VI
Джеки действительно проводит медовый месяц в розовом особняке, однако все остальное вовсе не похоже на сказку. Джон словно избегает оставаться с ней наедине, он либо отправляется с друзьями на вечеринку, либо посещает великосветские приемы. И, что еще более неприятно, женщины липнут к нему, точно мухи к клейкой ленте: Джеки то и дело обнаруживает его в окружении томных девиц. Приходится смириться с очевидностью: романтическое уединение, о котором она мечтала, не входит в намерения Джона. Впору подумать, будто ему противно оставаться с женой с глазу на глаз: он пользуется любым предлогом, чтобы исчезнуть из дому. Однажды, во время свадебного путешествия, их приглашают к себе друзья Джона. И вдруг он удирает с приятелем на футбольный матч — ни слова не сказав жене и оставив ее одну в чужом доме. Она вынуждена улыбаться, поддерживать разговор с хозяйкой, чтобы никто не заметил, как она обижена, как напряженно ждет его возвращения…
В Вашингтоне дела пойдут еще хуже. Пока новобрачные не обзавелись собственным домом, жить приходится то у Очинклоссов, то у Кеннеди. Джеки терпеть не может свекровь, которую называет «безмозглой тиранкой». Роз бегает по дому и всюду гасит свет, чтобы сэкономить на электричестве, убавляет отопление, ставит отметины на бутылках, чтобы прислуга не воровала вино, отказывается подогревать воду в собственном бассейне и уходит поплавать к подругам. На невестку она либо не обращает внимания, либо подпускает ей шпильки. Издевается над Джеки за ее привычку открывать кран в туалете, чтобы не было слышно, как она ходит по-маленькому, ругает ее за то, что она слишком долго принимает душ — горячая вода стоит недешево, — и постоянно донимает ее, требуя, чтобы она участвовала в спортивных играх вместе с ее детьми. Однажды, когда юные Кеннеди играют в футбол и между ними завязывается потасовка, Роз входит в гостиную, где Джеки читает книгу, и спрашивает, почему та не хочет поразмяться на воздухе. «Должен же кто-то в этой семье упражнять мозги, а не мускулы!» — отвечает Джеки.
Джеки не выказывает недовольства или обиды, однако в долгу не остается. По утрам она встает поздно, что очень раздражает Роз, и отказывается присутствовать на обедах «с влиятельными людьми», предпочитая поваляться в постели с книжкой. Она потешается над свекровью, над записочками, которые та прикалывает детям на одежду.
А вот со стариком Джо она отлично ладит. Он рассказывает ей о своих донжуанских подвигах. А ей нравится его неистощимое жизнелюбие: этим он напоминает ей отца. Не боясь показаться грубым, он во всех подробностях описывает свои похождения, как прошлые, так и нынешние, ибо по-прежнему бегает за каждой юбкой, не желая отставать от сыновей. Ведь он привык быть первым, всегда и везде. Она охотно слушает его и смеется вместе с ним. Но не поддерживает его, когда он принимается поносить евреев и негров: думать так — значит слишком все упрощать, говорит она. Не может быть, чтобы по одну сторону баррикады были только хорошие люди, а по другую — только плохие. Жизнь гораздо сложнее. В ней были, есть и будут невзгоды, неприятности, мелкие конфликты. Она упрямо отстаивает свою точку зрения, и старик от этого в восторге. Ему нравится, как эта девчонка ставит его на место. «У нее у одной тут котелок варит!» Нравится, как она подшучивает над его скупостью. Например, над распоряжением выкрасить заново не весь дом, а только фасад. «Все равно с боков и сзади его никто не видит!» Он восхищается ее сильным характером, упорным желанием остаться самой собой, не позволить клану Кеннеди поглотить ее. Когда они остаются наедине, то ведут себя точно двое мальчишек: перемигиваются, хохочут, обстреливают слуг отбивными котлетами. Джо — единственный человек, с которым Джеки станет обсуждать свои супружеские неурядицы.
По мнению Джеки, братья и сестры ее мужа очень напоминают обезьян. Этакие гориллы, шумные, невоспитанные, всё крушат на своем пути и ни к нему не испытывают уважения. Они не садятся, а плюхаются на стулья, не играют, а дерутся, не разговаривают, а орут, любой пустяк их смешит, и раздается пронзительный гогот, от которого вянут уши. Девушки с легким презрением смотрят на юную невестку, которая воображает себя замужней дамой, и откровенно хихикают, когда она появляется в новом, элегантном туалете или привозит Джону какой-нибудь необычный, изысканный подарок. И всячески дают понять, что в их мире она чужая. Это правда: Джеки ни во что не ставит гонку за успехом, политическая борьба для нее пустой звук. Она ни разу в жизни не голосовала. Люди из окружения мужа глубоко ей противны, она называет их «лакеями Джека». По ее мнению, эти придурки подлизываются к Джону, чтобы потом использовать его в своих целях. А сам он — неизмеримо выше их. «Это идеалист без иллюзий», — так она его характеризует. Джону непонятно, почему жена не разделяет его интереса к политике, ставшей делом его жизни. «Воздух вокруг нас насыщен политическими испарениями, но кажется, что она их не вдыхает», — говорит он.
Иногда он ведет себя бестактно по отношению к ней, причем на людях. Однажды, когда семья собирается вместе, и разговор, как обычно, заходит о политике, Джеки перестает слушать и погружается в свои мысли. А Джон размышляет о том, какое впечатление произведет на его избирателей модница-жена, получившая образование во Франции. «Американскому народу трудно будет понять такую, как ты, Джеки, не знаю даже, как нам быть. Думаю, тебе надо показаться в телевизионном репортаже, но мельком, чтобы тебя никто не заметил». Джеки в слезах убегает к себе в комнату и запирается там. Джон огорчен, однако не считает возможным пойти и извиниться перед ней — это не в его правилах. Положение спасает их общая знакомая: она успокоит Джеки и уговорит вернуться за стол.
Джеки не любит политику еще и потому, что политика отнимает у нее мужа. Очень скоро она поймет, что эта соперница куда опаснее смазливых девиц, которых он меняет как перчатки. Джон появляется и тут же исчезает, он вечно куда-то спешит — в агитационную поездку, на выступление перед избирателями, в предвыборный штаб. Свободное время он посвящает… беседам о политике! А ей хотелось бы, чтобы он говорил о чем-то интересном для нее. Поэтому у нее постоянно возникает чувство обиды. Ей приходится дожидаться, когда муж вырвется домой на час или два: в детстве она с таким же нетерпением ждала, когда наступит уик-энд и можно будет встретиться с отцом. Вот, наконец, он приехал, она предвкушает чудесный вечер вдвоем, «и вдруг звонит этот чертов телефон. Звонит без умолку, иногда нам даже не удается поужинать вместе. А если я прошу его не брать трубку или пытаюсь подойти раньше него, он злится. Тогда я говорю ему: у меня впечатление, что я живу в гостинице, а он смотрит на меня этим своим взглядом и заявляет: «Но это как раз то, что мне нужно!»
Джеки впадает в тоску. Жизнь с Джоном оказалась нелегким испытанием. Сказка о Королеве цирка и красавце гимнасте кончилась, не успев начаться. Муж почти не бывает дома и, по сути, продолжает жить как холостяк.
«Очевидно, выходя за Джона, она не представляла, что ее ожидает, — говорит Трумэн Капоте, близкий друг семьи Кеннеди. — Она явно не была готова к такому скандальному поведению мужа: во время приема, на глазах у всех, он бросал ее и начинал обхаживать какую-нибудь красотку! Она не подозревала, что вскоре станет посмешищем для своих знакомых, которые, разумеется, были в курсе дела. Все мужчины из семьи Кеннеди одинаковы: это кобели, которые не могут пройти мимо хорошенькой сучки!»
Такова реальность, с которой пришлось столкнуться Джеки. Она воображала, будто Джон женился на ней потому, что решил изменить свой образ жизни. Что он, как и она, мечтает «о нормальной семейной жизни: каждый вечер муж возвращается домой в пять часов, а уик-энд проводит со мной и с детьми, которые у нас появятся». Вдобавок муж не отличается скрытностью, он вовлекает в свои похождения лучших друзей, так что об этих загулах становится известно всему свету, а ей — в последнюю очередь. Такое впечатление, будто она расхаживает с табличкой на спине: «ОБМАНУТАЯ ЖЕНА». Когда она входит в гостиную, женщины глядят на нее с лицемерным сочувствием. Она делает вид, будто ничего не замечает, и, надев маску ледяного безразличия, надменно проходит мимо. А сама кипит от ярости.
Оправившись от первого потрясения, она думает, как жить дальше. Главное — держать себя в руках. Не зря же она еще в детстве научилась скрывать свои чувства. Но выдержка дорого ей обойдется. По мнению многих, ее неудачные беременности объяснялись не чем иным, как постоянным стрессом. В первый год замужества она теряет ребенка. Врач предупреждает: если она и дальше будет жить в таком напряжении, вряд ли ей вообще удастся родить благополучно и в срок. Она знает, что муж с нетерпением ждет первенца, ведь он мечтает о такой же большой семье, как у его родителей.
Впрочем, он не выказывает своего разочарования и утешается, заводя все новые интрижки. «Прожить каждый день так, словно он последний» — вот его девиз. Его не исправить, это уже ясно, так что приспосабливаться придется ей. И Джеки принимает решение: отныне она всецело посвятит себя роли супруги, станет идеальной женой для самого желанного в мире мужчины. Тогда, быть может, у нее появится шанс: он взглянет на нее по-новому, почувствует интерес к ней. Джеки нравится, когда ей бросают вызов. Она не та женщина, которую легко сломить.
Раз она не может сделать их отношения более прочными, надо придать им внешний блеск. Придумать себе работу или вернуться к журналистике она не может: Джон не потерпит рядом с собой независимую, блестящую молодую женщину, которая будет затмевать его. И теперь сфера ее деятельности — французские окна, тонкие оттенки белого цвета, отделка занавесок, высота пуфов, качество посуды, форма абажуров, интенсивность освещения, беленое дерево книжных шкафов, рисунок на коврах, расположение картин и фотографий в серебряных рамках. А когда все доведено до совершенства — она начинает снова. Позднее, когда у нее появится возможность, она будет покупать дома, один за другим. Она станет требовательной, въедливой, заботы о деталях обстановки будут успокаивать ее, прогонять мысли о том, что творится с ее жизнью. Она запрячет свою индивидуальность на самое дно души и сосредоточится на повседневных обязанностях.
На первый взгляд она осуществляет этот план вполне успешно. Однако у нее бывают и мучительные приступы отчаяния, когда она чувствует себя одинокой, отвергнутой, и ненавидит весь мир. Смотрит на себя со стороны, прислушивается к собственному голосу и приходит в ужас: да это же не она, это какая-то одержимая мещаночка, карикатура на светскую даму! Как она могла докатиться до этого? В такие минуты она становится раздражительной, гадкой, эгоистичной, вспыльчивой, точно маленькая девочка, которой вздумалось покапризничать. На нее вновь нападают детские страхи, она не может с ними справиться и теряет самоконтроль. Ни с того ни с сего увольняет слуг, отказывается делать то, чего от нее ждут, лежит без движения долгими часами, держится со всеми холодно и надменно, принимается заново обставлять свои дома, потом еще раз меняет обстановку и отводит душу, тратя деньги без всякого удержу. Покупает драгоценности, платья, туфли, шелковые чулки, перчатки, каминные часы, картины, дома — что угодно, лишь бы успокоиться.
Но ей не будет покоя, пока у нее не появятся дети. Джеки умнее и прозорливее своей матери, которая искала забвения в вихре светской жизни. Она понимает: вся эта суета нужна ей, чтобы отвлечься, а надо бы набраться храбрости и взять в руки свою судьбу. Вспышки гнева ни к чему не приводят. Она никогда не решится уйти от мужа, изменить или отомстить ему: во-первых, так не годится, а во-вторых, — что гораздо хуже, — она не верит в себя. Жить одной — даже мысль об этом страшит ее. Она так и осталась маленькой девочкой, за которую все решают папа и мама, которая не знает, как быть, и прячется за личиной равнодушия.
А еще в ней говорит гордость, безрассудная гордость, не позволяющая признаться себе в том, что она совершила ошибку. Необдуманно вышла замуж и теперь за это расплачивается. Сознаться в ошибке — значит согласиться с теми, кто предостерегал ее и кого она не послушалась. Сознаться в ошибке — значит поставить себя вне общества. Нет, лучше уж она останется и будет терпеть, стиснув зубы, когда никто не видит, или обнажив их в ослепительной улыбке, когда на нее глазеет высший свет. Джеки — человек сильный и в то же время ранимый. Она научилась переносить боль, умеет постоять за себя, но ей нужно, чтобы ее любили.
Ее личная драма надолго останется тайной для посторонних глаз. Ей отлично удалось создать видимость дружной, счастливой супружеской жизни. Она отлично сыграла роль образцовой мещанки (хотя на самом деле такие женщины были ей отвратительны). Произносила слова, которые могла бы сказать Дженет: «Главным для меня было делать то, чего хотел мой муж. Он никогда не смог бы и не захотел бы жениться на женщине, которая отвлекала бы на себя внимание». Поступившись собственными взглядами и вкусами, она предстала в облике идеальной жены и сумела внушить людям, что ее муж — человек необыкновенный. Причем последнее — исключительно ее заслуга. Ибо сам Джон Кеннеди нимало не заботится о своем имидже. Приударяет за красотками у всех на виду, заявляется в отели, где живут его любовницы, записывает телефоны и имена куртизанок, которых рекомендуют ему друзья, звонит этим дамам и приглашает их к себе — впоследствии он будет назначать им свидания в Белом доме. Он всегда так делал. Пусть он теперь женат — разве это причина, чтобы отказывать себе в удовольствиях? Ему тесно и душно в четырех стенах наедине с женой. Он счастлив, когда может провести несколько дней у своих родителей или у родителей жены в отсутствие Джеки. Этим двоим нелегко понять друг друга. Выказать свою любовь невозможно, потому что ни он, ни она не признают открытого изъявления чувств. Выразить недовольство тоже нельзя: между супругами действует молчаливый уговор — не обсуждать определенные темы. В итоге Джеки остается одна со своей болью, а Джон продолжает свои похождения. Он прекрасно понимает, что это путь в никуда, но уже не может остановиться. Если Джеки в первые годы их брака кажется ранимой, неловкой, зажатой, вечно озабоченной тем, как бы не сделать неверный шаг, то Джон — все такой же веселый, беззаботный малый, у которого за неотразимым обаянием скрывается неподвластное любви сердце.
В начале весны 1954 года молодые супруги наконец снимают себе дом в Вашингтоне. Джеки может вздохнуть с облегчением. Даже притом, что Джон с его постоянными разъездами не ночует дома больше двух раз подряд. Она учится важным вещам, например, вино урожая какого года следует покупать, читает кулинарные книги (но изготовленные по рецептам блюда оказываются несъедобными), выбирает для Джона сигары (она нарочно приучила его к сигарам, чтобы беспрепятственно выкуривать свои три пачки в день!) и костюмы. «Я упорядочила жизнь Джона, — пишет она подруге. — Еда у нас вкусная и изысканная. Он больше не выходит по утрам в одном черном ботинке и одном коричневом. Костюмы у него отглажены, и ему больше не нужно нестись в аэропорт сломя голову: теперь я сама укладываю его вещи, и делаю это заранее». Она вмешивается не только в домашнее хозяйство. Присутствует на дебатах в сенате, слушает вместе с законодателями выступления мужа, читает в газетах раздел, посвященный политике, и отвечает на письма избирателей. (Джон в это время — сенатор от штата Массачусетс). Бывает на политических собраниях, на званых чаепитиях у влиятельных вашингтонских дам. От всего этого можно умереть со скуки, но у супруги сенатора есть определенный статус, который необходимо соблюдать. «Сидеть за центральным столом, не иметь возможности выкурить сигарету, носить на груди дурацкие значки с цветами и слушать болтовню каких-то старых идиотов, — я от этого просто лезу на стенку! Бедный Джек!»
У Джеки есть и более интересное занятие: она записалась на курс истории США в университете Джорджтауна. Ей не хочется походить на безмозглых бабенок, с которыми можно говорить лишь о варке варенья и вышивании. Она начинает играть в бридж (любимая игра Джона), вступает в отделение Красного Креста для жен сенаторов и учится делать перевязки. Она помогает мужу освоить мастерство публичного выступления, умение держаться на трибуне, брать дыхание между двумя фразами. Тут ей пригодились советы отца и занятия в театральном кружке в Фармингтоне. А Джон слушает ее, как прилежный ученик.
Вскоре ей представится случай доказать, что она действительно стада идеальной женой. У Джона опять начинаются проблемы со спиной. Вначале он пытается не обращать на это внимания и передвигается на костылях, морщась от боли. Затем приходится признать очевидное: он не может ходить. Его кладут в больницу, один раз, потом другой. Все это время Джеки не отходит от мужа, она ведет себя как заботливая и опытная медицинская сестра. Муж изумлен и восхищен. «Моя жена — робкое, молчаливое существо, но, когда бывает трудно, она знает, что делать». И он прав. В повседневной жизни с ее неприятными мелочами Джеки — пугливая маленькая девочка. Но она ведет себя мужественно и стойко, когда этого требуют обстоятельства. Ее характер проявляется в час испытания. Она разговаривает мягко, негромко, даже приглушенно, но ее пожелания звучат как приказы. За долгие месяцы болезни Джона она берет всё в свои руки и помогает мужу выстоять. Он страдает, скучает, а временами впадает в бешенство. Она ухаживает за ним день и ночь, подбадривает, кормит с ложечки. Наконец-то он принадлежит ей одной. Целиком зависит от нее. Как маленький ребенок. Он неподвижно лежит на спине, не может заснуть, не может читать. Джеки читает ему вслух, уговаривает его написать книгу, когда он будет в состоянии двигаться. «Этот замысел спас ему жизнь, — говорит Джеки, — помог направить энергию в нужное русло и отвлек от мрачных мыслей».
Книга под названием «Профили мужества» будет иметь большой читательский успех. Джеки вложила в нее много сил. Собирала документальные материалы, делала выписки, помогла составить подробный план, внимательно и придирчиво вычитывала рукопись. Книга получает Пулитцеровскую премию, и тут же разражается скандал. Поговаривают, будто суммы продаж завышены, и за этим стоит папаша Кеннеди: он купил несколько тысяч экземпляров, чтобы книга могла возглавить список бестселлеров. А еще говорят, что автор вовсе не Джон Кеннеди. Джон нанимает адвоката, и все разговоры смолкают.
После шести месяцев неподвижности Джон возвращается в сенат. Он не желает носить корсет, отказывается от костылей и инвалидного кресла. Никто не догадался бы, что этот человек терпит страшные муки. Его неукротимая энергия превозмогает, заглушает боль. «Однажды, когда я осматривал Джона, — рассказывает его врач, — Джеки спросила, нельзя ли назначить ему уколы, снимающие боль. Я ответил: можно, но вместе с болью пропадет чувствительность ниже пояса. Джеки нахмурилась, а Джон с улыбкой произнес: «Мы на это не пойдем, верно, Джеки?»
Трумэн Капоте хорошо помнит, какой она была в то время. «Она была простодушной и в то же время проницательной, гораздо умнее, чем большинство жен политиков. Кстати, она их не выносила. И потешалась над ними: они не имели понятия, что такое подлинный шик, и ради карьеры мужа были готовы буквально на все. «Ну и дуры!» — говорила она. Джеки была неизмеримо выше их благодаря своему нью-йоркскому воспитанию, обучению в лучших школах и поездкам за границу. Она обладала безошибочным чутьем, тонким вкусом, живым воображением. Мы с ней встречались в баре отеля «Карлайл», и она рассказывала всевозможные семейные истории. Например, о том, как водила сводную сестру Нину в магазин, покупать первый в ее жизни лифчик. А через несколько лет, незадолго до замужества Нины, она одетая залезла в пустую ванну, чтобы показать, как надо делать вагинальный душ («Лучше всего взять уксус, белый уксус, — советовала она, — но надо как следует его разбавлять, чтобы не обжечься»). Вы можете представить себе, чтобы Элеонора Рузвельт, Бесс Трумэн или Мейми Эйзенхауэр рассуждали о технике вагинального душа?»
Это была другая сторона ее характера, проявлявшаяся в те минуты, когда она чувствовала себя спокойно и уверенно. Она становится веселой, раскованной, порой даже принимается шалить. Тайком смотрит порнографические фильмы: однажды в Нью-Йорке какой-то фотограф ловит ее у выхода из кинотеатра, и она затевает с ним драку.
Как многие разочарованные, обманутые жизнью люди, она любит колкие шутки и не отказывает себе в удовольствии подпустить шпильку Джону. Он не привык к такому обращению, но ему страшно нравится, когда жена поддразнивает его. Однажды, на коктейле в честь старика Черчилля, одетый в белый смокинг Джон безуспешно пытается привлечь его внимание. Джеки шепчет мужу на ухо: «Зря стараешься, должно быть, он принял тебя за официанта!»
В другой раз, когда он читает, растянувшись на диване, Джеки думает, что он задремал, и спрашивает:
— Ты спишь?
— Нет, почему ты так решила?
— Потому что у тебя палец не шевелится…
Он хохочет. Ему по душе, когда Джеки держится как свой парень, не пожирает его глазами, а подшучивает над ним. Он не понимает, что за ее насмешками скрываются боль и обида. Плакать она не умеет, значит, ей остается только смеяться.
Начинается 1956 год. Джеки счастлива: она ждет ребенка. Однако именно в 1956 году Джон Кеннеди принимает дерзкое решение: добиваться на съезде демократической партии своего выдвижения на пост вицепрезидента. На восьмом месяце Джеки приходится пробираться среди толпы, пожимать руки и улыбаться сотням избирателей, которые напирают на нее. Советники мужа считают, что она держится «робко и скованно». Еще бы: она же не выносит, когда посторонние люди подступают к ней вплотную, когда к ней прикасаются чужие руки. Приходится преодолевать страх и отвращение. Ведь Джеки уверена: каждый, кто приближается без разрешения, несет в себе опасность. Она сама решает, с кем ей дружить, кого и когда подпустить поближе. Раскрывая сводной сестре секреты вагинального душа, она ведет себя раскованно и весело, потому что знает: Нина Очинклос наверняка не причинит ей вреда. В других случаях она затворяется в своей башне из слоновой кости. Фамильярное приветствие, громкий, отрывистый приказ, вопрос, заданный развязным тоном, — все это воспринимается ею как непозволительное вторжение в ее мир. Она мгновенно настораживается и занимает глухую оборону. Ей легче осыпать человека роскошными подарками, чем приоткрыть ему свое сердце.
Для выдвижения Джону не хватило лишь нескольких голосов. Сразу после съезда он с братом Тедом отправляется отдохнуть на Лазурный берег, где их уже ждет отец, а Джеки, находящуюся на последних месяцах беременности, оставляет в одиночестве. Вдвоем с Тедом они арендуют яхту, на которой катают вдоль побережья старлеток и случайных знакомых. Именно там, на яхте, Джон узнает, что тремя днями ранее Джеки родила мертвую девочку. «Он вроде бы огорчился», — рассказывал один очевидец. На помощь Джеки поспешит брат Джона Боб, он же возьмет на себя похороны младенца. Джону не хочется прерывать увеселительное путешествие. Он сделает это под нажимом одного из приятелей. «Советую тебе побыстрее поднять задницу и вернуться к жене, если ты хочешь, чтобы у тебя остался хоть какой-нибудь шанс стать президентом».
На сей раз супруги оказываются на грани разрыва. В тяжелую минуту Джеки осталась одна. Совсем одна, вне себя от ярости и отчаяния. Она боится, что так никогда и не сможет иметь детей. Ей противны женщины из семьи Кеннеди, эти «машины для производства детей». «Этель можно завести, как часы, и она сразу забеременеет», — говорит она про жену Боба. Она ненавидит политику. Ненавидит семью Кеннеди. Ненавидит своего мужа. И намерена развестись.
Рассказывают, будто старик Джо предложил ей миллион долларов, чтобы она осталась. «А почему не десять?» — был ее ответ. Правда это или вымысел? Трудно сказать. Достоверно известно лишь то, что она выставила свои условия: ее избавят от опеки клана Кеннеди, они с мужем будут жить сами по себе, и в тех редких случаях, когда он приезжает домой, он должен принадлежать только ей. Он даже не имеет права подходить к телефону во время ужина!
Она ведет переговоры со стариком Джо. С Джоном они не разговаривают. Джеки считает его поведение непростительным. А он после всего по-прежнему не в состоянии проявить к Джеки хоть немного нежности. Она остается наедине со своей бедой, а он замыкается в себе. Смотрит, как она плачет, — и молчит, вместо того, чтобы подойти и обнять ее. Он старается не бывать дома, а когда приходит, засыпает крепким сном. Горе жены вызывает у него полнейшую растерянность. Он просто не знает, как в таких случаях себя ведут. Ведь его никогда не учили жалости и сочувствию; дружеские попойки, стычки и перепалки с приятелями — вот его стихия, а что такое нежность, для него тайна за семью печатями. Это эмоциональный калека.
Отчаяние толкает Джеки на безрассудные поступки. Она часами подряд ворчит, чтобы разозлить Джона. Ввязывается в склоки со свекровью, вымещает дурное настроение на первом встречном и заявляет родственникам мужа, что впредь не желает иметь с ними ничего общего. «Вы, Кеннеди, думаете только о себе! Никому из вас нет до меня дела и никогда не было!»
Благодаря вмешательству Джо Кеннеди между супругами снова воцаряется мир. Старик покупает для них в Вашингтоне новый дом, обставить и отделать который Джон целиком предоставляет жене. В марте 1957 года выясняется, что Джеки снова беременна. На сей раз она решает поберечься и не думать ни о чем, кроме ребенка.
Но ее подстерегает еще одна трагедия. Ее отец умирает от рака печени. Потрясенная Джеки спешит к нему в Нью-Йорк, но уже слишком поздно. Блэк-Джек скончался, не дождавшись ее. Говорят, перед смертью он произнес ее имя. Семидесятилетний Бувье поплатился за излишества, которых было так много в его жизни. А Джеки терзается угрызениями совести. Выйдя замуж, она вся ушла в свои проблемы и перестала уделять внимание отцу. Родные скрывали от нее правду о его болезни, боясь навредить ей и ребенку. Отпевание пройдет в нью-йоркском соборе Святого Патрика, в присутствии родных и самых близких друзей. Джеки прислала яркие цветы в белых плетеных корзинах. Перед тем как гроб закрыли, она потихоньку надела отцу золотой часовой браслет, который он ей когда-то подарил.
«На церемонии присутствовали семь или восемь бывших подружек Джека Бувье. Их никто не приглашал, они пришли сами, — рассказывает кузина Джеки, Эди Бейл. — Джеки не пролила ни слезинки. Она никогда не выражала своих чувств на людях».