Книга: Элеазар, или Источник и куст
Назад: 2
Дальше: 4

3

Когда Эпеазару исполнилось двадцать лет, он вернулся в ланды Коннемары и, погостив несколько дней у родителей, отправился к пресвитерианскому пастору Гальвея, который согласился взять его к себе церковным служкой.
Маленькая протестантская англоговорящая община вела чрезвычайно замкнутое существование в этом откровенно враждебном католическом городе, где все говорили на гэльском языке. Городской порт некогда знал лучшие времена благодаря торговле с Францией, Испанией и даже Ост-Индией. Но войны Кромвеля и Вильгельма Оранского в XVII веке положили конец его процветанию. Теперь от былого благополучия осталось лишь несколько величественных руин, а среди них Spanisch Arch — Испанская Арка, на которой еще можно было разобрать изречение:
"В БОРЬБЕ ВОДЫ И ОГНЯ ВСЕГДА ГИБНЕТ ОГОНЬ”.
Элеазар часто размышлял над этой таинственной фразой. Не намекала ли она на Ирландию, страну вод, и Испанию, страну огня, и не отметил ли ее пессимистический дух пораженчества, — ведь принято считать, что огонь символизирует порыв, юношескую дерзость, волю к победе, а вода — печаль бессилия, покорное приятие повседневной действительности. Казалось, поговорка эта слетела с уст какого-нибудь испанца, томившегося в изгнании, на чужбине, далеко на севере, в этом туманном, дождливом крае.
И не следовало ли отсюда, что Ирландия — страна, лишенная огня? О, разумеется, нет; но если он и был у нее, этот огонь, то походил на нее самое — темное, как бы сырое, огнище, которое могло кое-как согреть, но не пылало, не давало яркого света, всего лишь мерцая недобрыми синеватыми сполохами, точно адские уголья, испепеляющие грешников в загробной тьме.
Да, таков он был — огонь, питаемый торфом, единственным топливом огромного зеленого острова. Элеазар не раз отваживался заходить в болотистые дебри, где люди, сами похожие на торфяные статуи, медленно вырезали из почвы особыми мотыгами четырехугольные бруски. Эти торфяные кирпичи складывались в штабеля с просветами, в которых свободно гулял воздух; за лето они подсыхали и к осени уже годились на топливо.
Работы эти были чужды Элеазару, — пастухи никогда не спускались в черные пасти торфяных ям. Но терпкий, всепроникающий запах торфа так крепко пропитал воздух, которым он дышал с самого рождения, что он не мог отделить его от других привычных запахов своего детства. И удастся ли ему когда-нибудь отмыть от него тело и душу?!
Назад: 2
Дальше: 4