Глава 10
— Вы очаровательная женщина, мисс Дрейк, — сказал капитан Фицхью. — У вас есть политическое чутье, и вы в курсе всей международной ситуации.
— Благодарю вас, — сказала Олимпия и налила ему еще чашечку чая, не расплескав его, хотя «Терьер» шел полным ходом.
Пробыв три месяца на борту гидрографического судна, миновавшего воды Атлантики и медленно приближавшегося к берегам Южной Америки, Олимпия стала здесь своим человеком. Ежедневное чаепитие и беседа с молодым капитаном превратились уже в привычку, таким образом Олимпия благодарила Фицхью за его внимание и заботу. А тому это, по всей видимости, очень нравилось. Во всяком случае, Фицхью подчеркивал это не раз.
— Нам всем должно быть стыдно за то, что такая образованная и наделенная талантами леди, как вы, не может найти применения своим дарованиям в каком-нибудь другом, более цивилизованном краю, — часто говорил он.
— Да, — отвечала она, — Австралия… Я, честно говоря, никогда не думала…
— Простите меня. — На его лице отразилась печаль. — Я вовсе не имел в виду то, что вы подумали. Напротив, я уверен, что порт Джексон придется вам по душе. И даже покажется вам, столь впечатлительной натуре, очень любопытным.
— Я уверена, что увижу много интересного, — сказала Олимпия.
Она до сих пор не могла поверить в то, что отважилась отправиться на борту судна «Терьер» к мысу Горн. Ей казалось невероятным уже то, что она отправилась в Рим вместе с сэром Шериданом, но новое путешествие поражало ее воображение. Это было плавание на край света, причем себя она выдавала за сестру героя, который, в сущности, не был таковым… а был подлым изменником и, может быть, уже мертвецом к этому времени, кто знает? Возможно, его давно убили, расчленили и похоронили в безымянной могиле.
— Конечно, вы должны следовать указаниям своего брата, — сказал Фицхью.
— Да, — кивнула Олимпия, — мне ничего не остается делать.
Взглянув на молодого человека, она увидела по выражению его лица, что он крайне озабочен. Но Фицхью тут же взял себя в руки.
— Как жаль, что ваш брат… не оставил никаких распоряжений по поводу вашего возвращения в Англию.
— С… — Олимпия вовремя прикусила язык, чуть не сказав «сэр» и тем самым чуть не выдав себя с головой, ведь она выступала в роли сестры Дрейка. — Шеридан всегда говорил, что я должна отправиться к нашей кузине, если, не дай Бог, с ним что-нибудь случится.
— Да, но как раз сейчас… мне кажется, что… Простите меня, но Австралия…
Олимпия опустила голову, страшась в душе, что он станет спорить с ней или задавать вопросы, на которые ей не захочется отвечать.
— Все в порядке, капитан.
Они помолчали. Капитан Фицхью выглядел очень огорченным. Олимпия в душе радовалась, что он не знал, куда она на самом деле направлялась. Она стремилась добраться вовсе не до Австралии и не до какой-то далекой кузины. Олимпии надо было попасть на Суматру, в местечко Китарадью. Эти экзотические названия звучали для нее как музыка, услышанная во сне. Олимпии представлялись дикие острова, непроходимые джунгли, змеи и лютые людоеды с горящими глазами.
Мустафа уверил ее в том, что Шеридан направится именно туда. Если капитан Дрейк, отставной офицер его величества военно-морского флота, паша, бывший раб султана, а ныне знаменитый герой, украл драгоценности на огромную сумму, то куда же ему еще податься, как не на Суматру? На этом диком острове он мог бы прожить до конца своих дней как богатый раджа, без забот и хлопот, в компании таких же мошенников, уже давно обосновавшихся там.
По глубокому убеждению Мустафы, Шеридан бежал с острова Мадейра на судне, переправлявшем партию каторжников. Оно стояло в гавани рядом с «Терьером». И действительно, этот корабль снялся с якоря незадолго перед рассветом, взяв курс на Австралию. Мустафа, человек, не в первый раз преследующий капитана Дрейка, советовал нагнать это судно у берегов Австралии, что, несомненно, имело смысл.
С другой стороны, Олимпия понимала, что ей следует немедленно вернуться в Англию. Временами она впадала в панику. И только смутное чувство нереальности всего происходящего вокруг спасало ее от истерики. Впрочем, она всегда отличалась малодушием и знала это. Ей надо было вернуться на родину, но она до сих пор не знала, как это сделать и что нужно совершить для того, чтобы ее народ был счастлив. Все ее детские мечты о спасении соотечественников от тирании сводились к одному — она прибудет на родную землю и все уладит. Но как?
Нет, ей следовало вернуться в Англию. Теперь она ясно сознавала, что ей угрожают более серьезные опасности, чем предстоящее замужество. В минуту ярости и горя она поддалась слабости и дала себя увлечь в опасное предприятие. Она вверила свою судьбу в руки странного маленького раба, очень бойкого на язык, с которого с поразительной легкостью слетали и ложь, и комплименты. Все произошло так быстро в те несколько дней после исчезновения сэра Шеридана. Олимпия была просто не способна здраво рассуждать тогда, ее душу терзали ярость и стыд. Мустафа предложил ей выход из создавшегося положения, и она согласилась с ним. Доводы Мустафы звучали так убедительно, что Олимпия послушалась его совета.
И вот она плыла на этом корабле. Мустафа, оказывается, украл одну из драгоценностей, когда они находились у него на хранении; он показал ее с гордостью: египтянин был искренне доволен собой, перехитрив хотя бы в этом своего хозяина. В ходе погони за Шериданом им предстояло расстаться с этим чудесным жемчужным ожерельем — бусина за бусиной. Порой Олимпия думала, что Мустафа украл и все остальное, а потом свалил всю вину на Шеридана.
Но чтобы поверить в это, ей надо было прежде поверить в то, что Шеридан мертв.
Капитан Фицхью и слышать ничего не хотел о деньгах — тем более от сестры погибшего моряка. Но они с Мустафой могли добраться на его корабле только до Южной Америки. Мустафа говорил, что они сядут на другой корабль в Монтевидео. Все это звучало правдоподобно, но у Олимпии было тяжело на душе.
— Мисс Дрейк, — сказал капитан Фицхью, — мне, конечно, не следует… я, может быть… — Он смутился и покраснел, когда она взглянула на него. — Я хочу сказать… мы еще плохо знаем друг друга, но я восхищен вами. Я… прошу прощения за то, что, может быть, кажусь навязчивым, но я страшно боюсь за вас. Я просто не знаю, как я смогу оставить вас одну в Ла-Плата.
Олимпия смущенно кусала губы. «Не оставляй меня!» — хотелось ей крикнуть, но она только сдержанно сказала:
— По-видимому, другого выхода у меня нет.
— Но что будет, если вам не удастся найти подходящее судно? Вы можете ждать неделями, месяцами в этом кишащем ядовитыми змеями краю. Если бы у вас были знакомые в Буэнос-Айресе! Но вы путешествуете лишь со своей горничной и этим странноватым низкорослым парнем, служившим у вашего брата; никто из них не вызывает у меня особого доверия — простите уж мою прямоту.
Фицхью поставил на блюдце свою чашку, встал и начал прохаживаться по каюте, в которой сэру Шеридану нужно было бы пригнуть голову, чтобы не задеть потолок, в то время как молодой капитан мог двигаться свободно, не рискуя набить себе шишку.
— Я размышляю над этим уже в течение нескольких недель. Через полмесяца мы будем в Монтевидео. Но, мисс Дрейк… я уверен, что просто не смогу бросить вас…
— Что же вы предлагаете? — спросила Олимпия, напрягая голосовые связки, чтобы заглушить шум волн и скрип корабельных снастей.
Капитан Фицхью внезапно бросился к ней, стал на одно колено и схватил ее руки.
— Мисс Дрейк. — От волнения он сглотнул слюну, отвел глаза в сторону, встретившись с ее взглядом, и тут же снова посмотрел на нее. — Окажите мне честь…
Олимпия была потрясена. Она ожидала всего, чего угодно, но только не этого. Молодой человек крепче сжал ее руку в своих горячих влажных ладонях.
— Окажите мне честь, станьте моей женой, мисс Дрейк, — твердым голосом сказал он. Его щеки пылали.
С палубы донеслись голоса и отдаваемые офицерами команды, еле слышные здесь, в каюте. Капитан Фицхью инстинктивно устремил взгляд вверх и прислушался, но, поняв, что все в порядке, снова взглянул на Олимпию и продолжал:
— Тогда вы сможете остаться со мной здесь, на борту корабля. Вам не надо будет ехать в Австралию к своей кузине. Конечно, жизнь на судне не совсем подходит для леди, но вы прекрасный моряк… Я давно наблюдаю за вами. Как только мы выполним свое задание, мы сразу же вернемся в Англию. Возможно, это случится уже через год. Самое большое — через шестнадцать месяцев. Я не жду вашего ответа прямо сейчас, мы…
Кто-то постучал в дверь каюты. Капитан Фицхью успел вскочить на ноги прежде, чем на пороге показался второй помощник, который был по крайней мере лет на десять старше своего капитана.
— Нас окликнули со встречного судна, сэр, — сказал помощник. — С брига «Федра», следующего из Салема в Сидней. Капитан Уэбстер хочет поговорить с вами, сэр. Мистер Гудмер спрашивает, не соизволите ли вы выйти на палубу.
Капитан Фицхью оцепенел, кровь отхлынула от его лица.
— Они плывут в Сидней, вы говорите?
— Да, сэр. Десять дней назад они вышли из Салема. Олимпия поймала испуганный взгляд капитана Фицхью.
Казалось, он что-то хотел сказать или ждал реакции Олимпии.
— Судно идет в Порт-Джексон, — внезапно заговорил он. — Это гавань Сиднея.
Олимпия не могла произнести ни слова от волнения. Фицхью пристально смотрел на нее. Олимпия не знала, что ей делать. Ей стоило только подать какой-нибудь знак — улыбнуться или кивнуть, и Фицхью остался бы в каюте, распорядившись ответить сигнальными флажками кораблю, капитан которого набивался к ним в гости, вежливым отказом. Фицхью уже не раз за время плавания поступал подобным образом.
Но она не хотела подавать какие-то знаки. Все в ее жизни происходило теперь так неожиданно: недели смертельной скуки вдруг окончились, и Олимпии надо было быстро принимать решение. Она хорошо знала, чего не хочет, но до сих пор не могла взять в толк, чего же хочет на самом деле. Олимпия почувствовала, что страшно трусит, боится принимать решение. Пауза затягивалась: помощник ждал, что скажет капитан Фицхью, а капитан Фицхью ждал, что скажет Олимпия. С верхней палубы снова послышались крики.
— Ладно, — наконец произнес капитан Фицхью и кашлянул. — Я иду.
Он отвесил Олимпии поклон и вышел из каюты.
Олимпия сидела на палубе, закутавшись в свой плащ, и наблюдала за восходом солнца. Холодный ветер обжигал ее щеки и играл звездно-полосатым флагом, висевшим высоко на мачте. «Федра» стояла на якоре, штормовые волны безжалостно били в ее корпус, под порывами ледяного ветра скрипели снасти. С наветренной стороны виднелся каменистый угрюмый берег, о который разбивались мрачные серые волны.
Капитан Уэбстер, проходивший мимо Олимпии, остановился и поздоровался с ней. Это был словоохотливый добродушный человек, успевший за неделю, которую Олимпия провела на борту его судна, подробно рассказать ей о жизни своих удивительно неинтересных детей — сына и дочери, и собирался уже начать все сначала, поскольку мог говорить о них бесконечно.
— Мы зашли сюда, чтобы пополнить запасы питьевой воды, мисс Дрейк, — громким голосом сказал капитан, стараясь перекричать штормовой ветер, и встал так, чтобы заслонить девушку от его порывов. Олимпия поблагодарила его улыбкой. — Стоянка может продлиться целый день, но нам надо заправить все фляги. Это необходимая мера предосторожности перед тем, как мы обогнем мыс Горн.
— А где мы сейчас?
— У Фолклендских островов, — ответил он и, повернувшись, указал рукой на берег. — Это Нью-Айленд. А там Свон, а на горизонте — Малун. Очаровательное местечко, не правда ли?
Олимпия и представить себе не могла, что на земле существуют столь безотрадные гнетущие пейзажи. Она сама выросла в краю болот, но их оживляли птицы, огромными шумными стаями кружившие над угрюмыми топями и озерами. Здесь же не было видно никакой живности, кроме одинокого, казавшегося жалким альбатроса, спрятавшего голову под крыло и качавшегося на вздымающихся волнах.
— Вы так считаете? — удивленно спросила Олимпия капитана, и тот рассмеялся.
Она растерянно взглянула на него и только тут поняла, что он пошутил. Девушка улыбнулась из вежливости.
— Здесь живут люди?
— Ну что вы, конечно, нет. Кто же станет жить на этих забытых Богом скалах, где не растет ничего, кроме мха. Сюда порой заходят зверобойные и китобойные суда, но люди не задерживаются здесь надолго.
Олимпия взглянула туда, где возвышался мрачный утес, поросший коричневатым мхом. Даже морская пена в этих местах казалась серой. Ветер гнал огромные волны, с шумом разбивавшиеся о скалы. Глаза Олимпии слезились, а уши горели от холода, кончик носа занемел, но она не хотела уходить в духоту каюты, где стояли спертый воздух и вонь из трюма. Девушка еще в сумерках вышла сегодня на палубу и следила теперь за тем, как матросы спускали шлюпку на воду.
— Что за черт! — воскликнул вдруг капитан Уэбстер, нахмурившись. Он смотрел куда-то на восток, где сквозь тучи просвечивало бледное размытое пятно восходящего солнца.
Над мрачными холмами острова Свон в небо поднимался столб белого дыма. Олимпии показалось, что это обыкновенное облако, но капитан продолжал пристально всматриваться в горизонт. Подошедший старший помощник тоже внимательно посмотрел в ту сторону.
— Как ты думаешь, что это такое? — спросил его капитан Уэбстер.
— Это дым, сэр, — ответил старший помощник. — Таково мое мнение.
— Охотники на тюленей со зверобойного судна? Старпом пожал плечами.
— Возможно, сэр. — Он помолчал, а затем добавил: — Хотя здесь немного осталось тюленей.
Капитан Уэбстер, пощипывая свои усы, надолго задумался.
— Просигналь шлюпке, чтобы она возвращалась.
— Слушаюсь, сэр.
Старпом повернулся и зычным голосом окликнул матросов, сидевших в отчалившей шлюпке. А капитан Уэбстер тем временем продолжал о чем-то размышлять, следя за белым пятном на горизонте.
— Нет, это не на Своне, — пробормотал он, нахмурившись, — это где-то дальше. Возможно, на той стороне Малуна.
— Это корабль, да? — спросила Олимпия.
— Что вы говорите? — Капитан резко повернулся к ней, насупив косматые брови, как будто только сейчас вспомнил, что она стоит рядом. — Не хотите ли спуститься вниз, мисс Дрейк? Здесь такой сильный ветер.
— Нет, благодарю вас. Этот дым представляет собой какую-то опасность?
Он усмехнулся и похлопал Олимпию по плечу.
— Не беспокойтесь. Вообще-то в этих широтах можно встретиться с испанскими пиратами, но скорее всего это просто мои соотечественники, янки со зверобойного судна. Они разделились на несколько отрядов и теперь подают сигналы друг другу. Однако мой девиз, мисс Дрейк, — осторожность и еще раз осторожность. Поэтому мы со всей тщательностью произведем разведку.
Олимпия вынуждена была вернуться в свою каюту. Судно снялось с якоря и двинулось вдоль скалистых берегов. В каюте Олимпия увидела закутанного в одеяла Мустафу, он пил горячий кофе и что-то бормотал себе под нос на родном языке. Горничная, которую Шеридан нанял для Олимпии, — казалось, с тех пор прошла целая вечность! — похрапывала, лежа на измятой постели.
Олимпия с тоской вспомнила «Терьер» и аккуратную каюту капитана Фицхью, вспомнила чудесную террасу на Мадейре, с которой открывался прекрасный вид на прибрежные сады и море. Вспомнила свою комнату в Уисбиче, уютную и чистую хижину Фиша. Она попыталась также вспомнить ту глупую принцессу, которая отправилась в это безумное путешествие, и не могла. Она больше не ощущала себя принцессой, как не ощущала себя революционеркой и защитницей прав человека.
Она чувствовала душевную опустошенность. И полное отупение.
Когда Олимпия со вздохом села на койку, Мустафа спрыгнул на пол и прижался лбом к ее коленям.
— Мы найдем его, о прекраснейшая. Не волнуйся! Олимпия ничего не ответила. Она не верила в то, что им удастся разыскать Шеридана, и, главное, плохо представляла себе, что будет делать, если они вдруг и впрямь отыщут его. Прислонившись к переборке, она закрыла глаза, ее голова покачивалась в такт движению судна, которое держало курс… куда-то. Олимпии было безразлично, куда именно они плывут и зачем и что с ней произойдет, когда она наконец доберется до этого неведомого места.
Весь день с «Федры» следили за дымом. Олимпия время от времени выходила на палубу, смотрела на скалистые берега, мимо которых проплывало судно. Они оставили позади уже несколько островов, миновали большую мрачную бухту, а столб дыма все еще стоял на далеком горизонте.
— Чтоб мне провалиться на этом месте, но, похоже, дым поднимается с Анаканской гряды, — промолвил капитан Уэбстер, опуская подзорную трубу. — Кому понадобилось разбивать лагерь на этих скалах?
Старпом поморщился.
— Думаю, что это не испанцы, сэр. Нет, это исключено. Там слишком много рифов и нет возможности бросить якорь большому судну. Вряд ли это и зверобои — очень уж неподходящее место для промысла.
Капитан Уэбстер начал беспокойно вышагивать у рулевого колеса. Затем он снова подошел к борту, у которого стояли Олимпия и старпом.
— По всей видимости, на этих жутких скалах живет какой-то несчастный, потерпевший кораблекрушение.
Старпом озадаченно взглянул на капитана.
— Возможно, это так, сэр.
— Мы должны разыскать его.
— Но это может быть хитрым трюком, сэр. Засадой. Капитан вновь поднял свою подзорную трубу и вгляделся в ту сторону, где виднелись унылые крохотные островки.
— Я ничего не вижу, никаких признаков судна. Где же здесь засада?
— Не знаю, сэр, не знаю.
— Ладно. Я думаю, нам все же следует добраться туда и все разведать. — Капитан Уэбстер сложил подзорную трубу. — Если мы не рискнем ради того, чтобы помочь нашим товарищам-морякам, мы вряд ли будем иметь право называть себя христианами, вы согласны со мной, мисс Дрейк? Но я считаю, будет лучше, если вы пока побудете внизу вместе со своими слугами.
Олимпия подчинилась его требованию. Сидя у иллюминатора, она уныло размышляла о том, что ей, возможно, придется провести остаток своих дней в плену у испанских пиратов, — она, конечно, мечтала не о такой жизни, но что поделаешь? Когда по углам каюты начали сгущаться вечерние тени, в коридоре раздался хриплый голос капитана Уэбстера, спускающегося по трапу. Он был явно доволен собой.
— Я принес вам великолепные новости, мисс Дрейк! — пророкотал он, входя в каюту. — Мы только что выручили из беды несколько ваших соотечественников.
Он поднял Олимпию с места, подав ей узловатую, покрытую светлым пушком руку.
— Это действительно было кораблекрушение — британский фрегат разбился о рифы. Спаслось довольно много людей, судя по тому, что я видел на берегу. Их по крайней мере человек тридцать. Сейчас к нам на борт доставят офицеров и несколько матросов с затонувшего корабля. Если хотите, можете подняться на палубу.
Олимпия и Мустафа поспешили вслед за капитаном. Большая шлюпка «Федры» как раз подплывала к борту судна с первой партией спасенных. Пока на борту корабля плотник прилаживал деревянную лестницу, Олимпия подошла к борту и нагнулась, пытаясь разглядеть в густых сумерках тех, кто находился в лодке. Люди, сидевшие в ней, были еле различимы в полумраке, но они возбужденно кричали и размахивали руками. Олимпия тоже начала махать им в ответ, продвигаясь вдоль борта, охваченная общим волнением.
Первым на борт «Федры» поднялся коренастый, невысокого роста человек в рваном синем мундире с перепачканными грязью эполетами, судя но которым это был капитан. Он усмехнулся, сплюнул на палубу и крепко пожал руку капитану Уэбстеру под одобрительный гул сгрудившейся вокруг них команды.
Затем на борт поднялись еще десять человек в красных мундирах, довольно рваных и грязных, за время пребывания на острове они отрастили косматые бороды. Было уже почти совсем темно, когда на палубу корабля поднялся последний моряк с разбившегося судна. Он быстро вскарабкался по лестнице и легко перепрыгнул через поручни. Это был очень рослый парень, он повернулся лицом к шлюпке и помог взобраться на борт матросу с «Федры», который доставил их. Справившись со своим делом, он выпрямился и осмотрелся вокруг. У этого моряка, единственного из всех спасенных, было чисто выбритое лицо.
Вглядевшись в него, Олимпия изумленно заморгала и схватила Мустафу за руку. Высокий моряк обменялся крепким рукопожатием с одним из матросов «Федры», грубовато похлопав его по плечу, а затем повернулся, и на его радостно ухмыляющееся лицо упал свет от фонаря. Заметив Олимпию, не спускавшую с пего глаз, он вдруг замер, улыбка застыла у него на губах, а затем медленно сошла. Они оба будто окаменели, пристально глядя друг на друга посреди царившей на палубе радостной суматохи и веселых приветственных криков.
— Черт возьми, — вымолвил наконец Шеридан Дрейк. — Черт меня возьми!
