Глава IV. ЭМИЛИ И ПОТИРОН

Бип-Бип... Бип-Бип...

15 часов 31 минута 16 секунд.

Уже минуту и шестнадцать секунд вы лежите на диване в гостиной и мечтаете погрузиться в 1135 страниц джойсовского «Улисса» (Что ж, и вам случается читать серьезные книги).

– Черт возьми! Никогда ни минуты покоя! – вскрикиваете вы. – Задолбал меня проклятый телефон!..

Мельхиор шокирован.

– Я, конечно, простой беспородный кот, и, кроме меня, в доме никого нет, но из этого еще не следует, что при мне можно употреблять такие выражения.

Бип-бип... Бип-бип...

Где теперь затаился поганый аппаратик?

На дне сумки, как всегда? Нет.

Оказывается, вы на нем лежите.

Ваша Старшая кричит срывающимся голосом:

– Мама! Спасай! Эмили и ее подругу Саломе забрали в полицию, не знаю уж, что они там натворили. Они в комиссариате 6-го округа. А у меня самая распродажа... В магазине тьма народу!.. Продавщица моя, разумеется, ушла! На похороны бабушки. Не можешь ли ты поехать туда вместо меня?

– На похороны ее бабушки?..

– Да нет, в полицию... Вытащить девчонок...

– Хорошо. Правда, мне казалось, что твоя продавщица уже похоронила бабушку два месяца назад.

– Совершенно верно. Причем в четвертый раз. И обрати внимание, мои продавщицы всегда хоронят бабушек и никогда – дедушек. Как мне это все надоело! Надоело! Надоело!..

Хлоп! Повесила трубку.

Что ж, вперед! Ваша внучка арестована! В 13 лет! Что она выкинула?

Вам известны только два ее увлечения.

Ее обожаемая подружка Саломе, с которой она не расстается с детского сада. Они целыми днями шушукаются в школе (сколько бы их за это ни наказывали), а, расставшись, усаживаются дома за телефон. Они друг у друга ночуют. Делают вместе уроки. Ходят в кино. Словом, сиамские близнецы.

Второе пристрастие – это ваша коллекция шелковых косынок «Гермес», которую вы собираете уже тридцать лет. В воскресенье после семейного обеда, где Саломе, разумеется, тоже присутствует, они прокрадываются к вам в спальню и устраивают маскарад. Наряжаются в корсаров... В русских крестьянок... Цыганок... Жительниц Антильских островов... и т.д. Заслышав шаги, они комом запихивают ваши драгоценные косынки в шкаф, бегут в ванную и с невинным видом моют руки. Ваши гневные окрики не помогают. Не помогает и замок, специально врезанный в дверцу шкафа (вы забываете спрятать ключ). Тронутый вашими жалобами Любимый Муж установил однажды сигнализацию, включавшуюся автоматически, как только кто-нибудь прикасался к заветному шкафу (читайте сказку о Синей Бороде). Проказницы тогда едва не умерли от страха. К несчастью, вы тоже, поскольку на другой день не сообразили эту сигнализацию отключить.

Но эта партизанская война – дело семейное, и непонятно, при чем тут полиция.

Вам предоставляется случай узнать, что в каждом округе Парижа несколько комиссариатов. Заглянув в один, в другой, в третьем находите наконец двух девочек сидящих на низенькой скамейке; они испуганно жмутся друг к другу и теребят кончики волос. Увидев вас, обе подскакивают, как на пружинах, и бросаются вам на шею с криком:

– Бабуля!.. Мадам!.. Мы ничего не сделали!

– То есть как «ничего не сделали»? – рявкает присутствующий тут же гориллобразный детина. – А это?

И потрясает у вас перед носом толстенной повязкой на большом пальце.

– Если бы вы не попытались нас изнасиловать, я бы вас не укусила! – кричит Эмили.

– Я!?.. Пытался вас изнасиловать? – икает от возмущения орангутанг. – Это вы пытались изнасиловать Дани-Рокера.

– Ты спятил? – вопит Саломе. – Изнасиловать сорокалетнего старика! Да меня б стошнило!

– Вы же его фанатки!

– Мы? Мы просто автографы коллекционируем. Мы фанатки Джони.

Отчаявшись что-либо понять, вы просите проводить вас к комиссару.

Комиссар не снисходит до общения с вами. Надо было пустить в ход проверенный прием: представиться тещей министра. Тещ министров боятся все, включая самих министров. Срабатывает безотказно.

После долгих объяснений с какими-то полицейскими, в том числе одной дамочкой в форме, после угрозы вызвать вашего адвоката – помощника председателя коллегии (подразумевается Жиль) – вам удается выяснить, что, собственно, произошло.

Разузнав неизвестным вам способом адрес поющего идола по прозванью Дани-Рокер, Эмили с Саломе сели в засаду возле его дома и бросились на своего кумира, лишь только он появился в дверях, опасливо пряча лицо за огромными черными очками. (Звезды маниакально нацепляют себе на нос громадные солнечные очки даже ночью, полагая, что укроются за ними от глаз любопытной черни. В действительности же очки эти привлекают внимание сильней, чем, если бы они вешали себе на шею табличку со своим именем.) Эмили и Саломе мечтали получить автограф и поцелуй.

К несчастью, в этот день Дани-Рокер пребывал в дурном расположении духа (может, например, запор приключился). Он знаком приказал гориллообразному телохранителю отразить напор юных обожательниц. Эмили в ярости прокусила горилле большой палец до крови. Тот взвыл (чудище оказалось неженкой). Народ сбежался. Папарацци. Ну, полиция всех и замела. Кроме, разумеется, кумира: тот небрежно раздав несколько автографов, шмыгнул домой.

Горилла собрался подать на Эмили в суд за нападение и насильственные действия.

– Мой друг, вы станете посмешищем! – любезно объясняете вы ему. – Здоровый, сильный парень жалуется, что на него напала тринадцатилетняя девочка. Да где ж это видано! Вы после этого работы никогда не найдете. И Рокер ваш вряд ли обрадуется, узнав, что его телохранитель обвинен в изнасиловании.

– Чего? Я и не думал насиловать ваших девочек! – бормочет примат.

– Да, но он меня за грудь ухватил, – визжит Эмили. – Поэтому я его и укусила. Скажи, я правильно сделала, бабуль?

– Правильно, деточка. Это называется «сексуальным домогательством», за него полагается несколько лет тюрьмы...

Орангутанг смотрит на вас обезумевшими глазами.

– Вранье! Клевета!

– Не связывайся лучше, – советует ему полицейский и смеется.

– Ага, – поддакивает другой, – тем более что комиссару надоело закрывать глаза на ваши с Дани безобразия.

– И вообще, мы что-то давненько не получали бесплатных билетов на концерты, – встревает третий.

Горилла спасается бегством.

Вы уходите из комиссариата победительницей, девчонки следуют за вами. Завернув за угол, взрываетесь:

– В следующий раз, когда вам вздумается бегать за кретином вроде этого Дани-Рокера, который на вас даже не взглянул, я оставлю вас в участке. Понятно?

Фанатки пристыжено кивают. Дома Эмили сорвала со стен все афиши и плакаты своего кумира и в скором времени заменила их фотографиями предмета новой страсти:

Коня по кличке Потирон.

Любая бабушка с тайной радостью наблюдает, как дочь, в свое время хорошенько потрепавшая ей нервы, лезет теперь на стенку от проделок собственной дочери, вступившей в переходный возраст.

Самое приятное – это когда Старшая стонет у вас на плече, жалуясь на выходки своей наследницы.

– Она меня с ума сведет!

– Ба! В ее возрасте ты меня тоже с ума сводила.

– Я?!.. Да я была просто ангелом, святой Терезой из Лизье.

– Ага, как же! Дьяволом в юбке – вот, кем ты была.

Она вам не верит. Забыла уже.

В одно прекрасное утро Эмили заявила, что хочет обучаться верховой езде, а «когда вырастет» – руководить с Саломе конно-спортивным клубом. Потому что прекраснее лошадей ничего не существует.

Она настояла, чтобы уроки фортепьяно ей заменили занятиями в манеже, где две болтушки ездили по кругу верхом на старых клячах под окрики отставного солдафона.

Вскоре юные наездницы стали проводить уикенды и часть каникул за городом в шикарном пони-клубе. Вашу Старшую это мало радовало, поскольку ей приходилось возить туда обеих девиц: мать Саломеи категорически отказалась «работать у барышень шофером».

– Пусть ездят поездом.

Логично.

К сожалению, вы-то прекрасно знаете (и Старшая тоже – по собственному опыту), что выданные на поезд деньги будут потрачены на кино и шоколадки, а перемещаться легкомысленные создания будут автостопом.

В 17 лет вы со своей подругой Жаниной, голосуя поднятым вверх большим пальцем, избороздили всю Скандинавию.

В 16 лет Жюстина со своей любимой Ванессой съездили таким же образом в Италию, а на деньги, которые вы им дали на дорогу, обошли все ночные заведения в Риме.

Вас никто не изнасиловал в пути. Их тоже. Тем не менее вы, равно как и Жюстина, запрещаете подрастающему поколению использовать данный способ передвижения, тем более что знаете из газет, чем это иной раз кончается.

А потому вы нередко сами отвозите девчонок, одетых заправскими жокеями (брюки галифе, черная бархатная шапочка, рубашка «Лакост», черные кожаные сапоги, стек – во все это папаши вложили целое состояние), на конные соревнования и там погружаетесь в воспоминания. Было время и вы скакали во весь опор по дикой пустыне на юге Марокко в сопровождении всадников каида, подкидывая и с воплем ловя на лету воображаемое ружье, как настоящий джигит. Или трусили рысцой по благоухающим эвкалиптовым рощам под стенами Рабата и возле дворца султана. По безлюдным в это время океанским пляжам.

Воспоминания об этих прогулках до сих пор кружат вам голову.

Не то что об уроках верховой езды, которые вам во время каникул давал ваш дорогой Папочка, в ту пору комендант Алжира. Выпускник знаменитой кавалерийской школы в Сомюре, он хотел сделать из вас настоящего мушкетера, а не «ковбоя вонючего».

Он выбирал для вас огромную кобылу с недобрым взглядом, а между вашим правым коленом и лошадиным боком коварно засовывал монетку. Ее полагалось вернуть в конце занятия в доказательство того, что вы не отрывали ляжек от поганой скотины. Как бы потом у вас ни ломило от этого все тело. Затем, к вашему ужасу, Родитель, получивший прекрасное воспитание у испанских иезуитов, блистающий светским лоском на колониальных приемах, начинал ругаться, как конюх, и грубо на вас кричать:

– Сожми ляжки, чтоб тебя!.. Зад вперед подай, мать твою!.. Спина прямая! Прямая спина!!! Болтаешься в седле, как куль с мукой... В следующий раз я тебя на теленка посажу...

Вы багровели от стыда. Нервничали, теряли стремена. И отцовскую монетку, само собой. К великой радости окружавших отца лейтенантиков: слышать, как площадная брань обрушивается на голову командирской дочки, было их самым изысканным развлечением.

Помнится, однажды вы упали, к вящему удовольствию откровенно презиравшей вас кобылы.

– В седло! В седло! – завопил Родитель.

– Я щиколотку подвернула, – солгали вы и притворно захромали.

Дорогой Папочка, удрученный такой бездарностью, махнул рукой на ваше обучение. И позволил вам спокойно предаваться вашей подлинной страсти: стрелять из рогатки по лягушкам, квакавшим в тамошних вади, и всякий раз приносить несколько штук к обеду (Да-да, мадам Бардо! Лягушачьи лапки, натертые чесночком, политые оливковым маслом, посыпанные петрушкой и поджаренные на вертеле – это жуть как вкусно).

Не отличаясь особенной (да и вообще никакой) наблюдательностью, вы все-таки примерно через год замечаете, что Эмили несколько охладела к верховой езде. По воскресеньям она теперь остается в Париже, предпочитая «погулять с Саломе».

– И где же вы гуляете?

– Да так, по улицам.

– По каким улицам?

– Да так... наугад.

Вы, разумеется, не верите ни единому слову. Вам еще никогда не приходилось слышать, чтобы девочки в ее возрасте гуляли «наугад» по улицам Парижа. Тогда она заявляет, что ходит в Трокадеро кататься на роликах, которые вы ей подарили на Рождество. Но вот что странно: для занятия таким весьма подвижным спортом она увешивает себя невероятным количеством побрякушек (серьги, кольца, браслеты на запястьях, браслеты на щиколотках).

А потом – на тебе! В один прекрасный день вы встречаете вашу подругу Иду.

– Знаешь, – весело сообщает она, – я видела твою внучку в метро. Она собирала милостыню на линии Нейи-Венсен на пару с молодым цыганом, бренчащим на гитаре.

Вы чуть не упали.

Что делать?

Рассказать Старшей? Последствия: трагедия в греческом стиле и немедленная отсылка Эмили во французский лицей в Виллар-сюр-Оллон (Швейцария). Результат: внучка будет ненавидеть вас десять лет.

Промолчать? Риск: идиллия расцветает пышным цветом. Эмили уезжает в кибитке с табором своего возлюбленного. Такое уже случилось у одной из ваших подруг: дочь вернулась к ней только через три года, успев за это время объездить всю Центральную Европу и Египет и родить двух цыганят.

Поговорить по душам с Эмили? Опасность: она разозлится и пошлет вас куда подальше: «Я знаю, что делаю, не маленькая!» или «Бабуля, я его люблю. Он гениальный музыкант. Он станет знаменитым, и ты будешь им гордиться»...

Советуетесь с Мельхиором.

– Это проще простого, – отвечает он, умываясь лапкой (к дождю). – Делаешь сумасбродной девчонке подарок: два месяца в спортивном лагере в США. Там она встречает высоченного американского баскетболиста и забывает цыгана. А потом подумаем, как избавиться от баскетболиста...

... Можно будет отправить ее кататься на яхте в Гленан, там она влюбится в голубоглазого матроса-бретонца и решит открыть с ним пиццерию на пляже в Плу-ле-Маре...

... Тогда послать ее в Межев кататься на лыжах под руководством красивого загорелого тренера...

И т.д.

Девичьи влюбленности дорого обходятся.