ГЛАВА 28
СНОВА В ЧЕЛСИ
– Закрой глаза и думай об универмаге Харродза, – возликовала Мона, когда самолет был готов к отлету из аэропорта Кеннеди. Она была так переполнена триумфальными событиями последних недель, что едва могла усидеть на месте. Застегнула ремни безопасности себе и Эми, подложила подушечки под головы.
– Через семь часов мы будем в Лондоне. Можешь в это поверить? Тип-топ, черствый хлеб, вздернутый подбородок, Боже храни королеву, пип-пип, окнулись!
Мона всегда могла рассмешить Эми. А сейчас, тем более, есть веская причина. Они сделали это. Они на пути в Лондон, вдвоем, две из трех Мьюзкетеров возвращаются на место преступления. Преступления под названием «любовь к Нику».
– Мона! Успокойся, или у тебя будут круги под глазами! Давай попробуем поспать!
– Спать?! Кому нужно спать? Я могу, вообще, больше не спать!
Но твоя пресс-конференция! Ты же не можешь выглядеть изможденной?
– Не беспокойся, пресс-конференция будет после свадьбы. Если нужно, я надену темные очки. Так более декаденски, верно? Больше похожа на Бланш Дюбуа, правильно? Или мне нужно говорить «Бланш Дюбля»? Эми, конечно, права. Мона не могла сидеть спокойно и молчать. Она была на подъеме с вечера премьеры. Если, вообще, мечты сбываются, то это именно тот случай. Успех дебюта после почти двадцати лет надежд. Критики расписывали ее как последнюю величайшую трагическую актрису со времен Джеральдин Пэйдж. Все, кроме Джона Саймона, потому что он, слава Господу, не занимается небродвейскими театрами.
С дерзкой самонадеянностью, которая стала блестящим рекламным ходом, Билл Нел разослал всем театральным обозревателям копии статьи Саймона о предыдущем появлении Моны на сцене, приложив маленькие бинокли и записки: «Придите посмотреть на нее теперь». Уловка сработала. Сам Саймон пришел на второй вечер. В кулуарах представители прессы после финального занавеса ждали кровопролития. Его комментарий: «Знает ли кто-нибудь ресторан, где подают ворон?» стал гвоздем всех одиннадцатичасовых новостей и был вынесен в заголовки утренних газет.
В тот момент, когда шасси самолета оторвалось от земли, стюардесса предложила шампанское.
– Нет, благодарю, – отказалась Эми.
– Что с тобой? Эта поездка – праздничная! Начинаем сейчас.
– Я читала статью, где написано, что ты не пьешь алкогольных напитков в самолетах.
Мона глубоко вздохнула и откинулась на спинку кресла.
– Хочешь узнать кое-что? Я даже не люблю шампанское. И в любое время предпочитаю имбирное пиво.
Это из-за матери. В новогодний вечер, когда Моне было три года, Рахиль пообещала дочери, что разбудит ее за пять минут до полуночи и позволит поднять новогодний тост с остальными членами семьи. Сдержав слово, Рахиль принесла Мону в гостиную и налила ей стакан бледно-янтарной жидкости, которую назвала шампанским. Несколько лет спустя на свадьбе кузины, Мона узнала, что с ней сыграли шутку. Шампанское было горьким и обожгло ей рот. Привычки не меняются. Если бы Прекрасный Принц захотел выпить за нее, да, это могло бы быть шампанское, но если бы он решил разделить с ней любовный бокал… Официант, принесите пива.
– Эми, я так рада, что ты вырвалась на премьеру Я бы не смогла без тебя.
– И я бы не смогла сбежать без тебя.
Лу до сих пор не знает об отъезде жены в Лондон. Он вышел из себя, когда она уехала в Нью-Йорк, но ждал ее возвращения через три-четыре дни. Недавно открытый талант хитрости позволил Эми раз за разом откладывать возвращение домой под разными предлогами, пока не прошли две недели, отведенные для премьерного показа пьесы. Тогда они с Моной смогли побегать по магазинам, купить наряды и свадебный подарок. Они уже будут пить чай в Челси Мьюз, когда Лу получит экпресс-письмо, отправленное Эми из аэропорта.
Она надеялась, что Дакота разрывается от крика в поисках бабушки, Сэнди открывает все радости материнства, а Лу сумел привлечь свою преданную армию поклонниц к дежурствам по дому и присмотру за малышкой. Для успокоения совести Эми заготовила в морозильной камере несколько дюжин порционных бифштексов, фрикадельки, куриные грудки и тому подобное. Если в голове у Профессора есть хоть капля серого вещества, он заметит, что еды хватит на месяц. Муженьку и дочери придется разделить между собой две основные кухонные обязанности: открыть морозилку и включить микроволновую печь. Гуд-бай, дорогие, и аминь. Она становится все более непокладистой, привыкайте.
– Я, пожалуй, снижу скорость до ста миль в час. Малыш, ты в норме?
– Ты понимаешь, это мое первое путешествие в одиночку после того лета, когда мы встретились?
– В одиночку? А я что…
– Фаршированный гусь? – обе женщины в унисон выкрикнули любимое сравнение Моны.
Упоминание о прошлом, мысли о том, что ждет их в Челси Мьюз на этот раз, окутали туманом мечтаний. Эми многие годы не вспоминала о тех первых месяцах после возвращения домой из Лондона. Как Лу защищал свое право на интрижку с Хлоей, обвиняя Эми, отправившуюся заграницу, заодно укоряя за выдуманную им же самим неверность. Погружаясь в сон, она вспомнила, как Лу заставил ее выпить до дна чашу унижения, пока, наконец, не простил и позволил часами печатать его научные изыскания и править подготовленные к защите тезисы.
Мона мысленно уже была в Лондоне. Она и Эми, в конце концов, решили принять приглашение на свадьбу, соблазном стало их любопытство насчет того, как Джорджина и Ник оказались вместе, и каково будет увидеть Ника в подобных обстоятельствах. Теперь все совершенно по-другому, и пусть Джорджина тоже узнает об этом. Благодаря старым лондонским связям, Билл Нел договорился о постановке в столице Британии «Трамвая «Желание» полностью английской труппой, за исключением Моны.
Пользуясь приездом Моны в Лондон на свадьбу Джорджины, со-продюсеры Билла организовали пресс-конференцию для приветствия новейшей американской сенсации и объявления лондонской постановки. Были заказаны статьи, основанные на том факте, что Билл Нел «открыл» Мону в бытность студенткой подпольных курсов и сразу же распознал ее невероятный актерский талант. В одном из пресс-релизов' приводилась цитата из интервью с Биллом: «В театральных постановках XXI, века будут записывать на пленку исполнение Моной Девидсон роли Бланш Дюбуа как квинтэссенцию глубинного проникновения в характер наиболее сложной героини Теннесси Уильямса».
Так и скажи им, Билл. Главное – не тушеваться. Возьми, к примеру, Хелен Хейз. Мона восхищалась и уважала эту женщину. Та была пресс-агентом, впервые назвавшим Мону «Первой леди американского театра». Теперь вы никогда не прочитаете о Моне, не увидите ее по телевидению без обращения «Первая леди американского театра».
Между пресс-конференцией, интервью и свадьбой Моне нужно будет найти время, чтобы купить подарок Сиднею. Он был так расстроен, когда Мона ясно дала понять, что не хочет ехать в Лондон с ним.
– Я поеду в любом случае. Попробуй остановить меня.
– Если ты это сделаешь, я никогда снова не заговорю с тобой.
– Ты должна будешь разговаривать со мной, я один из твоих продюсеров!
– Сидней!
Мона не имела ввиду «разговаривать» когда произнесла слово «заговорю», Сидней знал, что она имеет ввиду слово «спать». Мона никогда больше не будет спать с ним.
– Это из-за случившегося в магазине Мэси?
– Не будь глупым! Просто Эми и я остановимся у Джорджины. Старый дом, куча воспоминаний и все такое. Ты знаешь, это сентиментальное путешествие.
– И я буду просто мешать?
– Ну… да. Не мешать, конечно, но я буду нервничать, что ты скучаешь. Это как прийти на встречу одноклассников и слушать о людях, которых не знаешь, и событиях, которые тебя не волнуют. Ты понимаешь? Я вернусь прежде, чем ты заметишь мое отсутствие, и тогда мы сможем побыть какое-то время вместе.
– Это все-таки из-за Мэси!
Его наказывают за то, чего он совершенно не понимал.
На самом деле, это, действительно, из-за случившегося у Мэси, или, скорее, не случившегося. То, что начиналось как игривая причуда Моны, превратилось в ужасно непонимание, все более усугубляющееся со временем.
– Знаешь, что я сделала, когда мама в первый раз привела меня к Мэси? – спросила Мона, озорные искорки блестели в ее глазах. – Мне было пять лет. Я вырвалась от нее и побежала вверх по спускающемуся эскалатору.
– Это не смешно.
– Я думала, что это восхитительно.
– Это опасно.
– Ты так считаешь?
Пустой эскалатор был как раз перед ними.
– Давай, Сидней, я догоню тебя.
– Не будь ребячливой.
– Я – ребячливая! Все великие актрисы ребячливы!
Разве он не понимает? После всех этих бурлящих эмоций премьеры, аплодисментов и восторгов, ей нужно сделать что-нибудь глупое, иначе она взорвется.
– Ну, давай!
Почему Сидней не может понять?
Сидней попытался удержать ее за руку. Мона вырвалась и поскакала вверх по спускающимся ступенькам, словно горная козочка в современном балете, проворно обогнув одинокого покупателя, который в изумлении смотрел на нее.
Она продолжала убегать, не заботясь, что Сидней потратит целый час на ее поиски и, возможно, вернется к ней домой измученный и встревоженный. Пытаться объяснить ему ее поступки, все равно, что читать книгу лошади. Он много кивал, но не воспринимал сути.
А вот Ник Элбет понял бы. Ему бы понравилось. Он бежал бы по эскалатору, похлопывая Мону по заду весь путь наверх, а потом, кружась в танце, как Джинджер и Фред, они спустились бы вниз. Причина ли это для того, чтобы обожать одного мужчину и едва выносить другого? Настоящей причиной нежелания взять Сиднея в Лондон является, откровенно говоря, неуверенность Моны. Как она справится с собой, увидев Ника, венчающегося с Джорджиной?
Уверена что будет находиться в подавленном состоянии и ревновать. Если она собирается метать громы и молнии, лучше быть одной. Мона просто представила себя в постели с Сиднеем в ночь свадьбы – раненая тигрица накидывается на беззащитную жертву. Не его вина, что он не Ник Элбет. В действительности, Сидней для нее лучше, чем Ник Элбет когда-либо мог быть. Но все это справедливо по отношению к будущему, а не к следующей неделе. Бедный Сидней. Если бы она позволила ему сопровождать ее в Лондон, он бы не понял настроения и поведения Моны в гораздо большей степени, чем после случая в магазине Мэси.
Счастливая будущая невеста, леди Джорджина Крейн, была воплощением элегантности высшего класса, когда, замерев, стояла у ворот, где встречали прибывших в лондонский аэропорт. Два ее любимца, Дин и Чак, натянув поводки, рвались вперед. Мона и Эмми испытывали беспокойство и смущение, как в тот первый день в Челси Мьюз.
Какими бы ни были их достижения и статус в Америке, каждая оказалась очарованной аристократической подругой с ее блестящей гривой каштановых волос, бархатистой кожей, костюмом от Лагерфельда, босоножками от Шанель и стеганой сумочкой из того же дома.
Визги и объятия все же мало сократили расстояние между американками и их хозяйкой. По дороге в город в роскошном «Роллс-Ройсе» разговор не клеился.
Джорджина решила ответить на молчаливый вызов. – Думаю, вы обе надулись, потому что за все эти годы я ни разу не упомянула о Нике. Я ничего не могла поделать с собой и никогда не прекращала видеться с ним. Мы оба были очень изобретательны, к тому же, это добавляло возбуждения. На побережье Девоншира мы нашли маленькую гостиницу, абсолютно пустую в мертвый сезон. И паром «Королева Елизавета II». Вы ведь не знаете, что можно заказать каюту на ночное путешествие из Гавра в Саутгемптон? А однажды, когда он и Лягушка остановились в Нью-Йорке в «Плазе», я прилетела туда, поселилась в «Шери» через дорогу. Прыг-скок для нашего Ника. Он напоил Роксану до одурения, уложил в кровать и был у меня еще до полуночи! Мы могли видеть «Плазу» из моих апартаментов, Ник предварительно поставил корзину цветов на окно Роксаны. Когда у нее зажегся свет, Ник схватил ботинки и убежал!
Но ее любимое приключение произошло в отеле «Сплендидо» в Портофино, когда Лягушка вывихнула плечо, катаясь на водных лыжах в Монте-Карло.
– Она должна была находиться в госпитале, точнее, больнице имени принцессы Грейс, представьте себе. И знаете, что сделал Ник? Он нанял водный планер, смог приводниться в Портофино и провести ночь со мной!
Обеспокоенная молчанием пассажирок, Джорджина приостановила свои откровения.
– Простите меня. Разболталась, как торговка. Я никогда не могла рассказать об этом хоть кому-то. Надеюсь, вы обе поймете меня.
Они заверили ее в этом.
– Вы знаете, я никогда не отпускала его со своей орбиты.
Мона и Эми вяло кивнули, каждая по своим собственным соображениям.
– Так, когда же мы увидим блистательного жениха? – спросила Мона.
– Он в абсолютном нетерпении, хочет встретиться с вами. За чаем, я думаю. Это даст нам уйму времени поудобнее вас устроить и собраться на девичник за ланчем.
Две гостевые комнаты потрясающе усовершенствованы со времени пребывания в них Моны и Эми. Расширив особняк за счет соседних домов, перестроив все внутри, оставив прежним лишь фасад, Джорджина создала роскошные условия как для себя, так и для гостей. В ее почти что королевском дворце имелись кухня, прачечная, биллиардная и библиотека, оформленные на высокохудожественном уровне в стиле эпохи ее бабушки и дедушки.
Собственные спальные апартаменты отвечали безупречному вкусу: кровать на возвышении, мягкие ковры, в которых нога просто утопала, ванна двойного размера в огромной комнате, террариум, массажный кабинет. Скоро ко всему этому прибавится еще одна достопримечательность – Ник Элбет, появление которого она планировала долгие годы.
– Ух ты! – это все, что смогла произнести Эми, когда Джорджина оставила их, чтобы девочки могли освежиться перед «выходом к ланчу».
– Она действительно сказала «выход к ланчу», так ведь? – иронично спросила Мона. – Я до сих пор не верю, что они так разговаривают. Убеждена, когда они остаются одни, говорят так же, как и мы. Эми, старушка, неужели ты думаешь, что можно совершить «выход к ланчу»?
Вознагражденная смехом Эми, которая все еще была ребенком из толпы и смотрела снизу вверх на подругу, Мона уже поняла, что ей лучше всего зажать себе рот. Она говорила слишком много.
Оставшись одна в своей спальне, Джорджина включила автоответчик личной линии. Не найдя ни одной записи, она позвонила в офис. Отчет Деборы о звонках, как обычно, состоял из телефонных переговоров со всем миром: приглашения, вопросы, договоренности. Но ни слова от Ника. Невозможно вынести мучительное предположение: он передумал и вернулся к Лягушке. Развод или нет, Роксана имеет над ним власть, что бы ни говорил Ник.
Вчерашний день доказал это. По своей обычной привычке Джорджина остановилась у магазина Фортнума и Мэйсона посмотреть, что у них новенького, и что покупают туристы – поиск новых рыночных возможностей для собственных магазинов. Чай, лососина, шоколад, все, как обычно, никаких особых изменений у Фортнума, ничто не указывает на новые тенденции в торговой структуре. Никаких примеров для ее маркетинговой стратегии.
Это был замечательный, чудесный день, такой же, как тот, когда она впервые встретила Ника на Бонд-стрит. Предстоящая свадьба вызывала в ней сентиментальные чувства. В сияющих потоках солнечного света она направилась по Пикадилли в сторону Бонд-стрит, чтобы у магазина Эспри вспомнить сцену знакомства. Ник отправился на коктейль и обсуждение его плана открытия дочерней туристической компании, предполагающей специализированные туры и экскурсии. Снова обратившись к тому, что он делал во времена их первой встречи, Ник пребывал в лирическом настроении по поводу особого обожания американцами королевской семьи и британского кинематографа. Они заплатят сколько угодно, лишь бы посмотреть на блок квартир, где жила леди Ди во времена ухаживания за ней принца Чарльза. А для более пожилых туристов, в особенности, конечно, женщин, тайное любовное гнездышко принцессы Маргарет в лондонских доках, где та встречалась с Тони Армстронгом-Джонсом. И Клэренс Хауз, где жили Елизавета и Филипп до того, как она стала королевой.
Возможности для киноэкскурсий были еще лучше. Замок Ховард в Йоркшире, где снимался фильм «Возвращение головы невесты». Лайм-Реджис в Дорсете – места натурных съемок «Женщины французского лейтенанта», и, конечно, дом 165 в Итоне, интерьер фильма «Вверху-внизу».
– Не слишком близко к Итон-сквер, – предостерегла она Ника. Там была роскошная квартира, Д'Орсанвилей. Тем не менее, идея Ника имела определенные перспективы. У него была голова на плечах, и очень жалко, что все эти годы он растрачивал свои таланты впустую. Джорджина могла довольно легко держать его в узде, но это не главное. У мужчины есть мозги, воображение и индивидуальность. Он хочет работать. Вместе они смогут создать восхитительную, продуктивную жизнь.
Вот о чем она думала до вчерашнего дня, когда автобус номер 19 соблазнительно замедлил ход рядом с ней, в то время, как Джорджина безуспешно пыталась найти такси. Она почувствовала себя молодой и безрассудной, вскочив на подножку прямо на ходу. Отличный способ погибнуть под колесами. Опасно, но весело. Хотя Джорджина ездила на красных двухэтажных автобусах большую часть своей жизни, нынешний успех предполагал использование машины с личным шофером для удобства и экономии времени.
Трудно вспомнить, когда в последний раз она удовлетворила свою детскую страсть взбираться по полувинтовой лестнице, сложив пальцы крестиком, чтобы одно из мест наверху осталось свободным. Удачливая в любви, Джорджина устроилась на переднем месте с правой стороны, с которого открывался замечательный обзор. Так гораздо лучше, чем в автомобиле. Когда автобус свернул налево, огибая угол Гайд-парка, она увидела высокого, элегантного мужчину, появившегося из кафе на правой стороне Пикадилли. Он выглядел в точности, как Ник, и был с женщиной. Прежде, чем она успела достать очки, автобус вырулил на мост.
Глупая корова. Это не мог быть Ник. Неужели она так безумно влюблена, что он мерещится ей повсюду?
Это не мог быть Ник по одной простой причине – Джорджина послала его в Букингемшир лично познакомиться с людьми, производящими красные телефонные будки, которые американцы расхватывали, как конфеты. Это ее способ вовлечь его в бизнес. И если кто-то мог уговорить этих заводчиков увеличить производство, то только Ник – он мог перепеть птичек небесных. Даже, если бы Ник гнал машину, как сумасшедший, ему не удалось бы вернуться в Лондон к этому времени.
Прошли все сроки. К восьми не было и следов Ника. Джорджина наполнила ванну и добавила в воду великолепную смесь пачули и цитронового масла, комбинация, рекомендуемая ее ароматерапевтом для расслабления и повышения чувственности. И сонливости. Именно такой она нравилась Нику.
Джорджина легла в ванну и закрыла глаза, окружив себя теплым благоуханием. Существует простое объяснение, она уверена. Свадьба через три дня. Ник не сделает того, что может испортить ее теперешнее счастье. Погрузившись в дрему, она с трудом расслышала отдаленные телефонные звонки.
Дебора, будьте любезны… Не осознавая время и место, Джорджина не могла понять, почему ее секретарь не снимает трубку. Наконец, до нее дошло, что она уснула в ванне. Трезвонящий телефон был рядом с ней на маленькой встроенной полочке.
– Ник? – кто же еще это мог быть. – Что, черт возьми, случилось?
– Нет, не Ник. Это его жена, Лягушка. Ты ведь так меня называешь? Ник и я находили это tres amu-sant, cherie!
Первым делом завтра надо сменить номер телефона. Джорджина не собирается позволять этой идиотке вторгаться в свою личную жизнь.
– Ты извинишь меня, Роксана, если я не буду продолжать этот блестящий разговор.
– Я звоню предостеречь тебя. Если ты пойдешь на то, чтобы устроить абсурдную пародию на свадьбу, я убью тебя. Я сказала это Нику сегодня днем и теперь говорю тебе.
– Сегодня днем Ник Элбет находился в Букенгемшире.
– Правда? А у меня сложилось впечатление, что он провел веселый денек со мной в кафе, пока мы не почувствовали необходимость в большей интимности и не вернулись в мою квартиру на Итон-сквер.
Наглая лживая сука!
– Иди к дьяволу! – Джорджина швырнула телефонный аппарат в дверь ванной именно в тот момент, когда та распахнулась.
На пороге стоял Ник Элбет собственной персоной, совершенно голый под шелковым халатом, подаренным ею в знак признательности после его возвращения. Халат был распахнут, чтобы показать ей состояние боевой готовности владельца.
– Извини за опоздание, дорогая. Я должен сказать тебе кое-что очень важное.
Она на самом деле хочет это знать?
Ник скинул халат и скользнул в воду рядом с ней.
– Весь день я отчаянно тосковал по тебе. Позволь мне показать, как сильно я скучал и как хочу тебя.
Ее глаза закрылись в благодарной капитуляции. Обидно. Моя страсть к этому отъявленному подлецу просто жалка. Но Джорджина не могла справиться с собой. Это болезнь, но ей все равно. Пальцем ноги она открыла кран с горячей водой, привычным жестом достала баночку с ароматическим маслом и налила его в воду. Разомлев от потрясающего благоухания, единственное, что она могла придумать и произнести, было:
– Я люблю тебя, Ник. Да поможет мне Бог.
Тот притянул ее поближе к себе и уткнулся лицом в ложбинку на шее.
– Я тоже люблю тебя, Джорджина, – его изящная рука ласкала ее грудь, потом медленно опустилась к животу и дальше вниз. – Особенно, когда ты сонная.
С первыми лучами солнца Джорджина проснулась и потянулась к нему, чтобы тут же понять, что его нет.
– Ник? Где он?
– Ник, где ты?
В ванной? На кухне? Готовит кофе?
Выбравшись из постели, она увидела то, что выглядело как кровь на зеркальной двери ванной комнаты. Это была записка от Ника, написанная губной помадой.
«Не смог найти чертову ручку. Бесконечные дела. Увидимся вечером за чаем. Люблю. Н.»
Настоящая удача, что американки приезжают сегодня утром. Поездка в аэропорт отвлекла от мыслей о бесполезности ее терпения. В послании Ника говорилось о времени чаепития. Она подождет. Потом, если он не появится, будет вынуждена что-нибудь предпринять. Что именно, вот в чем вопрос. А пока ланч с американками отвлечет и развлечет Джорджину. Надо признать, обе хорошо сохранились. Они, на самом деле, были единственными «настоящими подругами». Джорджина избегала близких отношений с женщинами, чтобы защитить свою тайную жизнь с Ником Элбетом. Что касается деловой сферы, женщины из области моды, политики и прессы относились к ней хорошо. Ее ценили за привычку быть верной слову и поддержку благотворительных мероприятий. Женщины приглашали ее на вечеринки и загородные уик-энды, она отвечала великолепными приемами в Челси Мьюз. Сельская местность не привлекала Джорджину, она предпочитала уик-энды в городе.
Джорджина решила на время выкинуть из головы мысли о Нике Элбете и насладиться ланчем в компании американок, вспоминая старые времена. Они собрались в изначально принадлежавшем ей доме. Старая гостиная и три маленькие спальни стали сейчас одним огромным салоном под стеклянной крышей, эклектично обставленным старинной и современной мебелью.
– Три Мьюзкетера!
Они чокнулись хрустальными бокалами и едва не умерли от смеха, предавшись воспоминаниям.
– Я очень обязана вам. Больше, чем вы думаете, – сказала Джорджина. – Если бы вы вдвоем не подтолкнули меня, я бы никогда не стала «Леди Старина» и продавала бы с лотка дамские панталоны.
Они болтали обо всем. Развод Моны, пластическая операция, едва не погубившая ее карьеру, триумф в постановке «Трамвая «Желание», который сделает ее звездой. Замужество Эми с красивым профессором, побег дочери и рождение Дакоты, «самой красивой малышки в мире».
– За исключением Грега и Мелиссы, конечно! – Мона должна защищать собственную материнскую гордость.
По мере приближения вечера, они обсудили экономику, здоровье, Джорджа Буша, Джона Мейджора, СПИД, рок-н-ролл, мужей Лиз Тейлор и достигает ли принцесса Диана оргазма. Короче говоря, они вспомнили все и всех, кроме Ника Элбета.
Мона и Эми тщательно избегали этой темы. В конце концов, Джорджина сказала:
– Уверена, вы мечтаете услышать о Нике. Я знаю, вы обе влюбились в него. А кто бы не влюбился? Но это было почти двадцать лет назад. Вы, возможно, даже не помните, как он выглядит.
Они не осмелились обменяться взглядами или заговорить, пока Джорджина ходила за последней фотографией.
Американки согласились, что Ник ни капельки не изменился, оставаясь таким же безумно привлекательным.
– Но когда же мы увидим его во плоти? – смело спросила Мона.
Джорджина резко сменила тему.
– Помните те посылки с «гуманитарной помощью», которые присылала мама Моны?
Вторая мировая война закончилась более, чем за два десятилетия до их совместного лета, но этот факт не останавливал Рахиль Давицки от отправки им шоколадок, растворимого кофе, чайных пакетиков и рыбных консервов.
– А что за история с твоим дядей Джейком? – подсказала Джорджина.
Это самая старая в мире еврейская история, рассказываемая каждым комиком.
– Ты имеешь ввиду, как дядюшка Джейк был сбит автобусом на Пятой Авеню? – спросила Мона.
Это было именно то.
Мона достаточно хорошо знала публику, чтобы увидеть – Джорджина чем-то обеспокоена. Она смеялась, опустив голову, глаза были напряжены.
– Ну, так вот. Дядюшка Джейк переходил Пятую Авеню, как вдруг его сбивает автобус. Сбегаются люди. Женщина вытирает ему лицо носовым платком. Мужчина сворачивает свой пиджак и подкладывает под голову дядюшке Джейку. Приезжает скорая, санитар склоняется над ним. «Мистер, мистер, ответьте мне. Вам удобно?»
При взгляде на их лица, Мона подумала, что если бы постановка «Трамвая «Желание» провалилась, она всегда бы могла получить работу комика.
– Удобно? – дядюшка Джейк пожал плечами. – Я получил все, за исключением нескольких долларов.
Эми покраснела так же ярко, как и всегда.
– Мона, я должна сделать признание.
– Я что, Мать Тереза? – вино ударило в голову.
– Я помню, как ты рассказывала эту историю в первый раз. Мона! До меня не дошло!
Постепенно смех стих, разговор иссяк. Перевалило за пять часов. Вопрос повис над ними, как грозовая туча. Где Ник?
– Мои дорогие, я не могу даже представить, где Ник. Должно быть, болтается где-то. Вот оно, счастье зрелого романа – не нужно каждую минуту волноваться о местонахождении партнера.
Мона подхватила.
– Я бы не возражала вздремнуть.
– Я тоже, – эхом отозвалась Эми.
Горе Джорджины было очевидно обеим. Все согласились немного отдохнуть и позже решить вопрос с ужином. Джорджина была уверена, что к тому времени узнает новости о Нике.
– Мы забыли отдать ей подарки! – воскликнула Эми, когда подруги возвращались в свои комнаты.
Они с Моной для шутки купили кучу вещей типа съедобных колготок, а настоящий подарок – великолепная серебряная рамка.
– Возможно, нам надо подождать. Может, свадьбы не будет.
– Ты удивляешь меня, Мона Девидсон. Отвратительно говорить такие вещи. Джорджина не отпечатала бы эти дорогие позолоченные приглашения, если бы не собиралась устраивать свадьбу.
