Диван-кровать
Вот уже пять с половиной месяцев я хочу Сару Врио, ответственную по продажам.
Может, мне следовало бы сказать: вот уже пять с половиной месяцев я влюблен в Сару Врио, ответственную по продажам? Не знаю.
Все это время, стоит мне о ней подумать - и у меня встает, да еще как встает, а поскольку такое со мной впервые, я не знаю, как назвать это чувство.
Сара Врио догадывается. Нет, у нее, конечно, не было случая дотронуться до моих штанов (вернее, до их содержимого!) или почувствовать это как-то иначе, но она догадывается.
Сара, естественно, и не подозревает, что во вторник моим мучениям исполнится пять с половиной месяцев, она не так привязана к цифрам (я - бухгалтер, так что сами понимаете…). Но я знаю, что она знает, потому что Сара - та еще штучка.
Раньше ее манера разговаривать с мужчинами меня шокировала, а теперь приводит в отчаяние. Она говорит с ними так, словно на ней специальные очки (как у супермена - просвечивающие насквозь), позволяющие ей точно определять длину члена собеседника. Я имею в виду размер в состоянии покоя, конечно.
Ну в общем, сами понимаете, все это создает довольно своеобразную обстановку в конторе… Можете себе представить.
Она пожимает вам руку, отвечает на ваши вопросы, улыбается, даже пьет с вами кофе из пластикового стаканчика в кафешке, а вы как полный идиот все это время только и думаете, как бы поплотнее сдвинуть колени или закинуть ногу за ногу. Полный идиотизм.
Но хуже всего то, что она-то все время смотрит вам прямо в глаза, не отрываясь. Только в глаза.
Сара Врио не красавица. Она хорошенькая. А это разные вещи.
Она невысокого роста, блондинка - правда, любому дураку ясно, что это не натуральный цвет ее волос, а результат мелирования.
Как большинство девушек, она часто носит брюки, причем предпочитает джинсы. А жаль…
Сару можно, пожалуй, назвать пухленькой. Я часто слышу, как она обсуждает по телефону с подружками разные диеты (говорит она громко, а поскольку мой кабинет рядом, то я оказываюсь в курсе всего).
Так вот, она считает, что ей необходимо сбросить четыре кило, чтобы весить пятьдесят. Я целыми днями об этом думаю, даже записал в своем ежедневнике, пока слушал Сарину болтовню: «54!!!»
Я узнал, что предмет моей страсти уже испробовала метод Монтиньяка и что ей «ужас как жалко зря потраченных денег - целых 100 евро!», что она вырвала из апрельского номера «Biba» странички со специальными похудательными рецептами Эстеллы Холлидей, что на ее крохотной кухоньке висит гигантский плакат, на котором указано количество калорий всех существующих продуктов питания, и что она даже купила маленькие кухонные весы, как того требует диета «весо-наблюдатедей»…
Сара частенько обсуждает эту животрепещущую тему со свой подружкой Мари - та, насколько я понял, высокая и тощая. (Между нами говоря, эти их разговоры - полный бред: ну что, скажите на милость, может ответить Саре ее приятельница-вешалка?)
В этом месте моего рассказа многие подумают: да что он вообще нашел в этой девице?
О-о-о, как бы я их устыдил!
На днях я слышал, как Сара Врио смеялась до слез, рассказывая (может, той же самой Мари?), что отдала весы своей мамочке, чтобы та напекла ей «чудных воскресных пирогов»! Она веселилась от души.
К тому же Сара Врио вовсе не вульгарна, нет, она привлекательна. Ее так и хочется приласкать, а это, согласитесь, редкий случай.
Так что заткнитесь.
* * *
За неделю до Дня матерей /День матерей отмечается во Франции в последнее воскресенье мая/ во время обеденного перерыва я бродил по отделу женского белья в «Галери Лафайетт». Продавщицы с красными розочками, приколотыми к отворотам блузок, были начеку и цепким взглядом профессионалок выискивали в толпе нерешительных папаш.
Зажав портфель под мышкой, я играл в игру: «что-бы-я-купил-Саре-Брио-будь-я-ее-мужем»?
«Лу», «Пассионата», «Симон Перель», «Лежаби», «Обад»… От разнообразия марок белья голова у меня шла кругом.
Некоторые вещички казались мне слишком вызывающими (все-таки День матерей!), в других мне не нравился цвет или раздражала продавщица (ну да, тональный крем - вещь неплохая, но надо же и меру знать!).
Не говоря уже о всех тех моделях, предназначение которых вообще оставалось для меня загадкой.
Я плохо представлял себе, как стал бы в порыве страсти расстегивать все эти крошечные кнопочки, и так и не смог разобраться, как следует поступать с поясом для чулок (как правильно: нужно его снимать или нет?).
Меня бросило в жар.
В конце концов я выбрал для будущей матери моих детей комплект из бледно-серого шелка от Кристиана Диора. Классная вещь.
- Какой у мадам размер бюстгальтера? Я зажал портфель между коленями.
- Примерно… примерно вот такой, - ответил я, держа ладони сантиметрах в пятнадцати от своей груди.
- Вы что, не знаете? - сухо переспросила продавщица. - Какой у нее рост?
- Ну, она достает мне… почти вот до сюда, - сказал я, кивнув себе на плечо.
- Понимаю (на ее лице отразилось недоумение)… Итак - я даю вам 90С, возможно, он будет великоват, но мадам сможет в любой момент обменять покупку. Только сохраните чек, хорошо?
- Благодарю вас. Это то, что нужно, - произнес я уверенным тоном папаши, который каждое воскресенье возит детишек в лес и никогда не забывает флягу с водой и непромокаемые курточки.
- А как мы поступим с трусиками? Что вам больше нравится: классическая модель или «танга»? Кстати, у нас есть и «стринги», но я не думаю, что вы…
Полегче, мадам Мишлин из «Галери Лафайетт»!
Сразу видно - ты не знаешь Сару Врио из компании «Шопар и Минон». Девушку, которая смело всем демонстрирует свой пупок и никогда не стучится, входя в чужой кабинет.
Однако, когда продавщица показала мне «стринги», я чуть не рухнул. Нет, такое надеть невозможно! Это же орудие пытки… Я выбрал трусы-«танга», «…которые в этом сезоне выглядят как "бразильские", но сидят на бедрах, сами видите. Вам подарочную упаковку, мсье?»
Так-то вот.
Уф…
Я засунул маленький розовый пакетик в портфель между двумя папками и планом Парижа и вернулся на свое рабочее место.
Ничего себе перерывчик получился.
Ладно, по крайней мере, когда у нас появятся дети, выбирать ей подарок станет легче. Мне придется отговаривать их: «Нет, ребята, только не вафельница… умоляю…»
* * *
Мерсье, мой коллега из экспортного отдела, как-то раз обронил:
- Она тебе нравится, да, старина?
Мы сидели у Марио, пересчитывали талоны на питание, и этот кретин решил изобразить из себя эдакого рубаху-парня и поиграть со мной в «давай-ка-выкла-дывай-мне-все-уж-я-тебе-помогу».
- У тебя губа не дура!
У меня не было желания с ним разговаривать. Ни малейшего.
- Она, вроде, добрая девушка… (Он многозначительно подмигнул.)
Я неодобрительно покачал головой.
- Мне Дюжуаньо говорил…
- Дюжузньо с ней встречался! Я сбился в своих подсчетах.
- Да нет же, ему рассказал Мовар, он-то с ней спал, и, скажу тебе… - Мерсье неопределенно помахал рукой в воздухе и, гаденько округлив губы, с чувствомпроизнес: - О-го-го… Очень даже знойная девушка… эта Врио, и взгляд у нее такой… призывный, ничего не скажешь… Она такое вытворяет… словами и не опишешь…
- Вот и не описывай. А кто такой этот Мовар?
- Он работал в рекламном отделе, но ушел еще до тебя. Мы для него оказались слишком маленькой фирмой, представляешь…
- Еще бы.
Бедняга Мерсье. Никак не успокоится. Должно быть, рисует сейчас в своем воображении картинки разных сексуальных поз.
Бедняга Мерсье. Мои сестры между собой придумывают тебе всякие неприличные прозвища и до сих пор хихикают, вспоминая твой «форд-таурус».
Бедняга Мерсье, который пытался охмурить Мириам, а сам носит на пальце золотую печатку с выгравированными на ней собственными инициалами!
Бедняга Мерсье. Ты все еще надеешься сойтись с умной девушкой и при этом ходишь на первые свидания с болтающимся на поясе мобильником в пластиковом чехле и автомагнитолой под мышкой.
Бедняга Мерсье. Знал бы ты, что мои сестры говорят о тебе… конечно, когда они о тебе говорят.
* * *
Никогда не знаешь, как все повернется и почему иной раз какой-то вроде бы пустяк приобретает вдруг катастрофические масштабы. Почему-то события порой совершенно выходят из-под контроля. Вот так и моя жизнь - изменилась в мгновение ока из-за каких-то там ста пятидесяти граммов серого шелка.
* * *
Вот уже пять лет и скоро восемь месяцев я живу вместе с сестрами в квартире общей площадью 110 кв. м недалеко от станции метро «Конвансьон».
Сначала я делил кров с моей младшей - Фанни. Она моложе меня на четыре года и учится на медицинском факультете Сорбонны. Так придумали наши родители - из экономии и ради собственного спокойствия: чтоб быть уверенными, что малышка не потеряется в Париже, ведь до того она ничего кроме Тюлля с его кафешками, своего лицея да ярко разукрашенных мопедов в жизни своей не видела.
Я хорошо уживаюсь с Фанни, потому что она молчаливая девочка. И покладистая.
Нужен пример - пожалуйста. Если на неделе, когда по кухне «дежурит» Фанни, я вдруг приношу на ужин камбалу - просто потому, что мне ее ужасно захотелось, - она не начинает ныть, что я-де нарушил все ее планы. Фанни с легкостью подстраивается под меня.
С Мириам все немного по-другому.
Мириам - это моя старшая сестра. Разница в возрасте у нас - меньше года, но, если вы увидите нас вместе, ни за что не подумаете, что мы родные брат и сестра. Мириам говорит, не закрывая рта. Мне даже кажется, что она малость чокнутая, ну да это неудивительно: Мириам у нас - художник…
После Академии изящных искусств она занималась фотографией, делала коллажи из пеньки и металлической стружки, снимала абстракционистские клипы объективом, заляпанным краской, увлекалась боди-артом, занималась дизайном с неким Лулу де Ларошетт (?), ходила на демонстрации, лепила и ваяла, танцевала и что-то там еще, чего я уже и не вспомню.
В последнее время она рисует картины. Я не могу разобрать, что на них изображено, даже сильно прищурившись, но Мириам заявляет, что у меня отсутствует артистическая жилка и я просто не умею видеть прекрасное. Ну и ладно.
В последний раз мы поругались, когда ходили вместе на выставку Болтански (вот ведь додумалась - повести меня смотреть… это. Я, естественно, выглядел полным идиотом и ломал себе голову в догадках, зачем же она меня туда привела).
Мириам - чистой воды мартовская кошка: с пятнадцати лет она каждые полгода (то есть уже тридцать восемь раз, если я правильно считаю) знакомит нас с Мужчиной своей мечты - Настоящим, Самым Добрым, Белым и Пушистым… Свадьба, фата… На этот раз - наверняка. Точно. Других - не будет!
Всю Европу собрала, просто Интернационал какой-то: Ян был шведом, Джузеппе - итальянцем, Эрик - голландцем, Кико - испанцем, а Лоран приехал из Сен-Кантен-ан-Ивлин /Городок в пригороде Парижа, между Версалем и Рамбуйе/. Национальностей остальных тридцати трех я сейчас не припомню. Я и имен-то их уже не назову.
Когда я съехался с Фанни, у Мириам как раз был роман с Кико. С потенциальным гениальным режиссером.
Сначала мы редко виделись. Время от времени они заявлялись к нам ужинать, и Кико всегда приносил бутылку вина. Всегда очень хорошего. (Еще бы - кроме выбора вина ему все равно больше нечем было заняться!)
Кико мне нравился. Он томно смотрел на мою сестру и, качая головой, подливал себе вина. Вот только курил он всякую дрянь - и после его визитов я был вынужден опрыскивать все комнаты освежителем воздуха с ароматом жимолости.
Шли месяцы, Мириам навещала нас с Фанни все чаще и практически всегда - одна. Сестры закрывались в спальне Фанни, и я полночи слушал, как они там хихикают. Как-то вечером я зашел к ним спросить, не хотят ли они травяного чая или еще чего-нибудь, и увидел, что они лежат на полу и слушают свою любимую старую запись Жан-Жака Голдмана: «Раааз уууж ты уеззжжааешь… дабадабада».
Очень трогательно. Даже возвышенно.
Иногда Мириам уходила ночевать к себе. Иногда оставалась.
В металлическом стаканчике в нашей ванной появилась третья зубная щетка, а диван-кровать в гостиной часто раскладывали на ночь для Мириам.
А потом пришел день, когда она сообщила нам, кивнув на телефон:
- Если это Кико… меня нет…
А потом, а потом, а потом… Как-то утром за завтраком она спросила меня:
- Не возражаешь, если я какое-то время поживу у вас?… Разумеется, я буду участвовать в расходах на хозяйство…
Я едва не утопил мое печенье в чашке с какао -чего я терпеть не могу - и ответил:
- Ну конечно, дорогая.
- Здорово. Спасибо.
- Вот только…
- Что?
- Курить будешь на балконе…
Она улыбнулась в ответ и отвесила мне глубокий поклон.
И тут мое печенье, ясное дело, таки упало в чашку, я пробормотал себе под нос: «ну вот, началось…», - попытался выловить его кусочки из какао, но в принципе не сильно расстроился.
* * *
И все-таки я обдумывал новость целый день и вечером расставил все точки над «i»: квартплату делим на всех, магазины, готовка и уборка -по графику. «Кстати, девочки, обратите внимание - на дверце холодильника висит календарь, размеченный по неделям: дежурства Фанни - розовым маркером, Мириам - синим, мои - желтым… И уж будьте добры, предупреждайте заранее, если собираетесь ужинать не дома или, наоборот, приглашаете гостей. Кстати, о гостях: если кто-то из вас приводит мужчину, с которым собирается переспать, то относительно спальни договаривайтесь между собой…»
- Эй, да ладно тебе… не возбуждайся… - ответила Мириам.
- И правда… - поддержала ее сестра.
- А как насчет тебя? Уж будь так любезен - захочешь встретиться здесь с подружкой, предупреждай! Чтобы мы успели убрать с виду наши чулки в резиночку и презервативы…
И они захихикали, как две дурочки. Беда с ними, да и только.
Впрочем, получалось у нас неплохо. Признаюсь - я не очень-то верил в успех предприятия, но ошибся… Если женщины чего-то хотят, все, как правило, получается. Без проблем.
Сейчас я понимаю, как важен оказался для Фанни переезд к нам Мириам.
Она - полная противоположность своей сестры, она романтичная и верная. А еще - чувствительная.
Фанни всегда влюбляется в мужиков, для нее недоступных, которые живут где-нибудь у черта на рогах. С тех пор как ей исполнилось пятнадцать, Фанни по утрам караулит почту и вздрагивает от каждого телефонного звонка.
Это не жизнь.
Был у Фанни Фабрис, живший в Лилле (а она - в Тюлле!). Он засыпал ее страстными письмами, в которых только и писал что о себе любимом! Четыре года неудовлетворенной юношеской любви.
Потом был Поль - он уехал в Буркина-Фасо работать «врачом без границ». Благодаря Полю Фанни выбрала себе профессию, возненавидела почту -за ее медлительность - и выплакала все слезы… То были пять лет весьма экзотической неудовлетворенной любви.
То, что происходит в жизни Фанни сейчас - это полный «абзац»: по обрывкам ночных бесед моих сестер, которые мне удалось уловить, и по некоторым намекам, сделанным за столом, я понял, что Фанни влюблена в одного женатого врача.
Я слышал, как Мириам спросила Фанни, чистя в ванной зубы:
- У него ешть дети?
Думаю, моя младшая сестра в этот момент сидела на крышке унитаза.
- Нет.
- Так лушше, потому што… (тут Мириам сплюнула)… дети - это слишком хлопотно, понимаешь. Во всяком случае, я не смогла бы.
Фанни ничего не ответила, но я уверен - в этот момент она покусывала кончики своих волос, разглядывая коврик на полу или пальцы ног.
- Можно подумать, ты их специально выискиваешь…
- …
- Ты уже достала нас своими нелепыми мужиками. К тому же все врачи - зануды. Скоро он станет играть в гольф и будет безвылазно торчать на конгрессах где-нибудь то в Марракеше, то еще где, а ты вечно будешь сидеть одна…
- …
- И учти, я нарисовала тебе сейчас твое гипотетическое будущее… но это на тот случай, если у вас все получится, а кто нам гарантирует, что так и будет?… Ведь та, другая, свой кусок добровольно не отдаст, не расстанется с марокканским загаром - ей же надо, чтобы жену дантиста из «Ротари» перекашивало от зависти.
Фанни, должно быть, улыбается - это слышно по ее голосу. Она бормочет в ответ:
- Наверное, ты права…
- Конечно, я права!
Шесть месяцев преступной несчастной любви. (Возможно.)
- Пойдем со мной в Галерею Делоне в субботу вечером - я знакома с устроителем вернисажа, там будет весело. И потом, я уверена - там будет Марк… Мне просто необходимо вас познакомить! Вот увидишь, он классный мужик! А какая у него задница!
- Фффу, какой вздор… А что за выставка?
- Не помню. Передай, пжста, полотенце!
Мириам часто вносила разнообразие в нашу повседневную жизнь, покупая хорошее вино и всякие вкусности у Фошона. А еще она придумала себе новое занятие: перелопатив и «переварив» кучу книг и журналов о принцессе Диане (невозможно было пройти по гостиной, не наступив на усопшую!), она мастерски научилась ее изображать. По уик-эндам она устраивалась с этюдником на мосту Альма и рисовала безутешных поклонниц Дианы со всех концов света рядом с их кумиром.
За умопомрачительную сумму денег («глупость всегда дорогого стоит») какая-нибудь японская туристка могла попросить мою сестру изобразить ее рядом с улыбающейся леди Ди (на школьном празднике принца Гарри), с плачущей леди Ди (навещающей больных спидом в Белфасте), с сочувствующей леди Ди (в палате умирающих от спида в Ливерпуле) и даже рука об руку с нахмурившейся леди Ди (на праздновании пятидесятилетия открытия Второго фронта).
Что ж, снимаю шляпу и иду открывать вино.
Да, все у нас было хорошо. Мы с Фанни не сказать чтобы стали больше разговаривать, но смеялись чаще. Мириам не утихомиривалась, но она много рисовала. Для моих сестер я был идеальным мужчиной, но не таким, за какого они хотели бы выйти замуж.
Я не переживал по этому поводу - только пожимал плечами, следя за пирогом в духовке!
* * *
Итак, возмутителем нашего спокойствия стал комплект женского шелкового белья.
Прощайте, посиделки на диванчике в гостиной, когда я, умиленно вздыхая, молча смотрел на своих сестер. Не будет больше коктейлей, приготовленных Фанни по ее фирменному рецепту «Врачи на дежурстве», от которых кишки завязываются бантиком, а в памяти всплывают почему-то самые грязные анекдоты. Покончено с перебранками:
- Да вспомни же, черт бы тебя побрал! Это важно! Лилиан или Тристан???
- Откуда я знаю! У твоего парня проблемы с дикцией.
- Быть того не может! Ты что, нарочно, да? Напрягись и вспомни, давай!
- «Могу я поговорить с Мириам? Это Лтфргазян». Устраивает?
И Мириам, хлопнув дверью, отправляется на кухню.
- Было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты пощадила холодильник…
ХРЯСЬ.
- …и дала бы этому своему… адрес хорошего логопеда…
- Ах ты, чертяберигад!
- И сама сходи туда же, не помешает.
ХРЯСЬ.
Не будет больше примирений за столом под моего знаменитого фирменного цыпленка («ну что?., неужели здесь, с нами, тебе не лучше, чем с твоим Лтфргазяном?»).
Прощайте, недели, раскрашенные разными цветами, походы на рынок в субботу по утрам, валяющиеся в туалете номера «Gala», открытые на странице с гороскопом, художники всех мастей, объясняющие нам, в чем прелесть тряпок Болтански, бессонные ночи, ксерокопии лекций Фанни, нервотрепка экзаменационных сессий, склоки с соседкой снизу, песни Джеффа Бакли, воскресное чтение комиксов на ковре, поедание конфет перед экраном телевизора и доводящий меня до исступления вечно не закрытый тюбик зубной пасты.
Прощай, моя молодость.
* * *
Мы устроили праздничный ужин, чтобы отметить окончание сессии Фанни. Для нее забрезжил наконец свет в конце тоннеля…
- Господи! Больше десяти лет… - повторяла она с улыбкой.
За низким столом сидели ее интерн (этот трус - напоминаю: будущий гольфист и любитель Марокко -конечно, снял обручальное кольцо!), подружки Фанни по больнице, в том числе знаменитая Лора, - насчет нас с ней мои сестры вынашивали множество далеко идущих планов - на том основании, что она однажды якобы говорила обо мне с придыханием в голосе (да уж, никогда не забуду свидание-сюрприз, которое они мне устроили на Лорин день рождения, когда я оказался один на один с этой фурией и весь вечер, уворачиваясь от жадных ручонок, искал в козлиной шкуре, служившей ей ковром, ее контактные линзы…).
Был приглашен и Марк (я хоть узнал, что такое «классная задница»… кстати, ничего особенного…).
Пришли также какие-то приятели Мириам, которых я раньше в глаза не видел.
Глядя на них, я задавался вопросом, где моя сестричка их только откапывает: странных мужиков, покрытых татуировками с головы до ног, и девиц на немыслимых каблуках, которые хохочут по любому поводу, тряся тем, что заменяет им прически.
Сестры сказали мне:
- Приведи коллег, если хочешь… Ты никогда никого нам не показываешь…
«И правильно делаю, дорогие мои… - думал я чуть позже тем же вечером, любуясь этими представителями животного и растительного мира, поедающими арахис на моем диванчике "Синна", который мама подарила мне в честь получения диплома бухгалтера, - ох как правильно…»
Время уже было позднее, и мы все прилично набрались, когда Мириам - которая пошла ко мне в комнату за ароматической свечой - вернулась, хихикая и кудахча, как возбужденная индейка, с лифчиком Сары Врио, который она держала двумя пальчиками.
Боже правый…
В тот вечер меня «отделали» по полной программе.
- Эй, что это такое? Слушай, Оливье, а ты знаешь, что у тебя в спальне куча барахла из секс-шопа?… Всем парижским мужикам на зависть! Только не говори, что ты здесь ни при чем!
И тут Мириам понесло.
Она выдрючивалась, пародировала танец стриптизерши, обнюхивала трусики и падала навзничь. Она вошла в раж.
Остальные умирали со смеху. Даже чемпион по гольфу.
- Ладно. Довольно. Дай мне это.
- А для кого это? Нееет, ты сначала скажи, для кого ты это купил?… Поддержите меня, ребята!
И тут все эти придурки принялись свистеть, стучать по зубам стаканами и громить мою гостиную!
- Нет, ты видела, какие у нее сиськи!!! Постой, это ж по крайней мере 95 см!!! - вопит эта чокнутая Лора.
- Да уж, не соскучишься… - шепчет мне на ухо с кривой усмешкой Фанни.
Я встал. Взял ключи, куртку и вышел, хлопнув дверью.
ХРЯСЬ.
Я переночевал в отеле «Ибис» у Версальских ворот.
Нет, я не спал. Я размышлял.
Большую часть ночи я простоял, прислонившись лбом к стеклу и глядя на Выставочный комплекс.
Жалкое зрелище.
К утру я принял решение. У меня даже не было похмелья, и я весьма плотно позавтракал.
* * *
Я отправился на Блошиный рынок.
Я очень редко трачу время на себя самого.
Я ощущал себя туристом, приехавшим в Париж. Бродил, засунув руки в карманы и благоухая лосьоном после бритья «NinaRicciforMen» - фирменный знак сети «Ибис» повсюду в мире. Я мечтал, чтобы моя коллега случайно этак, ненароком столкнулась со мной где-нибудь на выходе из очередного ряда:
- Привет, Оливье!
- Привет, Сара!
- Оливье, как хорошо от тебя пахнет!
- Ах, Сара…
Я упивался солнцем, сидя за кружкой бочкового пива на террасе кафе «Дез'Ами».
16 июня, около полудня, чудесная погода, дивная жизнь.
Я купил у антиквара какую-то причудливую птичью клетку, всю в железных завитушках.
Парень утверждал, что это XIX век и что она принадлежала очень знатной семье, поскольку обнаружили ее - целой и невредимой - в частном особняке. И ля-ля-ля, и фа-фа-фа. Как будете платить, мсье?
Мне хотелось сказать ему: не трудись, старина, мне плевать.
Когда я вернулся, то уже на лестнице почуял «Мистера Мускула»: дом сиял чистотой.
Квартира вылизана до блеска. Ни пылинки. А на кухонном столе - букет цветов и записочка: «Мы в Ботаническом саду, до вечера. Целуем».
Я снял часы и положил их на тумбочку рядом с кроватью. Диоровский пакетик с подарком для Сары лежал в ящике - словно никогда его и не покидал.
Эх вы, мои дорогие…
Сегодня я приготовлю вам на ужин совершенно не-за-бы-вае-мо-го цыпленка!
Так, сначала выберем вино… ну, и фартук надо бы, конечно, надеть. А на десерт - манный пудинг, истекающий ромом, - Фанни его обожает.
Не могу сказать, что мы душили друг друга в объятиях и качали головами, как делают янки. Они разве что мимолетно улыбнулись мне, переступив порог квартиры, и от их лиц повеяло разноцветьем Ботанического сада.
В кои-то веки мы не торопились убирать со стола. После вчерашнего загула никто не собирался выходить из дома, и Мими напоила нас на кухне чаем с мятой.
- Что это за клетка? - спросила Фанни.
- Купил сегодня утром на Блошином рынке у парня, который клянется, что торгует только стариной. Тебе нравится?
- Да.
- Это мой вам подарок.
- Ух ты! Спасибо! Но в честь чего?
- За то, что мы чудо как тактичны и деликатны! - пошутила Мириам, направляясь на балкон с пачкой «Craven» в руках.
- На память обо мне. Будете говорить: птичка улетела…
- Зачем ты так?
- Я ухожу, девочки.
- Куда?!
- Буду жить в другом месте.
- С кем?!
- Один.
- Но почему? Это из-за вчерашнего?… Слушай, прости меня, я слишком много выпила и…
- Нет-нет, не волнуйся. К тебе это не имеет никакого отношения.
Фанни выглядела совершенно ошеломленной, и мне было нелегко посмотреть ей в лицо. - Мы тебе надоели?
- Да нет, дело не в этом.
- А что тогда?
Я почувствовал слезы в ее голосе. Мириам стояла между столом и окном, с губы печально свисала сигаретка.
- Оливье, братец, что происходит?
- Я влюбился.
«А сразу ты сказать не мог, кретин несчастный?»
«А почему ты нам ее не представил? Ты что, боялся, что она увидит нас и сбежит? Плохо же ты нас знаешь… Нет? Ты слишком хорошо нас знаешь? Вот как…»
«И как же ее зовут?»
«Она хорошенькая? Да? Вот черт…»
«Что-о-о? Ты и двух слов с ней не сказал?! Да ты что, совсем сдурел, братец?! Видимо, да».
«Да нет, ты не идиот, ты хуже.
Ты еще даже не разговаривал с девушкой, но уже переезжаешь из-за нее? Тебе не кажется, что ты ставишь телегу впереди лошади? Ага, ставишь, где можешь… это сильно… с этим не поспоришь…»
«И когда же ты собираешься с ней объясниться? Когда-нибудь? О, да, я вижу, ты сильно продвинулся… А как у нее с чувством юмора? Тем лучше, тем лучше».
«Ты действительно ее любишь? Не хочешь отвечать? Мы тебе надоели?»
«Скажи, и мы сразу отстанем».
«А ты пригласишь нас на свадьбу? Только если мы пообещаем хорошо себя вести?»
«Кто же станет утешать теперь мое разбитое сердце?»
«А кто будет гонять меня по конспектам?»
«Кто будет с нами шептаться?»
«Она действительно хорошенькая, ты не врешь?»
«Ты будешь готовить для нее своего фирменного цыпленка?»
«Знаешь, нам, правда, будет тебя не хватать…»
* * *
Я удивился, как мало вещей мне пришлось перевозить. Я заказал грузовое такси, и нам хватило одной ездки.
Я не знал, радоваться ли этому обстоятельству - «ну вот, старина, материальные блага для тебя не так уж важны!», или расстроиться - «мужику скоро тридцать стукнет, а всего имущества - одиннадцать коробок… Не слишком много, да?»
Перед уходом я присел на стул в кухне - на дорожку.
* * *
Первые две недели я спал на матрасе, брошенном прямо на пол. Прочитал в каком-то журнале, будто это очень полезно для спины.
Через семнадцать дней я отправился в «Инею»: спина болела ужасно.
Я замучился, вычерчивая на бумаге в клеточку планы расстановки мебели.
Продавщица признала, что я прав - в такой «скромной» квартире и с такой ужасной планировкой (словно я снял три коридорчика, ей-богу!) лучшее решение -диван-кровать.
А самый дешевый из всех - диван-«книжка» с системой «клик-клак».
Что ж, ладно, пусть будет «клик-клак».
Еще я купил кухонную утварь (шестьдесят пять предметов за 399 франков, в том числе терка для сыра), свечи (мало ли что может случиться…), плед (мне показалось, что это очень стильно), лампу, коврик (очень предусмотрительно), этажерки (по необходимости), цветок в горшке (там будет видно…) и еще кучу всякой ерунды (магазин к этому располагает).
* * *
На автоответчике я стал регулярно натыкаться на сообщения от Мириам и Фанни.
Биип. «Как включить плиту?» Биип. «Плиту мы включили, но теперь не знаем, как поменять пробки, потому что все вышибло…» Биип. «Мы бы, может, и последовали твоему совету, но не знаем, где фонарик…» Бииип. «Как вызвать пожарных?». Биип…
Думаю, они чуточку перебарщивали, но вскоре я, как и все, кто живет один, втянулся в эту игру и теперь даже жаждал, возвращаясь вечером домой, увидеть мигание красной лампочки автоответчика. Думаю, все попадают в эту ловушку.
* * *
Бывает, что темп вашей жизни странным образом внезапно ускоряется.
А я, когда теряю контроль над ситуацией, начинаю паниковать, как это ни глупо…
Что значит - «потерять контроль над ситуацией»?
А вот что. Однажды утром Сара Врио входит в комнату, где вы в поте лица зарабатываете на хлеб, и садится на край вашего стола, поправляя юбку.
И говорит вам:
- Посмотри-ка, у тебя очки грязные…
Берет их и краешком своей розовой блузочки протирает вам стекла - как ни в чем не бывало.
И тут у вас встает - да так, что можно опрокинуть стол (ну, конечно, если чуть-чуть потренироваться).
- Говорят, ты переехал?
- Да, пару недель назад.
(Уффф… можешь выдохнуть, все идет нормально…)
- И где ты теперь живешь?
- В десятом округе.
- Ну надо же, я тоже.
- Да ты что?!
- Вот здорово, будем вместе ездить на метро… (Так оно всегда и начинается.)
- Ты не собираешься отпраздновать новоселье, ну, знаешь, устроить вечеринку и все такое?
- Да-да, конечно, обязательно! (Вот вам и первая новость.)
- Когда?
- Ну, я еще не знаю… Мне только сегодня утром привезли остатки мебели, так что…
- А почему бы не сегодня вечером?
- Сегодня? Нет, это невозможно. У меня жуткий беспорядок и… И я никого не приглашал…
- Так пригласи меня, меня одну. Мне плевать на твой беспорядок, у меня самой не лучше!…
- Ну-у… ладно… как скажешь… Только давай тогда не слишком рано, ладно?
- Чудненько. Я успею зайти домой и переодеться… В девять подходит?
- В девять вечера, отлично.
- Ну все, тогда до скорого, да?…
Вот это я и называю «потерять контроль над ситуацией».
Я рано ушел с работы и впервые в жизни не навел порядок на столе, прежде чем погасить свет.
Внизу меня караулила консьержка.
- Они доставили вашу мебель, мсье, но так намучились с диваном… Это просто ужас какой-то - тащить такой гроб на седьмой этаж!
- Спасибо, мадам Родригес, благодарю вас. (Я не забуду вас на Рождество…)
Три маленьких коридорчика, напоминающие поле битвы… А что, в этом может быть своя прелесть…
* * *
Положить тараму в холодильник, разогреть цыпленка в вине на слабом огне, так… открыть бутылки, соорудить некое подобие стола, расставить приборы, пулей смотаться вниз, к арабу, за бумажными салфетками и бутылкой «Бадуа», засыпать кофе в кофеварку, принять душ, сбрызнуться одеколоном («Eau Sauvage»), почистить уши, найти не слишком мятую рубашку, убавить свет, отключить телефон, поставить музыку (альбом «Пираты» Рикки Ли Джонса, под него все возможно… только не слишком громко), подоткнуть плед, зажечь свечи (как же без них!), вдохнуть, выдохнуть, не смотреть на себя в зеркало.
А презервативы? (В ящике ночного "столика, это не слишком близко?., а в ванной, это не слишком далеко?…)
Дзинь, дзинь.
Не прозвучит ли двусмысленно фраза: «Я держу ситуацию в руках»?
Сара Брио вошла в мой дом. Прекрасная, как день.
Чуть позже, вечером, когда мы вволю посмеялись, поужинали и пережили несколько мгновений, про которые говорят «тихий ангел пролетел…», стало ясно: эту ночь Сара Брио проведет в моих объятиях.
Мне всегда было трудно принимать определенного рода решения, но теперь действительно наступил момент, когда следовало поставить стакан и начать действовать.
А я вел себя, как полный идиот: вообразите - рядом с вами сидит жена кролика Роджера, а вы думаете о чем-то постороннем, например, как скопить побольше денег на покупку квартиры…
Она болтала бог знает о чем и поглядывала на меня искоса.
И вдруг… внезапно… я подумал об этом треклятом диване, на котором мы сидели.
Я стал терзаться вопросом, важным и неотложным: как же он раскладывается?
Я считал, что правильнее всего будет сначала долго и страстно целовать ее, а потом ловко опрокинуть на спину…
Да, но что потом… как быть с этим злосчастным диваном?
Я уже мысленно представлял себе, как - в полной тишине, весь на нервах - безуспешно пытаюсь справиться с механизмом, в то время как ее язык щекочет мне миндалины, а руки пытаются расстегнуть ремень…
Впрочем… ладно… кажется, пока опасаться нечего… Сара вроде как попыталась подавить зевок…
Тоже мне Дон Жуан. Позорище, да и только.
А потом я подумал о моих сестрах - и, вспомнив этих двух злючек, посмеялся в душе.
Вот уж кто поплясал бы на моих костях! Видели бы они меня сейчас: сижу нога к ноге с мисс Вселенной, а все мои мысли заняты механизмом трансформации диван-кровати из «Икеи».
И вот тут-то Сара Врио повернулась ко мне и сказала:
- Ты такой милый, когда улыбаешься.
И поцеловала меня.
В этот момент, держа на коленях 54 кило женственности нежности и ласки, я закрыл глаза, откинул голову назад и мысленно от души поблагодарил: «Спасибо вам, девочки!»
