ЭПИЛОГ
Внезапная известность порождает свой собственный специфический эффект. Каждый, попавший в сферу внимания средств массовой информации, интуитивно чувствует, как надо отвечать. Десятилетия наблюдений за кинозвездами, политиками, членами королевской семьи, победителями лотерей, жертвами обстоятельств, начиная от насилия и мошенничества, до случайных нелепостей любви и природы, показали зрителям, как нужно вести себя, когда придет их черед иметь дело с бешеным чудовищем, именуемым средствами массовой информации.
На этот раз таинственное исчезновение Ника Элбета в день своей свадьбы и чрезмерно пошлое самоубийство его бывшей жены и сводной сестры, произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Несколько следующих дней Челси Мьюз находился в осадном положении. В усадьбе был только один вход и, соответственно, выход. Из-за богатства и дурной славы Роксаны на континенте, а также присутствия двух американок, особенно, актрисы Моны Девидсон, контингент прессы состоял из представителей «Пари Матч», «Огги» и других европейских иллюстрированных журналов, а также британских газетчиков и нескольких международных телевизионных компаний.
По просьбе Джорджины полиция Челси поставила у ворот особняка констебля, удерживающего любопытных от проникновения на территорию дома. В одном леди Джорджина была уверена – закон защищает ее право на частную собственность. Дом англичанина – его крепость.
Это препятствие очень огорчало тех, кто желал пробраться в дом. Каждая въезжающая машина проходила досмотр. В фургончике, доставлявшем продукты, пронырливые журналисты спрятали своего коллегу с камерой, но после проверки автомобиль не был пропущен за ворота.
Прибывших из Штатов Билла Нела и Сиднея попросили предъявить доказательства, что они не журналисты. Их едва не отправили прочь, но появилась Мона и пришла на помощь. Втроем они попозировали перед камерами. Мона, хмурая и неразговорчивая, объяснила, как шокирована леди Джорджина трагическими событиями, и что позже днем она сделает заявление.
Скучающие и разочарованные, репортеры начали складывать оборудование и уезжать. Но в это время на такси появился Лу Хамфриз и дал им долгожданное интервью. Да, он и его жена Эми являются близкими друзьями леди Джорджины. Дело в том, что леди Джорджина лично заботилась о нем, когда их семья гостила в Лондоне и он заболел. И не только это. Лу и Эми также знали Ника и Роксану, проводили с ними отпуск на юге Франции и даже были приглашены в круиз на яхте, но не смогли согласиться из-за ранее принятых планов.
Он был сражен трагическими событиями.
– Что-то говорило мне, что я не должен отпускать жену в такой путь одну. Мне надо было поехать с ней, но я не мог оставить своих студентов. Возможно, если бы я находился здесь, то сумел бы предотвратить случившееся.
Высокий, загорелый, атлетического вида озабоченный профессор закончил свое выступление со слезами на глазах и комком в горле.
– У меня были две причины для приезда – предложить свою поддержку леди Джорджине в трудный для нее час, и отвезти домой жену.
Для Джорджины в это тяжелое время горя и отчаяния любимым словом стало «достоинство». Атмосфера могла сгущаться вокруг нее – она будет сохранять спокойствие. Если Джорджина удержит себя в руках, то выйдет из этой передряги благоухая, как роза, прекрасная английская роза, удачливая в бизнесе, но невезучая в любви. Она сильная, хотя и ранимая, героиня, которая теперь может начать избирательную кампанию в Парламент.
То, что тело Ника не было найдено, подкрепляло убежденность в его исчезновении, но не гибели. Свою точку зрения она предпочла не афишировать, так как это могло породить измышления о преднамеренности всей истории. Лучше вздернуть подбородок и сделать скорбное лицо.
Ко времени вечерних новостей леди Джорджина Крейн, бледная, строго контролирующая свои эмоции, безупречно причесанная, пригласила представителей прессы во двор особняка. Стоя на импровизированной платформе в окружении друзей и служащих, она выразила благодарность прессе за терпение и понимание, а друзьям и персоналу – за искреннюю поддержку в трудные для нее минуты.
Джорджина покачнулась, сломленная двойной трагедией последних дней, но усилием воли восстановила самообладание.
– Я надеялась, что это будет счастливейший день в моей жизни, но он оказался самым печальным. У нас с Ником были грандиозные планы совместного будущего, задумки о продаже за границей английских товаров и услуг, а также развитие туризма в Британии. Как женщина, я безутешна. Как член общества, я хочу посвятить себя экономическому процветанию Великобритании и многим благотворительным программам, которые заслуживают нашей поддержки.
Мое искреннее сочувствие распространяется и на барона Д'Орсанвиля, потерявшего дочь. Развод, даже по взаимному согласию, мог стать непредвиденным ударом для такой чувствительной женщины, как Роксана. Мы никогда не узнаем, что подтолкнуло ее к такому решительному и трагическому шагу. Я навсегда сохраню память о ее роковой красоте.
Слова Джорджины сразили всех наповал. Тронутые ее чувствами, репортеры задавали уважительные и мягкие вопросы. Только, когда Джорджина грациозно поблагодарила всех и собралась войти в дом, старый писака с Флит-стрит не сдержал журналистский яд.
– Правда ли, что Роксана Д'Орсанвиль перед смертью призналась вам, что убила своего экс-супруга, чтобы не дать ему жениться на вас?
В наступившей ошеломляющей тишине Джорджина заметила про себя, что это хороший тест на способность думать на ходу и расправляться с жесткими вопросами, если она действительно собирается в Парламент.
– Как вы знаете, Роксана умерла у меня на руках. Перед смертью ее речь была довольно бессвязной. Все, что я смогла разобрать, это «Прости меня, прости меня».
– Но как насчет самолета Ника? Есть ли следы преднамеренной порчи?
– Джорджина протянула вперед руки, словно стремясь обнять их всех.
– Я уверена, что власти представят отчет о случившемся. Простите, но я должна идти. Мысль о том, что кто-то намеренно испортил самолет, разбивает мое сердце.
Эми, как и прочие слушатели, была потрясена выступлением Джорджины. Такое самообладание, такой стиль – просто Джеки Кеннеди после убийства Президента. Это привело Эми к выводу, что каждый человек, особенно женщина, может вынести трагедию даже такого масштаба.
– Зачем ты приехал? – резко спросила она Лу.
– Я твой муж. Я думал, ты нуждаешься во мне.
– Я нуждалась в тебе раньше.
– Послушай, давай не начинать это сейчас. Я приехал забрать тебя домой.
– Я действительно не нуждаюсь, чтобы ты отвозил меня домой и вполне способна самостоятельно сесть в самолет.
– Что ты мелешь! Ты знаешь, как я чувствовал себя, получив письмо – письмо с заявлением: «Вот так, я уехала в Лондон!» Что это, вообще, такое?!
– Как Сэнди? Как малышка?
– Не меняй тему, Эми. Это серьезно. Серьезно? Никогда в жизни не была она более серьезной. Прошедшая неделя стала временем метаморфоз. Из постаревшей девочки она превратилась в молодую женщину, способную видеть реальный мир, а не синтезированный ее семьей мирок, в котором она жила с детства.
Эми вспомнила, что сказал ей Ник во время их уки-энда в Джорджтауне, когда в момент особой нежности она рассказала, как отчаянно была влюблена в него в Челси Мьюз.
Признание разозлило Ника, если предположить, что Ник Элбет хоть когда-нибудь показывал злость.
– Ты не любила меня. Ты любила Англию. Англию, которая не существует теперь, если вообще существовала. Мужчины, за которого ты принимала меня, не существует!
Ник рассказал, как одна из его голубоволосых леди сказала, что он напоминает ей Лесли Ховарда из «Багряного цвета».
– Вы, американцы, смотрите слишком много фильмов о сострадательной душе внешне развязного фата.
Он притянул ее очень близко, их лица почти соприкасались.
– Посмотри на меня, Эми. Посмотри поближе, милая. Я – развязный фат. А внутри ничего нет. Я – «потемкинская деревня». Я восхищаю туристок и обманываю их, но не себя. И с этого дня не буду обманывать тебя. Пока ты сама не позволишь мне, а я молюсь, чтобы этого не случилось.
– Я заберу тебя домой в Джейнсвил. У нас есть, что обсудить.
Это говорил ее муж, но казался ей незнакомцем.
Эми вернется с ним в Джейнсвил. У них, определенно, есть что обсудить. Например, архитектурный факультет университета Майами объявил об осенних курсах, где будет читать легендарный Винсент Скалли. Она планирует написать прошение о зачислении в группу. Если ее примут, Эми будет жить в Майами и приезжать в Джейнсвил только на уик-энды. Потом вернется в Лондон, чтобы посещать занятия в новом Институте Архитектуры под патронажем Чарльза. Страсть к британской истории архитектуры, которая привела се в Англию в первый раз, была такой же сильной, как прежде. Услышав о намерении принца Уэльского, она взяла такси и поехала посмотреть два классических здания Джона Нэша, в которых будет располагаться новый институт.
Эми вспомнила историю о поэте Джоне Бетжемане, известном своим вспыльчивым характером. Когда ему не нравился вид дома, он буквально пинал его ногой со всей силы в надежде развалить, разрушить. В ее сиюминутные намерения не входит пинать свой дом или покинуть его навсегда. Просто она хочет изменить условия жизни и обязанности его обитателей.
Мысленно Эми сказала Лу: «Я не та женщина, как ты считаешь. И не такая, как ты хочешь. Я могу быть только самой собой, и мне нужно время, чтобы узнать, кто я». Однажды, очень скоро, она найдет подходящий момент чтобы сказать это Лу в лицо.
В конце концов, внимание прессы перешло с Ника, Роксаны и Джорджины на Мону. От исполнения роли преданной и заботливой Лучшей Подруги в драме Джорджины, теперь она вышла в центр сцены, как звезда собственной постановки. Газетчики, слетевшиеся, точно стервятники, на Джорджину, остались на пресс-конференцию Билла Нела.
– Ты выглядишь необыкновенно красивой, моя дорогая. И такой худенькой. Ты потеряла вес?
Сидней стоял рядом, сияя, как гордый родитель, а тем временем Билл шептал ей свои искренние восхваления.
Похудела? Мона могла бы сказать: «Да. Я потеряла сто семьдесят пять фунтов Ника Элбета». Или: «Это все английская пища, правильно?» Или могла бы скрыть удовольствие своим коронным номером из Греты Гарбо, который всегда произносила, когда стресс заставлял ее говорить слишком много: «Дай мне виски, еще имбирного пива, и не будь жадиной, бейби!»
Но не сейчас, детка. Прибереги свои шуточки. Камеры и репортеры заполнили Челси Мьюз, а она спокойно ждала в официальной гостиной Джорджины рядом с Биллом, Сиднеем и английскими продюсерами возможности поприветствовать британскую прессу.
Билл Нел представлялся, как продюсер, который почти двадцать лет назад нашел дерзкую американскую студентку на пороге Королевской Академии драматических искусств. Он сразу же понял, что эта студентка с триумфом вернется в Лондон в качестве звезды той пьесы, которую он будет продюсировать.
– Мона Девидсон в пьесе «Трамвай «Желание» – живой пример связи, протянувшейся через океан, между Бродвеем и Вест-эндом. Мы нужны друг другу. Мы питаем друг друга. В первой постановке этой пьесы на Бродвее в декабре 1947 года, роль Бланш Дюбуа играла англичанка Джессика Тэнди. Сейчас, спустя более четырех десятков лет, мы горды представить этот спектакль на английской сцене с несравненной американской актрисой, мисс Моной Девидсон.
Целуя ее в щеку, Билл прошептал.
– Они любят тебя. Я вижу.
Мона тоже видела. По непонятным ей самой причинам она была тем типом американки, который нравится англичанам. Что бы это ни было: ее нью-йоркский юмор, восхитительный стиль а-ля Стрейзанд, умение сводить мужчин с ума… О'кей, зачем раздумывать? Ведь все это у нее есть.
Любовь к ней не остановила их от каверзных вопросов:
– Вивьен Ли играла Бланш в первой лондонской постановке и, конечно, получила «Оскара» за фильм. Что заставляет вас верить, что вы сможете заменить ее?
– Никто и никогда не сможет заменить Вивьен Ли! За исключением Джоан Плоурайт, конечно. Но это замечание не будет высказано никогда.
– Бланш Дюбуа – увядший цветок старого Юга. Из какой части Юга происходите вы?
Билл и Сидней шагнули к Моне, словно желая защитить от провокации. Жестом вернув их назад, она ухмылкой показала, что оценила остроту. Вспомнив опыт работы над озвучиванием рекламы, театрально вздохнула и произнесла с акцентом выходцев из Луизианы:
– Джентльмен спрашивает, из какой части Юга я происхожу? Истина вынуждает меня признать, что я действительно родом из Южного». Бруклина!
Они полюбили ее. Она не могла ошибиться. На вопрос о ее любимом английском драматурге, она ответила: «Ноэл Коуард», а потом пропела с отличной дикцией Ноэла Коуарда: «Я завладею тобой снова…»
После просьбы о «ну самой последней фотографии», Мона решила изобразить на снимке жаркую сексуальность, воскресив в воображении любимую привычку Ника Элбета проводить языком по уголкам ее рта. Этот образ всегда помогал ей на прослушиваниях и без сомнения сработает сейчас.
Как только требования фотографов стали чрезмерными, Билл Нел выступил вперед, чтобы закончить пресс-конференцию.
– Леди и джентльмены. Мы благодарим вас за великолепный прием. Мона – и Бланш – присоединяются к выражению мною признательности леди Джорджине за бесконечную доброту в столь тяжелое для нее время, и всем вам за потраченное на наши скромные персоны драгоценное время. Мы ожидаем, что премьера в Вест-энде состоится в октябре, театр будет объявлен дополнительно. Спасибо, и да благословит нас всех Господь!
– Пожалуйста, Мона, еще один вопрос!
Мона была так счастлива, что могла бы продолжать бесконечно. Билл наклонился к ней с преувеличенной галантностью, поцеловал руку и прошептал:
– Доверься мне, Мона. Мы уйдем, пока они просят о продолжении.
Сложив руки на груди, Мона поклонилась с почтительным уважением к своим поклонникам, скромно опустила глаза, вдруг проказливо подмигнула и так закончила встречу.
На следующий день они с Сиднеем переехали в апартаменты отеля «Савой», и провели день, покупая подарки Мелиссе и Грегу. «Не дай мне забыть о моей матери!» После нью-йоркской премьеры Рахиль дала ей десять страниц с заметками, содержащими пятьсот способов улучшения игры Моны. Чтобы показать свою злость, она не позвонила матери перед отлетом в Лондон и поклялась ничего ей не покупать. Это было не только из-за нежелательной критики, а еще и потому, что Рахиль всегда возвращала подарки Моны в магазины и переводила деньги на ее счет.
– Прекрати выбрасывать деньги на ветер, как пьяный матрос! Кто знает, возможно, они однажды понадобятся тебе. Может быть, даже завтра!
Спасибо, ма, твое доверие глубоко трогает меня.
Они нашли отличный подарок у Харродза – чайный сервиз на четыре персоны. Это сразу убьет двух зайцев – Рахиль не сможет вернуть его, и произведет впечатление на своих подруг, еженедельно приходящих к ней поиграть в бридж. Демонстрируя щедрость дочери-звезды, она будет умирать от мысли, что расточительство Моны доведет всех до разорения.
– Теперь твоя очередь, Мона. Я хочу предложить тебе подарок, – со времени приезда в Лондон Сидней ходил на цыпочках, словно боясь сделать неверный шаг и снова быть изгнанным. – Кое-что личное, я полагаю.
– Что ты задумал?
О Боже, я жеманюсь, как школьница!
Скромность – едва ли ее стиль, и вдруг, к собственному изумлению, она стала стеснительной. Этот робкий, улыбающийся мужчина, вот-вот попросит выйти за него замуж, а Мона чувствует, как задрожали ее ресницы.
Сидней колебался в поисках нужного ответа.
– О, я не знаю.
Не знает, конечно. Старается быть помягче.
– Как насчет какого-нибудь колечка?
Обручального кольца, вот что Сидней пытался сказать, У нее никогда не было обручального кольца. Кстати, Мона никогда и не была обручена.
Сжав ее руки в своих ладонях, он спросил у продавца, как пройти в ювелирный отдел.
– Сидней, дорогой…
– Не спорь, Мона. Я не приму отрицательный ответ.
– Но, Сидней… – она заставила его остановиться и развернула к себе лицом. – Ты не задал мне вопрос!
– Какой вопрос? – поддразнил он. – У тебя есть, что ли, шанс дождаться от меня какого-нибудь вопроса? – он игриво взглянул ей в глаза, и в этот момент что-то позади нее отвлекло его внимание. – Иди за мной! Они зигзагами пробежали сквозь группу удивленных покупателей к выходу из отдела. За поворотом появились ступени эскалатора.
– Это напоминает тебе что-нибудь?
Мэси! Сидней не может до сих пор расстраиваться из-за того, абсолютно ребяческого случая! Или может?
– Готова, Мона?
Это, конечно, настоящий вопрос. Готова ли она? Возможно, этот момент станет предвестником их будущей совместной жизни. С криками ликования, рука об руку, они помчались вверх по спускающемуся эскалатору.
– Готова!
notes
