18

Говорят, что Халиакала расположена на высоте десять тысяч футов над уровнем моря.

Десять тысяч рек собираются в океан.

Одно неистовое намерение одержит победу над десятью тысячами людей.

Здесь — только ветер, ветер и облака, проплывающие сквозь расщелину в скалах. Туманы беззвучно скользят и входят в Дом Солнца, стирая красноватые краски скальных пород, холмов, обожженных светом. Облака сталкиваются, образуя кипящую пену, и исчезают.

Сэмьюэл и Дожен шли полдня, окутанные туманом, но дальние скалы ясными очертаниями высились над горизонтом — казалось, они не ближе и не дальше, чем были в начале пути. Последние десять миль стомильного пути можно считать за половину дороги.

Сэмьюэл не задавал вопросов. Он никогда не был здесь раньше, как и Дожен. Уже прошло два дня, как они покинули Гонолулу. Вначале на пароходах добрались до Мауи, затем шли горными тропами, потом — по густому лесу вышли из зоны лесов, чтобы очутиться на краю огромного кратера. Воздух был разрежен, сухой кашель начал сотрясать легкие. Какая-то чужеземная тишина правила здесь свой бал — даже редкие растения казались заледеневшими серебряными актиниями, центр которых светился, когда обрамляющие его лепестки поглощали дневной свет и превращали его в серебристое сияние.

Здесь не было никого; Дожен, не скрывая, нес свой меч, Сэмюэль предпочел менее мощное оружие — огромный нож, хотя он умел обращаться с мечом как с оружием, и как с инструментом для резки, и как опорой для подъема в горах. Он знал также о тайном кармане в ножнах Дожена (ножны его ножа имели такой же), в котором хранились отрава и ослепляющий порошок.

— Отдохни, — сказал Дожен, резко останавливаясь у пологого склона, ведущего к круглому отверстию в шлаковом выступе. Дожен пошел вперед.

Сэмьюэл остановился, удаляющаяся фигура Дожена все время уменьшалась, а шлаковый выступ, казалось, увеличивался. И вскоре Дожен превратился всего лишь в черную точку, движущуюся по склону. Наконец, он исчез за краем горизонта.

Тишина, казалось, обрела физическую плоть, превратившись в видение, гулко отдаваясь в ушах Сэмьюэла. Он переступил ногами, и маленький камешек с грохотом покатился вниз. Это место обманывало чувства, маленькое начинало казаться большим, а огромное представлялось совершенно незначительным.

Он ощущал пустоту, открытое пространство, пугающее одиночество — он чувствовал, что его сердце отзывается на то, что не беспокоило его никогда. Он был даже рад, что Дожен покинул его. Здесь Сэмьюэл был в полной безопасности: некому угрожать ему оружием, никакой позор не коснется его.

Он опустился на колени, выжидая. Когда облака спустились вниз, наступил леденящий холод. Годами он не ощущал подобного холода.

Впервые за долгое время он вспомнил продуваемые ветром помещения, холодную воду, от которой опухли его руки, а кисти горели, когда он вырывался из тугих пут. Он судорожно рвался, чтобы убежать. Сэмьюэл никогда не вспоминал о побеге, он только вздрагивал, когда его ударяли или касались и не мог от этого избавиться и до сих пор.

Было несколько человек, кто не выжил, заболел и зачах, кто кричал до тех пор, пока кое-кому надоедало слушать. Он был сильнее, но не настолько, чтобы знать превратности судьбы.

Леди Тэсс сделала все, она освободила его, а сейчас он находился здесь, дыша чистым, высокогорным ясным воздухом, — таким чистым, свободным, без примесей с земли, даже шлак под ним был чист. Он взял горсть его и покатал в ладонях комок с черными углами. Его грани сверкали, уродливые и красивые одновременно, как кратер вулкана, из которого они изверглись.

Он развернул кусок материи, положил в него сверкающий окатыш, чтобы сделать ей подарок. Когда он завернул камень, то резко ощутил, что на него обрушилась темнота. Казалось, рухнул сам мир; Сэмьюэл покатился по склону, у него засвистело в ушах, блеснул меч, но он избежал его острия, изо всех сил меч вонзился в землю, в твердую породу.

Дожен разжал рукоятку, которую держал двумя руками, меч одиноко высился, воткнутый в землю.

Сэмюэль нашел точку опоры, вновь ожидая удара. До-жен, словно тень, метнулся к нему — Сэмьюэл отпрыгнул от руки, готовой схватить его за горло, и отразил скрещенными запястьями надвигающийся удар. Удары следовал — один за другим; Сэмьюэл обернулся тенью, избегая их. Его сосредоточенный ум думал только о том, как избежать удара. Он даже наслаждался ситуацией. Дожен нападал на него, каждое движение было полноценным, смертоносным, полным устрашающего намерения.

Сэмьюэл не атаковал, а только уворачивался от ударов, становясь скользким, как змея. Дожен сделал резкий выпад, но лишь изо всей силы ударился оземь и покатился. В сгущающихся сумерках тень удалялась вместе с туманом, как будто бы ее никогда и не было.

Сэмьюэл встал, тяжело переводя дыхание, не в силах поверить, что земля рухнула, солнце превратилось в прах, море стало сухой пустыней: Дожен нарушил клятву.

— Зо-о-о, — промычал Дожен, положив руки на бедра. — Я обещать тебе. Не ударять Сэмьюэ-сан, да?

Губы Сэмьюэла скривились. Он видел меч уголком глаза, воткнутый в землю там, где он только что сидел.

«Ты — негодяй, — хотел он закричать. — Я доверял тебе!»

Дожен передернул плечами, будто услышал эти слова.

— Очень стараться. Трудно. Чертовски трудно.

Сэмьюэл вдохнул в себя воздух, глядя на меч. Он вспомнил клятву Дожена. Казалось, она была выгравирована на лезвии меча: «Я обещаю тебе, я никогда не ударю тебя намеренно, что бы ни случилось».

Дожен попытался ударить его. Но потерпел неудачу. Сэмьюэл поднял глаза, пораженный, он начинал осознавать правду.

— Ты не смог этого сделать? Ты знал, что не можешь.

— Ты более молод, да? — Дожен тяжело дышал. Он был очень-очень близко.

Сэмьюэл сжал зубы, а потом рассмеялся. Он откинул голову и беззвучно смеялся, глядя в небеса.

— Асса сделать тебя? — угрюмо сказал Дожен, — думать, ты человек номер один сейчас?

Он улыбался, говоря это. Подошел и выдернул меч из земли, искоса взглянув на Сэмьюэла.

— Хорошая песня, Сэмьюэ-сан. Удача мне, да? Этот меч убивать тебя. Что делать я?

Он мог убить. Этот смертоносный последний взмах можно было не избежать.

Дожен заговорил на японском:

— В тренировочных залах мы упражняемся. Упражнения учат тебя. Есть «куитжутсу» — искусство стрелы и лука. Есть «джуижутсу» — искусство уступить. Есть «кенэкутсу» — искусство меча. Есть первый «дан», есть второй «дан», третий «дан», и так вверх, словно в лестнице, — он положил меч в ножны. — Искусство, которому я учу, не имеет лестницы. Для него нет тренировочных залов. Ты живешь. Или умираешь. Это единственный выбор.