~ ~ ~

В пятницу утром, когда Виргилий вошел в здание «Свенгали», секретарша, восседавшая в приемной и исполнявшая волю начальства, протянула ему конверт. Письмо было напечатано на бежевой толстой бумаге и выдержано в благожелательном патерналистском тоне. Оно предписывало ему согласиться на повышение и увеличение зарплаты. Автор письма, специалист по работе с кадрами, переплетал комплименты по поводу выполненной работы с почти не завуалированными угрозами в случае отказа. Он напоминал Виргилию, что в свое время принял его на работу, несмотря на отсутствие опыта и дипломов.

Виргилий не знал, куда бы его занесло, если бы не «Свенгали» (с присущим ему оптимизмом он представлял себя кассиром, продавцом или дворником), но роль должника была в высшей степени неприятна. На него пытались надавить, пустив в ход чувства благодарности и уважения, которые он испытывал к «Свенгали» и его руководству. Виргилий разорвал письмо и сел в лифт.

Он поспешил спрятаться в работу, которая всегда была для него убежищем — чудесным миром, где усилия вознаграждались. Работа дарила ему ощущение невесомости; тело не весит ни грамма, смерти нет, только он управляет своей вселенной.

Виргилий вошел в креативный зал, надеясь найти там покой, одиночество и йогурты. Но шесть стульев вокруг стола были оккупированы стажерами и частично — юной порослью агентства. Только во главе стола было одно свободное место. Все посмотрели на Виргилия. Рой «здрасьте» метнулся в его сторону. Высокий худющий стажер протянул ему стакан воды. По всей видимости, всех согнали на совещание, причем ему отводилась роль ведущего. Дирекция, а возможно, Симона, задумали выкрутить ему руки и навязать новую должность. Виргилий сжал пальцами спинку стула и приготовился было заговорить, но потом вздохнул и вышел из зала. Симона выглянула из своего кабинета. Он не ответил на ее приглашение войти и ушел из агентства.

Его знания в области профсоюзного движения были самыми рудиментарными. У циркачей нет профсоюза, готового защищать их от преследований полиции и коварства муниципалитетов. Если бы Виргилий решил хранить верность цирковым традициям, он бы отправился в восемнадцатый округ, на улицу Виньоль, тридцать три, в штаб конфедерации анархистов. Однако Виргилию казалось, что ни один синдикат не мог поддержать его в будущей схватке, кроме CGT (он хорошо помнил статьи в прессе об этих здоровяках, без раздумий пускавших в ход железные ломы, болты и шарикоподшипники в борьбе против предпринимателей и их охраны). Виргилий отдавал себе отчет в том, что действовал как потребитель, отдавая предпочтение известной марке: красная аббревиатура воплощала представление о французской версии синдикализма.

Бюро конфедерации находилось в самом начале бульвара Вилет. Серый костлявый дом с голым фасадом, наверное, родился в мозгу архитектора, лишенном лимбической системы. Интерьер ничуть не изменился с семидесятых годов: оранжевые кресла, ядовито-зеленая стойка и коричневый линолеум на полу образовывали причудливую, но не лишенную шарма эстетику. Виргилий вошел в приемную. За сиреневым столом из клееной фанеры три женщины отвечали на звонки и добродушно переговаривались. Виргилий объяснил, что у него возник конфликт с работодателем. Ему посоветовали обратиться в ячейку на своем предприятии. Он ответил, что там, где он работает, нет представителя профсоюза. Секретарши сочувственно уставились на него. Одна из них записала его информацию на карточку.

Посреди зала ожидания высилась огромная деревянная скульптура, изображающая легендарную демонстрацию чикагских рабочих. Виргилий, набравшись терпения, начал листать журнал конфедерации и разнообразные печатные перепевы этого журнала. Несмотря на радушный прием, ему было не по себе. Зря он сюда пришел: между прочим, конфедерация некогда поддержала вторжение советской армии в Венгрию. Если бы родители Виргилия и их друзья узнали о его поступке, они были бы в шоке. Чтобы отогнать от себя эти мысли, Виргилий сосредоточился на чтении. В журнале говорилось о недавних эпизодах борьбы, о захватах заводов и об одержанных победах. Он твердил про себя, как некую мантру, что сделал все правильно. Его позвали тридцать две минуты спустя.

Женщина в черных бархатных брюках и бордовой блузке, с брошкой в виде пчелы на груди, пригласила его в свой кабинет. Она читала карточку, на которой вкратце были изложены обстоятельства, которые привели Виргилия сюда. Розы в горшках, выставленные за окно, уже потеряли часть лепестков.

Женщина схватила трудовой кодекс и несколько папок, из которых вываливались бумаги, надела очки и успокоила Виргилия: работодатель обязан содействовать его карьере. Она процитировала коллективную конвенцию и начала планировать создание профсоюзной ячейки в агентстве.

— Простите, вы кажется, не поняли, — прервал ее Виргилий.

Она взглянула на него поверх очков. Ее жизнь состояла из череды встреч с теми, кого уволили, кого преследовали и кому не платили, она лишь пробежала глазами карточку Виргилия и была уверена, что правильно поняла его проблему. Взяв карточку в руки, она еще раз прочла ее, теперь уже внимательно.

— Они хотят повысить меня в должности и увеличить мой оклад, — сказал Виргилий.

Женщина изменилась в лице. Серьезное выражение уступило место усталости. Она сняла очки, откинулась на спинку кресла и помассировала лицо.

— Знаете, любой другой на вашем месте был бы счастлив.

Виргилий отлично видел, как ей жаль понапрасну тратить на него время и силы. Она едва сдерживалась, чтобы не выставить его за дверь.

— Вот пускай и отдадут мой оклад любому другому.

— Прекрасная идея, но не думаю, что она осуществима. Как бы то ни было, но конфедерация не может помочь вам отказаться от повышения.

— Но это мое право, — сказал Виргилий (ему хотелось стукнуть кулаком по столу).

— Вы что, с луны свалились? Если у вас нет финансовых проблем, радуйтесь. Ваша просьба неприлична.

Виргилий оказался на улице. Ему было стыдно. Шел дождь. Он провел рукой по сальным и мокрым волосам. Поднял воротник куртки и зашагал в сторону автобусной остановки.

Обосновавшись в Париже, он старался вести нормальный образ жизни, лишь бы преодолеть комплекс бродяги и детские страхи. В целом, ему удалось поверить самому и заставить поверить других, что он хорошо вписался в этот мир и вообще родился отнюдь не у бродячих артистов цирка. Но та женщина из профсоюза не ошиблась: он свалился с луны. Его отношения с другими, его личная жизнь, его профессия, даже его жилье — все было инопланетным.

А истина проста: все эти годы он провел в безнадежных усилиях ухватиться за нормальность, которую в глубине души презирал. Теперь маска упала, да и черт с ней.