19. Ивана
Патриса пришлось уламывать бесконечно долго. Доводы Иваны были просты: до дома на том берегу ближе, и дорога идет под уклон. До магазина придется идти вверх и дальше. Но Патрис уперся. Он считал, что если в доме кто-то и есть, то это бродяги, или туристы, или мало ли кто еще мог туда забраться, но дом этот брошенный и совершенно нежилой, это ему говорила тетя, он уже много лет пустует, и очень сомнительно, чтобы у бродяг, туристов или мало ли кого еще в этом доме нашелся стационарный телефон. Наконец Ивана спросила:
— Это твоя тетя, которая в психушке, тебе сказала?
— Она не всегда была такой.
Ивана заговорила непринужденным тоном, который вырабатывала для своих будущих речей, хотя ночная тьма, сырость и холод не имели ничего общего с обстановкой зала суда.
— Нет, конечно. Но ты же сам говорил, что это у нее началось еще в детстве, а потом усугубилось. За все эти годы, когда она жила здесь совсем одна, мало ли что могло прийти ей в голову… Например, про этот дом, который на самом деле вовсе не пустовал…
— Этот дом пустует… Я…
— Ты там был? Ты хоть подходил к нему? — перебила его Ивана.
— Нет… — признал он.
— Ну и не тяни резину. У нас экстренная ситуация… Если там и правда пусто, тогда бегом в магазин…
— Если там пусто, мы потеряем время.
— А если там есть люди — выиграем.
В конце концов Патрис сдался. Стараясь не поскользнуться на камешках, противно скрипевших под подошвами кроссовок, Ивана размышляла о том, что произошло: в первый раз она взяла на себя принятие решения. Впервые преодолела дурацкую робость, из-за которой столько времени безвылазно сидела в библиотеках. Несмотря на весь драматизм ситуации, ей было почти радостно. Может быть, она и создана для этого — для критических ситуаций? Как знать, из нее мог бы получиться хороший стратег в военное время. Однако она понимала, что теперь вся ответственность за «операцию» ложится на ее плечи.
Понимала она и то, что если «операция» потерпит фиаско, ей придется признать свою ошибку и самой искать выход из положения.
Патрис сказал, что к озеру можно выйти, срезав напрямик через лес метров двести — триста, а потом надо идти вдоль берега. Они свернули с дороги там, где она делала поворот, спустились по пологому склону и оказались в лесу.
Ивана никогда не страдала клаустрофобией, но тут она почувствовала, как тысячи ветвей и миллиарды листьев всей своей тяжестью давят ей на плечи.
— Ты видел «Белоснежку»? — спросила она.
— Ты про ту сцену, где она бежит через лес и ей кажется, что деревья норовят сорвать с нее платье?
— Да. В свете этой лампы они и правда как будто двигаются.
Патрис повернулся к ней и выпалил почти сердито:
— Слушай, ты хочешь, чтобы я сдрейфил? Расскажи лучше о чем-нибудь приятном, ну хоть о книге… Что ты сейчас читаешь?
— Криминологию, о психиатрических экспертизах…
— Класс!
Минут через десять, исцарапав ноги о колючие кусты и сухие ветки, они вышли к озеру. По ту сторону черной водной глади дом отчетливо вырисовывался на фоне темной стены леса.
— Теперь вдоль берега — не заблудимся, — сказала Ивана и пошла вперед.
Патрис пожал плечами и зашагал следом.
