О родителях и происхождении Тантала ведутся споры. Его матерью была Плуто, дочь Крона и Реи или, как считают некоторые, дочь Океана и Тефиды¹. Его отцом называют Зевса или Тмола — увенчанное дубовым венком божество горы Тмол; вместе со своей женой Омфалой он правил Лидийским царством, а однажды судил соревнование между Паном и Аполлоном². Одни называют Тантала царем Аргоса или Коринфа, другие говорят, что он отправился на север, из Сипила в Лидию, и стал царем Пафлагонии; там он навлек гнев богов и был изгнан Илом Фригийцем, у которого похитил младшего брата Ганимеда и склонил его к сожительству³.

b. От дочери речного бога Пактола Эврианассы или от дочери речного бога Ксанфа Эвритемисты, а может быть, от дочери Амфидаманта Клитии или одной из плеяд по имени Диона у Тантала родились дети: Пелоп, Ниоба и Бротей⁴. Некоторые, правда, называют Пелопа незаконнорожденным или сыном Атланта и нимфы Линос⁵.

c. Тантал был закадычным другом Зевса, который приглашал его на Олимпийские пиры, где боги пили нектар и амбросию. Так продолжалось до тех пор, пока удача не отвернулась от Тантала и он не разгласил тайны Зевса и не украл божественную пищу, чтобы поделиться ею со своими смертными друзьями. Еще никто не успел узнать об этом преступлении, как он совершил новое, еще более тяжкое. Пригласив олимпийских богов на пир, который должен был состояться на горе Сипил, а может быть, в Коринфе, Тантал обнаружил, что в его кладовых еды на всех не хватит, и то ли для того, чтобы проверить, насколько Зевс всеведущ, то ли для того, чтобы выказать свою добрую волю, он разрубил своего сына Пелопа на куски и подложил его мясо под видом прекрасного блюда, приготовленного для богов, как до этого поступили сыновья Ликаона со своим братом Никтимом, когда угощали у себя в Аркадии Зевса⁶. Все боги тотчас постигли, каким блюдом их угощают, и отвернулись в ужасе. Лишь богиня Деметра, полная скорби по похищенной у нее дочери Персефоне и ничего не замечавшая вокруг, съела плечо юного Пелопа⁷.

d. За эти два преступления Тантала царство его было разрушено, а сам он был низвергнут Зевсом в царство Аида и осужден на вечные муки, как Иксион, Сисиф, Титий, данаиды и другие. С тех пор он стоит в прозрачной воде, вечно томимый жаждой и голодом. Волны озера плещутся у его пояса, иногда даже достают подбородка, но стоит ему наклониться, чтобы утолить жажду, как вода бесследно исчезает, и только черная грязь остается у его ног. Даже если ему удается зачерпнуть пригоршню воды, она сбегает у него между пальцев, и он лишь смачивает потрескавшиеся губы, от чего жажда начинает напоминать о себе еще сильней, чем прежде. Над головой Тантала склоняются наливные яблоки, сладкие финики, спелые оливы и гранаты, но, как только он протягивает руку к лакомому плоду, налетает ветер, ветви отклоняются и плод становится недосягаемым⁸.

e. В дополнение к этому огромный камень — настоящий утес с горы Сипил — свисает над деревом и постоянно угрожает размозжить Танталу голову⁹. Так он наказан за третье преступление — кражу, отягощенную лжесвидетельством. Однажды, когда Зевс еще совсем ребенком находился на Крите и его вскармливала коза Амалфея, Гефест сделал для Реи золотого пса, который должен был сторожить ребенка. Впоследствии он стал сторожить храм Зевса в Дикте. Но сын Меропа Пандарей, бывший родом из Лидии, или критянин Милет, а может быть, даже Эфес решился украсть пса и отдать его Танталу, чтобы тот спрятал его на горе Сипил. Когда шум по поводу кражи стих, Пандарей потребовал у Тантала вернуть пса, но Тантал стал клясться Зевсом, что отродясь не только не видел, но и не слышал ничего о золотом псе. Эту клятву услышал Зевс и распорядился, чтобы Гермес узнал, как было дело. И хотя Тантал продолжал клясться, Гермес силой или хитростью обнаружил пса, и Зевс бросил Тантала под один из утесов горы Сипил. Это место до сих пор показывают; оно расположено неподалеку от Танталова озера, и там гнездится много белых орлов. После этого Пандарей и его жена Гармотея бежали в Афины, а оттуда на Сицилию, где и кончили бесславно свою жизнь¹⁰.

f. Другие утверждают, что золотого пса украл Тантал и доверил его сторожить Пандарею. За ложную клятву в том, что он никогда не видел золотого пса, разъяренные боги убили Пандарея и его жену или превратили их в камень. Осиротевших дочерей Пандарея по имени Меропа и Клеотера (которую некоторые называют Камиро или Клития) вскормила Афродита творогом, медом и сладким вином. Гера наделила их красотой и сверхчеловеческой мудростью. Артемида сделала их высокими и сильными, а Афина научила всем известным ремеслам. Остается лишь догадываться, почему эти богини проявили такую заботу, послав от своего имени Афродиту, чтобы та смягчила сердце Зевса к этим сироткам и нашла хороших суженых для них (если, конечно, эти богини сами не подтолкнули Пандарея на кражу). Зевс, должно быть, что-то заподозрил, потому что, пока Афродита уединилась с ним на Олимпе, гарпии с его согласия выкрали трех девушек и передали их эриниям, которые заставили их жестоко страдать за отцовские прегрешения¹¹.

g. Этот Пандарей был также отцом Аэдоны, вышедшей замуж за Зета, которому она родила Итила. Аэдона изошла завистью к своей сестре Ниобе, имевшей шестерых сыновей и шестерых дочерей. Пытаясь убить старшего из них, Сипила, Аэдона по ошибке убила Итила. За это Зевс превратил ее в соловьиху, которая в начале лета всегда оплакивает свое убитое дитя¹².

h. Наказав Тантала, Зевс с радостью оживил Пелопа, для чего приказал Гермесу собрать все части его тела и снова сварить в том же котле, над которым Зевс произнес заклинание. Богиня судьбы Клото вернула всем частям прежний вид, Деметра дала ему прочную лопатку из слоновой кости вместо той, что она обглодала, Рея вдохнула в него жизнь, а козлоногий Пан стал танцевать вокруг него от радости¹³.

i. Пелоп возник из волшебного котла таким красивым, что Посейдон тут же влюбился в него и унес с собой на Олимп в колеснице, запряженной золотыми лошадьми. Там он назначил Пелопа своим виночерпием и постельничим и стал кормить его амбросией. Позднее так же Зевс поступит с Ганимедом. Пелоп впервые обратил внимание на то, что его левое плечо сделано из слоновой кости, когда обнажил свою грудь в знак траура по своей сестре Ниобе. Все истинные потомки Пелопа имеют такую отметину. После его смерти лопатка из слоновой кости хранилась в Писе¹⁴.

j. Мать Пелопа Эврианасса тем временем всюду искала своего сына, не зная, что он вознесся на Олимп. От поваров она узнала, что ее сына сварили и подали богам в качестве блюда и те, похоже, съели все до последнего кусочка. Так рассказывают эту историю повсюду в Лидии, причем многие считают, что Пелоп, которого Тантал сварил в котле, и Пелоп, который наследовал Танталу, — это разные люди¹⁵.

k. Танталов сын-уродец Бротей вырезал самое древнее изваяние Матери богов, которое до сих пор стоит на утесе Коддина к северу от горы Сипил. Он был знаменитым охотником, но отказался воздать почести Артемиде, и та лишила его разума. Вскричав, что ему не страшно никакое пламя, он бросился в горящий погребальный костер и дал пламени истребить свою плоть. Некоторые, правда, говорят, что он совершил самоубийство из-за того, что все сторонились его безобразного облика. Сын и наследник Бротея был назван Танталом в честь своего деда¹⁶.

¹Павсаний II.22.4; Схолии к «Олимпийским одам» Пиндара III.41; Гесиод. Теогония и схолии, 355.

²Павсаний. Цит. соч.; Схолии к «Оресту» Еврипида 5; Плиний. Естественная история V.30; Аполлодор II.6.3.

³Гигин. Мифы 124; Сервий. Комментарий к «Энеиде» Вергилия VI.603; Диодор Сицилийский IV.74.

⁴Цец. Схолии к Ликофрону 52; Ферекид. Цит. по: Схолии к «Оресту» Еврипида 11; Гигин. Цит. соч. 83; Павсаний III.22.4.

⁵Лактанций Плацид. Истории из «Метаморфоз» Овидия VI.6; Сервий. Цит. соч. VIII.130 и сл.

⁶Гигин. Цит. соч. 82; Пиндар. Олимпийские оды I.38 и 60; Сервий. Цит. соч. VI.603 и сл.; Лактанций Плацид. Цит. соч.; Сервий. Комментарий к «Георгикам» Вергилия III.7; Цец. Цит. соч. 152.

⁷Гигин. Цит. соч. 83; Цец. Цит. соч.; Овидий. Метаморфозы VI.406.

⁸Диодор Сицилийский IV.74; Платон. Кратил 295е; Лукиан. Разговоры в царстве мертвых 17; Гомер. Одиссея XI.582—592; Овидий. Метаморфозы IV.456; Пиндар. Цит. соч. I.60; Аполлодор. Эпитома II.1; Гигин. Цит. соч. 82.

⁹Павсаний X.31.4; Архилох. Цит. по: Плутарх. Политические наставления 6; Еврипид. Орест 7.

¹⁰Антонин Либерал. Превращения 36 и 11; Павсаний X.30.1.

¹¹Павсаний X.30.1; Гомер. Цит. соч. XX.66 и сл.; Антонин Либерал. Цит. соч. 36.

¹²Гомер. Цит. соч. XIX. 518 и сл.; Аполлодор III.5.6; Ферекид. Фрагмент 138.

¹³Сервий. Цит. соч. VI.603; Пиндар. Цит. соч. I.26; Гигин. Цит. соч. 83.

¹⁴Аполлодор. Цит. соч. II.3; Пиндар. Цит. соч. I.37 и сл.; Лукиан. Харидем 7; Овидий. Цит. соч. VI.406; Цец. Цит. соч. 152; Павсаний V.13.3.

¹⁵Пиндар. Цит. соч.; Еврипид. Ифигения в Тавриде 387.

¹⁶Павсаний III.22.4; Аполлодор. Цит. соч. II.2; Овидий. Ибис 517 и схолии.

1. Как указывает Страбон (XII.8.21), Тантал, Пелоп и Ниоба были фригийцами. Кроме того, он приводит слова Деметрия Скепсийского и Каллисфена (XIV.5.28) о том, что это семейство обязано своим богатством копям Фригии и горы Сипил. Более того, в «Ниобе» Эсхила (цит. по: Страбон XII.8.21) говорится, что у Танталидов «на холме Идейском» имелся алтарь Зевса и что Сипил расположен «в земле Идейской». Демокл, которого Страбон цитирует с чужих слов, рационализирует миф о Тантале, утверждая, что его царствование было отмечено сильными землетрясениями в Лидии и Ионии, вплоть до Троады: исчезали целые деревни, гора Сипил разрушилась, болота превратились в озера, а Троя оказалась под водой (Страбон I.3.17). Павсаний также сообщает, что город на горе Сипил исчез в разверзшейся бездне, которая впоследствии заполнилась водой и стала озером Салое или Танталида. Развалины города виднелись на дне озера до тех пор, пока их не скрыли наносы из горного ручья (Павсаний VII. 24. 7). Плиний согласен с тем, что Танталида была разрушена землетрясением, но указывает, что на этом месте сменили друг друга три города, пока оно окончательно не скрылось под водой («Естественная история» V. 31).

2. Однако изложение Страбона, сколь бы археологически обоснованно оно ни звучало, не объясняет связи между Танталом и Аргосом, Коринфом и критским Милетом. Скала, висевшая над Танталом в Аиде и в любой миг готовая упасть, роднит его с коринфским Сисифом, вечное наказание которого было навеяно священным изображением, на котором солнце-титан в поте лица толкало перед собой солнечный диск, пытаясь затащить его вверх по склону небес в точку зенита (см. 67.2). Отголоски такого отождествления заметны в схолиях к Пиндару, однако в них наказание Тантала объясняется рационалистически: утверждается, что некоторые понимают камень как представляющий солнце, а Тантал — физик, отбывающий наказание за убеждение, будто солнце — это масса раскаленного добела металла (схолии к «Олимпийским одам» Пиндара I.97 и сл.). Ошибочно это священное изображение солнца-титана объединили с другим, на котором человек, стоящий по горло в воде, с мукой во взоре смотрел на переплетение ветвей, согнувшихся под тяжестью плодов; такое наказание риторы использовали как аллегорию судьбы, выпадающей на долю богатых и жадных (Сервий. Комментарий к «Энеиде» Вергилия VI. 603; Фульгенций. Мифологический компендиум II.18). Яблоки, груши, финики и другие плоды, висевшие у плеч Тантала, Фульгенций называет «плодами Мертвого моря», о которых Тертуллиан писал, что яблоко тут же превращается в тлен, если до него дотронуться пальцем.

3. Чтобы вся сцена обрела смысл, следует вспомнить, что отец Тантала Тмол был увенчан дубовым венком, а его сын Пелоп, одного из внуков которого также звали Тантал (см. 112.c), почитался как герой в Олимпии, где в обрядах участвовал «лесник Зевса». Поскольку — как это сейчас признается всеми — преступниками в Аиде были боги и герои доолимпийской эпохи, Тантал, очевидно, представлял собой царя-жреца, украшенного ветвями с висевшими на них плодами наподобие тех, что носили во время Осхофории (см. 98.w); этого царя затем сбрасывали в реку как фармака. Такой обычай сохранился в балканских деревнях в обряде Зеленого Георгия, описанном Фрэзером. Возникший на основе этого мифа глагол tantalizein (мучить кого-либо, показывая что-нибудь желанное, но не давая) помешал ученым понять, что муки Тантала вызваны не жаждой, а страхом перед тем, что его могут утопить или сжечь на костре, как это случилось с его безобразным сыном Бротеем.

4. Платон (Кратил 395е), возможно, прав, произведя имя Тантал от talantatos («самый бесталанный»), образованного от того же корня tla («страдающий» или «стойкий»), что и имена Атлант и Теламон, причем оба эти персонажа были героями культа дуба. Однако talanteyein означает «отвешивать деньги» и может служить указанием на его богатства. Похоже, что Тантал — одновременно и солнце-титан и лесной царь, культ которого из Греции через Крит (поскольку Пандарея называют критянином) достиг Малой Азии в середине второго тысячелетия до н.э., а в конце этого тысячелетия вновь появился в Греции, когда крушение хеттской империи вынудило многих богатых греков-колонистов покинуть свои города в Малой Азии.

5. Когда мифографы свидетельствуют о том, что Тантал был частым гостем на Олимпе, они тем самым признают, что некогда его культ доминировал на всем Пелопоннесе. Хотя пиры, на которые боги приглашали Тантала, никогда не смешивались с пиром, на который он сам пригласил богов, в каждом случае главным блюдом оказывался тот же суп из потрохов, который аркадские пастухи-каннибалы, поклонявшиеся культу дуба, готовили для Волчьего Зевса (см. 38.b).

6. Древний миф разочаровал позднейших мифографов. Они не только сняли с Деметры обвинение в сознательном поедании человеческого мяса и с возмущением отвергли возможность того, что все боги съели все до последнего кусочка на поставленном перед ними блюде, но и предложили сверхрационалистическое объяснение мифа. Тантал, писали они, был жрецом, открывшим непосвященным тайны Зевса. За это боги лишили его жреческого сана и наслали на его сына ужасную болезнь, но хирурги сделали ему множество костных протезов, причем от операций остались шрамы и создавалось такое впечатление, будто его сначала разрезали на куски, а потом вновь собрали в одно целое (Цец. Схолии к Ликофрону 152).

7. Кражу Пандареем золотого пса следует воспринимать так же, как и кражу Гераклом Кербера, что говорит о том, что ахейцы не боялись грозящего смертью проклятия, символом которого был пес, и захватили культовый объект, который был посвящен земле-богине Рее (бабке Тантала) и владелец которого обретал царскую власть. Олимпийские богини, судя по всему, отнеслись к краже Пандареем пса благосклонно, и, хотя пес принадлежал Рее, он сторожил святилище ежегодно умирающего критского Зевса. Поэтому миф указывает не на первоначальное осквернение святилища Реи ахейцами, а на временный возврат предмета поклонения приверженцами Реи.

8. Природа украденного культового объекта неопределенна. Им мог быть золотой ягненок — символ царской власти Пелопидов, скипетр с навершием в виде кукушки, который, как известно, Зевс похитил у Геры, палладий или эгида. Мало вероятно, чтобы это был золотой пес, поскольку пес был не предметом культа, но его хранителем, если, конечно, мы не имеем дело с вариантом уэльского мифа об Амафаон-ап-Доне, который похитил пса у Арауна («красноречие»), царя Аннума (Аида), благодаря чему ему удалось узнать тайное имя бога Брана («Белая богиня», с. 30 и 48—53).

9. Три дочери Пандарея, одна из которых, Камиро, носит то же имя, что и младшая из родосских богинь судьбы (см. 60.2), являют собой триаду богинь, которую унижает Зевс в наказание за бунт их поклонников. О верности триаде Тантала говорят рассказы о его сыне Бротее, изваявшем богиню на горе Сипил, а также рассказы о дочери Тантала Ниобе — жрице Белой богини, не признававшей олимпийских богов и имевшей в качестве священной птицы орла-лебедятника с озера Танталида. Омфала, как звали мать Тантала, говорит о наличии профетического святилища — «Пупа земли» — наподобие существовавшего в Дельфах.

10. Ежегодного фармака выбирали из числа самых некрасивых людей, что объясняется некрасивостью Бротея. Есть свидетельства того, что в Малой Азии фармака сначала хлестали морским луком по гениталиям (см. 26.3) под звуки лидийских флейт — следует отметить, что и Тантал (Павсаний IX.5.4), и его отец Тмол в легендах ассоциируются с лидийскими флейтами, — а затем сжигали на костре, сложенном из хвороста, и пепел бросали в море (Цец. Хилиады XXIII.726—756, цитирующий Гиппонакта, VI в. до н.э.). В Европе, очевидно, порядок был иной: фармака в обряде Зеленого Георгия сначала опускали в воду, затем избивали и лишь потом сжигали.