я с тех пор предпринял, доказывают, что сегодняшние верующие, не зная, на каком зыбком фундаменте стоит их вера, не должны, если по чести, называться предателями. Более того, во время гонений они выказали замечательную стойкость, а когда вспоминаешь, с какого дна они поднялись, — в Александрии немногие из них были бы допущены к участию в мистериях и даже к членству в самом простеньком питейном клубе, — то просто не верится, как им удалось создать себе такую благопристойную репутацию. Однако, как цели, так и содержание проповедей Иисуса нельзя по-настоящему понять вне той власти, которую он имел над людьми. Кстати, совершенно очевидно, что смысл его миссии остался недоступен основателям языческих церквей, поэтому они сделали из него центральную фигуру культа, от которого, будь он жив, он бы отвернулся с отвращением и ужасом. Они представляют его евреем сомнительного происхождения, отступником, отменившим Моисеев Закон и связавшимся с греческими гностиками, к тому же претендующим на Фебово величие, причем на основаниях, в которые требуется слепо верить, думаю, потому что иначе их не принял бы ни один разумный человек. Однако, как мы уже знаем, Иисус не только был законным наследником царского титула, но и тщательно соблюдал Закон Моисея, не хуже любого из евреев. Всю жизнь он старательно убеждал своих соплеменников и сограждан, что никогда не было и не будет другого бога, кроме Бога Израиля. Однажды он возмутился, когда учтивый чужеземец назвал его «всеблагим учителем», потому что Всеблагим может быть только Бог.
Как царь милостью Божией и последний законный представитель одной из древнейших династий, он открыто выражал намерение исполнить все имевшие к нему отношение пророчества и довести историю своего дома до полного и окончательного завершения. Демонстрируя свою едва ли не беспредельную власть и бесконечную веру в Бога Отца, он хотел покончить с хвастливой пышностью царской жизни, с армиями, сражениями, налогами, торгашескими расчетами, женитьбами на чужеземных царевнах, роскошью двора, пошедшей от царя Соломона, и нищетой народа, и в то же время он хотел покончить с жалкой цикличностью рождения, произведения потомства, смерти и опять рождения, в которую его народ был втянут со дней Адама. Попросту высказать свои притязания на временную власть ему было недостаточно. Он твердо решил победить смерть, претерпев вместе со своими подданными так называемые страдания Мессии, которые должны были предшествовать царствию Божию на земле. И оправданием его решения было пророчество в двадцать пятой главе Книги Исайи: «Поглощена будет смерть навеки». В сказочно богатом и небывало мирном царстве все израильтяне, признавшие за ним три права — право царя, право пророка и право целителя, стали бы его подданными и жили бы не меньше тысячи лет, не зная заблуждений, болезней, бедности и страха смерти.
По-видимому, в этом царстве должно было быть несколько сословий в зависимости от степени просвещенности. Во главе стал бы он сам, царь от рождения, подчиняющийся только Богу Отцу и властвующий над коленом Иудовым. Под ним двенадцать правителей, двенадцать гилгальских столпов, по одному на каждое из оставшихся колен Израилевых. Это его шесть учеников, уже названных, — Иуда, Петр, Иаков, Андрей, Иоанн, Фома и еще шесть, избранных в саду Галилейском, после его пребывания в Назарете, — Филипп, Варфоломей, Симон Кананит, еще один Иаков, Матфей и Фаддей. Вместе с тремя тайными учениками — Никанором-ессеем, членом Синедриона, Никодимом, сыном Гориона, и его единокровным братом Иаковом-евионитом — они должны были составить Внутренний Совет, поделенный на три группы по пять человек, то есть целителей, пророков и законодателей. Избранными целителями предназначалось стать Петру, Иакову, Иоанну, Андрею и Фоме, избранными пророками — Иуде, Филиппу, Варфоломею, Симону Кананиту, избранными законодателями — Матфею, Фаддею, Ни-канору, Никодиму и Иакову-евиониту. Все они были израильтяне. В помощь им был бы учрежден Большой Совет из семидесяти двух человек, тоже израильтян, который стал бы центральной духовной властью над пятью районными синодами, представляющими синагоги.
Хотя не предполагалось допускать женщин к правлению, все же в этом царстве они бы обрели уважение к себе и возможность создавать религиозные хоры по обычаю ессеев-терапевтов в Египте, что не противоречит фарисейской традиции: «Ни муж без жены, ни жена без мужа, в Господе». Другим народам дали бы статус союзников, или зависимых союзников во всемирной империи, в которой главную роль играло бы Израильское царство, однако израильтянам предназначалось стать не высокомерными хозяевами, а нравственным идеалом, следовательно, они должны были бы строго исполнять Моисеев Закон. Предполагалось, что союзники признают основные положения новой морали, а также высшую власть Господа, однако это требование не должно было быть предъявлено незамедлительно даже тем, кто был ближе всего к израильтянам, у кого был с ними общий предок Ной, то есть армянам, киприотам, ассирийцам и киммерийцам из Северной Британии, не говоря уж об арабах, едомитя-нах, дорийцах, которые вполне могли претендовать на происхождение от Авраама. Но до конца тысячелетия свирепые мавры и каннибалы-финны тоже прошли бы через обрезание, признание Закона и стали бы Детьми Света.
Многие, кого Иисус избирал себе в ученики, под тем или иным предлогом отказывались от этой чести.
— Я приду, когда умрет мой старый отец, — сказал один.
На это Иисус ему ответил:
— Предоставь мертвым заботиться о мертвых, говорят египтяне.
— Нет, я не могу. Не могу.
Иисус не сомневался в близости царства Божия, хотя о дне и часе его прихода мог знать только Господь. Он не сомневался, что все люди, которым он проповедует, будут подвергнуты ужасным испытаниям, но не узнают смерти.
Когда минет тысяча лет, придет конец физическому миру, воскреснут мертвые и настанет Судный день. Царство Божие превратится в Небесное царство, или царство Божьей славы. В своей религии он захотел собрать все лучшее, что есть в теории и практике разных иудейских сект: саддукеев, еесеев, зилотов и ана-верян, то есть мессианских мистиков, — и соотнести это с человеколюбивой, но уж слишком тщательно расписанной доктриной фарисеев. Сам Иисус постоянно ездил бы по Святому царству из конца в конец как приглядывающий за своим стадом пастух и даже посещал бы Самарию, где крестьяне были по происхождению израильтянами, а священники и аристократы — чужеземцами, когда-то ради выгоды принявшими иудаизм.
В одной из версий «Деяний и речений Иисуса», принятой католической церковью, отважное появление Иисуса в Самарии приписывается, что весьма характерно, Иерусалиму. Дурацкая фальшивка! Мы читаем о том, как Иисус спасает женщину, которую фарисеи готовы побить камнями за прелюбодеяние, произнеся всего одну фразу: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Однако уже лет за сто до этого закон о прелюбодеянии стал мертвой буквой среди иудеев. Где бы ни согрешила женщина, ее должны были доставить на суд в Иерусалим, а ей стоило только заявить Высшему суду фарисеев, что она не знала этого закона, и оправдание ей было обеспечено, хотя суд обязал бы ее развестись с мужем и предупредил бы в присутствии двух свидетелей, что она больше никогда не должна видеться со своим любовником. Даже ее права, оговоренные брачным контрактом, остались бы при ней. Если же прелюбодеяние не было доказано, а лишь подозревалось, женщине давали выпить «горькой воды». Умри она, и ее объявили бы виновной, но поскольку «горькая вода» была всего лишь сильным слабительным, то женщина всегда получала оправдательный приговор. Только в Самарии неверную жену и ее любовника наказывали с первобытной жестокостью.
В Евангелии есть еще одно не менее странное место. Согласно оригинальной арамейской версии, Иисус в споре с саддукеем приводит рассказ о самарянине, который шел из Иерусалима в Иерихон и попал в руки разбойников, раздевших и избивших его. Той же дорогой шел священник и не остановился. Левит тоже подошел, посмотрел на беднягу и пошел дальше. Са-марянин же, проезжая мимо, сжалился над ним, перевязал ему раны, посадил на своего осла, привез на постоялый двор и там позаботился о нем. Мораль очевидна. Простые израильтяне, учившиеся в фарисейских синагогах, более религиозны, чем храмовые священнослужители. Поэтому когда на земле установится царство Божие, в нем будет мало религиозных вождей Израиля. «Многие же будут первые последними, и последние первыми». Веками саддукеи отказывали са-марянам в праве входить во внутренний двор Храма. Они считали их нечистыми, и это объясняет нежелание священника и левита помочь раненому. Иисус, хотя ему были известны провинности самарян, заявлял, что пропасть между ними и иудеями, которая стала неодолимой за двадцать лет до того, как произошло осквернение Двора священников, должна быть немедленно уничтожена, и уничтожена по-доброму. В римской же версии текст был намеренно исправлен так, чтобы подчеркнуть неприязнь язычников-хрестиан к иудеям вообще и к фарисеям в частности. История изложена в виде диалога между Иисусом и фарисеем.
Национальность жертвы не указана, а добрый богобоязненный израильтянин уже не израильтянин вовсе, а самарянин. Тоже глупость несусветная! Весь рассказ стал бессмысленным, как если бы написать «гражданин» вместо «карфагенянин» в какой-нибудь римской истории о сенаторе, всаднике и гражданине в определенной социальной ситуации, ведь священник, левит и израильтянин — такие же три сословия у иудеев, как сенатор, всадник и гражданин у римлян. Более того, в обеих версиях первая фраза Иисуса: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». На вопрос саддукея: «А кто мой ближний?» — он отвечает: «Человек, к которому израильтянин был милосерд», что в римской версии изменено противно всякой логике на: «Человек, который был милосерд к израильтянину».
В одном-двух случаях Иисус действительно порицал отдельных фарисеев, но он ни разу не сказал плохо о фарисеях вообще. Его речи были направлены против тех, кто оказался недостоин своих моральных притязаний, или против тех, кто не имел права называться фарисеем, а особенно против римлян и слуг Ирода, которые, играя на его диалектическом методе обучения, не раз пытались загнать его в ловушку и выудить из него что-нибудь революционное.
Как проповедник Иисус был прямым наследником знаменитых учителей этики, из которых самый гуманный и просвещенный — фарисей Гиллель, поэтому он не утруждал себя записыванием своих мыслей на бумаге. Фарисеям была хорошо известна тираническая власть написанного слова. Моисеев Закон, созданный изначально для управления полуварварским народом, живущих в горах пастухов и земледельцев, ко времени Иисуса напоминал уже ворчливого прадедушку, который пытается управлять семейными делами, сидя в инвалидном кресле и не имея ни малейшего представления об изменениях, происшедших в мире с тех пор, как он перестал выходить из дома. Его авторитет не подвергается сомнению, однако его не соответствующие времени приказания следует как-то интерпретировать, чтобы не обанкротиться. Например, если старик говорит: «Пора женщинам молоть на ручных мельницах просо», — это следует понимать, как: «Пора отвезти зерно на мельницу».
Гиллель и другие фарисеи настаивали на точном соблюдении Закона, насколько это было возможно и не обидно для их просвещенного восприятия Божественной милости. Однако их толкование Закона было устным, и, таким образом, его легко можно сбросить со счетов, если доказать, что оно было неточным или неправильным. Это фарисеи рекомендовали ввести десятину на все плоды земли, а не только на зерно и фрукты, и в то же время они смягчали закон в тех случаях, когда подчинение его букве оскверняло его дух. Например, в отношении нарушителей семейной верности фарисеи рассуждали так: «Или женщины самостоятельны и могут принимать такое же участие в религиозной жизни, как мужчины, или они не самостоятельны и их деятельность должна быть ограничена». В маленьких провинциальных местечках случается, что образованные и добродетельные женщины служат в синагогах, однако в основном они не показывают себя способными к религиозному образованию, да их никто к тому и не понуждает. Во Второзаконии о заповедях Божьих сказано: «Учите им сыновей своих». О дочерях там ни слова нет. Но необразованные женщины не могут нести ответственность за свое невоздержание, а вот мужчины, согрешившие вместе с ними, наверняка Закон знают. Хорошее знание Закона за женщинами признавал Моисей, и потому он считал правильным карать их смертью за прелюбодеяние, правда, тогда женщины были более ответственными за свои поступки, чем теперь, ибо пустыня давала им меньше искушений, чем город и даже деревня, к тому же сам Моисей учил их заповедям Господа. Значит, надо побить камнями мужчину и отпустить женщину? Нет, это тоже несправедливо, потому что тогда слабый мужчина будет целиком зависеть от сильной женщины, а ведь даже наш отец Адам не устоял перед призывной улыбкой женщины. Лучше всего предоставить обоих собственному покаянию и суду Господнему, ибо Он сотворил нашу праматерь Еву, и Он один в силах понять сердце неверной жены. Разве не сказано: «Блудница ведет себя так: она ест, потом вытирает рот и говорит: «Я не совершила ничего дурного».
Но яснее всего терпимость фарисеев в их отношении к субботе. Они категорически запрещали заниматься в субботу делами, которые можно сделать в другой день недели. Но если приписываемая Моисею заповедь, что человек должен возлюбить ближнего своего как самого себя, лишалась всякого смысла запретом нарушать субботу, когда, например, горел дом ближнего и оттуда неслись крики о помощи, — то суббота субботой, а людей надо было спасать. Гиллеля тоже однажды спасли от смерти, нарушив субботу. Он был еще совсем юным и, полузасыпанный снегом, стоял под окнами Академии, слушая дискуссию ученых мужей, потому что из-за крайней нужды не мог внести входной платы. Надо сказать, что ученые мужи поработали на совесть, когда растирали закоченевшего юношу, приговаривая: «Для него не грех нарушить субботу!» Иисус в точности соблюдал Закон, но, говорят, когда он увидел человека, который, нарушая субботу, помогал соседу, то сказал ему: «Если ты не знаешь, что делаешь, то священник должен отругать тебя, а если знаешь, то похвалить!»
Не только царем и проповедником был Иисус, но еще и пророком, лекарем и чудотворцем, таким, как Илия, Елисей, Исайя, Иеремия, Иезекииль, Даниил, Осия, Амос, Захария, Софония, Михей, Енох и другие. Пока он с миссионерскими целями обходил Галилею, в руках у него был пастушеский посох, а на плечах точно такой же плащ, какой носили все древние пророки, и позже он всех своих учеников одел в такие же плащи. Из его пророческих высказываний многие были умышленно искажены язычниками-хрестианами. Небезызвестно, что пророк считал себя устами Иеговы. Все, что он говорил, исходило не от него, а от Бога. Поэтому он всегда начинал со слов: «Так сказал Господь»; или: «Слово Божье снизошло до меня». А чтобы рот его всегда был чистым, он из опасения ложного пророчества не пил вина, разве что на своей свадьбе, получив освобождение от обета. Когда Иисус, бывало, говорил: «Я есмь воскресение и жизнь»; или: «Я есмь путь и истина, и жизнь», — то понимать это надо как речи от имени Иеговы и возвращать в текст опущенное начало. Любая другая интерпретация с исторической точки зрения немыслима. Обычно он начинал с дважды повторенного «аминь», которое означает: «Он был точен», а сам он произносил его в смысле: «Иегова в точности так объявляет». Язычники не хрестиане, желая сотворить Бога из Иисуса, перевели бесконечно повторяющееся «аминь» как «истинно», к тому же и его частенько опускали. Они приписали ему некоторые высказывания Гиллеля, Шаммая и Симеона Справедливого, а также других знаменитых иудейских моралистов, всего-навсего убирая слова глубокого почтения Иисуса к этим людям. Например: «Разве не знаете вы, что услышал Атигон Сахоский из уст Симеона Справедливого?» А Симеон сказал ему: «Не будьте рабами, которые служат господину за подарки, но будьте рабами, которые служат не за подарки, а из страха Божия». Или: «Разве вы не слыхали, что многоученый Гиллель — вечная ему память — ответил зубоскалу, который попросил преподать ему все заветы Божий, пока он будет стоять на одной ноге?» «Как не хотите, чтобы с вами поступали люди, так не поступайте и вы с ними. В этом весь Закон, а остальное — внешний блеск». Такое же утверждение, но без отрицания есть и в письме Аристея: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».
Он был учтивым царем и со своими подданными разговаривал на их языке. С пророками, такими, как Иоанн Креститель, он был поэтом, с учеными мужами — ученым мужем, с купцами и ремесленниками переходил на более простой язык, а со всеми остальными, не сведущими настолько, чтобы понимать высокую поэзию или непростые религиозные доктрины, говорил на языке, песен и притч.
Некоторые из его песен сохранились до наших дней. В основном в них содержится совет мужчинам и женщинам не позволять, чтобы тщеславие или занятость повседневными делами уводили их от размышлений о царстве Божием. Например:
Взгляни на воронов -
Они не сеют, не жнут,
Запасы зерна
В житницу не кладут,
Но Бог их пасет,
Как овец пастухи пасут.
Взгляни на лилии -
Нет у них ни прях, ни швей,
Но и сестра Соломона
Во славе своей
Не носила одежд
Пышней и белей.

 

В прозаическом переводе в «Деяниях и речениях Иисуса» написано «Соломон» вместо «сестра Соломона», хотя именно царица Савская восхищалась великолепным Соломоном, и это изменение нарушает поэтическое равновесие между воронами-мужчинами и цветами-женщинами. К тому же разрывается связь между этой песней и псалмом — песней любви «Вся слава дщери царя внутри», ибо царь здесь отец Соломона царь Давид, а его дочь — «сестра и супруга» Соломона — Суламита из «Песни песней». В переводе непонятно, почему выпали еще две строфы:
Вороны в очах Бога
Благодать обрели,
Во Илию Фесвитянина
В пустыне оберегли,
Хотя мясо их слыло нечистым
По уставам его земли.
Иже лилии с ними,
Бо луговину багрят
В память, что Авеля
Заклал нечестивый брат,
Они же первые по весне
Восставшим Авеля зрят.

 

Возможно, что странная похвала нечистым воронам из уст Иисуса таит в себе намек на известную вражду между вороном и совой, как говорят греки: «Сова — это сова, а ворон — ворон». Ворон был птицей целителя и пророка Илии, и, даже нечистый, он считался счастливой птицей, а сова была птицей Лилит, первой Евы, которую Иисус должен был уничтожить.
Еще проще, чем эта песня о вороне и лилиях, другая, которая начинается словами:
Оставьте стенанья:
Я вам облегчу мытарства. Блаженны бедные,
Яко тех есть Вечное Царство. Блаженны дарящие милость -
Много будет дано им.

 

Блаженны чистые -
Бога узреть суждено им.
Блаженны кроткие,
Ибо стол накрыт.
Блаженны голодные:
Трапеза предстоит…

 

И еще одна о милости Господней:
Проси — и тебе дастся.
Ищи — и обрящешь свой срок.
Стучи — и дверь отворится,
Потому что милостив Бог .

 

Песня «Когда неправым зришь себя» предлагает покорно принять внешнее давление, но с гордостью противостоять внутреннему. А в «Суди о дереве» утверждается критерий моральной оценки:
Суди о дереве по плоду -
Не суди по листку.

 

Некоторым своим притчам Иисус придавал форму народной баллады, как, например, притче о богаче и нищем в загробном мире, или вот этой:
Сеятель утомленный идет на сев,
Кожаная сума обок закреплена.
Вдоль веселых борозд видно, как он идет
Разбрасывать вдаль и вширь добрые семена.

 

Считается, что он сочинял стихи, вполне сравнимые со стихами Исайи и Иезекииля, но до нас они не дошли,
Иногда он преподавал своим ученикам уроки морали, совершая нечто символическое, как, например, в Кане, когда на свадьбе его племянника Палти кончилось вино, которое из-за. позднего часа уже нигде нельзя было купить. Расстроенный распорядитель празднества подошел к Иисусу и попросил у него совета, на что Иисус велел служителям наполнить сосуды водой, которой любой благочестивый иудей пользуется для мытья рук до и после еды, и нести ее на столы, словно это вино. Сначала они вроде не поверили ему, но его мать, которая была самой старшей, настояла, чтоб они делали, как им велят. Иисус первым отпил из чаши, похвалил вкус вина и его цвет и вообще вел себя как большой знаток.
— Такое вино Адам пил в раю, — сказал он.
Распорядитель последовал его примеру и тоже поклялся, что никогда не пробовал лучшего вина. Он хотел сказать, что согласен с утверждением Иисуса: «Чистота, то есть праведность перед Богом, лучше, чем чрезмерное питие, ибо Адам в дни невинности знал более чистые радости, чем его потомок Ной, когда изобрел вино, хотя в самом вине нет ничего плохого, однако чрезмерное его потребление привело Ноя к позору, а его сына Хама к греху и рабству». Евионит же, просвещавший меня, сказал, что Иисус имел в виду гораздо большее. Адам и Ева в раю не знали плотской любви — в «Песне песней» ее символ вино, — а когда, пав, предались ей, то родили Каина, первого убийцу, приведшего на землю смерть. Только вернувшись к невинной любви и отказавшись от опасных плотских радостей, человечество может рассчитывать на возвращение в рай.
Иисус и распорядитель празднества так убедительно разыграли свои роли, что пьяные гости поверили, будто они на самом деле пьют вино. Вот так языч-ники-хрестиане, не отказавшиеся ни от вина, ни от плотских утех, приписали Иисусу бесполезное балаганное чудо, из тех, которыми сирийские фокусники ублажают народ на ярмарках! Точно такими же чудесами они представили и другие его символические действа, например, когда он сделал вид, что насытил множество своих приверженцев пятью хлебами.
Это случилось на берегу моря Галилейского, когда Иисус удалился на лодке в пустынное место, а народ, всего около пяти тысяч человек, пошел за ним из города пешком и настиг его в окрестностях Тивериады. Иисус медленно проплыл еще несколько миль вдоль берега, пока не осталось около тысячи человек, а остальные, озлясь от голода, не вернулись домой. Тогда он вышел на берег, довольный, что все зеваки ушли и с ним лишь искренние искатели истины.
— Из пяти тысяч четыре тысячи ушли. Что нам делать с остальными?
Петр сказал:
— Господи, четыре тысячи человек ушли поесть хлеба, отпусти остальных, чтоб они тоже поели.
— Нет. Я накормлю их. Как говорится: «Правой отгоняй, а левой приглашай».
— Да нам бы и двух сотен драхм не хватило, даже если б тут вдруг оказалась лавка.
— Я дам им хлеба.
Что случилось дальше, записано в «Деяниях и речениях Иисуса», однако изначальный смысл происшедшего забыт из-за путаной записи.
Иисус сел на камень, а народу велел возлечь на траву.
— Для шести рядов по пятьдесят человек, — сказал он, — хватит пяти хлебов. А остальных я накормлю потом.
— Есть ли у кого хлеб? — спросил Петр, и вышел мальчик, у которого в одном мешке было пять хлебов, а в другом — несколько вареных рыбешек.
Иисус сказал ученикам:
— Будьте раздатчиками и возьмите каждый по корзине. В них положите хлеб, которым будете кормить людей. А ко мне призовите шесть раз по пятьде-
, сят мужчин и женщин и усадите их передо мной так, чтобы с южной стороны оставалось пустое место. Но сначала пусть они все вымоют в Озере руки.
Когда это было сделано, он произнес проповедь о животворном хлебе, то есть о слове Божьем, и о том, как хорошо вкушать его день за днем круглый год. Он напомнил людям, как пророк Елисей накормил сто человек двадцатью хлебами, сказав: «Так сказал Бог, они все насытятся хлебом, и хлеб еще останется!» Ибо хлеб Елисеев был не простой, а первый хлеб с первых выращенных в Бет-Шалише снопов, который с благодарностью приносят в жертву Богу, ибо в нем пребывает дух страды, в этом хлебе из Дома Хлеба.
— Принесите мне пять хлебов, чтобы я освятил их!
Ему принесли пять хлебов, и Иисус освятил их, произнося слова, которые обычно произносят священники над приношениями первых плодов земли, потом разделил хлебы на куски и разложил поровну по корзинам.
— Ученики мои, — сказал он, — станьте все по правую руку каждого полуряда.
Они подчинились.
— Дайте каждому по хлебу!
Он сам пошел по движению солнца по кругу, беря у своих учеников корзины, давая каждому по несуществующему хлебу и возвращая корзинки, когда они якобы опустели.
— Ешьте с аппетитом! — крикнул Иисус. — Еще никогда не пекли хлеба вкуснее этого и сытнее!
И он показал пример, вонзив зубы в воображаемый хлеб и с удовольствием пережевывая его.
Одни смеясь, другие серьезно, но все последовали его примеру.
Когда же он вернулся на место, с которого начал обход, то подозвал к себе учеников. Они бросились на его зов. И он крикнул:
— Хлеб еще остался. Выложите его на траву. Они сделали это, и он сказал:
— Смотрите, здесь целых пять хлебов. Позовите еще пять человек, пусть они сядут тут.
Подошли еще пять человек и получили по воображаемому куску хлеба. После этого Иисус освятил вареную рыбу и раздал ее всем словно по целой рыбине.
— Четыре тысячи человек ушли, одна тысяча осталась. У кого есть глаза, чтобы видеть, пусть видит!
Сказав так, он попросил всех сидевших в кругу уступить место еще не вкушавшим хлеба. Когда перед ним расселись другие люди, он и им сказал проповедь о животворящем хлебе. Он напомнил им об Иосифе, который, провидев семилетний голод, построил в Египте семь огромных амбаров и по одному заполнял в каждый богатый год.
Он сказал:
— Иосифов отец Иаков с одиннадцатью сыновьями пришел в Египет за хлебом, и Иосиф назначил своих братьев раздавать хлеб людям так, чтобы каждый трудился неделю в очередь с остальными и хлеб брал из семи амбаров по очереди.
С этими словами он разделил большую кучу хлеба на семь маленьких и разложил их по семи корзинкам.
— Вот наши амбары, — сказал он и назвал двенадцать своих учеников по именам патриархов, а так как ему нужен был еще один человек, чтоб он стал Вениамином, то он вызвал в круг юношу, который поделился с ним хлебами и рыбой.
Иисус сказал ему:
— Возвращайся на свое место в кругу, Вениамин. Пять хлебов в этих корзинах по праву твои, ибо сказано: «Доля Вениамина была впятеро больше». Псалмопевец тоже говорил: «Там Вениамин-младший — князь их».
И он громко крикнул:
— Имеющий глаза да увидит. Четыре тысячи ушли, одна тысяча осталась. И еще один Иосиф под рукой!
Все насытились, вымыли руки, и Иисус, благосло^ вив людей, вернулся на свое место на корме лодки. Подняли парус, немного отплыли от берега, и Иисус спросил учеников:
— Сколько хлебов я разделил между страждущими в первый раз?
— Пять.
— А сколько было корзин?
— Двенадцать.
— А сколько хлеба осталось?
— Еще на пять человек.
— А во второй раз?
— Столько же хлеба, только в семи корзинах. Пять хлебов осталось, и их все отдали одному человеку.
— Хороший ответ. В первый раз были четыре тысячи человек, которые ушли, во второй — одна оставшаяся тысяча. Кто понял, как я считал?
Только Матфей и Фаддей сказали, что поняли.
— Фаддей, объясни, что такое четыре тысячи, которые ушли.
— Это четыре тысячи лет, что минули со дня сотворения Адама, о которых ты говорил нам.
— А двенадцать корзин?
— Это двенадцать знаков зодиака и двенадцать египетских месяцев, по тридцать дней в каждом, о которых ты тоже говорил нам.
— А пять хлебов?
— Это пять времен года, по семьдесят два дня в каждом, о которых ты тоже говорил нам и которые вместе составляют триста шестьдесят дней египетского года.
— А пять хлебов, которые остались?
— Это пять дней, что добавляются к году, и в каждом из них заключена великая сила.
— Хороший ответ. Матфей, разгадай другую загадку.
— Тринадцать раздатчиков — это тринадцать месяцев, и в каждом месяце четыре недели, как ты учил нас. В году триста шестьдесят четыре дня, о чем можно прочитать в Книге пророка Ионы. Один день — день сострадания — добавлен как день Хреста, Искупительного Младенца. Ему же посвящены пять дней и подчинены пять сил.
— Кто этот Младенец?
— Зерно, посаженное в добрую землю, как ты учил нас, дает первые плоды, посвящаемые Богу.
— Кто эта тысяча, которая осталась?
— Тысяча лет наступающего царствия Божия.
— Хороший ответ. Кто скажет мне о рыбах? И Петр сказал:
— «Мы помним рыбу, которую в Египте ели». И Иисус укорил его:
— Ох, Петр, Петр, ошибся ты.
После недолгого молчания заговорил Филипп:
— Иисус был сыном Навина, то есть сыном рыбы. И ты тоже зовешься Иисус. Только имена ваши пишутся по-разному на разных языках. А сын рыбы тоже рыба. Иисус означает: «Иегова спасет». Ты, рыба, раздал Иисуса голодным, подразумевая, что Бог спасет их, если они прислушаются к твоим словам и подчинятся Закону Моисееву, ибо Моисей тоже рыба.
— Как так?
— Его вытащили из воды.
Иисусу понравился ответ Филиппа, и до наших дней тайный пароль хрестиан — это рыба, нарисованная носком башмака на пыльной дороге, или голова рыбы, сложенная из пальцев левой руки.
Мой рассказчик, однако, сказал, что это еще не все. Иисус, как то свойственно поэту, соединил простое со сложным. Простое — то, что Бог Израиля будет каждый день давать. людям хлеб насущный, если они посвятят себя служению Ему, вкушая слова, которые Он говорил Моисею и пророкам. Сложное состоит в том, что Моисей следовал египетскому календарю, в котором тридцать дней, три недели по десять дней в месяце и еще пять дней сверх всех месяцев, но ни в этом календаре, ни в другом, на который он был заменен во времена рабства, — двенадцать месяцев, зависимые от луны, и одиннадцать дней, добавляемые через определенные промежутки, — не было священной семидневной недели.
Среди множества великих деяний, которые должен был совершить Мессия, сын Иосифа, было и изменение календаря. Иисус еще не признал себя Мессией, так что, хотя его намерение перестало быть тайной, он удовлетворился извлечением морали без лишних свидетелей. Год делился на тринадцать месяцев, в каждом месяце двадцать восемь дней (этим календарем пользовались иудеи до прихода в Египет), в каждом месяце четыре недели, и только один день добавляется сверх этого — день зимнего солнцестояния, день рождения Иисуса, день, в который закладывается в землю священное зерно. Таким образом, последняя семидневная неделя становится восьмидневной. Восемь — традиционное число, именно поэтому на храмовых хлебах восьмиконечный крест. В новом календаре вместо лишних пяти дней, которые в Египте посвящены Осирису, Хору, Исиде и Нефтиде, есть только один, посвященный Сыну Человеческому, о котором пророчествовал Даниил. Ему все времена года платят день. Вениамин значит «Сын моей Правой Руки». Сын Человеческий должен восседать по правую руку от своего Отца, Вечного Бога, но еще правая рука у иудеев означает юг, где, кстати, в кругу других слушателей сидел юноша.
Иисус уклонился от объяснений, и язычники-хре-стиане неправильно поняли его. Им показалось, что он имел в виду: «Во мне исполнение всех пророчеств, относящихся к Таммузу, богу злаков». К тому же он родился в день рождения Таммуза в Вифлееме, то есть в Доме Хлеба, в пещере Таммуза, и качали его в веялке-корзине Таммуза. Еще они помнили о намеке, прозвучавшем в Кане: «Во мне исполнение всех пророчеств, относящихся к богу вина Ною, или Дусару, или Дионису. Я из Назарета, из Дома Вина». К тому же позднее он сказал своим ученикам: «Я есмь лоза, а вы ветви», — однако он имел в виду Иегову, а не себя и предварил свое пророчество двумя «аминь», «аминь». А еще через некоторое время он все-таки дал ученикам более солидное основание для заблуждений, но об этом мы поговорим в свое время. Некоторые хрестиане сотворили себе такой культ из Иисуса, что надели на большой палец кольцо с буквами «Jota Eta Sigma» , что значит «Распорядитель Живой Воды», то есть Дионис, но это также три первые буквы имени Иисуса на греческом языке.
Иисус был весь поглощен близким царством Божи-им, о чем говорит неожиданное пророческое озарение, сошедшее на него, когда он сидел в лодке на море Галилейском с Петром и Андреем, которые за весь вечер не смогли поймать ни одной рыбешки. Он им посоветовал забросить сеть в другое место, а потом подсчитать улов. Они так и сделали, и в сетях оказались сто пятьдесят три рыбины. Вряд ли стоило бы обращать на это внимание — иногда на дураков снисходят куда более ошеломительные озарения, — если не знать, что сто пятьдесят три — символическое число. Таково было количество языков на земле. Иисус сказал: «… чтобы взыскали Господа прочие человеки и все народы».

 

Назад: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Глава двадцатая ЦЕЛИТЕЛЬ
Дальше: Глава двадцать вторая ЖЕНИХ