20
В два часа ночи Филибер встал, чтобы попить воды. Кафельный пол на кухне был ледяным, ветер злобно бился в окно. Он постоял, глядя на пустынный проспект и бормоча под нос обрывки детских стишков… Вот и пришла зима, убийца бедняков… Термометр за окном показывал -60, и он не мог не думать о маленькой женщине наверху. Интересно, спит она или нет? И что бедняжка сотворила со своей прической?
Он должен был что-то сделать. Потому что не мог просто так ее там оставить. Но и решиться на что-либо было нелегко - ведь его воспитание, его хорошие манеры, его деликатность, наконец…
Прилично ли беспокоить девушку среди ночи? Как она это воспримет? И потом, возможно, она не одна… А если она лежит в постели? О нет… Об этом он предпочитал даже не думать… Ангел и дьявол бранились друг с другом на соседней подушке - точь-в-точь как в комиксах о Тентене .
Впрочем… Персонажи выглядели несколько иначе…
Промерзший ангел говорил: «Послушайте, да она же умирает там от холода, эта малышка…», а другой отвечал, сложив крылья: «Знаю, друг мой, но так не поступают. Вы проведаете ее завтра утром. А теперь спите, прошу вас».
Он выслушал их перепалку, не вмешиваясь, перевернулся с бока на бок десять, нет - двадцать раз, потом попросил их умолкнуть и в конце концов отнял у болтунов подушку, чтобы не слышать их голосов.
В три часа пятьдесят четыре минуты он начал искать в темноте свои носки.
Полоска света под ее дверью придала ему мужества.
- Мадемуазель Камилла… - совсем тихо произнес он. И повторил чуть громче:
- Камилла? Камилла? Это Филибер…
Ему никто не ответил. Он сделал последнюю попытку, прежде чем отправиться восвояси. Он был уже в конце коридора, когда до него донесся какой-то полузадушенный всхлип.
- Камилла, вы там? Я беспокоился о вас и… Я…
- …Дверь… открыта… - простонала она.
В ее каморке стоял лютый холод. Он с трудом протиснулся в дверь: мешал матрас, тут же споткнулся о кучу тряпок и опустился на колени. Приподнял одно одеяло, потом другое, старую перинку и обнаружил наконец ее лицо. Она была вся в поту.
Он положил ладонь ей на лоб.
- Да у вас высоченная температура! Вы не можете здесь оставаться… И одной вам быть нельзя… А где ваш камин?
- … не было сил передвинуть…
- Вы мне позволите забрать вас отсюда?
- Куда?
- Ко мне.
- Не хочется двигаться…
- Я возьму вас на руки.
- Как прекрасный принц? Он улыбнулся.
- Ну вот, теперь из-за жара у вас начинается бред… Он оттащил тюфяк на середину комнаты, снял с нее тяжеленные башмаки и как можно осторожнее взял ее на руки.
- Увы, я не такой сильный, как настоящий принц… Э-э-э… Не могли бы вы попытаться обнять меня за шею?
Она уронила голову ему на плечо, и он поразился терпкому запаху, исходившему от ее затылка.
Похищение красавицы выглядело совсем не героически. Филибера заносило на поворотах, и он чудом не падал на каждой ступеньке. К счастью, он сообразил взять ключ от черного хода, так что спускаться пришлось всего на три этажа. Он прошел через кладовку, кухню, раз десять чуть не уронил ее в коридоре, но в конце концов все-таки уложил на кровать своей тетушки Эдме.
- Послушайте, я должен вас чуточку раскрыть… раздеть… Я… Ну, вы… Знаете, это так неловко…
Она закрыла глаза.
Ладно.
Филибер Марке де ла Дурбельер попал в критическую ситуацию.
Он вспомнил о подвигах предков, но Конвент 1793 года, взятие Шоле , мужество Катлино и доблесть Ларошжаклена внезапно показались ему ничтожными…
Разгневанный ангел сидел теперь у него на плече со справочником баронессы Стафф под мышкой и разглагольствовал, не закрывая рта: «Итак, Друг мой, вы очень собой довольны? Ах, наш доблестный рыцарь! Поздравляю… И что теперь? Что ты теперь будешь делать?» Филибер пребывал в полной растерянности. - Пить…- прошептала Камилла.
Ее спаситель ринулся на кухню, но там его поджидал второй брюзга - сидел на краю раковины, болтая ножками: «О да! Вперед, славный рыцарь! А как же дракон? Вы разве не собираетесь сразиться с драконом?» «Да заткнись ты!» - выпалил Филибер. И сам себе удивился, но на душе стало легче, и он с легким сердцем вернулся к постели больной. Оказывается, выругаться не так уж и трудно. Франк был прав. Взбодрившись и повеселев, он напоил ее и, собрав волю в кулак, раздел.
Сделать это оказалось нелегко, укутана она была как капуста. Сначала он снял с нее пальто, джинсовую куртку, потом один свитер, другой, водолазку и наконец что-то вроде рубашки с длинными рукавами. Так, сказал он себе, рубашку оставлять нельзя, она насквозь промокла… Ладно, тем хуже, я увижу ее… Ее… Лифчик… Ужас! Святые угодники! Она не носит лифчика! Он рывком натянул простыню ей на грудь. Хорошо… Так, теперь низ… С этим он справился спокойнее, он действовал на ощупь, под одеялом. Филибер изо всех сил потянул за джинсы. Благодарение Богу - трусики остались на месте!
- Камилла, вы сумеете сами принять душ?
Она ему не ответила.
Он обреченно покачал головой, отправился в ванную, налил в кувшин горячей воды, добавил несколько капель одеколона и вооружился махровой варежкой.
Мужайся, солдат!
Он отвернул простыню и начал обтирать ее - сначала робко, едва касаясь варежкой кожи, потом все смелее и энергичнее.
Он протер голову, шею, лицо, спину, подмышки и грудь - что поделаешь, надо, значит, надо, тем более что «это» и грудью-то можно было назвать с большой натяжкой! Живот и ноги. Со всем остальным - Бог свидетель! - она разберется сама… Он отжал варежку и положил ее Камилле на лоб.
Теперь ему понадобится аспирин… Он так сильно дернул на себя ящик кухонного буфета, что все его содержимое высыпалось на пол. Ч-ч-черт! Аспирин, аспирин…
Франк стоял в дверях, почесывая живот под майкой.
- Уй-я-я-я, - зевнул он, - что здесь творится? Что за бардак?
- Я ищу аспирин…
- В шкафу…
- Спасибо.
- Голова болит?
- Нет, это для подруги…
- Для девчонки с восьмого этажа?
- Да.
Франк захихикал.
- Погоди-ка, ты был с ней? Ходил наверх?
- Да. Пропусти, пожалуйста.
- Постой, поверить не могу… Значит, ты наконец оскоромился!
Пока Филибер шел по коридору, в спину ему звучали насмешки Франка:
- Она тебе что, с первого же раза мигрень закатила? Ну, парень, ты влип…
Филибер закрыл за собой дверь, обернулся и вполне явственно произнес: «Заткнись сам…»
Он подождал, пока таблетка растворилась, и побеспокоил Камиллу в последний раз. Ему показалось, что она прошептала слово «папа…». А может, просто пыталась объяснить, что больше не хочет пить. Он ни в чем не был уверен.
Филибер снова намочил варежку, отдернул простыню и на мгновение застыл.
Лишившийся дара речи, напутанный и очень гордый собой.
Да, гордый собой.