26
Леда резко села в постели и вытерла слезы, когда горничная постучала в дверь. Она принесла постельное белье и покрывало, и была загружена всем этим до самого подбородка. Только несколько минут назад Леда сняла простыни и обнаружила темнеющие пятна, которые, казалось, были на всем: на ней, ее халате и белье, даже на покрывале.
Так много! Она не знала, что так поранена. Острая боль была, как только он — как только он…
Она даже не могла об этом вспоминать. Леду воспитывали как утонченную девушку. У нее даже не было слов о том, что он сделал.
Он ушел, исчез, когда она спала. Если бы не эти пятна, неведомые запахи, — все это можно было бы принять за кошмар. Она быстро стала искать светлый камень, который он уронил, но он тоже исчез.
Горничная вошла, не дождавшись ответа на свое привычное утреннее царапанье в дверь. Девушка даже не взглянула на Леду, только сделала короткий поклон и поставила поднос у постели.
— Миледи сказала, что, если мисс плохо себя чувствует и будет поздно спать, то можно позавтракать в постели.
— Да, пожалуйста, — голос Леды был хриплым и низким, будто она не говорила несколько дней. От наивной доброты леди Тэсс она чуть не расплакалась.
Были лишняя чашка и блюдце на подносе. Горничная ничего об этом не сказала, только установила поднос на коленях Леды и затем стала разжигать огонь. Обычно это делалось гораздо раньше; потрескивание огня в камине пробуждало Леду по утрам. Странно, что сегодня утром, возникли, очевидно, задержки с исполнением утренних обязанностей.
У нее появилась пугающая догадка. Что, если это не была задержка? Что, если девушка заглянула утром и увидела…
Аромат тостов и масла внезапно показался отвратительным. Конечно, конечно, звук открывающейся двери должен был, как обычно, ее разбудить. Она думала, что она больше не заснет в это утро, после…
Леда закрыла глаза, все еще не в состоянии понять то, что произошло.
Горничная прочистила камин, еще раз слегка поклонилась и ушла. Леда пыталась вспомнить, была ли девушка вчера более приветливой и дружественной. Горничная никогда не была разговорчивой, и Леде нравилось иметь дело со слугами на той дистанции, которую они сами держали, а, может быть, именно эта обычно скромно улыбалась и говорила: «Доброе утро, мисс», когда входила и уходила?
Леда отставила в сторону поднос. Ее охватило отчаяние. Ей хотелось принять ванну, но она была настолько подавлена, что не решалась позвонить. А что делать с пятнами? Что она может сказать? Она подумала объяснить их своим месячным, недугом, но это уже было неделю назад. Она отбросила покрывало и побежала босиком через комнату, чтобы открыть ящик комода. Ничего не соображая, она лихорадочно искала ножницы, чтобы убить себя.
Легкий стук послышался за дверью. Леда похолодела.
Леди Тэсс скользнула в комнату, закрыв за собой дверь. Леда сделала быстрое движение, чтобы броситься в постель и укрыться в ней, но когда подняла глаза, то поняла, что это бесполезно.
Леди Тэсс знала.
Леда стояла, застыв посреди комнаты в своем запачканном халате, по горло запахнувшись в него.
Она знала. Она знала. Она знала.
Самая добрая, лучшая, благороднейшая из дам, мать девушки, на которой он собирался жениться; семья, которая дала Леде убежище — больше того — дружбу, даже нечто вроде привязанности…
Леда стала задыхаться. Она закрыла глаза, сложила руки, подняв их ко рту. Ноги ее подкашивались. Слезы хлынули из глаз, и она опустилась на пол. Слезы стыда и ужаса.
— Тихо, тихо, — руки леди Тэсс обхватили ее, а она рыдала, сидя на ковре. Леди Тэсс прижала голову Леды к груди, гладя ее.
— Тихо, все будет хорошо. Все будет хорошо.
— Я так… — голос Леды заглушил новый поток слез. — О, мэм!
— Тихо, милая. — Леди Тэсс прижалась щекой к макушке Леды. — Не пытайтесь сейчас мне все рассказывать.
Казалось, Леда не в силах поднять голову, не в состоянии перестать плакать. Она уткнулась в кружевную блузку леди Тэсс и зарыдала. Спокойная поддержка, нежная рука, гладящая ее влажные волосы, повергли ее в еще большее отчаяние. Она не могла понять, как может леди Тэсс после этого касаться ее.
Наконец, она начала кашлять и всхлипывать, вытирая лицо носовым платком, который ей дала леди Тэсс.
— Простите меня! — лишь смогла она произнести и снова разрыдалась. — Я не хотела, я никогда бы этого не сделала — я не понимала! — голос ее сорвался.
— Пойдем в гардеробную, — леди Тэсс подняла ее на ноги. — Там горячая вода и оставлена ванна. Смой все это.
Леда оглядела свой халат и снова прослезилась.
— Постель. Каждый там внизу узнает, да?
— Это не имеет значения. Я позабочусь об этом. Что-то в ее тоне испугало Леду.
— Они уже знают?
Леди Тэсс взяла ее руку и сжала.
У Леды снова брызнули слезы.
— Горничная! Горничная приходила рано.
— Мы поговорим об этом, когда ты оденешься.
Голос леди Тэсс был ровным, как если бы она успокаивала ребенка.
Леда онемела. Если слуги знали… Ее заклеймят позором в доме.
Как во сне, она позволила леди Тэсс провести ее в смежную комнату, снять через голову халат, стояла совершенно обнаженная впервые в ее жизни перед кем-либо. Свидетельства того, что произошло, были на ее бедрах, но леди Тэсс, казалось, ничего не замечала: она налила горячей воды, как будто была простой горничной, дала Леде душистое мыло, коща та влезла в ванну, полотенце.
Леда захотела опуститься в ванну с паром и навсегда там остаться. Она хотела утонуть. Она не могла. У леди Тэсс была одежда и белье для нее, с мягкой прокладкой, чтобы предотвратить пятна.
— Сегодня не нужно одевать корсет и тюрнюр. Оденете эту юбку? — спросила она Леду.
Be успокаивающее обращение снова вызвало у Леды слезы. Она не могла остановиться. Стояла в одежде, плача. Леди Тэсс обвила ее рукой, а Леда рыдала у нее на плече. Когда слезы утихли, леди Тэсс провела Леду к стулу перед огнем в ее спальне.
— О, мэм, я не знаю, как я… Как вы можете быть такой доброй ко мне?
Леди Тэсс улыбнулась.
— Я думаю, потому что хочу это сделать для Сэмьюэла. Но я не могу. Поэтому я это делаю для вас.
В ее голосе не было осуждения. Леда вытерла глаза.
— Вы не ненавидите меня?
Она улыбнулась более открытой улыбкой и протянула блузку для Леды.
— Нет, у меня нет ненависти к вам. Вы нравитесь мне. И я ожидаю, что Сэмьюэл чувствует в это утро то же, что я вы.
— Вы видели его?
Леди Тэсс помолчала, застегивая пуговицы у Леды на спине. Она не ответила.
— Мэм? — спросила Леда, дрожа. — Это… это… горничная вам сказала?
Пальцы на ее спине закончили работу.
— Я приносила презент, чтобы спрятать его утром под вашей кроватью. Боюсь, что я не стала ждать, когда вы откликнетесь на мой стук.
У Леды упало сердце.
— О, мэм. О, мэм.
— Это было нечто вроде шока.
Мгновение Леда молчала. Она почувствовала себя плохо. Когда леди Тэсс протянула ей юбку, девушка надела ее, как автомат. Леди Тэсс занялась длинным рядом пуговиц у талии.
Даже в своей панике Леда не могла не выразить проблеск надежды в голосе.
— Это значит… что только вы знаете, мэм?
— Подойдите и сядьте.
Леда закрыла глаза, глубоко вздохнула, подошла к стулу возле огня. Леди Тэсс налила чашку чая, поднесла Леде. Налила еще для себя и уселась.
— Боюсь, что вас это огорчит, Леда. Вы должны знать, что горничная приходила в свое обычное время в это утро. За час до моего прихода, по крайней мере. А сейчас почти полдень.
Чашка зазвенела в руках у Леды. Она отодвинула ее и сложила руки на коленях.
— Все знают.
— Грифон сказал мне это за завтраком. Ходят слухи, что Томми — ребенок ваш и Сэмьюэла. Леда упала на колени.
— Мэм!
— Леда, людям это показалось странным. Я не понимала вплоть до этого момента, что Сэмьюэл привел вас к нам. И Томми…
— Он не мой! Клянусь вам, не мой! Это правда. Вы можете спросить инспектора Руби и сержанта Мак-Дональда!
Леди Тэсс слегка улыбнулась при взгляде на покрытый пятнами халат, лежащий на кровати.
— Нет. Я вполне уверена, что прошлой ночью вы были впервые с мужчиной.
Леда взглянула на нее широко открытыми глазами и резко отвернулась.
— Вы хотите, чтобы я ушла. Я не знаю, как мне об этом думать — я должна уже упаковывать вещи?
— Я не хочу, чтобы вы уходили.
— О, мэм! Здесь леди Кэй и миссис Голдборо с дочерьми, вы не можете страдать от моего присутствия. Нет — кем я теперь стала.
— А… потому что вы можете задеть их девичью невинность? Я полагаю, что в этом случае я должна также отослать и Сэмьюэла, а также Роберта и лорда Хэя, хотя мистер Карзон может быть еще чист, как дитя. — Она играла булавкой от шляпы.
— Мэм! — Леда невольно была шокирована.
— Я не хочу чтобы вы уходили, хотя вы можете это сделать, если так решите.
Она прямо взглянула на Леду, ее темные глаза стали напряженными: — Прислушайтесь к моему совету — я хочу, чтобы вы были храброй. Леда, дорогая, оставайтесь здесь и посмотрите им в лицо.
Посмотреть им в лицо! Лорду Эшланду. Лорду Роберту. Мистеру Карзону. Всем гостям… Леди Кэй.
— Я не думаю, что я смогу. — Голос ей изменил. Она зажала руки в складках юбки.
Леди Тэсс вертела пальцами жемчужину на кончике булавки для шляп.
— Если вы уедете, куда пойдете? Леда увидела свое отражение в высоком зеркале между окон. Она испугалась, что утратила прежний облик — ее волосы спадали по плечам, все еще неубранные, лицо залито слезами, глаза стали огромными на бледном лице.
Она расправила пальцами складки на юбке, отвернувшись от своего изображения.
— Я хотела стать машинисткой. Я могла бы зарабатывать… Если бы у меня было рекомендательное письмо…
Леди Тэсс не ответила на невысказанную просьбу. Она прижала кончик булавки к пальцу.
— Вы считаете, что Сэмьюэл ничем вам не обязан? — спросила она мягко.
К своему отчаянию, Леда готова была заплакать горючими слезами. Она закусила губу, стараясь сдержаться.
— Нет, мэм.
Леди Тэсс отложила в сторону булавку от шляпы.
— В самом деле? Полагаю, что я, естественно, больше ему верю, чем вы. Мне хотелось бы знать, что он скажет об этом.
— Он должен жениться на леди Кэй, — быстро сказала она, иначе ей было бы это не произнести.
Леди Тэсс поворачивала чанную ложку на блюдечке.
— Я не слышала, чтобы такая помолвка была объявлена.
Леда внезапно вспомнила, что леди Тэсс была против этой женитьбы, что она была чрезвычайно удручена, когда лорд Грифон сказал ей о намерениях мистера Джерарда. Дыхание ее стало глубоким.
— Мэм, это очень глупо, вы не сможете заставить его — он не станет на мне жениться!
— Боюсь, что это правда. И вы свободны уйти, если решите, моя милая, потому что вам будет очень тяжело оставаться здесь. Он легко с этим не смирится.
— Вы хотите, чтобы я помешала их браку? Вы так противитесь этому союзу?
Пожилая женщина нахмурилась, глядя на окно за зеркалом.
— Я люблю свою дочь. Я люблю Сэмьюэла. Я не хочу, чтобы вы меня неверно поняли, но у меня более глубокая привязанность к Сэмьюэлу. Кэй и Роберт — мои дети, я хочу, чтобы их ничто не огорчало, чтобы они были счастливы всю жизнь. Но Сэмьюэл… Он сильный, намного сильнее, чем я могу вам сказать. — Она печально улыбнулась и покачала головой. — И я безумно хочу, чтобы он был счастлив.
Леда смотрела на красно-синий ковер у ее ног.
— Мэм, — смущенно сказала Леда, — как чудесно было бы иметь такую мать, как вы.
— Ну, — сказала она отрывисто, — останьтесь и дайте ему шанс поступить, как должно.
Мысль, что он может, действительно, «поступить, как должно» казалась столь болезненной, обескураживающей, что у Леды опустились плечи.
— Думаю, мне следует уйти, мэм.
— Леда… разве он вам вовсе безразличен? Она отвернулась, чтобы скрыть лицо.
— Он любит вашу дочь.
— С этим покончено.
— Только вчера — колье…
— Моя дочь — ваш друг, Леда. Разве можно предположить, что она обручиться с ним, зная, что он овладел вами? Если она любит его, то первое, что будет ждать от него, и я тоже этого жду, что он выполнит свой долг по отношению к вам. Верить ему меньше — было б оскорблением.
— Выполнить свой долг. — Голос Леды был вялым,
— Да, я полагаю, что так и следует поступить. — Она вздохнула. — Это не мир мечты, дорогая. Как бы невинно вы не действовали, вы совершили нечто реальное, что имеет реальные последствия. Может быть ребенок. Вы не думали об этом?
Леда вскочила в шоке. Она уставилась на леди Тэсс.
— Так появляются дети. — Леди Тэсс кивнула в сторону постели. — Капустные листья — это выдумки.
Леда широко раскрыла ладони, как бы отбрасывая эту мысль.
— Вы уверены?
— Да. — Она улыбнулась. — Совершенно уверена. Но что ребенок будет в результате этой ночи — нет, я не могу быть уверенной. Это только возможность.
— О, мэм! — мир померк. — А как я узнаю?
— Потребуется несколько недель. Если у вас не будет месячного цикла, это и будет точным знаком.
Леда начала задыхаться. У нее потемнело в глазах.
— Леда! — резкий голос леди Тэсс и руки, ее поддерживающие, не дали девушке потерять сознание и упасть. Леда оказалась на стуле. — Держитесь, держитесь… Не впадайте в панику, милая. Не пугайте себя. Тихо, моя храбрая девочка, тихо, не плачь. Он позаботится о тебе, Леда, ты не одна.
Сэмыоэл смотрел пристально в зеркало. В его власти было превратить свое лицо в контур и тень, оно могло получить любой требуемый облик. Ложь и иллюзия были инструментом его учения. Он никогда не должен был растворяться между реальностью и обманом.
Сейшин. Сердце целиком. Сейшин-сейт.
Он закрыл глаза, потом снова открыл. Он не видел истины. Не было цельности. Он видел только себя самого, свое жесткое лицо, застывший рот и челюсти, глаза, светящиеся в отблеске света от окна гардеробной.
В его прошлом они считали его красивым. Красивое развлечение. Красивый, полный искушений юнец.
После его жестокого обучения у Дожена, ни одна царапина не оставила шрама. Не остался даже след от синяка. Ничто его не портило.
Он не любил свое лицо. Повернувшись, резким движением он сбросил запонки с туалетного стола. Тайные предметы, что он всегда носил с собой, были уже помещены в его утреннюю одежду, а его удобный восточный костюм лежал темной нарядной кучей — «спортивный костюм», как называли его горничные.
Ее запах, и его собственный все еще ощущался в нем. Мгновение он постоял, вдыхая его. Тело его напряглось.
Было еще хуже, он знал. Была память, живая и свежая, чтобы разжечь огонь. Желание имело свою жизнь и волю. Его вдохновляла даже сама мысль о ней.
Он заплатит, чтобы она уехала. Это, как он знал, требовалось. «Леда», — подумал он, но кроме имени у него ничего не оставалось.
Радость была внутри него, как пытка. Он должен все взять под свой контроль. Поговорить с ней, все уладить, овладеть ситуацией. Как он мог позволить себе спать, как будто он был слеп и глух, как он мог ничего не слышать, не почувствовать опасности, позволить…
Леди Тэсс…
Все его тело вспыхнуло от стыда.
«Чикушо» — он тихо выругался, называя себя животным. И он им был. Боже. Он был.
Гости покидали дом, хотя никто не торопился. В переднем зале стояли в углу три чемодана и сундук. Завтрак был подан в буфете. Хотя было уже два часа пополудни, лампы еще освещали серебряные блюда с ветчиной и куропатками, от которых исходил аромат, встретивший входящего Сэмьюэла. Хэй и Роберт наполняли свои тарелки.
— Джерард. — Лорд Хэй коротко ему поклонился. Роберт держал свою наполовину наполненную тарелку и взглянул на Сэмьюэла, как будто не узнавая его. Затем он посмотрел вниз и отправил себе в рот кусок сыра.
— Готов поговорить с вами, сказал он. — Приватно.
Сэмыоэл остановил свой жест удивления. Роберт никогда не изъявлял желания разговаривать с ним «приватно».
Шум в холле, где собирались гости и слуги, заставил его отвернуться. Утбери уезжали. Роберт сделал гримасу, отставил тарелку и вышел попрощаться.
Сэмьюэл обслужил себя и уселся за большой стол. Он и Хэй ели молча, на разных концах стола, покрытого длинной белой скатертью. Между ними не было ничего общего, и они обменивались холодными поклонами, Сэмьюэл не мог даже соблюдать требований вежливости.
Старшая из сестер Голдборо остановилась в дверях буфетной, заглядывая внутрь.
— Мы пришли попрощаться и пожелать веселого Рождества.
Хэй и Сэмьюэл поднялись. Пока Хэй произносил вежливые слова о погоде и о путешествии на станцию, Сэмьюэл пробормотал банальнейшие фразы. Оя хотел, чтобы все они пошли к черту.
О чем хотел говорить с ним Роберт?
Две девицы Голдборо помоложе пришли, закутанные в теплые пальто, с заячьими муфтами. Он поклонился им, поцеловал им руки, когда ему их протянули, ему ничего другого не оставалось делать. Они смотрели на него широко раскрытыми глазами смешливого восхищения, как они смотрели на него с тех пор, как он был им представлен.
Хэй ушел вместе с ними из буфетной. Сэмьюэл минуту постоял, потом оставил незаконченным свой завтрак и ушел вместо холла в пустую гостиную. Затем побрел в бильярдную. Она тоже была пуста. Он прошел по дальней лестнице и остановился в холле возле комнаты мисс Эту-аль.
Никто не ответил на его стук. Он не мог рисковать и задерживаться здесь. Когда он повернулся, то встретил Кэй, идущую из детской.
Она тащила на плече Томми. У ребенка были красные глаза, он был недоволен, он лучше бы поспал, чем перейти без церемоний на руки Сэмьюэлу.
— Кэй, — сказал Сэмьюэл и остановился, ему хотелось заплакать.
— Ну вот, разве он не хочет тебя, Томми? — по-детски промурлыкала она. — Иди тогда снова ко мне. Ну вот, ну — .. — Она подхватила ребенка, сбоку взглянула на Сэмьюэла.
— Это правда? Он весь похолодел.
Она гладила Томми, глядя на Сэмьюэла с поднятыми бровями.
— Что правда? — он не знал, как нашел силы говорить. Кэй покачивала Томми.
— Все говорят, что вы и мисс Леда…
Она продолжала, но он больше не слышал слов. Он слышал только, как его сердце стучало, отдаваясь в ушах; молчаливый невыносимый стук его разрушенной жизни.
— Нет. — Он это отрицал. Он не мог допустить, чтобы она в это проверила. Звук этого «нет» замер в холле. Он слышал лишь эхо, как будто это произнес кто-то другой.
Томми хныкал, ухватившись кулачком за воротник Кэй, спрятав лицо у нее на плече. Мягкое щебетанье птиц доносилось из листвы в главном холле.
Она закусила губу, ее лицо выразило тревогу.
— Я подумала, что это ужасный слух, я сказала мисс Голдборо об этом. Но, Мано, ты не должен… Ты должен мне сказать правду, если это произошло.
Он смотрел на нее.
— Мано, ты не будешь мне лгать?
Его грудь опустилась. Он смотрел в сторону.
— О… — в ее голосе было отчаяние. — Мано.
— Кэй, это ничего не значит. Это… — он сжал челюсти. — Господи, ты не понимаешь, — сказал он с силой. — Ты не сможешь понять.
— Это ничего не значит? — Она уставилась на него.
— Нет.
Голос ее зазвенел.
— Ты утверждаешь, что это правда и что это ничего не значит? — лицо ее изменилось. — А что станет с Томми? С мисс Ледой? Я не ожидала этого от тебя! Ты не можешь сказать, что это ничего не значит. — Томми начал плакать, его отчаянные вопли усилили ее горячность, но она не остановилась.
— Ты их оставишь на улице? Или… или… — ее глаза расширились, а подбородок был поднят вверх. — Я понимаю, ты не так жесток. Ты привез их сюда, ожидая, что мы будем отмывать твое грязное белье, в то время как ты даже этого не признаешь!
Он стоял, скованный, видя всю меру несчастья, выпавшую ему.
— Нечего признавать, — сказал он упрямо.
— Нечего! — в порыве эмоций она толкнула х нему Томми. — Разве он — тоже ничто?
Сэмьюэл вынужден был взять ребенка, чтобы тот не упал. Томми изогнулся и завизжал, не останавливаясь.
— Почему у него твои глаза! — сказала она с презрением. — Не знаю, как я этого раньше не замечала.
— Ты никогда не замечала, потому что это выдумка. Он произнес это, буквально разжевывая слова. Он не мог ее урезонить. Ярость сковывала все его движения, ярость на судьбу и на самого себя. Он отошел от нее к детской с орушим ребенком.
Она пошла за ним. Он ощутил ее руку на своей и обернулся — но ее глаза сверкали от яростных слез. Она схватила Томми от него и умчалась прочь.
— Сэмьюэл. — Голос лорда Грифона остановил его у двери. Вечер мягкой дымкой покрыл лужайки и дорогу, поглотившую последний экипаж к железнодорожной станции.
— Да, сэр. — Сэмьюэл не повернулся. ~ Уходишь? — вопрос был задан мягким, почти ленивым тоном.
Сэмьюэл прикрыл глаза.
— Да, сэр.
— Я пойду с тобой.
— Да, сэр, — он рванул перчатки. — Если вы хотите.
Они вышли вместе. Лорд Грифон молча шел возле Сэмьюэла, положив руки в карманы, дыша морозным воздухом. Дорожка шла за дом, оставляя позади тепло и свет,
Сэмьюэл жаждал одиночества. Он не хотел ни с кем разговаривать, и не только после столкновения с Кэй. Он уединялся, в то время как оставшиеся гости разъезжались. Он наблюдал из окна, как Кэй вышла на ступеньки, чтобы проводить лорда Хэя. Она стояла у дороги и махала, пока экипаж не исчез.
Руки Сэмьюэла в кожаных перчатках сжались при этом воспоминании. Он уже не владел собой, ничего не мог найти в сердце, кроме ревности и отчаяния.
Сквозь туман деревья выступали темными тенями.
— Что ты намерен предпринять? — спросил лорд Грифон.
Он не придал своему вопросу никакой конкретности. Сэмьюэл остановился.
— Не знаю, что вы имеете в виду.
— Какого черта вы не знаете. — Слова били произнесены мягким тоном. Лорд Грифон пнул камень с дорожки, вгляделся в туман и угрюмо улыбнулся.
Молчаливость Сэмьюэла прервалась.
— Я отошлю ее, — сказал он резко. — Я никогда на нее не взгляну. Я дам ей достаточно денег, чтобы она могла жить как принцесса до конца жизни. Я перережу себе горло — достаточно? — он в ярости взглянул на пустое небо. — Этого достаточно?
Пожилой человек облокотился на каменный пьедестал, скрестив руки.
— Достаточно для чего?
Сэмьюэл встретил его холодный взгляд.
— Разве я требую от вас абсолютную добродетель? — лорд Грифон пристально смотрел на него. — Я сам не святой, но когда я нашел женщину, которую люблю, мне не нужны другие.
Горло к Сэмьюэла пересохло, холодный воздух проник в его легкие.
— Вы понимаете меня? — спросил тихо лорд Грифон.
— Нет. — Сэмьюэл закрыл глаза на все. Спокойный голос был неумолим.
— Я не позволю причинить боль моей дочери или моей жене.
Сэмьюэл отвернулся, уходя прочь. Он остановился и оглянулся сквозь туман.
— Я скорее убью себя.
— Да. — Лорд Грифон опустил руки и ударил по камню. — Так я и думал.
На серебряном подносе лакей принес записку, Сэмьюэл сразу же узнал почерк. Он снял перчатки, медля, чтобы оттянуть неизбежное.
Леди Тэсс ждала его в музыкальном салоне.
Это был конец.
Он знал. Он держался только дисциплиной и нервами. Он постучал в дверь, открыл ее на звук голоса и закрыл за собой.
Белые и розовые орхидеи склонялись с каминной доски и отражались от черной блестящей поверхности фортепиано. Она сидела, перебирая пальцами клавиши. Когда он вошел, она остановила игру.
— Я никогда не была музыкантшей, — сказала она. — . Кэй могла играть… — она запнулась смущенно. — Но это неважно. Сэмьюэл, я…
Ее голос сорвался. Она встала, неловко разглаживая юбку, держа другую руку на крышке фортепиано.
— Лорд Грифон уже говорил со мной, — сказал он. — Не нужно беспокоить себя повторением, мэм. Если мое присутствие нарушает ваш покой…
Она сжала губы.
— Я очень сожалею, что все стало достоянием гласности. Я бы никому не сказала, даже Грифону.
Свеча тихо горела на инструменте.
Он наблюдал за свечой, не в состоянии смотреть на что-либо еще.
— Тебе не о чем сожалеть. — Она обняла его. — Не о чем. Я никогда не в состоянии была сказать тебе. Я пыталась сказать, что означало… — Ее голос покорил его.
Наконец, он открыто посмотрел ей в лицо и сказал:
— Я умру.
— О, Сэмьюэл. — Она повернулась к фортепиано. Он смотрел на ее опущенную голову, на ее нежные, потемневшие от солнца руки. Он не мог дышать.
— Ад, — глупо сказал он, видя, что заставил ее плакать.
— Да, — она вытерла глаза. — Я чувствую то же самое.
Он хотел, чтобы все поскорее кончилось. И бросился вниз головой, говоря жесткими фразами, которые не отражали то, что он чувствовал.
— Я уеду завтра. Я не увижу Кэй. Хочу лишь, чтобы кто-нибудь сказал ей, что ребенок не мой! Это правда. Я никогда не видел мисс Этуаль до встречи в ателье. И я никогда — до прошлой ночи…
Снова слова застряли. Она стояла, глядя вниз на фортепиано.
Он хотел, чтобы она посмотрела на него. Он думал, что она прочтет на его лице то, что он не облек в слова. Но она не смотрела. Она коснулась черного ключа, продвигая свой указательный палец по его длине.
— Всю оставшуюся жизнь я буду ждать Кэй, — внезапно выпалил он, — если вы считаете, что настанет время, когда вы сможете забыть этот день.
— Это не я должна забывать.
— Кэй не знает. Она только слышала, что они говорили о ребенке. Она не понимает другого.
— Это не Кэй должна забыть, — сказала она спокойно, повернулась и посмотрела на него. — Вы подумали о девушке, жизнь которой разрушили?
У него напряглись спина и плечи.
— Разрушил.
— Думаю, что это слово надо произнести, да.
— Мисс Этуаль будет обеспечена заботой. Я не думаю, что ова будет очень сожалеть об этом «разрушении». Изогнутые брови леди Тэсс поднялись.
— Это не то, что она мне говорила. Он резко выругался.
— Ей не следовало говорить с вами об этом. Что же она сказала?
— Многое из того, что вы ей сами сказали. Что она предала нашу дружбу. Что она отсюда уйдет. Что вы влюблены в Кэй.
— О чем она просила?
— Ни о чем. Она сказала мне, что вы за нее не отвечаете. Думаю, она хотела просить у меня рекомендацию, так как хочет пойти работать машинисткой. Но потом она не попросила.
— Я поговорю с ней. — Резким движением он повернулся к камину. Взял кочергу и пошевелил угли… — Ей нет нужды становиться машинисткой.
— Чего же вы хотите для нее, Сэмьюэл? Он бросил кочергу и положил обе руки на каминную доску.
— Я предоставлю ей дом и пять тысяч долларов. Ей не будет нужды работать машинисткой.
— Нет, — мягко сказала леди Тэсс, — кем же она тогда будет?
Он мрачно смотрел на огонь, наблюдая синие языки пламени, лижущие уголь.
— Я хочу, чтобы вы забыли, откуда вы пришли, — сказала она. — Я всегда хотела, чтобы вы забыли. Теперь — я не могу поверить, что вы не помните.
Дрожь глубоко пронзила его.
— Я помню.
— И вам все равно, если она…
Одним прыжком он отвернулся от огня.
— Я помню! — закричал он. — Если вы думаете, что это то же самое, что я ее повергну в то, что испытал сам, что я мог… — он с яростью перевел дыхание, сдерживая себя, стоя за фортепиано, разделявшее их. — Я не забывал, откуда я пришел.
Нижняя губа его дрожала. Она смотрела вниз.
— Прости, я не должна была говорить это.
— Не плачьте! — произнес он сквозь зубы. — Бог поможет мне, не плачьте. Я уйду.
Она внезапно села на скамью. Фортепиано издало негармоничный звук, когда она ударилась о него локтем.
Ничего подобного он никогда ей раньше не говорил. Никогда не поднимал голос, никогда ни о чем не просил.
Его рука скользила по поверхности стеклянного пюпитра. Сдержав тон, он сказал:
— Она ожидает, что я дам ей достаточно денег. Дом в придачу… Это более чем щедро. Она и не будет себя продавать, если не захочет.
Леди Тэсс подняла голову.
— Что еще?
— Это лучше, чем было раньше. Господин, который прислал ей записку в ателье, заставил ее жить в мансарде.
— Сэмьюэл, — ее лицо побледнело. — Ты ошибаешься.
— Я не ошибаюсь, я знаю это место.
— Но прошлой ночью… разве ты… — она облизала губы. — О, Сэмьюэл…
Что-то в ее голосе заставило его заглянуть в ее широко открытые глаза, полные страха.
Она говорила медленно, как будто ей было трудно выговаривать слова.
— Сэмьюэл, разве ты не понял, что она была девственна?
— Она вам это сказала?
— Ей не надо было говорить мне это. Я ее видела. Молодая женщина с опытом не станет так плакать и так кровоточить.
Слезы и кровь — все, что он знал о своем прошлом, и физическое наслаждение этой ночи. Но он не мог допустить этого, и тем не менее, это случилось… Он хотел, чтобы это произошло. Хотел этого.
Пюпитр упал на его ладонь, тяжелый и холодный. В овальном стекле он ощутил потенциальное оружие: его мускулы автоматически его взвесили. Его рука ощупывала его. Он осторожно поставил стекло на место.
Сэмьюэл мечтал жениться на Кэй, старался сделать все возможное, тосковал, что в своей чистоте она не примет его, каким он был.
— Я обещала ей, что вы поступите справедливо. Если бы он взглянул, он прочел бы мольбу леди Тэсс и дочери ее — в ней же — и все, за что он боролся.
— Сэмьюэл, — мольба увяла до сомнения. — Я была уверена, что знаю тебя.
Он сплел пальцы на пюпитре.
— Я никогда не думала, что ты не взглянешь мне в лицо, — прошептала она, — я никогда не ждала, что ты разочаруешь меня.
Стекло ударилось о мрамор со звуком выстрела. Осколки упали в огонь, подняв вверх пламя и искры.
Вспышка угасла. Леди Тэсс стояла, прижав руки ко рту, глядя на то, что он сделал.
Вся его ярость, все его отчаяние сверкало в осколках стекла среди углей. «Что справедливо. Делай, что справедливо».
Кэй! Он не мог в это поверить. Он не мог поверить, что все было кончено.
Он повернулся, двигаясь как в тумане, оставив леди Тэсс одну с острыми, как бритва, осколками своей мечты.
