2

Все началось с обычного доноса. Анонимное письмо валялось поверх стопки свежей корреспонденции, у меня и моего коллеги Рафаэля не было никаких планов на первую половину дня, а фирма предполагаемого нарушителя законов находилась в живописном лесу, в получасе езды от налогового управления.

Рафаэль знал понаслышке это место — замок Гренан, спрятавшийся в глубине долины реки Бренны. Эта старинная средневековая крепость в конце XIX века была куплена и отреставрирована одним бельгийским промышленником, который впоследствии разорился, пытаясь внедрить на беррийских болотах методы интенсивного земледелия. В годы войны там располагалась немецкая комендатура, поэтому в 1944 году замок бомбили англичане; в настоящее время его занимало некое Общество по Торговле Недвижимостью (ОТН), а хозяйственные постройки арендовало другое Общество, с ограниченной ответственностью, по производству био-инсектицидов (Green War), чьи акционеры одновременно являлись и членами упомянутого выше ОТН; таким образом, вторым предприятием руководили обе эти организации. Анонимка обвиняла их в создании секты, и основной аргумент был таков: подозреваемые, с виду «умственно отсталая шпана», разъезжают по округе в «Мерседесах S-Classe» и «Ягуарах Х-Туре», не считая еще полутора десятков коллекционных кабриолетов. Мы с Рафаэлем понимали, что это чушь собачья: подобные типы сокрытием доходов не занимаются. Но, поскольку ежегодные премии инспекторов напрямую зависят от количества накрученных километров, у нас не было причин ограничивать себя в передвижениях, пусть даже из-за такой ерунды.

Жизнь налогового инспектора в провинции Берри — далеко не сахар. «Твоя кукла уже готова», — сказал мне Рафаэль через неделю после моего переезда из Аннеси, когда я поступил в его бригаду. И объяснил — таким будничным тоном, словно речь шла об игре в петанк или регби, — что колдовство в здешних краях является местным видом спорта: стоит появиться новому инспектору, как аборигены сейчас же — так, на всякий случай, — изготовляют восковую фигурку, его подобие.

— Смотри, не оставляй где попало остриженные волосы и ногти. Они их напихают в эту куклу и тем самым уподобят ее тебе, а потом будут колоть иголками. Я-то давно принял меры: каждый вторник хожу к иглоукалывателю, — вышибаю, так сказать, клин клином. Это нейтрализует их заклинания, и вместе с тем избавляет от «эффекта каскада», который грозит обрушиться на тебя, если ты попросишь кого-то снять порчу.

— Эффект каскада? Это еще что за зверь? — иронически спросил я, больше из интереса к психологии местных налогоплательщиков.

— Жуткое дерьмо! — мрачно ответил Рафаэль. — Когда ты снимаешь с себя порчу, она обращается на того, кто ее наслал, только в двойном размере, и тогда тот человек, чтобы отомстить, снова насылает ее на тебя, наделив еще большей силой. У нас в бригаде с этим шутки плохи. Я за последние два года лишился уже троих сотрудников: одного прикончила пневмония, второго шибануло током, третий попал в ДТП. Послушайся меня, носи на груди образок с Мадонной для защиты, в правом кармане луковицу для поглощения вредных флюидов и ходи на акупунктуру раз в неделю, тогда, считай, ты в безопасности. Только не забудь: луковицу надо менять каждые два дня.

Я пренебрег его советами, и от этого мое здоровье ничуть не ухудшилось. Да и мне ли бояться враждебных чувств, которые питали ко мне беррийцы, — я и без них много чего повидал на своем веку и занимаюсь этой работой вовсе не для того, чтобы меня любили. Напротив! Для душевного равновесия мне просто необходимо видеть откровенную ненависть в глазах моих поднадзорных. Обманутый в двадцатилетнем возрасте своей невестой и своим лучшим другом, жившим вместе с нами — видимо, моя святая наивность добавляла пикантности их постельным утехам, — я все же сумел выйти из депрессии сам, без посторонней помощи, благодаря той устойчивой неприязни, которую внушал налогоплательщикам. Отныне, думал я, никому уже не удастся злоупотребить моей доверчивостью и добрым расположением.

Именно с таким настроем я и позвонил в тот самый вторник 3 июня в дверь Green War, обосновавшегося в старинных конюшнях замка Гренан.

— Бригада из Шатору, инспекторы Рафаэль Мартинес и Жан-Люк Тальбо, проверка вашей налоговой ситуации перед плановой проверкой, будьте любезны предъявить нам ваши бухгалтерские книги и балансы счетов, здравствуйте.

Из-за приоткрытой двери на нас смотрел человечек в клетчатой рубашке, ростом с садового гнома; бакенбарды рокера, лысина, обрамленная редкими, спиралевидными волосками, и вся его нелепая фигура никак не сочетались со странной, экзотической красотой лица. Он разглядывал нас с недоумением, которое внезапно сменилось гримасой ярости:

— Ишь чего захотели! Как приехали, так и уедете, а свои дурацкие вопросы можете присылать по почте. Мы декларируем все доходы, платим налоги в срок и ни гроша никому не должны. Это вам не военное время, чтоб врываться в частное владение, поняли? Так что убирайтесь отсюда и дайте людям спокойно работать, вороньё проклятое!

Его дикция оставляла желать лучшего, но можно было допустить, что он хотел сказать «ворьё», а это словцо многое обещало в свете возможных судебных преследований. Я разъяснил хозяину дома его права — холодным, но вполне мирным тоном:

— По закону вы, конечно, можете отказаться нас впустить, но тогда мы вернемся в сопровождении сил правопорядка, и вам будет назначена РПОФС…

— То есть расширенная проверка общей фискальной ситуации, — расшифровывал сладеньким голоском мой коллега.

— …без учета срока давности, зато с учетом вашего противодействия работе налоговых органов, что повлияет на размер штрафа. Так что выбирайте, месье!

— Катитесь к черту! — бросил он и захлопнул дверь у нас перед носом.

Мы с Рафаэлем разочарованно переглянулись. Впервые наши угрозы не возымели должного эффекта. Теперь наверняка придется затевать долгую административную процедуру, чтобы получить в свое распоряжение судебного пристава, комиссара полиции, слесаря для взлома дверей, — словом, решать те задачи, что все мы долго осваивали в процессе учебы и мгновенно забыли, получив диплом, ибо страх людей перед налоговыми органами, как правило, избавляет нас от подобных осложнений.

Однако спустя десять секунд, дверь снова отворяется, и в проеме возникает другая личность, на сей раз улыбающаяся. Этот субъект томного вида, в зеленом халате, с рыжими, собранными в «конский хвост» волосами и британским акцентом, просит извинить его компаньона и призывает нас выполнять свой долг «без страха и ненависти». Мы входим, держась начеку: самые радушные клиенты — всегда самые защищенные; наверняка сюда уже мчится какой-нибудь адвокат, спец по налоговым спорам, срочно вызванный по мобильнику, дабы усложнить нам задачу с помощью хитроумного толкования Сводного налогового кодекса, каковой, например, воспрещает отбирать у проверяемых оригиналы документов, вынуждая нас отксеривать их на месте. К счастью, большинству наших подопечных это правило неизвестно.

— Не желаете ли чая? — спрашивает «конский хвост».

Мы отклоняем его предложение, следя за тем, как его напарник открывает один из высоких стенных шкафов, стоящих рядком под деревянными стропилами бывшей конюшни. Это обширное помещение с дизайном в «сельском стиле», с рабочими боксами, каждый за стеклянной переборкой, и с живыми растениями в кадках. Только выщербленные плиты пола, кормушки с наваленным в них декоративным сеном да божьи коровки, ползающие по экранам компьютеров, вносят намек на деревенский колорит в стерильную атмосферу этого предприятия. Сквозь широкий застекленный проем видно нечто вроде овощного парника, где сотрудники лаборатории в защитных комбинезонах и масках что-то вводят из пипеток в разрыхленную землю.

Пять молодых и очень хорошеньких женщин сидят вокруг нас, деловито барабаня по клавишам компьютеров и одновременно нахваливая по телефону превосходные свойства продукции своей фирмы — ос, личинок, клопов, клещей, словом, хищных насекомых, истребляющих садовых вредителей… Каждой из красоток не более тридцати лет: соблазнительные декольте, мерный темп работы, сигареты в зубах.

— А как насчет запрета на курение в офисе? — воинственно спрашивает Рафаэль, который совсем недавно одержал победу над этой пагубной привычкой и теперь завершает разрушение зубов с помощью жвачки. — Вы, конечно, об этом и не слыхивали?

— Слыхивали, и плюем на него с высокого дерева, — отзывается лысый в клеточку. — Мы все здесь курильщики и не мешаем друг другу, так что можете заткнуться.

— Напрасно вы нас оскорбляете, месье.

— Никакое это не оскорбление, а простая констатация. Мы создали сорок восемь рабочих мест в этом чертовом захолустье и за шесть лет вышли на четвертое место в списке МСП нашего департамента, а вы сюда нагрянули по доносу, разве не так? И кто же это на нас клепает — булочница, охотничье общество, наша бывшая уборщица, которая запускала руку в кассу, или торговец пестицидами? Хотя, что я — это, конечно, профессиональная тайна!..

— Не думайте, что мы преследуем конкретно вашу фирму, — невозмутимо отвечает Рафаэль, перекатывая туда-сюда свою жвачку за щекой. — Мы действуем в рамках выборочной и регулярной проверки налоговой ситуации местных предприятий.

— Да ладно врать-то! Просто наши успехи не дают покоя здешним лодырям, а вы верите каждому их слову и, тем самым, потворствуете безделью и разоряете Францию! Что ж, приятного аппетита, неподкупные министры!

— Оскорблениями делу не поможешь, месье, — угрожающе заявляет Рафаэль.

— Какое же это оскорбление — это Виктор Гюго!

Он выкладывает на стол перед нами три толстенные папки и возвращается к шкафу за другими; тем временем рыжий тип с британским акцентом, любезно пододвинув нам два стула, невозмутимо бросает:

— У вас есть чем записывать? Наш ксерокс не работает.

Этот первый набег продолжался пять с половиной часов. Уступив натиску Рафаэля, убедившегося, что их ксерокс действительно сломан, хозяева заказали новый — за наш счет, ибо Сводный кодекс, как они нам напомнили, не обязывает налогоплательщика самому предоставлять необходимое оборудование для нашей процедуры расследования in situ. Ничего не скажешь, эти люди отлично знали свои права, и наша проверка обещала стать захватывающим турниром.

В довершение проблемы, вездесущие божьи коровки пробрались мне под рубашку, и когда я ее расстегнул, англичанин бросил острый взгляд в мою сторону. Я начал выбирать хищниц из поросли на груди и вдруг заметил, что он буквально впился в меня глазами.

— Откуда у вас этот шрам? — спросил он дрогнувшим голосом, указав на маленький коричневый квадратик, увенчанный кружочком, в районе солнечного сплетения.

— Это родимое пятно, — сухо ответил я. — Вы не могли бы избавить нас от этих букашек?

— Джонатан! — крикнул ему издали компаньон, прижимая к уху мобильник. — Я по поводу мучнистых червецов в Аквитании, — посылать им Cryptolaemus monstrouzien?

— Еще рано, не сезон, — ответил англичанин, не спуская с меня глаз, — они поедают вредителей только при температуре выше двадцати градусов. Вышли им Leptomastyx dactylopii… Вы только что раздавили родолию — австралийскую божью коровку! — патетически объявил он, снова обратившись ко мне. — А вам известно, что за свою жизнь она могла бы уничтожить пять тысяч яичек мучнистого червеца?!

— Вот уж не знал, — ответил я виновато, сам не понимая, отчего мне вздумалось оправдываться.

Англичанин смотрел, как я застегиваю рубашку.

— Мне неведомо, почему вы здесь оказались, но, прошу вас, делайте свое дело! — сказал он с каким-то неумеренным волнением.

Мы уехали только к вечеру, без двадцати шесть, с пустыми желудками и полными сумками скучных счетов в двух экземплярах; все эта документация выглядела до тошноты честной, скрупулезной и законопослушной. Придраться было абсолютно не к чему, но тем-то и интересна наша работка. Рафаэля такие дела жутко возбуждают. У меня самого при этих проверках давно уже не случается выбросов адреналина, но я все равно отношусь к ним с той же профессиональной бдительностью, что и в начале своей карьеры, когда любое разоблачение недобросовестного налогоплательщика создавало иллюзию, будто я способствую исправлению рода человеческого.

Я искоса наблюдал за Рафаэлем, — он вел свой «Моноспейс» нервными рывками, словно еще не остыл от многочасовой близости юных обольстительных сотрудниц, которые таскали ему горы бухгалтерских книг, выглядевших так же невинно, как они сами; правда, при этом они успевали овеивать «господина инспектора» нежными ароматами, то и дело задевать по ходу бедром, а давая пояснения, как бы невзначай прижиматься грудью к его плечу.

— Приятного вечера, — мрачно буркнул он, высадив меня у дома. — Ну, а я — к шлюхам.

Это множественное число он использовал не то из стыдливости, не то по эстетическим соображениям, желая выставить в розовом свете тощую албанку, жившую напротив вокзала; он посещал ее по четным дням, а затем возвращался к семейному очагу — жене и троим ребятишкам, — чтобы успеть к вечерним восьмичасовым новостям на «Франс-2».