Глава 12
Отчаянные и неуклюжие
Когда мы спустились с холма и пошли в направлении фермы, заморосил теплый дождик. Где-то вдалеке дважды пролаяла собака, но внизу все было тихо и спокойно.
Был уже полдень – отец и Джек, скорее всего, ушли на работу в поле, а значит, я смогу поговорить с мамой наедине. В пути у меня было много времени поразмыслить, и я не был уверен, что маме понравится присутствие Алисы, особенно если я расскажу обо всем, что произошло. Наверное, не стоило Ведьмаку отправлять ее со мной. Про Джека я вообще молчу: его реакция вполне предсказуема, учитывая то, как он относится к моей новой работе. Меньше всего на свете ему захочется впускать в дом племянницу ведьмы.
Когда мы прошли во двор, я указал на сарай.
– Лучше пока подожди здесь, – сказал я Алисе. – Я пойду и все им объясню.
Стоило мне это сказать, как из дома раздался громкий крик голодного ребенка. Мы с Алисой быстро переглянулись, и она тут же опустила глаза. В памяти всплыли картины прошлого – эта ситуация была знакома нам обоим.
Не сказав ни слова, Алиса пошла в сарай – ее молчание казалось довольно странным, ведь после произошедшего нам нужно было многое обсудить. Тем не менее всю дорогу мы почти не разговаривали. Наверное, она была расстроена тем, как Ведьмак с ней обращался: как он схватил ее за челюсть и стал нюхать. Возможно, это заставило Алису задуматься обо всем, что она делала в прошлом. Как бы то ни было, всю дорогу она предавалась своим грустным мыслям.
Может, надо было попытаться начать разговор, но я был слишком уставшим и измученным, поэтому мы шли молча, а потом и вовсе привыкли к этому. Я снова поступил опрометчиво: мне нужно было попытаться узнать Алису получше, и тогда в будущем я избежал бы многих неприятностей.
Когда я открыл заднюю дверь, детский плач прекратился, но я услышал другой звук – покачивание маминого кресла.
Кресло-качалка стояло у окна, но занавески не были задернуты, и я увидел, что мама пристально смотрит в узкую щелку. Она видела, как мы вошли во двор. Когда я зашел в дом, кресло закачалось быстрее, и мама долго смотрела на меня не мигая. Одна часть ее лица была в тени, а другую освещала толстая свеча в большом латунном подсвечнике посреди стола.
– Когда приводишь с собой гостя, нужно пригласить его войти в дом, – сказала мама удивленно и немного раздраженно. – Мне казалось, я обучила тебя правилам приличия.
– Мистер Грегори сказал, чтобы я привел ее сюда, – ответил я. – Ее зовут Алиса, и она жила у плохих людей. Поговори с ней, но сначала я должен рассказать обо всем, что произошло, на случай, если ты все-таки не захочешь видеть ее в своем доме.
Я придвинул стул поближе и рассказал маме обо всем без утайки. В конце моего рассказа она глубоко вздохнула, а потом ее лицо смягчила слабая улыбка.
– Ты все сделал правильно, сынок, – сказала она. – Ты новичок в этой работе, и твои ошибки простительны. Приведи бедную девочку и дай нам поговорить наедине, а сам сходи наверх и познакомься со своей малышкой-племянницей. Элли будет очень рада тебя видеть.
Я привел Алису к маме и ушел наверх.
Элли была в самой большой комнате. Раньше это была спальня родителей, но они отдали ее Джеку с Элли, потому что там хватало места для колыбели и еще двух кроваток, которые пригодятся для их растущего семейства.
Я осторожно постучал в приоткрытую дверь, но едва заглянул внутрь, как Элли сразу пригласила меня войти. Она сидела на краю большой кровати и кормила девочку, головка которой была спрятана в розовой шали матери. При виде меня Элли расплылась в улыбке, и я сразу почувствовал себя желанным гостем. Она выглядела очень усталой, а волосы были сальными и прилизанными. Я быстро отвел взгляд, но Элли заметила, как я посмотрел на нее, и прочитала все мысли в моих глазах, потому что быстро пригладила волосы.
– Ах, Том, извини, – сказала она. – Наверное, я выгляжу ужасно – всю ночь не спала, задремала только на часок. Это все вечно голодный ребенок, который плачет без остановки, особенно ночью.
– Сколько ей? – спросил я.
– Сегодня шесть дней. Она родилась в субботу после полуночи.
В ту ночь я убил Мамашу Малкин. На секунду в моей памяти снова всплыли ужасные воспоминания, а по спине пробежал холодок.
– Ну вот, наконец-то она наелась, – Элли улыбнулась. – Хочешь ее подержать?
Сейчас мне этого хотелось меньше всего. Ребенок был таким маленьким и хрупким, что я боялся слишком сильно сжать его или уронить, к тому же она еще не умела держать головку. Отказаться было нельзя, ведь Элли могла обидеться. Девочку я держал недолго, потому что, оказавшись у меня на руках, она тут же покраснела и начала плакать.
– Не думаю, что оно мне радо, – сказал я Элли.
– Это не оно, а она, – возмутилась Элли. – Не беспокойся, Том, дело не в тебе, – сказала она, улыбнувшись, – просто она опять хочет есть.
Элли снова взяла ребенка на руки, и он сразу же перестал плакать. Я не стал им мешать и пошел вниз на кухню, где услышал то, чего совсем не ожидал.
Из кухни раздавался смех – громкий и искренний смех двух людей, которые очень хорошо ладят друг с другом. Когда я открыл дверь и вошел в кухню, лицо Алисы снова стало серьезным, а мама все еще продолжала смеяться. Даже когда она остановилась, на ее губах играла теплая улыбка. Они хохотали над какой-то шуткой, я не стал спрашивать над какой, а сами они ничего не сказали. По их взглядам я понял: это что-то личное.
Однажды отец сказал мне, что женщины знают то, о чем мужчины и не подозревают. Иногда это заметно по их глазам, но никогда не стоит спрашивать, о чем они думают, иначе рискуешь услышать то, чего слышать совсем не хочешь. Как бы то ни было, этот смех сблизил их, казалось, что они знают друг друга давным-давно. Ведьмак был прав – кто, как не мама, мог помочь Алисе?
Я заметил кое-что еще: мама поселила Алису в комнате напротив своей спальни. Обе комнаты находились на втором этаже. У мамы очень тонкий слух, и если Алиса даже шевельнется во сне, мама это услышит.
Значит, она все-таки ей не доверяла.
Вернувшись с поля, Джек сердито взглянул на меня и что-то пробурчал себе под нос. Кажется, он очень разозлился. Зато отец был рад меня видеть и, к моему удивлению, даже пожал мне руку. Он всегда при встрече пожимал руку моим взрослым братьям, но со мной это случилось впервые. Я был очень горд, но почему-то немного загрустил: теперь отец относился ко мне как к взрослому мужчине, который идет по жизни своим путем.
Джек сначала зашел в дом, но потом стал меня разыскивать.
– Давай выйдем, – сказал он, стараясь говорить тише, чтобы никто не услышал. – Я хочу с тобой поговорить.
Мы вышли во двор, и он повел меня за сарай, к загону для свиней, где нас никто не мог увидеть.
– Что это за девчонку ты с собой привел?
– Ее зовут Алиса. Ей нужна помощь, – ответил я. – Ведьмак попросил меня привести ее домой, чтобы мама с ней поговорила.
– Что это значит? Какая еще помощь?
– Она жила у плохих людей, вот и все.
– Каких еще плохих людей?
Я знал, что брату это не понравится, но выбора у меня не было – надо было сказать правду, мама все равно все ему расскажет.
– Ее тетка – ведьма, но не беспокойся: Ведьмак уже все уладил. Мы побудем здесь всего несколько дней.
Джек взорвался – таким злым я его еще не видел.
– Ты что творишь?! – закричал он. – Где были твои мозги? Ты подумал о ребенке? В доме невинное дитя, а ты приводишь с собой человека из такой семейки! Я просто не могу в это поверить!
Он поднял кулак, и я решил, что он сейчас меня ударит, но вместо этого он изо всех сил ударил в стену – от грохота даже свиньи в сарае переполошились.
– Мама говорит, что все нормально, – возразил я.
– Ну конечно. – Джек вдруг понизил голос до злобного хрипа. – Разве она может отказать в чем-нибудь своему любимому сыночку? Она слишком мягкосердечная, впрочем, как и ты. Слушай, если что-то случится, ты мне за это ответишь. Мне не нравится эта девчонка – она хитрая. Я буду за ней хорошенько присматривать, и, если что-то пойдет не так, вы оба тут же окажетесь за воротами. А еще ты будешь работать на ферме, как и все мы. Она тоже пусть помогает маме по хозяйству.
Джек развернулся, чтобы уйти, но потом вдруг добавил:
– Ты, наверное, был так занят важными делами, что не заметил, как постарел и осунулся отец – работа дается ему все тяжелее.
– Ну конечно, я помогу! – крикнул я ему вслед. – И Алиса тоже.
За ужином все, кроме мамы, молчали. Скорее всего потому, что за столом был чужой человек. Воспитание не позволяло Джеку сердиться в открытую, но он хмурился и поглядывал на Алису так же злобно, как и на меня. Хорошо, что хоть мама была бодрой и веселой и пыталась разрядить гнетущую обстановку.
Элли пришлось дважды выйти из-за стола, чтобы успокоить малышку, которая кричала на весь дом – казалось, что от ее плача вот-вот рухнет крыша. Во второй раз Элли принесла ребенка к столу.
– Никогда не видела такого беспокойного ребенка, – сказала мама с улыбкой. – Ну, по крайней мере, у нее сильные и здоровые легкие.
Крошечное личико девочки все покраснело и перекосилось. Я бы ни за что не сказал об этом Элли, но этот ребенок был далеко не самым красивым: ее лицо напоминало маленькую злую старуху. Девочка ревела так громко, что казалось, она вот-вот лопнет от крика, а потом вдруг затихла. Вытаращив глаза, она пристально смотрела в центр стола, где рядом с латунным подсвечником сидела Алиса. Сначала мне это не казалось подозрительным – я думал, малышка просто зачарованно смотрела на пламя свечи. Но позже, когда девочка помогала маме убирать со стола, малышка провожала ее взглядом всякий раз, как девочка проходила мимо. Хоть в кухне было тепло, но по моему телу побежали мурашки.
Потом я пошел в свою комнату, сел в плетеное кресло у окна, и мне стало казаться, будто я и не покидал родных стен.
Я смотрел на север, в сторону холма Палача, и думал о том, почему ребенок так заинтересовался Алисой. Я вспомнил слова Элли и снова вздрогнул: девочка родилась после полуночи в полнолуние – вряд ли это случайное совпадение. Река унесла Мамашу Малкин примерно в это же время. Ведьмак предупреждал меня, что она может вернуться. Что, если ведьма вернулась раньше, чем он предполагал? Она должна стать нечистью. А может, Ведьмак все-таки ошибся? Вдруг она вырвалась из своих костей и ее дух вселился в ребенка Элли в момент его рождения?
В ту ночь я не сомкнул глаз. В моей жизни был только один человек, кому я мог рассказать о своих страхах, – мама. Самое трудное было застать ее одну и не привлечь внимания остальных.
Весь день мама хлопотала по хозяйству и готовила на кухне, а я как раз работал неподалеку, поэтому легко мог с ней поговорить. Джек попросил меня починить дверь в сарае, и я трудился в поте лица до захода солнца, забив сотню гвоздей.
Мне мешала только Алиса, которая все время была рядом с мамой, выполняя ее поручения. От усердия у нее на лбу выступил пот и обозначились морщины, но она и не думала жаловаться.
Поговорить с мамой я смог только после ужина, когда закончили мыть и вытирать посуду. В то утро отец отправился на большую весеннюю ярмарку в Топли. Помимо торговли, там он собирался встретиться со старыми друзьями, поэтому его отъезд продлится два-три дня. Джек оказался прав: отец действительно выглядел уставшим и очень постарел, а на ярмарке он мог хоть немного отвлечься и отдохнуть от домашних хлопот.
Мама разрешила Алисе пойти отдохнуть в свою комнату, Джек расположился в гостиной, а Элли пыталась вздремнуть наверху, пока ребенок снова не проснулся от голода. Поэтому, не теряя времени, я рассказал маме обо всем, что меня беспокоило. Она раскачивалась в кресле и внимательно слушала все о моих страхах и подозрениях по поводу малышки, но ее лицо при этом оставалось совершенно спокойным, и я не мог понять, о чем она думает. Не успел я закончить, как мама поднялась на ноги.
– Жди здесь, – сказала она. – Мы должны выяснить все раз и навсегда.
Мама вышла из кухни и пошла вверх по лестнице. Когда она вернулась, на руках у нее был ребенок, завернутый в шаль Элли.
– Принеси свечу, – сказала она, направившись к двери.
Мы вышли во двор: мама шла очень быстро, как будто точно знала, что нужно делать. Мы остановились у навозной кучи, на краю глубокого пруда, в котором хватало воды для коров даже в самые жаркие летние месяцы.
– Держи свечу повыше, чтобы все было хорошо видно, – сказала мама. – Мы должны знать наверняка.
И тут, к моему ужасу, она вытянула руки и подняла ребенка над темной стоячей водой.
– Если она поплывет, значит, в ней живет ведьма, – сказала мама, – а если утонет, то она невинна. Что ж, давай посмотрим…
– Нет! – закричал я, не успев даже подумать – слова вылетели сами по себе. – Пожалуйста, не надо. Это же ребенок Элли!
Сначала я думал, что мама вот-вот бросит младенца в воду, но потом она улыбнулась, нежно прижала ребенка к себе и поцеловала в лобик.
– Ну, конечно, это малышка Элли, сынок! Взгляни на это милое создание. Такую проверку с «плаванием» устраивают только дураки – она все равно никогда не срабатывает. Обычно они привязывают женщине руки к ногам и бросают ее в глубокую стоячую воду. Выплывет она или нет – зависит только от удачи и здоровья женщины. К колдовству это не имеет никакого отношения.
– Как тогда объяснить то, что девочка так пристально смотрела на Алису? – спросил я.
Мама улыбнулась и покачала головой.
– Глазки малыша еще не могут фокусироваться на предметах, – объяснила она. – Скорее всего, ее внимание привлекло пламя свечи, а Алиса как раз сидела рядом. Потом, когда Алиса проходила мимо, глаза ребенка просто реагировали на изменение света. Тут совсем не о чем беспокоиться.
– А вдруг ведьма все равно вселилась в малышку Элли? – спросил я. – Вдруг в ней живет то, чего мы не видим?
– Знаешь, сынок, я принесла в этот мир и зло, и добро. Зло я чувствую нутром, а это добрый ребенок, и нам не о чем беспокоиться. Совершенно не о чем.
– Но разве не странно, что ребенок Элли родился в то же время, когда умерла Мамаша Малкин?
– Ничего странного, такое часто бывает, – ответила мама. – Иногда, если что-то плохое покидает мир, что-то хорошее приходит на его место. Я видела такое и раньше.
Тогда я понял, что мама вовсе не собиралась бросать ребенка в воду – она лишь хотела разбудить во мне сильные эмоции, и пока мы шли назад через двор, у меня еще подкашивались колени от пережитого. Вдруг у кухонной двери я кое-что вспомнил.
– Мистер Грегори дал мне маленькую книжку об одержимости, – сказал я. – Он советовал прочитать ее внимательно, но она написана на латинском, а у меня было всего три урока.
– Мне не очень-то по душе этот язык, – ответила мама, остановившись у двери. – Посмотрим, чем я могу помочь, но тебе придется дождаться моего возвращения – меня сегодня могут вызвать. Почему бы тебе не попросить об этом Алису? Она точно сумеет помочь.
Мама оказалась права – ее действительно вызвали. После полуночи за ней приехала повозка с измученными лошадьми. Похоже, для жены фермера действительно наступило тяжелое время и она трудилась без устали более суток. К тому же путь предстоял долгий – около двадцати миль на юг, а значит, мамы не будет дома не менее двух дней или даже дольше.
Честно говоря, я не хотел просить Алису о помощи – я знал, что Ведьмаку бы это точно не понравилось. В конце концов, это была книга из его библиотеки, и он бы разозлился уже потому, что Алиса к ней прикоснулась. Но был ли у меня выбор? С момента моего возвращения домой я не переставал думать о Мамаше Малкин, и мне никак не удавалось выбросить эти мысли из головы. Интуиция подсказывала, что она где-то там, в темноте, и с каждой ночью становится ко мне все ближе и ближе.
Следующей ночью, после того как Джек и Элли отправились спать, я тихонько постучал в дверь спальни Алисы. Я не мог попросить ее об этом в течение дня, ведь она была постоянно занята, а если бы Джек и Элли услышали наш разговор, им бы это совсем не понравилось, особенно учитывая неприязнь Джека к ремеслу Ведьмака.
Мне пришлось постучать дважды, прежде чем Алиса открыла дверь. Я беспокоился, что она уже спит, но девочка еще не переоделась, а я все никак не мог отвести взгляд от ее остроносых туфель. На туалетном столике возле зеркала я увидел несколько свечей, от них шел дымок – видимо, их только что задули.
– Можно войти? – спросил я. В руках у меня была свеча, и я держал ее так высоко, что пламя ярко освещало лицо девочки. – Я хотел кое о чем тебя попросить.
Алиса пригласила меня внутрь и прикрыла дверь.
– Я хочу прочитать одну книгу, но она написана на латыни. Мама сказала, что ты можешь мне помочь.
– Где она? – спросила Алиса.
– У меня в кармане. Это очень маленькая книжка, и любой, кто хорошо знает латынь, с легкостью ее прочитает.
Алиса тяжело вздохнула.
– У меня и без того много дел, – пожаловалась она. – О чем она?
– Об одержимости. Мистер Грегори считает, что Мамаша Малкин может вернуться, чтобы мне отомстить, и воспользуется она именно одержимостью.
– В таком случае давай-ка посмотрим, что это за книжка, – сказала Алиса, протягивая руку. Я поставил возле нее свою свечу и достал из кармана маленькую книжку. Какое-то время Алиса молча ее листала.
– Сможешь прочитать? – спросил я.
– Запросто. Лиззи обучила меня латыни, а она превосходно знает этот язык.
– Значит, ты мне поможешь?
Она ничего не ответила, а вместо этого поднесла книгу к лицу и принюхалась.
– Ты уверен, что этого хочешь? – спросила она. – Книга была написана священником, а они обычно не так уж много знают.
– Мистер Грегори сказал, что это лучшая книга на тему одержимости, – возразил я.
Тут Алиса резко взглянула на меня, и, к моему удивлению, ее взгляд был полон ярости.
– Уж я-то точно знаю, что значит «лучшая книга», – взорвалась она. – Ты что, считаешь меня глупой? Я столько лет училась, а ты только начинаешь. У Лиззи было полно книг, но сейчас они все сожжены! Все пропало в огне!
Я пробормотал, что очень сожалею об этом, и она улыбнулась.
– Вся сложность заключается в том, – сказала она, и ее голос внезапно смягчился, – что потребуется много времени, чтобы ее прочитать, а я слишком устала и не могу начать прямо сейчас. Завтра твоя мама еще не вернется, и у меня будет уйма дел. Жена твоего брата пообещала помочь, но она будет занята малышкой, так что весь день я буду убираться в доме и готовить еду. Вот если бы ты согласился мне помочь…
Я не знал, что ответить – мне нужно будет помогать Джеку, а значит, у меня будет мало свободного времени. Мужчины никогда не готовили и не убирались на нашей ферме, как и во всем Графстве, – это было не принято. Мужчины работали на ферме на свежем воздухе, делали они это в любую погоду, а по возвращении домой на столе их всегда ждала горячая еда. Мы помогали на кухне только в Рождество, когда мыли посуду, чтобы сделать маме приятное.
Алиса будто прочитала мои мысли, потому что вдруг широко улыбнулась.
– Неужели это так трудно? – спросила она. – Женщины ведь кормят цыплят и помогают убирать урожай, так почему же мужчины не могут помочь на кухне? Просто помой немного посуды, вот и все. Но для начала нужно будет почистить сковородки.
Мне пришлось согласиться. Разве у меня был выбор? Я надеялся, что Джек не увидит меня за этой работой – он бы не понял.
Я проснулся раньше, чем обычно, и успел почистить сковородки до того, как спустился Джек. Потом я очень медленно завтракал, что было на меня совсем не похоже, и Джек даже начал бросать на меня подозрительные взгляды. После того как он ушел в поле, я быстро вымыл горшки и начал их вытирать, хотя мог бы и догадаться, что брат долго ждать не будет.
Когда, проклиная все на свете, он вернулся во двор и увидел меня в окно, его лицо скривилось в недоумении и он с шумом отворил дверь в кухню.
– Когда закончишь, – язвительно сказал он, – начни заниматься мужской работой. Сначала починишь загон для свиней – завтра придет Рыло. Пятерых нужно заколоть, а у меня есть дела поважнее, чем ловить сбежавших свиней.
Рыло – это прозвище мясника. Джек был прав: иногда свиньи паниковали, когда приходил Рыло, и если загон был плохо закреплен, многие убегали.
Джек уже собрался уходить, но вдруг громко выругался. Я подошел к двери, чтобы узнать, в чем дело, и увидел, что он случайно раздавил большую жирную жабу. Убить лягушку или жабу считалось плохой приметой. Джек снова выругался и так нахмурился, что его густые черные брови буквально сошлись на переносице. Он отшвырнул мертвую жабу под водосточную трубу и ушел, качая головой. Не понимаю, что на него нашло, ведь раньше брат был более спокойным и держал себя в руках.
Я остался на кухне, чтобы вытереть последние горшки – надо же было закончить работу. К тому же мне не очень хотелось идти в вонючий загон для свиней.
– Не забудь книгу, – напомнил я Алисе перед уходом, и она как-то странно улыбнулась в ответ.
Мне не удалось поговорить с Алисой наедине, пока Джек и Элли не легли спать. Я хотел снова пойти к ней в комнату, но Алиса сама спустилась на кухню с книгой и села в мамино кресло-качалку, поближе к теплому очагу.
– Ты хорошо почистил сковородки. Должно быть, тебе и правда очень интересно, что написано в книге, – Алиса постучала пальцем по корешку.
– Если ведьма вернется, я должен быть к этому готов. Мне надо знать, что делать. Ведьмак сказал, что она, скорее всего, станет «нечистью». Что ты об этом знаешь?
Алиса вытаращила глаза и кивнула.
– Поэтому я должен быть во всеоружии. Если в этой книге есть что-то ценное, я обязан это знать.
– Этот священник не похож на других, – произнесла Алиса, протягивая мне книгу. – Он бы понравился Мамаше Малкин больше лепешек в полночь.
Я сунул книгу обратно в карман, придвинул стул к очагу и начал задавать Алисе вопросы. Она отвечала с неохотой, и мне приходилось буквально вытягивать из нее слова, отчего на душе стало довольно скверно.
Сначала я стал расспрашивать, почему у книги такое странное название: «Проклятые, неуклюжие и отчаянные». Что это означает?
– Первое слово используют священники, – объяснила Алиса, недовольно опустив уголки рта. – Так называют людей, которые делают все иначе – например, как твоя мама, – они не ходят в церковь и не молятся. Эти люди не похожи на других, как левши, например, – она многозначительно улыбнулась.
– Второе слово используют чаще, – продолжала Алиса. – Тело одержимого не может хорошо удерживать равновесие, оно постоянно падает. Духу нужно время, чтобы приспособиться к новому телу. Это все равно что надеть новую пару обуви. Кроме того, человек становится очень раздражительным – обычно спокойный и тихий может ни с того ни с сего взорваться.
С третьим словом все еще проще. Ведьма, у которой когда-то было здоровое человеческое тело, отчаянно пытается найти новое и просто так ни за что не сдается. Она готова абсолютно на все. Поэтому одержимые люди невероятно опасны.
– Если Мамаша Малкин придет, чье тело она выберет? – спросил я. – Если бы она была нечистью, кем бы она овладела? Мной? Может, так ей будет легче мне отомстить?
– Да, если бы только она могла это сделать, – ответила Алиса. – Это не так уж легко, учитывая твой дар. Со мной шансов у нее тоже нет. Нет, она нападет на самого слабого, на того, с кем проще расправиться.
– Ребенок Элли?
– Да нет, это бесполезно. Придется ждать, пока ребенок вырастет. Мамаша Малкин никогда не отличалась особым терпением, а просидев в яме старины Грегори, она стала еще хуже. Придя за тобой, она вселится в сильное тело.
– Значит, Элли? Она выберет Элли!
– Да разве ты не знаешь? – Алиса в недоумении покачала головой. – Элли сильна, и ее трудно победить. С мужчинами справиться легче, особенно с теми, кто доверяет своему сердцу, кто может без причины выйти из себя.
– Джек?
– Скорее всего, это будет он. Каково тебе будет, когда Джек начнет охотиться за тобой? В книге кое-что верно подмечено: с тем, чьим телом овладели, справиться гораздо легче – он отчаянный, но неуклюжий.
Я достал свою книжку и записал все, что показалось мне важным. Алиса говорила не так быстро, как Ведьмак, но потом она вошла во вкус, и вскоре у меня заболело запястье. Когда она заговорила о главном – как справиться с одержимым человеком, оказалось, что есть много способов узнать, живет ли еще в теле настоящая душа. Причинив зло телу, причинишь боль и душе. Поэтому ни в коем случае нельзя просто убить человека – это было бы зверство.
В этой части книги было мало написано о том, что нужно делать с одержимым, и я был слегка разочарован. Автор был священником, поэтому считал, что лучше всего попытаться изгнать злого духа при помощи свечей и святой воды, но добавил, что не все священники делают это правильно и эффективно. Лучше получалось у тех, кто был седьмым сыном седьмого сына.
Рассказав мне об этом, Алиса почувствовала усталость и пошла спать. Меня тоже клонило ко сну. Я уже успел забыть, как тяжела работа на ферме, и сейчас у меня ныло все тело. Я поднялся в свою комнату и рухнул на кровать, собираясь заснуть крепким сном, но вдруг во дворе залаяли собаки.
Я решил, что их что-то напугало, открыл окно и посмотрел в сторону холма Палача, вдохнув свежий ночной воздух. Собаки постепенно успокоились, а потом и вовсе затихли.
Я уже собирался закрыть окно, как вдруг из-за облака выглянула луна. Алиса как-то сказала, что лунный свет показывает истинную суть вещей, как, например, моя тень на сарае показала Костлявой Лиззи, что я не похож на других. Эта луна не была полной – просто постепенно убывающей до полумесяца, – но она показала мне то, что без нее я бы не увидел, – еле заметный серебристый след, который спускался с холма Палача, шел под оградой через северное пастбище, пересекал восточное поле и исчезал где-то под амбаром. Я сразу вспомнил о Мамаше Малкин – она оставляла именно такой серебристый след в ту ночь, когда я столкнул ее в реку. Теперь появился еще один, и он вел прямо ко мне.
Сердце чуть не выскочило у меня из груди! Я на цыпочках спустился вниз и проскочил в заднюю дверь, осторожно закрыв ее за собой. Луна снова скрылась за облаком, и, когда я обошел амбар, серебристого следа видно уже не было, но все равно было очевидно, что кто-то спустился с холма к нашему дому. Трава была примята, будто по ней проползла гигантская улитка.
Я подождал, пока снова появится луна, и еще раз осмотрел вымощенную плиткой площадку за сараем. Спустя пару минут облака рассеялись, и тут я увидел то, что меня до смерти напугало: серебристый след замерцал в лунном свете, и я сразу понял, куда он вел. Сомнений не осталось – он шел мимо загона для свиней, змейкой вился вокруг сарая, а потом закончился прямо под окном Алисы, где деревянная крышка закрывала ступеньки в подвал.
Несколько поколений назад предки, жившие на нашей ферме, занимались пивоварением и возили пиво на соседние фермы и постоялые дворы. Именно поэтому местные жители назвали нашу ферму «Ферма Пивовара», хотя для нас это был просто дом. Ступеньки тут были нужны, чтобы заносить и выносить бочки, не заходя внутрь.
Крышка закрывала люк, и две ее половинки соединял большой ржавый висячий замок, но между ними все равно была щель размером не шире моего пальца – серебристый след исчезал именно там. Что бы это ни было, оно могло легко просочиться сквозь это узкое отверстие. Мамаша Малкин вернулась, и она была нечистью, а ее тело стало таким мягким и гибким, что могло проникнуть в самые узкие щели.
Она была уже в подвале.
Мы им не пользовались, но я хорошо помнил, что там внутри: по всему полу валялись старые бочки. Двери у дома толстые, но полые – это значит, что уже совсем скоро ведьма проберется по стенам внутрь дома.
Я поднял глаза и увидел огонек свечи в окне Алисы – похоже, она еще не спала. Я вошел в дом и уже скоро стоял за дверью ее спальни. Нужно было постучать, но так, чтобы Алиса знала, что я здесь, а другие ничего не услышали. Я уже собирался это сделать, как услышал, что Алиса с кем-то разговаривает.
Мне это очень не понравилось, но я все равно постучал. Алиса не открыла, и я приложил ухо к двери. С кем она разговаривала? Элли и Джек давно спят, к тому же я слышал только голос Алисы, но он был каким-то странным. Я вдруг вспомнил – и отскочил от двери, как будто она пылала в огне.
Ее голос напомнил мне Костлявую Лиззи, когда она с белыми костями в руках шептала заклинание над моей ямой. Толком не осознавая, что делаю, я дернул за ручку и распахнул дверь.
Алиса сидела на краю стула с прямой спинкой и смотрела в зеркало поверх пламени свечи, бормоча какое-то заклинание. Я глубоко вдохнул и подошел ближе, чтобы все увидеть.
Была ранняя весна, и ночь была холодной, но, несмотря на это, по лицу Алисы катились капельки пота. Я увидел, как две из них стекли в левый глаз, а потом скатились по щеке, как слезы. Алиса, не отрываясь, смотрела в зеркало, вытаращив глаза, а когда я позвал ее по имени, даже не моргнула.
Я подошел сзади и увидел в зеркале отражение латунного подсвечника. Но, к моему глубочайшему ужасу, лицо над пламенем принадлежало не Алисе.
Это было старое, изможденное и морщинистое лицо. Жесткие седые волосы спадали на острые скулы – казалось, что это существо много лет провело в сырой земле.
И тут глаза повернулись влево и поймали мой взгляд – в них горело два красных уголька. На сморщенном лице появилась легкая улыбка, но в глазах читалась злость и ненависть.
Сомнений не было – передо мной было лицо Мамаши Малкин.
Что все это значит?! Неужели Алиса одержима?! Или она с помощью зеркала пыталась говорить с Мамашей Малкин?
Без долгих раздумий я схватил подсвечник и с силой ударил им по зеркалу – оно разбилось с оглушительным звоном, и в меня полетели острые осколки. Алиса пронзительно закричала.
Кажется, это был самый страшный крик из всех, что я слышал, – он был полон мучений и страданий и напоминал визг свиней во время бойни. Но мне было совсем не жаль Алису, хотя она заплакала, а ее глаза были полны страха и ужаса.
В доме сразу все проснулись: сначала завопил ребенок Элли, потом я услышал ругательства и топот ног по лестнице.
Джек в ярости ворвался в комнату. Он бросил взгляд на зеркало, потом подошел ко мне и замахнулся – наверное, решил, что это я во всем виноват, потому что Алиса до сих пор кричала. Я держал подсвечник, а на пальцах у меня блестели кусочки стекла.
В этот момент в комнату вбежала Элли: она держала кричащую малышку, но другой рукой успела схватить Джека за локоть и не дала меня ударить.
– Не надо, Джек! – взмолилась она. – Не будь таким жестоким!
– Поверить не могу, что ты это сделал, – зарычал Джек, глядя на меня со злостью. – Ты знаешь, сколько лет этому зеркалу? Что теперь скажет отец?
Ничего удивительного, что Джек так разозлился. Я разбудил весь дом, к тому же ночной столик принадлежал моей бабушке. После того как отец отдал мне трутницу, это была последняя семейная реликвия, оставшаяся в доме.
Джек подошел ко мне. Свеча не погасла, даже когда я разбил зеркало, но от его крика огонек задрожал.
– Зачем ты это сделал? Что с тобой происходит? – зарычал Джек.
Что я мог ответить? Я просто пожал плечами и опустил глаза.
– Что ты вообще здесь делаешь? – продолжал кричать Джек.
Я молчал – ему бы не понравился ни один мой ответ.
– Теперь ты не выйдешь из своей комнаты, – прокричал Джек. – Надо бы выставить вас вон!
Я взглянул на Алису – она все еще сидела на стуле, уронив голову на руки. Плакать она перестала, но ее била дрожь.
Когда я оглянулся на брата, то увидел, что на смену гневу пришла тревога: Элли вдруг побледнела и закачалась. Джек не успел опомниться, как она потеряла равновесие и упала на стену. Он тут же забыл обо всем случившемся и засуетился возле жены. – Не знаю, что это со мной, – сказала Элли взволнованно. – У меня вдруг закружилась голова. Ах, Джек! Я чуть не уронила нашу малышку!
– Ну-ну, все ведь в порядке. Только не волнуйся. Дай ее мне…
Взяв дочку на руки, Джек успокоился.
– Ты должен здесь все убрать, – сказал он мне. – Утром тебя ждет серьезный разговор.
Элли подошла к кровати и положила руку Алисе на плечо:
– Алиса, пойдем вниз, пока Том убирается. Я дам тебе что-нибудь попить.
Все ушли вниз на кухню, а я остался собирать стекло. Через десять минут я спустился за веником и совком. Они молча сидели за кухонным столом и пили травяной чай. Никто даже не взглянул на меня и не предложил присоединиться.
Я вернулся наверх и быстро убрал осколки, а потом ушел в свою комнату, сел на кровать и стал смотреть в окно, снедаемый страхом и одиночеством. Вдруг Алиса уже одержима? Я уверен, что видел в зеркале лицо Мамаши Малкин. Если это и правда она, тогда ребенок и вся наша семья в большой опасности.
Пока она ничего не сделала, но Алиса относительно мала по сравнению с Джеком, поэтому Мамаше Малкин придется исхитриться. Она будет ждать, пока все не уснут, и придет за мной, а может, за ребенком – кровь младенца сделает ее сильнее.
А что, если я разбил зеркало как раз вовремя? И разрушил заклинание в тот самый момент, когда Мамаша Малкин собиралась вселиться в тело Алисы? Вдруг Алиса просто разговаривала с ведьмой через зеркало? В любом случае над нашим домом нависла опасность – теперь у нас два врага.
Надо было что-то делать. Но что? Голова шла кругом. Вдруг кто-то постучал в дверь. Я подумал, что это Алиса, и решил ей не открывать, но из-за двери послышался голос Элли. Я открыл дверь.
– Мы можем поговорить? – спросила она. – Впусти меня, не хочу разбудить дочку, она только успокоилась.
Я кивнул, и Элли вошла, тихо прикрыв дверь.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – взволнованно спросила она.
Я кивнул, но ощущал себя очень несчастным и не смог посмотреть ей в глаза.
– Давай поговорим о том, что произошло. Ты ведь разумный парень, у тебя должна быть веская причина для такого поступка. Если ты мне расскажешь, тебе станет легче.
Как я мог сказать ей правду? Она мать и должна заботиться о ребенке. Что будет, если Элли узнает, что по дому бродит ведьма, которая жаждет детской крови? А потом я понял, что должен все рассказать ради малышки. Элли нужно узнать горькую правду – только тогда она сможет спасти себя и дочь.
– Есть кое-что, Элли… Я не знаю, как сказать тебе об этом…
Элли улыбнулась:
– Лучше начни сначала…
– За мной что-то охотится, – сказал я, глядя Элли прямо в глаза. – Зло, которое хочет моей смерти. Поэтому я и разбил зеркало. Алиса разговаривала с ним, и…
Глаза Элли вдруг потемнели от гнева:
– Если скажешь об этом Джеку, то точно узнаешь, какая у него тяжелая рука! То есть ты привел за собой зло, зная, что в доме ребенок? Да как ты мог? Как ты мог так поступить?
– Я не знал, что так получится, – возразил я. – Я понял это лишь сегодня, поэтому говорю тебе только сейчас: ты должна покинуть дом и уйти отсюда вместе с ребенком – это ради вашей безопасности. Уходи, пока не поздно.
– Что? Прямо сейчас? Среди ночи?
Я кивнул. Элли помотала головой и твердо сказала:
– Джек бы не ушел. Никто бы не смог выжить его из собственного дома посреди ночи. Нет, я останусь здесь и буду молиться. Так меня учила мама. Она говорила, что если молиться искренне и от всего сердца, то никакое зло не причинит тебе вреда. И я верю ей. Ты ведь можешь ошибаться, Том, – добавила она. – Ты еще мал и лишь недавно начал учиться новому ремеслу. Все не так страшно, как тебе кажется, к тому же твоя мама скоро вернется. Не сегодня, так завтра. Она уж точно что-нибудь придумает. А пока держись подальше от комнаты Алисы. Эта девочка какая-то странная.
Я только хотел продолжить уговоры, но на лице Элли вдруг промелькнула тревога. Она пошатнулась и оперлась рукой о стену, чтобы удержаться на ногах.
– Смотри, это все из-за тебя. Мне становится плохо при одной мысли о том, какой ужас тут творится.
Она села на кровать и опустила голову на руки, а я в отчаянии смотрел на нее, не зная, что делать и что сказать. Через пару минут Элли снова встала:
– Надо поговорить с твоей мамой, как только она вернется, и не забывай – держись подальше от Алисы. Обещаешь?
Я пообещал, и Элли, улыбнувшись, пошла в свою комнату.
Когда она ушла, меня вдруг осенило…
Элли уже второй раз чуть не упала и сказала, что у нее кружится голова. Один раз – это, возможно, случайность, просто усталость. Но дважды! Она была неуклюжей. Элли стала неуклюжей, а это первый признак одержимости!
Я начал мерить шагами комнату. Да нет, этого не может быть! Конечно, это ошибка. Только не Элли. Скорее всего, она просто устала – ребенок не спит круглые сутки. Элли – сильная и здоровая женщина, она родилась и всю жизнь прожила на ферме. А эти разговоры о молитвах? Хотя она ведь могла специально сказать это, чтобы не вызвать подозрений.
Но ведь Алиса говорила, что завладеть телом Элли очень трудно и что жертвой может стать Джек. Но он-то как раз и не показывает никаких признаков слабости. Хотя… он становится все более раздражительным. Если бы Элли вовремя не вмешалась, он от меня и мокрого места бы не оставил!
В то же время, если Алиса заодно с Мамашей Малкин, ей ни в коем случае нельзя доверять. Она могла специально направить меня по ложному следу. А вдруг она солгала мне даже по поводу книги Ведьмака? Я же не читаю по-латыни и не могу ее проверить.
И я понял, что моим врагом мог быть любой из них. Опасность может прийти с любой стороны и в любую секунду, а я ни сном ни духом!
К счастью, мама должна вернуться к рассвету – она точно знает, что делать. Но до рассвета еще так далеко. Спать нельзя – придется быть настороже всю ночь. Если Джек или Элли одержимы, то сделать я ничего не смогу, но в их комнату лучше не ходить. Все, на что я сейчас способен, – это присматривать за Алисой.
Я сел на ступеньки лестницы между своей комнатой и спальней Джека и Элли – отсюда я хорошо видел комнату Алисы. Если она выйдет, то, по крайней мере, я об этом узнаю.
Я решил, что если мама не вернется на рассвете, то я уйду. Кроме нее, мне мог помочь только один человек…
Ночь оказалась очень долгой. Поначалу я вскакивал при малейшем шорохе – скрипе половиц, ступенек, но постепенно успокоился: дом был старый, и к этим звукам постепенно привыкаешь. С приближением рассвета я вновь почувствовал возрастающую тревогу.
Я услышал странный скрежет в стенах, будто чьи-то когти царапали камень. Это происходило все время в разных местах: иногда слева у лестницы, потом внизу, возле комнаты Алисы. Звук был едва различимый, поэтому я не мог толком понять, на самом ли деле я его слышу или мне просто чудится. Меня охватил озноб – такой, который возникает, только если рядом опасность.
Вдруг начали лаять собаки, а за ними подали голос и другие животные: волосатые свиньи фыркали так громко, что можно было подумать, что мясник уже пришел. Ко всему прочему заплакала и малышка.
Теперь мне было так холодно, что все тело била крупная дрожь – надо было что-то делать.
Тогда, на берегу реки, мои руки сами знали, что делать. На этот раз мне помогли ноги, которые действовали быстрее моих мыслей. Я встал и бросился бежать: сердце бешено стучало в груди. В смертельном ужасе я почти кубарем скатился с лестницы, подняв невообразимый шум. Я должен был бежать от ведьмы как можно дальше – все остальное не важно. От былой храбрости не осталось и следа.