10
Полетта теперь почти не вставала, и Камилла перестала задавать вопросы, но постоянно, днем и ночью, держала ее в поле зрения. Порой старушка пребывала в нетях, но в другие дни находилась в отличной форме. Камиллу это изматывало.
Где проходит граница между уважением к правам другого и неоказанием помощи человеку, которому угрожает опасность? Этот вопрос постоянно терзал Камиллу, но всякий раз, когда она, лежа среди ночи без сна, принимала твердое решение пригласить врача, старая дама просыпалась веселенькая и свежая, как утренняя роза…
Уже много недель она не принимала никаких лекарств, потому что бывшая пассия Франка - лаборантка из больницы - отказывалась давать ему препараты без рецепта…
В вечер премьеры Филибера Полетта чувствовала себя не слишком хорошо, и им пришлось попросить госпожу Перейру посидеть с ней…
- Да сколько угодно! Я двенадцать лет прожила со свекровью, так что сами понимаете… Я умею обращаться со стариками!
Представление должно было состояться в одном из молодежных клубов на окраине Парижа - им предстояло ехать по линии RER А.
Поезд отошел в 19.34. Они сидели друг напротив друга, мысленно разговаривая.
Камилла смотрела на Франка и улыбалась.
Убери эту чертову улыбочку, мне она не нужна. Только улыбаться и умеешь… Завлекаешь людей, путаешь их… Да прекрати же ты лыбиться! Помрешь одна в своей башне в компании цветных карандашей - ничего другого ты не заслуживаешь. Как же я устал… Земляной червяк, полюбивший звезду, как вам это понравится…
Франк смотрел на Камиллу, сцепив от злости зубы.
Какой ты милый, когда бесишься… До чего же ты хорош в гневе… Почему я не могу довериться тебе? Почему заставляю тебя страдать? Зачем ношу кольчугу под латами и портупею через плечо? Какого черта зацикливаюсь на идиотских мелочах? Да возьми же ты открывашку, черт бы тебя побрал! Поищи в чемоданчике, там наверняка найдется инструмент, чтобы проделать дыру в броне и дать мне дышать…
- О чем ты думаешь? - спросил он.
- О твоей фамилии. Я недавно прочла в одном старом словаре, что «эстафье» - это выездной лакей, человек, бежавший за всадником и державший стремя…
- Да ну?
- Угу.
- Ясное дело - слуга, холуй…
- Франк Лестафье?
- Здесь.
- С кем ты спишь, когда не спишь со мной?
- …
- Ты делаешь с ними то же, что со мной? - продолжила она, кусая губу.
- Нет.
Они взялись за руки, выныривая на поверхность. Хорошая вещь - рука друга.
Ни к чему не обязывает того, кто ее протягивает, и очень утешает того, кто ее пожимает…
Место было унылое.
Пахло клеем, теплой «Фантой» и нереализованными мечтами о славе. Ядовито-желтые афиши сообщали о триумфальном турне Района Риобамбо с оркестром - музыканты были в безрукавках из меха ламы. Франк и Камилла купили билеты и вошли в зал, где было полно свободных мест, выбирай не хочу…
Зал постепенно заполнялся. Обстановка благотворительного праздника. Мамочки навели красоту, папаши проверяли видеокамеры.
Франк нервничал и, как это всегда бывало в подобных ситуациях, тряс ногой. Камилла положила руку ему на колено.
- Филу сейчас окажется один на один со всеми этими людьми, с ума можно сойти… Боюсь, я этого не переживу… А что, если у него случится провал в памяти? Или он начнет заикаться… Чччерт… Да его придется ложкой собирать…
- Шшш… Все будет хорошо…
- Если хоть один из этих придурков хихикнет, клянусь, я его придавлю голыми руками…
- Спокойно…
- Ну что спокойно, что спокойно?! Посмотрел бы я на тебя на этой сцене! Ты бы согласилась выступать перед толпой незнакомых людей?
Первыми вышли дети. Вы хотели увидеть Скапена, Кено, Маленького Принца, героев с улицы Брока? Извольте!
Зрелище было таким забавным, что Камилле никак не удавалось их нарисовать.
Потом на сцену высыпала группка угловатых подростков, проходящих курс реадаптации. Они дергались, звеня тяжелыми золотыми цепочками.
- Ну ни фига себе! Они что, колготки на головы натянули или как? - заволновался Франк.
Антракт.
Черт, черт, черт… Теплая «Фанта» и никакого Филибера на горизонте…
Когда свет снова погас, на сцену выскочила совершенно немыслимая девица.
Крошечная, как Дюймовочка, она была одета в полосатые многоцветные колготки, тюлевую мини-юбку зеленого цвета и летную куртку, расшитую жемчугом. На ногах у нее были ядовито-розовые кроссовки в стиле «new look». Цвет волос гармонировал с обувью.
Эльф. Горсть конфетти…
Трогательная безумная клоунесса, в которую либо влюбишься с первого взгляда, либо так никогда и не поймешь.
Камилла наклонилась к Франку и увидела на его лице глуповатую улыбку.
- Добрый вечер… Ну… э… Да… Так вот… Я… Я очень долго думала, как представлю вам… Следующий номер… И в конце концов решила… Что лучше всего получится, если я расскажу о том, как мы встретились…
- Ух ты, оно заикается. А рассказ-то нам адресован… - прошептал Франк.
- Так вот… Ээ… Это случилось в прошлом году…
Рассказывая, она отчаянно жестикулировала.
- Вам известно, что я занимаюсь детскими студиями в Бобуре, и… Я его заметила, потому что он вечно крутился у турникетов, считал и пересчитывал свои открытки… Каждый раз когда я проходила мимо, я поглядывала на него, и он всегда был занят одним и тем же: пересчитывал открытки и постанывал. Как… Как Чаплин, понимаете? С тем благородным изяществом, от которого перехватывает горло… Когда вы не знаете, плакать вам или смеяться… Когда вы уже вообще ничего не понимаете… Стоите, как дурак, и на душе у вас кисло-сладко… Однажды я ему помогла и… Ну и влюбилась, чего уж там… Вы тоже влюбитесь, сами увидите… Его нельзя не полюбить… Этот парень, он… Он один может осветить весь этот город…
Камилла сжала руку Франка.
- Ой, вот еще что! Когда он мне впервые представился, он сказал: «Филибер де ла Дурбельер», а я - ну я же вежливая девушка - ответила по географическому принципу: «Сюзи… э… Бельвильская…» «О! - воскликнул он. - Вы из рода Жоффруа де Лажема Бельвильского, который сражался с Габсбургами в 1672 году?» Ну ничего себе… «Нет, - пролепетала я, - просто из Бельвиля… который в Париже…» Знаете, что самое прикольное? Он даже не расстроился.
Она подпрыгивала.
- Ну вот, все сказано. И я прошу вас встретить его бурными аплодисментами…
Франк свистнул в два пальца.
Тяжело ступая, появился Филибер. В доспехах. В кольчуге, с плюмажем, шпагой, щитом и всем прочим металлоломом.
По рядам пробежала дрожь.
Он заговорил, но никто ничего не мог разобрать. Через несколько минут появился мальчик с табуреткой и поднял ему забрало.
И зал наконец услышал голос невозмутимого оратора.
Люди заулыбались.
Никто пока не понимал, в чем дело.
И тут Филибер начал исполнять свой гениальный стриптиз. Каждый раз, когда он снимал очередной кусок железа, маленький паж громким голосом называл его:
- Шлем… Подшлемник… Латный ошейник… Нагрудник… Перевязь… Налокотники… Наручь… Набедренники… Наколенники… Поножи…
Окончательно разобрав себя на части, наш рыцарь лег на спину, и мальчик снял с него «обувку».
- Наножные латы, - объявил он, поднимая их над головой и ухитрившись дать себе по носу.
На сей раз смех прозвучал искренне. Ничто не разогревает зал лучше доброй грубой шутки…
А в это время Филибер Жеан Луи-Мари Жорж Марке де ла Дурбельер монотонным и неспешным голосом называл ветви своего генеалогического древа, перечисляя доблестные подвиги славного рода.
Его отдаленный дедуля Карл воевал против турок вместе с Людовиком Святым в 1271 году, другой, не менее отдаленный, дедушка Бертран, был при Азенкуре в 1415-м, дядюшка Бидюль участвовал в битве при Фонтенуа , дед по имени Людовик бился на берегах Муаны при Шоле , двоюродный дед Максимилиан был соратником Наполеона, а прадед по материнской линии попал в плен к бошам в Померании .
Филибер рассказывал все очень подробно. Дети не понимали ни слова. Уроки истории Франции в 3D. Высший класс.
- И вот перед вами последний листок с этого генеалогического древа, - заключил он.
И поднялся. Смертельно белый и ужасно худой, в одних кальсонах с королевскими лилиями.
- Это ведь я, знаете? Тот самый, который пересчитывает открытки.
Паж принес ему солдатскую шинель.
- Почему? - спросил он их. - Почему, черт побери, отпрыск столь славного рода считает и пересчитывает кусочки бумаги в самом непотребном месте? Что ж, я вам объясню…
И тут ветер переменился. Он рассказал им о своем «нежеланном» рождении - я с самого начала все время попадал впросак, матушка не желала делать аборт в больнице. Поведал о своем оторванном от внешнего мира детстве, когда его учили «держать дистанцию» с простолюдинами. О годах в пансионе, где его постоянно донимали и он не мог за себя постоять, потому что об этой стороне жизни знал только по сражениям своих оловянных солдатиков, и тогда он сделал своим оружием словарь Гафьо…
А люди смеялись.
Они смеялись потому, что это и правда было забавно. Смеялись над выходкой со стаканом мочи, смеялись над издевками, над очками, выброшенными в унитаз, над жестокостью маленьких вандейских крестьян и сомнительными утешениями наставника. Их смешило смирение голубя, который каждый вечер молился за тех, кто его оскорбил, и просил Господа не ввести его во искушение, и отвечал на вопросы отца, который каждую субботу спрашивал сына, не уронил ли тот фамильной чести, а у него все чесалось, потому что ему снова натерли член хозяйственным мылом.
Да, люди смеялись. Он ведь тоже смеялся, а они, эти люди, уже были на его стороне.
Каждый из них чувствовал себя принцем крови…
Каждому казалось, что он рыцарь в сверкающих доспехах…
Все были взволнованы.
Он рассказал им о своих неврозах, навязчивых состояниях, о лекарствах, которые принимал, о заиканиях и запинаниях, когда язык переставал его слушаться, о приступах паники в общественных местах, о плохих зубах, о лысеющей голове, о сутулой спине и обо всем, что потерял на жизненном пути, потому что его угораздило родиться не в том веке. Он вырос без телевизора и без газет, лишенный общения, юмора и, главное, во враждебной по отношению к окружающему миру обстановке.
Он дал им несколько практических советов, напомнил о правилах хорошего тона и других светских обычаях, цитируя по памяти учебник своей бабушки:
Благородные и тонкие особы никогда не употребят в разговоре сравнения, которое может оскорбить слух кого-либо из слуг. Например: «Такой-то ведет себя как лакей». Знатные дамы былых времен так не деликатничали, и я точно знаю, что одна герцогиня, жившая вXVIII веке, имела обыкновение посылать свою прислугу на каждую казнь на Гревской площади. Она прямо так и говорила: «Это для вас хорошая школа».
Мы теперь гораздо больше уважаем чувства и человеческое достоинство тех, кто ниже нас по положению, и это делает честь нашему времени…
И тем не менее! - Филибер неожиданно повысил голос, - Тем не менее вежливость хозяев не должна превращаться в фамильярность. Нет ничего вульгарнее, чем слушать сплетни прислуги…
И зал снова улыбался, Хотя это уже было не смешно.
Потом он заговорил на древнегреческом, прочел несколько молитв на латыни и признался, что не видел «Большую прогулку», потому что в этом фильме смеются над монахинями…
- Думаю, я единственный француз, не видевший «Большую прогулку», не так ли?
Кое-кто из зрителей попытался его успокоить:
- Да нет, конечно нет, ты не единственный…
- К счастью, я… Мне лучше. Полагаю, я сумел перейти через подъемный мост… И я… Я покинул свои владения, чтобы просто любить жизнь… Встретил людей куда благороднее себя и… Некоторые из них сидят сегодня в зале, и я не хотел бы смущать их, но…
Филибер смотрел на них, и все повернулись к Франку и Камилле, а они безуспешно пытались… пытались проглотить комок в горле.
Потому что человек, вещавший со сцены, этот верзила, смешивший их рассказами о своих несчастьях, был Филу, их ангел-хранитель, их СуперНесквик, спустившийся к ним с неба. Тот, кто спас их, обняв худыми ручищами за поникшие плечи…
Люди аплодировали, а он заканчивал переодеваться, облачаясь во фрак и котелок.
- Ну так вот… Думаю, я все сказал… Надеюсь, я не слишком утомил вас своими воспоминаниями… Если же я все-таки утомил вас, прошу меня извинить и посочувствовать сей благородной даме с розовыми волосами, ибо это она заставила меня выйти к вам сегодня вечером… Обещаю больше так не поступать, но…
Он махнул тростью в сторону кулис, и паж принес ему пару перчаток и букет цветов.
- Обратите внимание на цвет… - добавил он, надевая перчатки… - Кремовые… Бог мой… Я неисправимый поклонник классицизма… Так на чем я остановился? Ах да! Розовые волосы… Я… Я… знаю, что мадам и мсье Мартен, родители мадемуазель де Бельвиль, сегодня в зале, и я… я… я… я…
Он опустился на одно колено.
- Я… я заикаюсь, не так ли? Смех в зале.
- Я заикаюсь, и на сей раз в этом нет ничего удивительного, потому что я прошу у вас руки вашей до…
В это мгновение над сценой пронеслось пушечное ядро, и Филибер упал на спину. Его лицо исчезло под тюлевой оборкой, а над залом разнесся истошный крик:
- Йииииииииии, я буду маркииизой!!!!
Он кое-как поднялся на ноги, держа ее на руках. Сбитые с носа очки висели на ухе.
- Славная победа, вы не находите? Он улыбался.
- Предки могут мною гордиться…
