Подружка на свадьбе

— Белого или красного?

Я не раздумывая попросила белого. Это ведь только аперитив, и все еще впереди. Официант наполнил мой бокал и продолжил обходить гостей, задавая всем один и тот же вопрос.

Я пригубила вино и подняла глаза: надо мной в самом центре потолка висела огромная люстра. Интересно, на чем она держится? Никакой цепи я не видела. Нет, правда, люстра висела сама по себе, ни на чем, как по волшебству. Как солнце? А что? По крайней мере, свет точно так же бил в глаза, честное слово. И, посмотри я на нее чуть подольше, могла упасть со стула или вообще ослепнуть. Однако, как это ни печально, для обмороков сейчас вовсе не время, решила я и опустила взгляд в зал.

Народу было много. Все уже нашли свои места за столиками и рассаживались. Столы были круглые, и яркие туалеты гостей выглядели мозаикой в калейдоскопе. Я глядела по сторонам, стараясь отыскать знакомые лица, но ничего не видела без очков. Честно говоря, не очень-то и хотелось.

Я достала из сумочки сигареты, и вот тут-то в зале начал подниматься гул. Сначала он был едва слышен, но постепенно усиливался и вскоре превратился в настоящий гвалт. Я огляделась вокруг: цирк да и только — по-моему, уже все стучали вилками по своим бокалам. Некоторые кричали: «Горько! Горько!», другие — или они же — притопывали ногами. Наконец моя сестра встала, Майкл тоже, и они поцеловались под аплодисменты, которые продолжались дольше, чем поцелуй новобрачных. После этого все снова сели.

Хотела сесть и сестра, но это оказалось не так-то просто: слишком пышное у нее было платье. Мама вскочила, чтобы помочь ей, миссис Смит, мать Майкла, тоже подключилась. И минут через пять порядок был восстановлен: платье удалось втиснуть между подлокотниками. Сестра недовольно хмурилась; она наклонилась к Майклу и шепнула ему, насколько я поняла, что на следующий вилочный концерт ни за что не встанет. Что ответил Майкл, я не разобрала, наверно, согласился. А толстый мистер Смит запричитал: при том, видите ли, в какую сумму ему влетело снять банкетный зал, это просто возмутительно, что не нашлось стула пошире для воланов свадебного платья. Может быть, он и шутил, но, по-моему, кроме него никто не засмеялся, да и он только пару раз гоготнул.

Я закурила, Карл тоже. Я сидела справа от него, а слева — Кэти, невестка Майкла. «Вы не могли бы дымить в другую сторону?» — попросила она. Карл обернулся к ней — учтиво, но с вопросительным видом. «Я на седьмом месяце», — сухо сообщила Кэти. Карл посмотрел на меня, сведя брови и наморщив лоб, — эта гримаска у него выражала сомнение. Он явно не подозревал, что Кэти беременна. Я бы и сама не заметила, если бы сестра не сказала мне об этом сегодня утром в парикмахерской. Дело в том, что хоть с ребенком в животе, хоть без, в тягости ли, нет ли, а Кэти толстая всегда. Так что она вряд ли могла обвинить моего бойфренда в непочтении к беременным женщинам и сама это знала, поскольку на первый взгляд ничто не выдавало ее положения, кроме, разве что, одной мелочи: на вопрос официанта «Белого или красного?» она попросила принести томатный сок.

— Лапуля, не напрягайся, — сказал ее муж Ги, брат Майкла, и, посмотрев на нас с Карлом, заметил, что «в наши юные годы» вообще не следует курить, на что Кэти согласно кивнула. Судя по всему, мы для них, семейных, действительно были неразумными детьми. Карл полез в бутылку: не такие уж мы юные, восемнадцать лет. Я наклонилась загасить сигарету, чтобы прекратить этот глупый спор, и вдруг поймала взгляд мистера Смита, ныряющий в вырез моего платья. У меня мурашки побежали по спине — точно такое ощущение бывает, когда я случайно глотну холодной воды после горячего супа и прямо-таки чувствую, как трещит зубная эмаль. Карл тоже загасил свою сигарету. Родители Майкла рассказали, как два года назад бросили курить, пройдя какой-то хитрый курс лечения. «Я выложил две тысячи долларов, но дело того стоило», — добавил мистер Смит, а я подумала: как же он любит по поводу и без повода перед всеми козырять своими деньгами. Мистер Смит — бизнесмен. Папа и мама, кстати, так и не нашли общего языка со свекром моей сестры — очень уж они разные люди, по-моему. Вот, например, в прошлом году, когда Майкл сделал моей сестре предложение, первое же, в чем они не сошлись, — это место, где будет справляться свадьба. Моим родителям хотелось отметить событие в узком кругу, на природе, где-нибудь в Восточных Кантонах, в загородном ресторане с изысканной кухней. Но мистер Смит мыслил это себе иначе. «Ну уж нет, — сказал он папе, — мы отпразднуем их свадьбу в лучшем отеле города, надо соответствовать». Видимо, папа с мамой не настаивали, потому что неделю спустя был заказан банкетный зал одного из центральных отелей.

Майкл обходил стол, наполняя бокалы: «Официанты же не могут разорваться. Вина, невестушка?» Я кивнула и сказала спасибо. Майкл мне вообще-то нравится. Хороший парень, свой в доску. Только одно меня немного задевает: я знаю, что он по крайней мере один раз сходил на сторону, то есть даже еще до свадьбы. Это было месяца три назад, сестра тогда работала на съемках где-то в окрестностях Квебека. Она позвонила мне оттуда и попросила зайти покормить кошек, потому что Майкл тоже уехал на какой-то конгресс — это она так думала. Вечером я отправилась к ним на квартиру и, войдя, услышала какие-то странные звуки, доносившиеся из спальни. Я подошла ближе, дверь была приоткрыта — вот так и попался Майкл на адюльтере, досвадебном, если можно так выразиться. Он трахал какую-то рыжеволосую дылду. Странно: она была очень похожа на мою подружку Люси, с которой я его мельком познакомила за неделю до этого, когда они с сестрой приходили к нам ужинать. Я, понятное дело, не стала задерживаться и разглядывать, она ли это, и убежала из квартиры, так и не покормив кошек.

Последним Майкл наполнил бокал моей сестры и сел на свое место рядом с ней. Сестра пригубила вино и пожаловалась: «Есть хочется». Как эхо, я услышала у себя под боком раздраженный голос Кэти: она тоже хочет есть, она беременна, у нее в животе ребеночек, и он привык кушать вовремя…

Карл шепнул мне на ухо, что выйдет в холл покурить. Я ответила: ладно, только недолго, ужин сейчас подадут. На самом деле я понятия не имела, когда подадут ужин, но какая разница. Я посмотрела ему вслед: светлые волосы, аккуратно подстриженные на затылке, безупречно сидящий смокинг, распахнутый жилет, небрежная походка, взгляд вскользь с чуть надменной улыбочкой — от всего этого, пока он шел через зал, у меня зашлось сердце. «Я ужасно его люблю», — подумала я, и от этой мысли мне стало так, как бывает, когда погружаешься в очень горячую ванну.

Я посмотрела на сестру. Она по-прежнему сидела, устремив глаза в бокал с вином, и выглядела усталой. Отчего она такая? Я вспомнила ее звонок в тот вечер: «Марианна, я нашла своего прекрасного принца!» У нее был такой радостный голос. «Он врач», — добавила она. Майкл был другом приятеля ее подружки, и они познакомились на чьем-то дне рождения. Через полгода сестра переехала к нему. А еще через полгода сообщила нам — маме, папе и мне, — что выходит замуж. Сначала мы все решили, что она шутит. Ведь моей безбашенной сестрице нет равных в умении откалывать номера. Не так давно, в девятнадцать лет, она весь учебный год подрабатывала по выходным, чтобы скопить денег и съездить на два месяца в Европу. И улетела-таки летом в Париж со своей подружкой Ким, а через две недели вернулась. В Европе моя сестрица успела увидеть разве что Эйфелеву башню: нам она объяснила, что ей приглянулась пара изумительных сапожек из кожи аллигатора в витрине одного бутика высокой моды. Просто не смогла устоять: она сняла все деньги со своих дорожных чеков и купила сапожки. А после этого поменяла обратный билет. «А как же Ким?» — только и спросили мы ошарашенно. «Ким? О… Она обиделась, конечно… Теперь ей придется прокатиться по Европе одной, — равнодушно ответила сестра, красуясь перед нами в новеньких сапожках. — Хороши, правда?» Папа и мама с недовольным видом покачали головами. А я сказала сестре, что видела точно такие же сапожки в модных журналах. Она заулыбалась и обещала дать мне их поносить. Я обняла ее: «Ты самая лучшая сестра на свете!» Я вообще-то была рада, что она так скоро вернулась; сестра тогда еще жила с нами, и представляю, каким скучным было бы целое лето без нее. Это для примера, а вот в любви моя сестра — само непостоянство. За год до встречи с Майклом она сделала первые шаги в кино в качестве script-girl и успела поработать в нескольких фильмах. Так на каждой съемочной площадке она закручивала новый роман. То с осветителем, то с режиссером, то со стажером. В общем, отрывалась вовсю. И вот теперь она выходит замуж, а ей всего двадцать три. Просто не верится.

— А где Карл? — спросила мама, сидевшая справа от меня. Сейчас придет, сказала я, в туалет вышел. Я соврала маме, потому что она недолюбливает Карла, я это знаю, а отлучиться из-за стола в туалет не так невежливо, как выйти покурить. Мама не раз говорила мне, что я изменилась с тех пор, как стала встречаться с Карлом. Например, стоит ей случайно увидеть, как я плачу, она сразу начинает причитать, что отношения с ним мне не на пользу. Может быть, она читала мой дневник, хотя даже в заветной красной тетрадочке я всего не пишу. Я просто сама не всегда понимаю, что со мной происходит. Ну и ладно.

Мама спросила, хорошо ли я себя чувствую. Я ответила: не беспокойся, все отлично, только немножко холодно. Мама посмотрела на мои руки и заметила, что они покрылись гусиной кожей. «Бедняжка моя!» Сама я не обращала на это внимания, подумаешь. Тут вернулся Карл. Он сначала подошел к папе, который сидел справа от мамы, и спросил, не отменяется ли завтра партия в гольф, после того как они отвезут молодоженов в аэропорт.

— А как же, конечно! — просиял папа. — Должен же я взять реванш!

Карл и папа отлично ладят, и, когда я вижу, как они сдружились, у меня всюду покалывает, и зудит, и щекотно, как будто я долго расчесывала комариные укусы.

— Ты играешь в гольф, Карл? — спросил Ги, подливая себе вина. Карл ответил, что да, он увлекается этим спортом. Ги, понятно, решив, что имеет дело с начинающим, поинтересовался:

— И давно ли?

Лет десять, огорошил его Карл и добавил, что его отец — владелец престижного гольф-клуба на западе острова Монреаль.

— В самом деле? — протянул Ги. Больше он ничего не сказал и повернулся к Кэти, которая сидела, посасывая соломинку от сока: — Как ты, лапуля? — Он смотрел на ее пухлые пальцы, теребившие другой конец торчавшей изо рта соломинки.

— Я есть хочу, — ответила ему Кэти. Ги сказал, чтобы она прекратила жевать соломинку, а то подавится.

— Сам подавись! — фыркнула Кэти, но соломинку все же положила на стол.

Я снова повернулась и посмотрела на сестру. Майкл играл ее волосами; она одернула его. «Прекрати, ты что, не видишь, у меня в прическе полно шпилек?» — сказала укоризненно. Майкл извинился, и, честное слово, мне стало его жаль. Все-таки у сестры не было причин его обижать, она ведь даже не подозревала, что ей наставили рога, еще не успев надеть обручальное кольцо. За две недели до моего открытия сестра покупала свадебное платье, и я ходила с ней на примерку; она изумительно выглядела в тот день, даже лучше, чем сегодня. Мне казалось, я читаю на ее лице приметы ни с чем не сравнимого счастья. Кстати, я с трудом могу себе представить, как моя сестрица дает объявление в газету, чтобы сбыть с рук непригодившееся платье. Понятно же, что, расскажи я ей все, она, с ее-то гордостью, закатила бы Майклу такой скандал — мало бы не показалось. И порвала бы с ним, это точно, потому что моя сестра — не та девушка, что смирится с ролью жертвы или будет учиться терпимости. Поэтому я держала язык за зубами — чтобы не нарушить шаткого равновесия, установившегося в ее жизни. И потом, приглашения были уже разосланы, машины заказаны, меню составлено, со священником договорились, билеты на самолет в свадебное путешествие купили и даже заплатили вперед знаменитому фотографу. Если бы я открыла сестре глаза, все рухнуло бы в одночасье по моей вине. И ей было бы плохо.

Я встала, слегка пошатнувшись. Поправила вырез платья, дождалась, пока все гости за столом новобрачных замолчат. Когда наступила тишина, я подняла бокал: «Желаю вам счастья в семейной жизни!» Я говорила от души, и, кажется, мой голос дрожал от волнения. Все подняли бокалы одновременно. «За вас», — сказала миссис Смит. «За любовь!» — провозгласила мама. «Ваше здоровье!» — хором воскликнули мистер Смит и папа. Мы чокнулись, зазвенело стекло, только у Кэти был пустой бокал. Садясь, я взглянула на сестру — она улыбалась мне. Гости в зале зааплодировали, я не поняла чему, они ведь были так далеко, что вряд ли слышали наши тосты.

Я почувствовала сквозь тонкую ткань платья руку Карла на своем бедре. «Ты как?» — шепнул он. Я улыбнулась и кивнула: все в порядке. Утром в церкви, во время венчания я точно знала, что Карл испугался. Он всерьез думал, когда священник повернулся к собравшимся и сказал: «Если кому-то известны причины, по которым этот союз не может быть заключен…», что с меня станется вскочить и выложить все. Я, конечно, такого и в мыслях не держала, просто Карл — единственный, кто был посвящен в мою тайну. Я тогда сразу поехала к нему: мне срочно требовалось с кем-то поделиться. Естественно, я была слегка не в себе. Карл долго меня успокаивал, а потом сказал: «Ну и что такого, ты же знаешь, для нас, мужчин, трах — это одно, а любовь — совсем другое». Фразочка типичного мачо, но Карл произнес ее так искренне. Впору было расчувствоваться от такого откровения, но я решила: не поддамся, хотя бы потому, что оно прозвучало из уст моего бойфренда. Я попыталась объяснить Карлу: ты не понимаешь, всю жизнь моей сестре не хватало стабильности, а с появлением Майкла, кажется, все наконец изменилось, недаром ведь она теперь только и твердит, что он — мужчина ее жизни, ее прекрасный принц. «Я все понимаю, — ответил Карл, — но, если Майкл и перепихнулся с другой, это не мешает ему любить твою сестру. Когда прекрасный принц ехал к замку, чтобы разбудить поцелуем Спящую Красавицу, — кто сказал, что он не позабавился по дороге с какой-нибудь пастушкой?» Меня это удивило: я думала, Карл вообще не читал сказок. Я бы с удовольствием обсудила с ним эту тему, но момент был неподходящий. Вообще-то я склонна была согласиться с Карлом, что в истории про Спящую Красавицу много невыясненных вопросов. Лично я, например, сомневалась, что, принцессу воскресил поцелуй: прекрасный принц наверняка еще кое-что сделал с безжизненным телом, чтобы пробудить его от столетнего сна. Не важно, в тот вечер я решила, хотя бы для проформы, обидеться на Карла за эти слова, и мы ссорились до поздней ночи. А что, собственно, еще я могла сделать? С самого начала нашего романа — уже почти год — я тоже носила рога и знала это: Карл по-прежнему встречался со своей бывшей подружкой, официанткой из ресторана при гольф-клубе его отца. Бывали у него и другие похождения, слухи о которых доходили до меня в коллеже.

— Суп-пюре из лисичек со сметаной, — объявил официант, поставив на середину стола роскошную серебряную супницу. Кэти тут же ему заявила, что она-де беременна и не может есть что попало. Официант объяснил ей свысока, как несмышленышу, что лисички — это просто такие грибы, и наполнил по очереди наши тарелки. Когда он ушел, Кэти еще пофыркала: она, видите ли, не понимает, если лисички — это просто грибы, почему бы так и не сказать. «Фи, грибы! „Лисички“ звучит куда более fancy», — растолковал ей мистер Смит.

Ужин пошел своим чередом; все было донельзя вкусно — просто пальчики оближешь: омар под беарнским соусом, мороженое с эндивием и яблоками под арманьяком, радужная форель с подливкой из желтого перца и фаршированными артишоками, и к каждому блюду — марочные вина. Когда со стола убрали, но бокалы по-прежнему были полны, мистер Смит, хоть он и хвалился, что бросил курить, угостил всех кубинскими сигарами. Закурили только мужчины. Кэти слева от меня громко вздохнула, полезла в сумочку и достала пестрый веер. «Перехожу к крайним мерам», — сказала она мне. Я улыбнулась ей. Ги погладил свою женушку по голове, а потом, так запросто, будто они были одни, нежно поцеловал в губы. Я отвела глаза. Как раз в эту минуту зал снова наполнился звоном вилок. Сестра отчаянно замотала головой, показывая Майклу, что не встанет, но Майкл ласково поднял ее со стула под локоток. Они поцеловались, и гости зааплодировали.

На этот раз, встав, сестра не захотела садиться. Она вышла из-за стола и, наклонившись ко мне сзади, шепнула на ухо: «Пойдем, поможешь мне пописать». Я встала; мне показалось, будто сестра окончательно увязла в своем пышном белом платье, как в зыбучих песках. Этот момент уже обсуждался утром, когда мы с мамой помогали ей одеться. Глядя, как сестру упаковывают в бесчисленные юбки, я посоветовала ей пить сегодня поменьше воды. А мама напомнила мне, кто я есть, — подружка невесты, и по традиции не кому-нибудь, а мне полагается помочь сестре, когда возникнет такая необходимость, — иными словами, в мои обязанности входило сопровождать ее в туалет, чтобы, не дай бог, ничего не случилось с великолепным платьем ценой в две тысячи долларов.

Я взяла сестру за руку, и мы направились в холл отеля, сделав крюк по стенке, чтобы не протискиваться между столами. Мы еще не вышли, когда раздался страшный грохот. Мы обе вздрогнули; первое, что мне пришло в голову, — упала огромная люстра. Я подняла глаза к потолку: нет, она висела и даже не качнулась. Сестра сказала, это за одним столом кто-то нечаянно дернул за скатерть, и все, что на нем было, свалилось на пол. Она показала мне злополучный стол, но он был далеко от нас, и я ничего не увидела без очков. «А кто там сидит?» — спросила я сестру. «Придурки какие-то», — отмахнулась она, и мы вышли из зала.

В холле я направилась было к туалету, но сестра вдруг потянула меня в другую сторону. «Куда ты?» — спросила я. Она ответила, что сидеть за свадебным столом выше ее сил, все это ее угнетает. «Там есть бар, в конце коридора направо, пойдем выпьем чего-нибудь». Делать нечего, я потащилась за ней — не отпускать же ее туда одну. «Ну и видок у тебя будет — в баре в подвенечном платье!» — все-таки заметила я. «А мне плевать!» — фыркнула она уже в дверях бара.

Вдоль правой стены стояли в окружении диванов несколько поблескивающих металлом столов. Посередине зала — круглые столики поменьше и табуреты. У левой стены — стойка с пирамидой всевозможных бутылок на фоне зеркала, отчего казалось, что их вдвое больше. А в глубине — маленький танцпол, над которым медленно вращался блестящий шар, отбрасывая разноцветные отсветы. В левом углу виднелся полутемный коридорчик — наверно, он вел в туалет. В баре был странный свет — голубоватый и какой-то мглистый. Звучала музыка, старая песня Леонарда Коэна. Мы с сестрой присели на диванчик, и я закурила. Она скинула под столом туфли: «Не могу больше, ноги болят». Я с удивлением отметила, что бар почти пуст: кроме бармена и трех мужчин у стойки, никого не было. Однако на нас уже обратили внимание, и я не сомневалась, что эти четверо проехались на наш счет: когда мы вошли, они посмотрели в нашу сторону с недоумением, а потом заговорили, сдвинув головы и тихонько посмеиваясь.

— Что вам угодно, дамы? — крикнул бармен из-за стойки. Сестра заказала нам по двойному амаретто со льдом. Пока бармен наполнял бокалы, те трое искоса поглядывали на нас. Им было лет по тридцать, может, чуть меньше. Кто такие, чем занимаются — по виду не поймешь. Двое были в бермудах, с темными, коротко подстриженными волосами, третий — в джинсах, шатен и волосы носил подлиннее. Сестра тоже поглядывала на них, а потом повернулась ко мне и сказала, что сегодня утром вдруг очень испугалась, когда, проснувшись, подумала, что в идеале с этого дня и на всю оставшуюся жизнь ей придется довольствоваться в постели только одним мужчиной и забыть обо всех остальных. «Ну, это рамки чисто теоретические», — успокоила я ее и добавила, что через годик-другой-третий она вполне может их расширить, если, конечно, будет желание. Бармен принес нам бокалы; мы хотели расплатиться, но он сказал: «Все оплачено» — и кивнул на мужчин у стойки. Когда он отошел, сестра, глядя ему вслед, заметила: «А зад у него красивый». Я с ней согласилась, и мы чокнулись, помахав троице в знак благодарности. Мужчины улыбнулись нам. Голос Леонарда Коэна в динамиках умолк, наверно, кончилась пластинка. «Rico, play some cheesy music», — сказал бармену мужчина в джинсах. Потом он повернулся к нам и больше не сводил глаз с моей сестры. Нетрудно представить, какую пищу для фантазий могло дать появление молодой женщины в подвенечном платье поздним субботним вечером в баре дорогого отеля даже не самому извращенному мужскому уму. Мне подумалось, что лучше бы нам вернуться в банкетный зал, но мы едва успели пригубить ликер. Я закурила очередную сигарету, из динамиков зазвучал саксофон — не помню чья очень томная мелодия. Трое мужчин поднялись и направились к нам, и, честное слово, сестра им улыбалась. Тот, что в джинсах, спросил по-английски, не будем ли мы возражать, если они присядут за наш стол, и сестра ответила за нас обеих: «Не будем». Они назвались и откровенно уставились на нее. «Don't tell us you've already got into a fight with your husband», — сказал один: шутил, конечно. Сестра хихикнула и ничего не ответила. Новые знакомые поведали нам, что они из Сан-Франциско, только вчера прилетели в Монреаль работать над грандиозным кинопроектом знаменитого американского режиссера, о котором я, правда, слышала впервые. Сестра изобразила заинтересованность, почему-то она не сказала им, что ее этим не удивишь, что она сама работает в кино, что наш папа продюсер, а мама — актриса. Тот, что в джинсах, — на спор с друзьями, не иначе, — пригласил сестру на танец, и она кивнула. Сама не знаю почему, но меня это нисколько не удивило. Уж очень хороша была музыка. Они встали и направились к танцполу.

Те двое остались и принялись расспрашивать меня о том о сем: «What's the best club to hang out in Montreal?», «Where could we eat good sushis?», «Would you come along with us?» прочее в том же духе. Я отвечала односложно, они, надо думать, все поняли, потому что в какой-то момент заговорили между собой и перестали обращать на меня внимание. Я не хотела показаться невежливой, но мне было не до разговоров с чужими людьми. Гораздо больше хотелось смотреть на сестру, танцующую в объятиях незнакомца. Интересно, о чем она сейчас думала? Я почему-то представила, как несколько лет назад сестра мучилась у витрины бутика высокой моды… Тогда она не смогла устоять. Я стиснула обеими руками свой пустой бокал, так крепко, что перестала чувствовать кончики пальцев на ледяном стекле. «Would you like another drink?», — спросил меня один из мужчин. Я отказалась. Сестра с незнакомцем кончили танцевать и шли к нам. Я поскорей, чтобы они не успели сесть за стол, поднялась и сказала ей: «Все, переменка окончена, нам пора». По ее лицу я поняла, что ей хотелось бы остаться здесь, но спорить со мной она не стала. Мы попрощались, сделали ручкой бармену и направились к выходу. «Rico, bring us a bottle of Jack Daniel's»! — услышала я в дверях и подумала, что эту бутылку, наверно, один из троих проспорил друзьям.

Не прошли мы и двадцати шагов по коридору, как сестра вдруг остановилась, вскрикнув: «Черт, а туфли-то!» Попадись папе сценарий с таким сюжетным поворотом, он бы его точно зарубил, сказал бы: «Надуманно». А в жизни, оказывается, можно себе позволить такое вот нарушение канонов, слегка пощекотать нервы. «Иди, Золушка, ищи свои хрустальные башмачки, раз потеряла на балу», — отпустила я сестру. Подхватив обеими руками воланы свадебного платья, она побежала к бару. «Я подожду тебя здесь!» — крикнула я ей вслед. Чтобы не торчать в холле, я зашла в туалет, подкрасилась. Когда вышла, ее все еще не было. Я выкурила сигарету. Подумала, что успею выкурить целую пачку. Можно было бы пойти за сестрой в бар, но мне на глаза вдруг попался очень удобный бархатный диванчик — чуть подальше, в коридоре, и я с комфортом устроилась на нем. Совсем рядом оказался лифт. Я коротала время, глядя, как входят и выходят парочки, и стараясь угадать, женаты они или нет. По глазам не ошибешься: у кого совесть нечиста, те стараются не смотреть вокруг или, наоборот, с испугу зыркают во все стороны. Наконец откуда-то появилась, весело смеясь, сестра. «Все в порядке?» — спросила я ее. Она ответила: «Не бери в голову». Я напомнила ей, что это вообще не в моих привычках.

Мы с сестрой вернулись в банкетный зал. Сколько же времени нас не было? Не знаю. Но здесь ничегошеньки не изменилось. Мужчины все так же дымили сигарами, а Кэти обмахивалась веером. Кто-то увидел нас, и тут же опять зазвенели вилки о стекло. Сестра подошла к Майклу, и они поцеловались под гром аплодисментов. Майкл погладил ее по волосам, посыпались шпильки. Сестра засмеялась: «Ничего!» Пока мама и миссис Смит помогали ей как следует сесть, Майкл спросил, где мы пропадали. Она сделала вид, будто не слышала вопроса. Пришлось выкручиваться мне. Я сказала Майклу, что у сестры поехал чулок и мы поднялись в номер, заказанный для их брачной ночи, за новой парой: у нее была на всякий случай запасная в сумке. А с подвязками столько мороки — пока их отстегнешь, пока пристегнешь, вот и провозились. Карл меня ни о чем не спросил. Не уверена даже, заметил ли он, что я вообще отсутствовала. Я погладила его затылок, но он не обернулся. Естественно: они с папой, Ги и мистером Смитом были заняты разговором о гольфе.

Я посмотрела на люстру под потолком: свет как будто приглушили, а может быть, это только так казалось. Мне отчего-то стало жарко.

«Шампанского?» — спросил официант, проходивший мимо с подносом, уставленным фужерами. И я ответила: «Шампанского».