Глава 14
Обед подходил к концу. Миссис Мэдкрофт поставила рядом с пустыми десертными тарелками пустой бокал для вина, вытерла салфеткой рот и посмотрела на нас. Благодаря своему высокому росту, твердому взгляду и властным манерам она за столом напоминала капитана на корабле. Теперь, выпрямившись и подняв голову, она дала понять, что намерена произнести нечто важное, касающееся всех присутствующих. Все повернули головы в ее сторону и замолкли.
Последней прекратила болтовню и перестала крутиться на стуле Фанни. Она вдруг заметила, что ее никто не слушает. Тут она обратила внимание на степенные приготовления миссис Мэдкрофт. Поняв важность момента, Фанни поперхнулась на полуслове, и на ее лице моментально появилась многозначительная улыбка.
— В чем дело? — мило спросила она, отлично понимая, что вместо нее на сцене появилось новое действующее лицо.
Миссис Мэдкрофт глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Видимо, это было необходимо для того, чтобы достичь состояния абсолютного покоя и концентрации внимания.
— Теперь, когда Хилари чувствует себя лучше, — сказала миссис Мэдкрофт, — я готова продолжить работу. Сегодня прекрасный вечер для сеанса.
Ее сообщение было встречено вздохами и легкими стонами. Эдмонд воткнул вилку в остатки еды и оттолкнул тарелку в сторону так резко, что едва не опрокинул рюмку с бренди.
Фанни не обратила не реакцию брата никакого внимания. Ее глаза горели от волнения.
— В самом деле, — произнесла она еще не совсем веря услышанному. — А почему бы и нет.
— Сегодня канун летнего солнцестояния, — просто и вместе с тем значительно объяснила медиум свое решение. — Более благоприятного случая и быть не может.
Доктор Родес откинулся на спинку стула и нервно поправил очки, хотя они не спадали. Он в первый раз присоединился к нам после того злополучного случая в музыкальном зале. Все старались избегать упоминания о том, что тогда произошло.
Пока что.
Салли положила руку на плечо своей подруги, так что ее жемчужные серьги заколебались.
— Это не случайно, Фанни, — заметила Салли. — Возможно, сегодня вечером мы узнаем правду.
— И справедливость восторжествует, — закончил мысль мистер Квомби с пылом священника, завершающего воскресную проповедь.
Урсула сердито посмотрела на них обоих.
— Господи, неужели еще недостаточно волнений от этих глупых игр? — произнесла она с болью в голосе. — Пора прекращать это, Эдмонд.
Я ожидала, что мистер Ллевелин тут же согласится с сестрой, но он промолчал и так же молча скрестил руки на груди. Посидев в такой позе некоторое время, он мельком посмотрел на меня, затем перевел взгляд на возмущенное лицо сестры.
— Это устраивает Фанни и я не намерен вмешиваться, — сухо сказал он.
Уголком глаза я заметила, как щеки доктора Родеса стали вдруг ярко-красными.
— Он должен быть, безусловно, проведен, — настаивала между тем миссис Мэдкрофт, обращаясь в основном к Фанни. — Дух вашей матери никогда не успокоится, если не будет назван убийца.
— Это правда, — согласилась с ней Салли, — В самом деле, мистер Ллевелин. Как умный, здравомыслящий человек \ы, наверное, согласитесь с тем, что Фанни должна сделать все, чтобы помочь своей дорогой маме.
Миссис Мэдкрофт послала ей лучезарную улыбку.
— Моя дорогая, ваша мудрость меня поддерживает, — признала медиум. — Когда я думаю о невежестве, с которым я должна сражаться…
В этом месте миссис Мэдкрофт слегка застонала и начала тереть виски. Фанни стряхнула со своего плеча руку Салли и озабоченно посмотрела на меня.
— Как ты себя чувствуешь, Хилари? — спросила она. — Ты полностью пришла в себя?
— Безусловно, пришла, — ответила за меня миссис Мэдкрофт, не дав мне и рта раскрыть. — Неужели вы думаете, что я буду рисковать ее здоровьем?
Я потихоньку вздохнула. Хотела бы я знать, не было ли решение миссис Мэдкрофт провести сеанс именно в этот вечер вызвано моим предстоящим отъездом? Час назад я предупредила ее об ожидаемом приезде моего возможного работодателя. Не успела я тогда закончить фразу, как миссис Мэдкрофт вскрикнула, рухнула на диван и закричала, чтобы поскорее принесли нюхательную соль. Успокоить ее стоило мне немалого труда.
Пришлось расстегнуть верхние пуговицы на ее платье и слегка похлопать по щекам.
Но, пожалуй, самым сильным успокаивающим средством стало для нее мое заверение, что еще много неопределенностей, и решение о моем найме еще не принято, и, кроме того, еще неизвестно, устроит ли меня эта семья.
Не исключено, что, объявив теперь за столом о предстоящем вечером сеансе, миссис Мэдкрофт решила использовать эту, может быть, последнюю возможность, чтобы наглядно показать мне, чего стоит профессия медиума.
— Ну, так как, Хилари? — напомнила Фанни о своем вопросе.
Я посмотрела на взволнованное лицо миссис Мэдкрофт. Мое отношение к спиритическим сеансам в Эбби Хаус не изменилось, я, как и раньше, считала, что их надо прекратить. Наверное, именно такого суждения ждал от меня сейчас мистер Ллевелин. И все же я не могла вот так, открыто выступить против миссис Мэдкрофт. Все же я была ей чем-то обязана. И нас связывали с ней непонятные мне узы. Возможно, это какая-то незримая, необъяснимая нить, протянувшаяся от сердца миссис Мэдкрофт через сердце моей матери к моему сердцу. Не знаю. Во всяком случае, я не могла разорвать вот так, публично.
— Со мной все в порядке, — заверила я Фанни. — Не обращайте на меня внимания, поступайте, как считаете нужным.
— Тогда, естественно, мы продолжим, — решительно произнесла Фанни, высоко подняв голову. — Это то, чего хотела бы от меня мама.
В конечном счете, остановились на том, что встретимся в зале в полночь. Час назначила миссис Мэдкрофт. Когда Эглантина услышала слово «полночь», то вздрогнула. Но промолчала. Видимо, ей хотелось перенести время сеанса на более ранний час, но она не рискнула выступить против медиума. А охотнее всего, пожалуй, Эглантина вовсе отказалась бы от сеанса. Но это означало бы вызвать бурное недовольство со стороны Фанни. А Эглантине хватило других забот.
Решили пока что разойтись по своим комнатам, чтобы привести себя в порядок и как следует подготовиться к сеансу, который не обещал быть скучным.
Первыми ушли Эглантина и Винни. За ними доктор Родес, который выразил желание «немного подышать свежим воздухом». Эдмонд вышел одновременно с доктором Родесом. Перед тем как выйти, он оглянулся на меня, и в его взгляде сквозила легкая задумчивость. Я подумала, что будь возможность Эдмонд предпочел бы провести этот вечер со мной. После тех страшных минут в пещере нам еще не удалось поговорить наедине.
Салли после ухода Эдмонда потеряла всякий интерес к оставшимся, она поправила локоны и вышла. Мистер Квомби взял миссис Мэдкрофт под руку и пошел с ней следом за остальными.
Переступая порог, я услышала за своей спиной реплику Урсулы.
— Ради Бога, Фанни, не забывай, что у тебя есть Кенет, — сказала она. — Я думала, что у тебя к нему больше уважения. Как, ты думаешь, он относится к этим сеансам?
— Не будь глупой, — ответила Фанни. — Кеннет не убивал маму. Правда пойдет ему только на пользу.
— Неужели тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь ошибаться? — спросила Урсула с заметными нотами раздражения.
— Урсула, мы с тобой знаем, что я честно признаю свои ошибки, — напомнила Фанни. — Но моя вера в невиновность Кенета — это не ошибка. Наоборот, ты ошибаешься.
Что ответила Урсула на эти слова, и вообще ответила ли, я уже не слышала.
В условленный час все мы сели в зале за тот же стол из красного дерева. Несколько горящих свечей освещали лишь его полированную поверхность, серебряные подсвечники да наши взволнованные лица. Где-то тикали часы. Чей-то стул царапнул о пол. Фимиам, собственноручно воскуренный миссис Мэдкрофт, щекотал мне ноздри. Невозможно было дышать, не вдыхая сладковатый аромат, и я изо всех сил старалась не чихнуть.
Спокойная и уверенная в себе миссис Мэдкрофт обвела взглядом собравшихся.
— Вы даже не представляете, какое излучение здесь в эти минуты, — произнесла она с ощутимой торжественностью в голосе. — Они преобладают. Я уже чувствую Белого Духа, он колеблется у моего плеча.
Она повернула лицо к свечам. На темном фоне ее волосы цвета вороньего крыла стали не видны, угадывались только серебряные пряди на висках. Очерчивая контур ее белого лица, они придавали медиуму некую таинственность.
Если миссис Мэдкрофт хотела потрясти зрителей, то лучше сделать, чем сделала это она, было просто нельзя. Эглантина что-то бормотала с придыханием, и я уловила слово «ведьма». Хорошо, что ни я, никто другой не расслышал остальные сказанные ею слова.
Эдмонд сел на стул рядом со мной и взял мою руку. Его прикосновение дало мне ощущение безопасности, которое давал мне только он.
Сегодня Эдмонд не обращал внимание на то, кто и где сел. Он даже не заметил, как Салли проскользнула и села слева от него. Не знаю, почему сегодня мистер Ллевелин так безразлично отнесся к тому, где сели помощники миссис Мэдкрофт. Может быть, недавний сеанс в церкви убедил его в том, что в темноте все равно за всеми не уследить. Или же он вовсе отказался от намерения контролировать поведение участников сеанса. Я не исключала, что мистер Ллевелин выработал какой-то план действий на сегодня, но держал его в секрете. Впрочем, я также допускала, что сегодня хозяин имения решил ограничиться ролью рядового участника сеанса, устранившись от всего остального.
Так же как устранилась я. Как устранялась я от всего мира каждый раз, когда оказывалась в одной комнате с мистером Ллевелином.
Он сжал мою руку, вызвав во мне воспоминание, что это были те самые руки, которое вытащили меня из воды.
Я взглянула на него чтобы убедиться в том, что он смотрит на меня, и его глаза сияют ярче свечей.
В темном помещении не представляло труда вспомнить, как в пещере я находилась в его объятиях, и приятная дрожь пробежала теперь по моему телу сверху до низу. По легкой улыбке, которая мелькнула у Эдмонда на губах, я предположила, что он вспомнил те же самые мгновенья. И с такой же теплотой.
Кажется, я не ошиблась в своем предположении.
— Прости меня, что не пришел проведать в то утро, — произнес Эдмонд шепотом. — У меня… были дела, которые требования моего участия.
Инстинктивно я почувствовала, что он лжет. И все мои предположения, основанные на искренности его чувств ко мне, показались мне теперь сомнительными. Меня охватила растерянность, и я не знала, как мне теперь поступить. Доверять ему или нет?
А Сули, между тем, душил смех.
— Хилари сказала, что чувствует себя прекрасно, — произнесла она сквозь смех. — В любом случае я думаю, что она просто не хочет напомнить о своей глупости.
Эдмонд повернулся к ней.
— Я думаю, она хотела убедиться, что ни вы, ни Фанни не были в опасности, — сдержанно произнес он, сердито посмотрев ей в лицо.
Миссис Мэдкрофт нахмурилась. Ее громкий вздох привлек внимание Салли, и разговор на эту тему оборвался.
Что касается меня, то меня совершенно не интересовало, что Салли подумала обо мне или собиралась подумать. Достаточно было того, что Эдмонд не заподозрил меня в фокусе, которым я постаралась бы привлечь его внимание. Главное, чтобы я сама была полностью уверена в его чистоте по отношению ко мне.
Но беседа с Винни на садовой скамье все же не прошла для меня бесследно. Где-то в глубине сознания помимо моей воли иногда проскальзывало коварное «а вдруг». А вдруг Эдмонд действительно все так ловко устроил для того, чтобы мне потребовалась его помощь? И вот он уже предстал в роли моего спасителя. Конечно, он мог не рассчитывать на такой эффект, но здесь я помогла ему своим глупым поступком. Зато он вполне мог предвидеть, что мое женское любопытство заведет меня в пещеру, а приливная волна создаст мне трудности. И в этот момент появляется он, Эдмонд-спаситель, который выводит меня из мрачной затопленной пещеры на солнечный свет.
Действительно ли он ходил к бухточке или стоял за ближайшей скалой и выжидал, когда наступит наиболее подходящий момент для выхода на сцену в роли героя?
Мои невеселые размышления прервал голос миссис Мэдкрофт.
— Моей вины нет в том, что мы не начинаем, — произнесла она. — Я сказала вам, что уже почувствовала присутствие Белого Духа.
— Я удивляюсь, как это счастливое племя духов не нашло время, чтобы войти колонной в зал, — пробормотала Эглантина.
— Неужели надо каждый раз затевать спор, когда мы занимаемся этим? — весело спросил Винни. — Не удивительно, что Лили появляется в отвратительном настроении. Она всегда была очень нетерпеливым и впечатлительным человеком.
— Вы совершенно правы, мистер Винтрок, — подтвердила миссис Мэдкрофт. — Призраки очень зависят от той энергии, которую мы излучаем. Если мы поприветствуем Лили с любовью в наших сердцах, то…
— То она подумает, что попала не на тот сеанс, и удалится, — закончила фразу Эглантина. — Или то, что мы все сошли с ума. Лили хорошо знала, что именно все мы думали о ней, и что думаем сейчас.
— Ну, ну, — возразил Винни. — Не все. Я всегда восхищался леди. Вы не можете отрицать, что она была талантливой певицей.
— О тех, кто носит юбку, вы всегда хорошо думаете, — съязвила Урсула.
— До тех пор, пока хозяйка юбки не становится его женой, — дополнила Эглантина.
— Не время и не место говорить об этом, дорогая, — попытался защититься Винни. — И вы несправедливы ко мне. Вы знаете всю глубину моего чувства к вам.
— Я действительно знаю, даже слишком хорошо, — не могла остановиться Эглантина.
Мистер Квомби откашлялся, заслужив тем самым благодарный взгляд от миссис Мэдкрофт.
— А сейчас, дорогая леди, мне пора читать молитву, — напомнил он.
Миссис Мэдкрофт одобрительно кивнула головой. Мистер Квомби некоторое время молча пошевелил усами, затем протарахтел молитву. Этого оказалось достаточно, чтобы словесная перепалка прекратилась. В зале быстро установилась тишина. Она явилась будто долгожданный гость, который терпеливо ждал приглашения. Я ощутила ее тяжесть на своих плечах. С наступлением тишины темнота, казалось, ожила. Она наполнилась лицами, которые наблюдали за мной то издали, то вблизи. И я с ужасом вспомнила, как нахлынул и ушел прилив в Дедл Доо.
— Белый дух? — спросила миссис Мэдкрофт. Последовал твердый стук. Не тот, от которого сотрясался стол в церкви, а солидный, спокойный стук по добротной поверхности стола из красного дерева.
— Вот, я говорила вам, что сегодня будет хороший вечер, — произнесла миссис Мэдкрофт. — Не так ли?
Раскачиваясь с закрытыми глазами миссис Мэдкрофт еще умудрялась улыбаться.
— Белый Дух, ты можешь связать нас с миссис Ллевелин? — спросила миссис Мэдкрофт.
Ее обращение сегодня прозвучало тоже более уверенно. Прежде на связь с Лили миссис Мэдкрофт шла окольным путем. Теперь же она очертя голову бросилась напрямую, словно знала, что миссис Лили Ллевелин находится рядом, стоит только протянуть руку. Я догадалась, что недавний успех оказал на медиума ободряющее воздействие.
— Возможно, следует вызвать прямо миссис Лили Ллевелин, — предложила Фанни. — В конце концов, их было двое, и я рассержусь, если произойдет ошибка.
Мистер Квомби вежливо шикнул на нее.
— Вы не должны отвлекать ее после того, как она вошла в транс, — заметил он. — Это разрывает связь, которую она постепенно находит.
— Но…. — попыталась было возразить что-то Фанни.
— Замолчи, Фанни, — прикрикнула Урсула. При этом Урсула бросила обеспокоенный взгляд в сторону доктора Родеса. Но он никак не откликнулся. Вообще, Кенет молчал с той самой минуты, как мы вошли в это помещение. Может быть, надеялся не привлечь к себе в этот раз внимание Лили? Что он переживал? Стоило ли подвергать себя таким мукам ожидания только ради того, чтобы доказать свою невиновность? Я была склонна думать, что не стоит. Урсула, насколько мне известно, придерживалась такого же мнения.
Между тем, сеанс шел своим ходом. Раскачивания миссис Мэдкрофт становились все более размашистыми.
— Я чувствую, — бормотала она. — Я кого-то чувствую. Да, да. Уверена, что это она. Но она… колеблется.
— Тогда это не может быть Лили, — хихикнула Эглантина, очень довольная собственной шуткой. Никто не поддержал ее.
— Она напугана, он боится, — звучал между тем голос медиума. — Она боится кого-то за этим столом. Поэтому появляется медленно.
Затем миссис Мэдкрофт облегченно вздохнула, словно преодолела какое-то трудное препятствие.
Урсула пошевелилась на стуле.
— Скорее всего, Лили ищет вход, — высказала она свои предположения.
— Белый Дух говорит, что вы должны больше считаться с ее чувствами, — возразила миссис Мэдкрофт. — Она тонкая и чувствительная. И очень похожа на свою дочь.
— С последним замечанием я согласилась бы, — заметила Урсула. — А все остальное чистая чепуха.
— Здесь кто-то есть, кого она очень сильно любит, — продолжала миссис Мэдкрофт.
— Мама! — воскликнула с надеждой Фанни. — Я тоже люблю тебя, мама!
— Нет, нет, это… другая любовь, — сказала медиум. — Это любовь, которую женщина испытывает к мужчине. Это…
Миссис Мэдкрофт открыла глаза и посмотрела на Эдмонда.
— Мистер Ллевелин, — произнесла она. У Салли перехватило дыхание.
— Да, я думаю, что она испытывает что-то к папе, — намеренно вмешалась Урсула. — Что бы мы там ни думали о ней.
— Да, я уверен, что так и было, — заговорил наконец доктор Родес.
Меня его вмешательство в разговор не удивило, он хотел спасти Эдмонда от унижения, которое пережил сам. Но мне показалось, что Эдмонд в этой ситуации держался более уверенно, нежели его будущий родственник Кенет.
— Но миссис Мэдкрофт сказала, что мама любит кого-то из сидящих здесь, — запротестовала Фанни. — Папы здесь нет. Она могла…
— Она могла иметь в виду, что дух твоего папы тоже здесь, — резко сказала Урсула. — Я не удивлена. Он заслуживает своего места за этим столом.
Меня восхитила ее преданность брату. Но даже если бы она не сказала в беседе со мной правду, меня сейчас не смутили бы ее высказывания. Хотелось бы мне знать, заблуждался ли кто-нибудь из присутствующих здесь? Или только сделали вид, что поверили в сказанное Урсулой? Заблуждаться могла только Салли. И то лишь потому, что отказывалась верить в то, что не соответствовало ее представлениям об Эдмонде.
Между тем, меня покорила миссис Мэдкрофт. Ведь она снова не сказала ничего, что не было бы правдой. По крайней мере, на двоих из сидевших за столом ее способности произвели впечатление. Хотя эти двое не хотели ей верить.
Медиум снова закрыла глаза.
— Я чувствую… я чувствую такое сильное дуновение любви, — произнесла она. — Но здесь есть предательство.
Она заколебалась.
— О, Господи, — хотелось закричать мне. — Давайте остановимся на этом. Пусть крыша упадет на нас. Пусть земля расступится под нашими ногами. Пусть еще что-нибудь случится до того, как она скажет хотя бы одно слово. Я затаила дыхание и полностью сконцентрировалась на своем желании молчания. Пусть медиум молчит, пусть молчит, пусть молчит!
Миссис Мэдкрофт открыла рот, чтобы заговорить.
Но ее опередили звуки шагов. Шла женщина. Она шла за пределами зала, достаточно далеко, может быть, даже за пределами здания. У нас, сидящих в зале, сложилось странное восприятие этой необычной походки. Шаги были легкими, женскими, вместе с тем, они отдавались в наших ушах гулко, тяжело.
С каждой секундой они приближались. Вот на несколько мгновений замерли. Я догадалась, что женщина остановилась на лестничной площадке. На той самой, где Лили любила стоять в ожидании гостей, откуда сбегала им навстречу.
Затем шаги зазвучали снова, все ближе и ближе.
Наш маленький кружок замер. Никто не говорил и не шевелился. Кажется, даже ресницы оставались неподвижными на наших бледных лицах. Всех нас сковал страх. Мы боялись даже дышать. Мы до боли стиснули наши и без того крепко сжатые руки. Мистер Ллевелин стиснул мою руку. Он держался спокойно, и все же я чувствовала его волнение. За кого он волновался?
За себя?
Или за кого-нибудь другого среди сидящих здесь, кого он подозревал в убийстве?
А шаги все приближались. Они сопровождались различными звуками. Вот что-то гулко треснуло, будто надломилось кряжистое дерево. А вот раздался какой-то необычный едва уловимый звон, будто бабочка случайно Зацепила крылом туго натянутую паутину. Шаги, треск, легчайший звон — все эти звуки следовали друг за другом, казалось, вытекали один из другого.
Неожиданно близ двери возник аромат розового масла. Сначала он воспринимался лишь очень тонким обонянием и на незначительном удалении. Но постепенно аромат распространялся все шире и ощущался в зале все заметнее. Наконец он наполнил весь зал, его не мог не заметить человек с самым неразвитым обонянием.
— Это Лили, — со страхом пролепетала Эглантина, прижимаясь к мужу. — Это ее запах. Я всегда говорила, что ее можно почувствовать за пятьдесят ярдов.
Эглантина неприлично тряслась, и ее голос дрожал.
Винни зашевелился на стуле.
— Я думаю, что это не самое подходящее время для оскорблений, — недовольно заметил он.
— Эдмонд, ради Бога, встань и зажги лампу, — умоляющим тоном попросила Урсула.
— Мы не должны разрывать круг, — возразил мистер Квомби. — Это может быть опасно.
— К черту ваш круг! — возмутилась Урсула. — Я просто не перенесу повторное появление этой…
— И Фанни тоже, — добавил доктор Род ее. Однако, несмотря на возмущение доктор Родес не сдвинулся с места. Может быть, не смог, а может быть, не хотел.
В этой нервозной обстановке только Эдмонд владел собой. Он отпустил мою руку и отодвинул свой стул. Но выйти из-за стола ему не удалось, он никак не мог высвободить вторую руку.
— Отпустите меня, миссис Причард! — недовольно потребовал он.
— Я не могу, — захныкала она. — Боже милостивый, я действительно не могу.
Трудно сказать, что ответил бы и как поступил бы мистер Ллевелин, но тут раздались не очень громкие, но отчетливые постукивания в дверь зала. Она открылась и ударилась о стенку. Все мы увидели темный и пустой коридор. Ни за дверью, ни перед дверью никого не было.
Эглантина закричала. Эдмонд забыл о своей борьбе с Салли и успокаивающе положил другую руку на мое плечо. Я подняла ладони, чтобы прикрыть пламя свечей от порыва холодного ветра, который, как мне казалось, должен был вот-вот ворваться в зал.
Но холодный ветер так и не подул.
Температура все же заметно упала.
В зале появилось нечто туманное. Оно закружилось по залу, словно в танце. Постепенно это туманное нечто стало приобретать определенные формы. Вот появилось подобие головы, обозначились очертания изящных в меру покатых женских плеч. Наконец, проступила вся хрупкая фигура с тонкой талией и соблазнительно высокой грудью. Черты лица оставались довольно расплывчатыми, и я скорее почувствовала чем увидела ее дугообразные брови, вздернутый нос и чувствительные губы.
— Ты выдумываешь все это, — сказала я себе.
Но и после этого я не могла избавиться от ощущения присутствующей женщины из тумана.
Лили Ллевелин, если это действительно была она, плыла по воздуху к столу. Я ощутила то холодное прикосновение, которое почувствовала сначала на лестничной площадке, затем в музыкальном зале. Теперь это прикосновение вызвало во мне странные переживания, представляющие причудливую смесь жалости и мрачного предчувствия.
Я исподтишка посмотрела на доктора Родеса. Он сидел бледным, его руки дрожали. Белые руки доктора контрастным пятом выделялись на фоне окружающей нас темноты. Но что бы он там ни чувствовал, ни переживал, все свое внимание он сосредоточил на Фанни. Судя по всему, он готов был при первой необходимости немедленно прийти ей на помощь.
А Фанни будто приросла к своему стулу. Стиснув пальцами руку жениха, она пристальным взглядом следила за приближением призрака.
— Мама, мама, — шептала она время от времени.
Призрак же вместо того, чтобы двинуться напрямую к Фанни, медленно поплыл вокруг стола. Откуда-то до нас донесся горловой, воркующий смех женщины. Так могла смеяться только женщина, получившая от близости с любовником наслаждение, познавшая с ним земное счастье.
Я следила за призраком затаив дыхание, пыталась понять, к кому Лили проявляет особый интерес. Вот она направилась к… Эдмонду? Неужели действительно к Эдмонду?
К моему облегчению и удивлению кое-кого из сидящих за столом привидение остановилось и заколебалось над Винни. Повеяло легким теплом. Оно распространялось по всему залу, обволакивая и укрывая всех нас, будто набрасывая покрывало.
— Господи, — подумала я, — был ли здесь хоть один мужчина, кого эта женщина не соблазнила бы? — Хотя я очень сомневалась, что Винни в свое время отвергал ее внимание. Скорее всего, он сам добивался Лили. Хотя, может быть, не очень настойчиво и не очень долго. Просто с его стороны и не требовалось продолжительных и больших усилий.
Но миссис Мэдкрофт говорила о другой любви. Пока что ничего другого не было, кроме удовлетворения страсти.
Чисто физического удовлетворения.
В тишине зала стали слышны какие-то прикосновения к рыжевато-коричневым волосам Винни. Невидимые пальцы? Или невидимые губы? Кончики ушей Винни покраснели. Это было хорошо видно даже при слабом свете свечей. Но Винни держался молодцом. Только его неестественно прямая спина говорила о том, как неуютно чувствовал он себя в эти минуты. Да, призрачные ласки призрачной любовницы, видно, не то же самое, что страстные ласки реальной, живой любовницы, страстной женщины.
В зале прозвучал мягкий смех с ироническим оттенком. Теперь Лили смеялась уже не над Винни, а над доктором Родосом. Источник смеха стал кружить вокруг головы Кенета. В какой-то момент смех вдруг изменил свое содержание. Хотя в нем по-прежнему звучала ирония, но теперь она была адресована уже не Кенету, а Эглантине. И Лили как бы приглашала Кенета принять участие в ее иронических шутках, так же как он принимал участие в подобных шутках прежде.
Это новое значение смеха Лили дошло не только до меня, но и до Энглантины.
Эглантина вскочила с криком и накинулась на призрак. Она яростно рвала в клочья, била и топтала колеблющееся сгущение тумана. Пятидесятилетняя ширококостная, физически тренированная женщина, Эглантина в порыве, гнева могла бы доставить немало неприятностей даже такому дюжему мужчине как Эдмонд. Но она оказалась бессильной против призрака. От ее ударов туманное сгущение лишь слегка расступалось или смещалось немного в сторону. Затем оно принимало прежний вид, возвращалось на прежнее место.
Теперь Лили откровенно издевалась над Эглантиной. Ее смех стал громче и злее. Он превратился в откровенный сарказм и заполнил собой весь зал. Казалось, неосторожный подмастерье опрокинул на живописное полотно ведро с черной краской, и чернота залила, затопила на полотне все другие краски.
— Ради Бога, прекрати! — взмолился Винни. — Ты же делаешь еще хуже.
Но не тут-то было. Эглантина так разошлась, что даже такому крепкому мужчине как Винни оказалось не под силу сразу остановить ее. Винни схватил жену за руки, но она вырвалась. И лишь со второго раза, стиснув запястье жены, Винни сумел обуздать ее гнев. Слезы нерастраченной злости брызнули из глаз Эглантины, и она расслабленно опустилась на стул.
— Буль ты проклята, Лили! — крикнула Эглантина сквозь рыдания. — Почему мертвая ты не можешь остановиться? Ты никогда не любила его. Ты только хотела мучить меня, так же как ты мучила любую другую женщину, у которой хватало ума презирать тебя. Так же как ты мучила свою падчерицу, отобрав у нее…
— Хватит, Эглантина, достаточно! — прикрикнула Урсула. — Успокойся, это ее любимая игра. И тебе не следует делать то, что ей хочется.
Чтобы Эглантина смогла услышать голос Урсулы сквозь свои рыдания и смех Лили, Урсуле пришлось сильно напрячь голосовые связки, но, кажется, напрасно.
— Почему я должна успокоиться? — не унималась Эглантина. — Она играла в эту игру с моим мужем более десяти лет, с того самого дня, как пришла в Эбби Хаус. И не прикидывайся, что это не так.
— Ты совершенно напрасно расстраиваешь себя, — миролюбиво произнес Винни, между прочим, не отрицая обвинение жены.
— Напрасно? — возмутилась Эглантина. — Она украла тебя у меня, но даже не хотела тебя как мужчину, когда вы оставались наедине. Мне все известно. Она вдруг расхотела тебя после того, как узнала, что у тебя нет денег кроме тех, которые дал мой отец.
Эглантина презрительно посмотрела на мужа, видимо, решая, достаточно ли сказала или еще следует добавить.
Лили резко прекратила смех. Туманное сгущение поблекло и исчезло. В зале остался лишь легкий запах розового масла, напоминая о том, что здесь происходило что-то необычное.
Салли застонала и с закрытыми глазами привалилась к Эдмонду.
Если бы она упала в другую сторону, к ее обмороку отнеслись бы, наверное, более серьезно. Но у всех терпение и без того было на исходе, никто не был настроен иметь дело еще с одной женской напастью. Тем более, что вор догадывались об истинной причине плохого самочувствия Салли — обратить на себя внимание Эдмонда.
Мистеру Ллевелину было сейчас, судя по всему, не до женских каприз. С трудом скрывая раздражение, он усадил Салли на стуле.
— Кенет, ты не посмотришь ее? — обратился он к доктору Родесу.
— Безусловно, — ответил тот. Однако, чувствовалось, Кенет неохотно оставлял невесту.
— Фанни, ты хорошо себя чувствуешь, — спросил он, пристально глядя на девушку.
Она немного помолчала, затем улыбнулась какой-то странной улыбкой и с раздражением оттолкнула руку жениха.
— Ты глуп, Кенет, — сказала она с неприкрытой иронией. — Со мной ничего не случилось.
Ни слова не сказав на это, доктор Родес встал и направился к Салли. С минуту он смотрел на ее розовые щеки.
— Миссис Мэдкрофт, у вас нет под рукой той самой нюхательной соли? — обратился он к медиуму.
У Салли, кажется, не было желания иметь дело с нюхательной солью.
— Где я? — спросила она, открывая глаза и бросив выжидательный взгляд на мистера Ллевелина.
Но Эдмонд как раз зажигал лампу на столе и стоял к Салли спиной. Он воспользовался этим и сделал вид, что ничего не слышал, ничего не понял.
Между тем, молчание, затянувшееся после вопроса Салли, стало ощущаться за столом. Урсула нашла выход из положения.
— Фанни, так как ты не расстроена сегодняшней встречей, будь добра, помоги Кенету отвести Салли в ее комнату, — обратилась она к сестре.
Фанни собралась было дать отпор, но Урсула уже отвернулась от нее.
— Вы думаете, Лили действительно ушла? — спросила Урсула тут же Эдмонда. — Что-то не верится.
— У нее нет оснований оставаться, — ответил он.
— Что ты имеешь в виду? — попросил уточнить Винни.
Эдмонд осмотрел сидящих за столом с плохо скрываемой усмешкой.
— Она сделала то, ради чего приходила, — произнес он с плохо скрываемой иронией. — Полагаю, мы слышали ее в последний раз. Сегодня, по крайней мере.
— А для чего, вы думаете, она приходила? — спросил мистер Квомби.
Миссис Мэдкрофт с надеждой посмотрела на Эглантину и Винни.
— Конечно, она хотела назвать убийцу, — высказала медиум свое мнение.
— Наоборот, — возразил Эдмонд. — Лили любила провоцировать и ссорить людей. Она не закончит своего спектакля, пока не будет уверена, что до капли испила то наслаждение, которое может получить здесь, создавая среди нас обстановку взаимной подозрительности.
— Но она должна назвать, — твердо стояла на своем миссис Мэдкрофт. — Она просто обязана это сделать теперь. Не могу же я поддерживать с ней связь бесконечно. Может быть, она уже прервалась.
Левой рукой миссис Мэдкрофт машинально поглаживала висевший у нее на шее янтарь.
— Мы не будем терять надежду на будущее, — с издевкой сказала Урсула. — Кто-нибудь хочет чашку чая?
В эту ночь мы разошлись опять уже под утро.
Перед тем, как расстаться, мистер Ллевелин посмотрел на меня задумчиво, словно надеялся поговорить со мной наедине, но миссис Мэдкрофт поспешно повела меня наверх. Мне ничего не оставалось делать, как следовать молча за ней. Единственное, что я могла позволить себе, так это оглянуться на Эдмонда через плечо.
Наши взгляды встретились, и я сердцем почувствовала существующую между нами неразрывную связь. Да, мы были связаны единым устремлением, единым желанием, единым чувством. Мое сердце сжалось и непривычно защемило. Я ощутила дуновение отчаяния. Мне захотелось окликнуть Эдмонда и что-то сказать ему, что-то услышать от него. Но вокруг было полно людей.
Но если бы мы оказались одни, что бы я сказала ему? Что я благодарна ему за спасение моей жизни? Это он уже знал. Что мне не хочется называть его мистером Ллевелином, а хочется Эдмондом? Что мы после всего того, что произошло в пещере, уже немного больше, чем чужие друг другу? Что я пытаюсь заставить себя относиться к нему так же, как относилась раньше, но у меня ничего из этого не получается? Конечно, я могла бы сказать ему все это. Но я боялась его ответа. Боялась тех жестких слов, которые умел произносить мистер Ллевелин и которые теперь превратили бы меня в ничто. Пусть мои чувства и переживания будут при мне. Пока.
Миссис Мэдкрофт прислонилась к моей двери, теребя жемчужные бусы.
— Ты даже не представляешь, как я полюбила тебя за то короткое время, что мы вместе, — произнесла она с пафосом. — Потерять тебя для меня все равно, что было потерять твою мать. Я боюсь, что мое сердце не выдержит этого.
— Я еще не приняла никакого решения, — напомнила я. — И нет никакой необходимости расставаться навсегда, раз уж мы встретились.
Я поцеловала ее в щеку. Кожа на ее лице оказалась тонкой и пахла лавандой. И сама миссис Мэдкрофт была похожа на сухой цветок. Необычный цветок, шуршащий розовато-лиловой мантильей, намеренно и бережно сам себя законсервировавший на многие годы. Внезапно я подумала о том, что она, пожалуй, старше, чем утверждает и выглядит. Скорее всего, ей далеко за пятьдесят. Она обычно говорит, что ей за сорок. Это что, женское кокетство или же ее внутреннее самочувствие? Если кокетничает, то перед кем? Перед мистером Квомби? Но он знает, вероятно, возраст своей милой леди так же хорошо, как она сама, если не лучше. Уменьшая свой возраст для друга сердца, она должна быть готова к тому, чтобы оправдывать его. В общем, сплошные вопросы. Ответ получу на них, скорее всего, тогда, когда сама достигну возраста миссис Мэдкрофт.
Я поцеловала ее второй раз, вложив в этот поцелуй все свое сочувствие ей, на которое только была способна. Я не обиделась на нее за то, что она цепляется за меня. У нее впереди старость и, наверное, одиночество. От старости не уйти, а от одиночества избавь ее Господь.
Наверное, миссис Мэдкрофт в какой-то степени повяла мои переживания, догадалась о моих мыслях. Она заставила себя бодро улыбнуться. И уронила ожерелье.
— Я помолюсь за твою мать и попрошу дать тебе необходимые наставления, — пообещала миссис Мэдкрофт. — Я знаю, что именно такую жизнь она тебе и пожелала бы.
Пожелав мне спокойной ночи, она удалилась в свою комнату.
Хотелось бы мне разделить ее уверенность в отношении мамы и ее желания.
Уснула я быстро. И мне приснился странный сон. События происходили одновременно как бы в двух измерениях, то совершенно разделяясь, то налагаясь друг на друга. Я знала, что лежу в постели и, тем не менее, я шла по коридору. Мои голые подошвы мягко ступали по грубому ковру, а ночная сорочка легонько колыхалась, задевая мои колени. Но это была не та фланелевая сорочка, которую я обычно надевала на ночь, а какая-то неизвестная мне, шелковая, богато отделанная кружевами. Шелк был очень тонкий, просвечивающий, почти прозрачный.
Сорочка плотно облегала мое тело, подчеркивая те его части, которые скрывала ткань. Шея оставалась открытой до неприличия.
Меня окружала темнота. Двери по обе стороны коридора были плотно закрыты, из-за них не пробивался ни единый лучик света. Тем не менее, я шла уверенно, будто ходила по этому коридору много раз и помнила каждый его дюйм. Сейчас мне не нужно было думать о дороге, меня безошибочно вела память.
Кажется, я боялась. Кромешная тьма. Узкий сковывающий коридор. Чувство полного одиночества. Этот коридор и это одиночество казались мне бесконечными.
Одновременно с этим я испытывала другие, прямо противоположные переживания. Это были переживания полного, невыразимого счастья, такого безоблачного, лучезарного, какого я не испытывала никогда в жизни. Я чувствовала в себе необъятную энергию, которая придавала мне уверенность, что я все могу, мне все по силам. Я могу сделать все, иметь все. Могу иметь любого.
Если бы я проснулась с этим ощущением, то, конечно, поняла бы всю его нереальность. Никто на земле не мог обладать такой силой, энергией и властью.
Но я не пробуждалась.
Я спала.
А во сне все возможно.
Удары сердца становились все чаще и одновременно нарастало волнение. Сначала оно походило на пламя спички, потом — свечи, и наконец на пламя костра, который уже нельзя погасить. В моем сознании что-то произошло, сработал какой-то механизм, распахнулась какая-то дверь, и за этой дверью я совершенно ясно увидела себя и окружающую обстановку. Я осознала свои действия. Я поняла, куда я иду, к кому я иду.
К Эдмонду.
О, Эдмонд.
Красивый желанный Эдмонд.
Единственный человек, который сопротивлялся мне.
Который упорно отказывался взять то, что я ему предлагала. Глупо было думать, что он сдастся с первого поцелуя. Распустить локоны, чтобы сломить его сопротивление? Мало. Нужно гораздо большее, чем это. Да, нужно гораздо большее.
И у него будет это большее. Сегодня ночью. В этот раз он не оттолкнет меня от себя, как это сделал на поляне. В этот раз он примет меня в свои руки.
В свою постель.
Я дрожала от счастья и представляла его удивление, когда он увидит меня рядом с собой. Видела его радостную улыбку, его руки, тянущиеся ко мне, чтобы обнять и привлечь меня. к себе. Я отчетливо представляла вкус его губ, я наслаждалась ими, его полными, пьянящими губами. Я вспомнила линию его верхней губы, прильнула к ложбинке около носа, чтобы ощутить воздух, который он выдыхал, пусть он коснется моего лица.
Я испустила легкий вздох предвкушения.
Какое это было бы наслаждение, взять его руки и прижать к моей обнаженной груди. Пусть мои груди ощущают это поглаживание, мои соски твердеют под его пальцами. Ему не хватит сил устоять под натиском этих теплых холмов плоти, которые созданы для того, чтобы он ласкал их, ласкал меня.
Какое это будет острое, разжигающее ощущение. Я вся трепетала от его приближения.
Шелковая ночная сорочка дрожала на моем теле. Она касалась моих бедер и мне казалось, что их касались кончики мужских пальцев. Кончики пальцев Эдмонда. Милый, милый Эдмонд. Я была почти рада, что он заставил меня ждать, заставил меня ждать ту радость, которая будет нашей.
А когда я узнаю, что Эдмонд мой, действительно и полностью мой, я уйду от него. Это будет ему наказанием за то, что заставил меня ждать. За то, что заставил меня просить его близости со мной.
Я откинула голову назад, угадывая без всякого зеркала, что моя шея смотрится на фоне темноты очень привлекательно. Непрошенный смех стал подниматься из моего горла. Густым медовым потоком он проплыл передо мной, ударившись о дверь Эдмонда.
Я поспешила за ним. Эдмонд! О, я уже ощущала его. Радостное ощущение мужчины. Соленое, словно морские брызги, слегка сухое, как дорогое шампанское. И одинаково пьянящее. Мысленно я провела кончиком языка по его подбородку, затем вниз, к горлу. Я ощущала, как сокращаются мускулы его шеи, я услышала стон, который он издал, и я почувствовала, как его руки крепко сжали меня.
Сегодня он не отпустит меня.
Сказочный мир ощущений и образов возник в моем сознании. Вот руки Эдмонда страстно скользили по моей обнаженной спине к талии. Они обнимали меня всю. Мои глаза наслаждались моим изящным совершенством. Я ощутила на себе вес его сильного тела, его мощные сокрушающие движения. Его ноги соединились с моими и разъединили их. Сладостное, обжигающее наслаждение оттого, что он обладает мной, и я обладаю им. Обхватить его ногами и стиснуть, завладеть им, взять от него то, что он немилосердно держал при себе. Поработить его, как он поработил меня.
Голова кружилась. Я была пьяна от ожидания и желания. Мои руки сами поднялись, коснулись дверной ручки и повернули ее. Дверь оказалась незапертой и бесшумно открылась.
Легко.
Неужели к нему всегда было так легко войти?
Лунный свет проникал через открытое окно, и портьеры качались от легкого летнего бриза. Эдмонд спокойно спал в постели, темные очертания его головы выделялись на светлой подушке. Его грудь равномерно поднималась и опускалась, и в комнате был слышен только звук его мягкого, ровного дыхания.
Я смотрела на него, смакуя, что сейчас он был моим…
Я расстегнула по порядку все жемчужные пуговицы на своей ночной сорочке и нетерпеливо сбросила ее с плеч. Она упала к моим ногам, и я тут же забыла о ней.
Я вздохнула и наклонилась к нему. Я вытянула руки и почувствовала, что мои пальцы коснулись его щеки.
Он пошевелился и открыл глаза. Его взгляд упал на меня. Я радостно ожидала, когда он протянет ко мне руки. В течение минуты он изумленно смотрел на меня. Да, да, он желал меня так же, как я его. Эдмонд шумно вздохнул.
— Господи, Хилари, что ты делаешь? — произнес он…
От его вопроса я пришла в полное сознание. Очнулась. Я стояла у кровати Эдмонда. Обнаженная.
Полностью и унизительно обнаженная.
Мне не хватало воздуха. Комната предательски поплыла перед мной. И я упала.
Проснулась сконфуженная и сбитая с толку. Я ясно представляла, что я в постели, и что еще ночь. В комнате было темно, и серебристый свет луны струился на мое одеяло.
Но мои застекленные створчатые двери почему-то стали окнами и переместились на стену напротив. И почему-то в комнате чувствовался запах мужского крема для бритья.
С трудом пыталась я осмыслить, где я и что со мной происходит. Остатки странного сна эхом отзывались во мне, и его отголоски еще не совсем пропали. Медленно возвращалась память, и вместе с нею опустошенность.
Задыхаясь от охвативших меня чувств, я попыталась сесть. Сильные руки уложили меня обратно в постель. Эдмонд. Боже милостивый, что я совершила!? Но что натворил Эдмонд! А чего мне следовало ждать от него? И что, собственно, может ожидать женщину, пришедшую в полночь к мужчине в спальню? Для чего она к нему шла?
Я застонала и, обхватив голову руками, уткнулась лицом в подушку.
— Хилари! — позвал он охрипшим голосом, который можно было с трудом узнать. — С тобой все в порядке?
Ничего хорошего между нами уже не будет. Что он подумает обо мне, если не поверит в мой лунатизм? В его глазах я буду не лучше, чем Салли Причард, или любая другая женщина, соблазняющая богатого и красивого мужчину. А по сравнению с моим поведением Салли была образцом целомудрия и благоразумия.
— Хилари! Ради Бога, ответь мне, — настаивал он, и в его голосе чувствовался страх. Я прохрипела пересохшим ртом:
— Прости меня! Я… Я…
Он взял мою руку, прижал мои пальцы к своим губам и долго держал их так. Он не желал отпускать, а я не сопротивлялась и не настаивала. Мы долго молчали.
— Ты сможешь одеться? — наконец спросил он. Одеться? Он хочет уйти? Или хочет, чтобы я ушла? Кто из нас где находится? И что было? Я погубила себя навсегда, а он даже не хотел меня. Или все уже было? Сколько раз я засыпала и сколько раз пробуждалась? Когда был сон, а когда явь? Все смешалось. Я не могла разобраться, что было во сне, а что в реальности. И я разразилась нервным смехом.
Он прикрыл мой рот своей рукой.
— Прости, дорогая, — тихо произнес он. — Стоит только кому-нибудь догадаться, что ты была здесь…
Ах, вот как? Могущественный мистер Ллевелин в некоторых ситуациях оказывается совсем не таким могущественным. Сейчас он боится всех. Почему? Что они смогут ему сделать? Да ничего. Они и не будут ничего делать. Они будут просто ждать. Как он поступит? Женится на девушке, с которой побывал наедине в спальне ночью или нет? Он боится этого ожидания? Или необходимости принимать решение? Решение, которое может круто изменить всю его жизнь, его положение в обществе. Он не из тех мужчин, которые хотят обременять себя женой с риском для своего общественного положения. Осуждение общества для него равносильно смерти. Насколько я в этом отношении представляю для него опасность? Пока он не может знать.
Но почему он назвал меня дорогой? Или я услышала только то, что хотела?
— Я смогу одеться, — ответила я на вопрос, который очень волновал его. — Пожалуйста, оставь меня на одну минуту.
Мне с трудом удалось сдержать еще один приступ истерического смеха. Конечно, поздно было думать о скромности или приличии, но я просто не могла надевать сорочку под его пристальным взглядом. А попытка одеться под одеялом рассмешила бы меня.
— Если ты уверена, что сможешь, все будет хорошо, — вежливо сказал он.
— Да, не сомневаюсь, спасибо, — в том же тоне ответила я.
Это выглядело абсурдно. Я лежала в его кровати под одеялом совершенно нагая, а разговор мы вели в таком корректном и благопристойном тоне, словно сидели за чаем, любезно передавая друг другу тарелочку с сандвичами.
— Огурцы очень свежие, вы не находите?
— Да, несомненно. Они из вашей теплицы, мистер Ллевелин?
— Да.
— Действительно очень вкусно. Я всегда любила огурцы.
Не подозревая о бредовом диалоге, который прокручивался в моей голове, он поднялся и вышел из комнаты. Своей комнаты. Это стало для меня окончательной реальностью.
Я мгновенно отбросила одеяло и схватила ночную сорочку. Она лежала аккуратно сложенной на краю кровати. Как она всегда лежала на моей кровати. Словно и эта кровать принадлежала мне.
Я оделась, застегнула пуговицы и одернула рукава, чтобы прикрыть запястья. Но этого было явно недостаточно. Будь я даже в дорожном костюме с наброшенной на плечи тяжелой мантильей, все равно этого было бы недостаточно. Я уже никогда не почувствую себя одетой в его обществе. А ведь мне придется сидеть с ним во время еды за одним столом. При мысли об этой сцене мои щеки вспыхнули.
К счастью, у него в комнате не оказалось лампы. Это избавило меня от необходимости смотреть на себя в зеркало при ее свете. И то уже хорошо. Я вышла в коридор. Эдмонд стоял там. В полумраке его лицо едва различалось. Мое, наверное, тоже. Ну и слава Богу! Уловив движение его руки, протянутой ко мне, я поспешно сделала шаг назад.
Тихим голосом, так, чтобы не услышали в соседних комнатах, он извинился за то, что испугал меня.
— Я подумал, что вам понадобится помощь.
— Благодарю, я справлюсь сама.
— Тем не менее, я намерен проводить вас до вашей комнаты.
— В этом нет необходимости. Я смогу найти дорогу сама.
— Простите, но я не буду спокоен, если оставлю вас здесь.
Неужели он думает, что поплетусь назад, в его комнату? Или он хочет побыстрее концы в воду? Здесь я готова, пойти ему навстречу. Он, видимо, опасается, что по пути к моей комнате мне кто-то может повстречаться, тогда пойдут пересуды. А проводив меня, он будет совершенно точно знать, встретился мне кто-либо или нет. В трезвом уме ему не откажешь.
А вот мне как раз не хватало трезвости. Вернее, реальности переживаний. Каждое новое впечатление я воспринимала, как реальность. Затем я как будто просыпалась. Тогда предыдущее впечатление казалось мне сном, а настоящее — реальностью. До тех пор, пока не просыпалась снова. Так я и продвигалась к реальности по ступеням иллюзорности. Ступая по коридору, я не знала, где я нахожусь: во сне или в реальности. Возможно, что проснусь еще раз и обнаружу, что все предыдущее было сном.
Или ночным кошмаром?
Мягко ступая на подушечках пальцев, ни слова не говоря друг другу, мы шли и шли по коридору. Мне хотелось знать, как он меня ощущает: как реальность или как иллюзию. Еще одно обстоятельство не давало мне покоя. Я не могла думать ни о чем другом, кроме длины его шага. И кроме его близости. И кроме теплоты его тела. Когда мне все же удавалось вывести свое сознание за пределы его воздействия, меня начинало терзать яркое воспоминание моего пробуждения. Тогда у меня все холодело внутри, и мое сознание вновь концентрировалось на одном, всего лишь на одном, вопросе. У него осталась в памяти моя нагота?
Целая вечность потребовалась для того, чтобы добраться до двери моей комнаты. Каждая секунда казалась часом. Казалось, в безмолвии тянулись мили. И дни. Увидев, наконец, свою комнату, я еще не верила своим глазам. Еще не могла осознать, что пытке пришел конец.
Эдмонд схватил меня за руку. Его горячая дрожь передалась, моему телу.
— Хил… Мисс, Кевери, пока вы не ушли, вы должны кое-что узнать. Я обдумал это и принял решение.
— Да, мистер Ллевелин.
— Вы не можете оставаться в Эбби Хаус.
— Конечно. Было бы лучше не говорить об этом, вы понимаете. Я придумаю какое-нибудь объяснение. Если оно понадобится. Есть возможность уехать завтра утром с другом Фанни.
— Кого она ожидает?
Его голос вдруг изменился и стал требовательным. Я глупо улыбалась. Улыбку в темноте он не мог видеть, но мог уловить ее в моем голосе. О, Господи, неужели он похоронит мою слабую надежду покинуть его дом хотя бы с видимостью достоинства. Конечно, он не придаст значения тому, что случилось, и позволит мне поступить в какой-нибудь респектабельный дом. А если вдруг придаст? Куда я тогда пойду? И что скажу?
— Так кого она ожидает?
— Какого-то мистера Спенсера. Она сегодня получила от него известие. Завтра он остановится здесь, чтобы побеседовать со мной.
— Боже мой, я совсем забыл о должности гувернантки.
— У вас не было причин помнить. Почему вы должны беспокоиться о моих делах? У вас своих более чем достаточно, чтобы…
— Ерунда! Я обещал нести ответственность, пока вы находитесь здесь. Мне кажется, я плохо обходился с вами.
— Обходились?
— Идите спать, Хилари. Мы обсудим это завтра.
Утро застало меня разбитой, в полном смятении чувств. В голове всплыли последние фразы, сказанные нами с Эдмондом друг другу, и я стала раздумывать над ними. Точнее, над тем, что сказал Эдмонд. И как сказал. Фразу «Я плохо обходился с вами» он произнес с сожалением. А главное, в прошедшем времени. «Обходился». Значит полный провал всяких надежд на новую встречу. Никогда, никогда? Но потом он пообещал обсудить это завтра. То есть, сегодня. Может быть, хоть какая-то надежда есть. А нужна ли она? Вообще, все это нужно ли?
Вниз я не спустилась, и Чайтра принесла мне завтрак на подносе. Ела я намеренно долго, чтобы иметь повод отказаться и от ленча. Хотелось избежать встречи с мистером Ллевелином.
Мистер Спенсер появился сразу же после полудня в экипаже, запряженном парой хорошо подобранных гнедых лошадей. Лошади такие же холеные, как в конюшнях мистера Ллевелина. Они встали как вкопанные прямо перед арочными двустворчатыми дверями. Мистер Спенсер спрыгнул на землю с широкой улыбкой на лице.
Я рассматривала его с балкона. Джентльмен под тридцать, с густыми рыжеватыми бакенбардами и волосами и с правильными, словно вылепленными по эталону, чертами лица. Сверху он выглядел худощавым и маленьким, хотя в действительности оказался крупнее.
Не зная, что за ним наблюдают, мистер Спенсер повернул голову к окнам второго этажа и громко позвал Фанни. Молодой человек мало считается с условностями, подумала я. Только один этот поступок навсегда лишил бы его уважения моего отца.
Но я смотрела на вещи ухе гораздо проще.
Пятнадцать минут спустя Фанни заколотила в мою дверь. Причем, с таким нетерпением, которое не могла бы позволить себе даже невоспитанная прислуга. Но это же Фанни! Она вихрем примчалась наверх и сама нашла меня. Завитушки волос рассыпались по ее лицу, щеки покрыл нежно-розовый румянец. Румянец появился, возможно, в результате ее стремительного подъема по лестнице. А может быть, не только поэтому.
— Скорее; Хилари! — с порога закричала она. — Стюарт ждет тебя, чтобы поговорить.
Она быстро провела меня в переднюю гостиную. Я глубоко вздохнула, втайне надеясь ощутить запах розового масла, но по дороге не уловила ничего, кроме аромата курительного табака и приятного запаха свежего воздуха, плывущего из открытых окон.
Когда мы вошли, мистер Спенсер встал. «Приятно познакомиться с вами, мисс Кевери, — произнес он. — Фанни без конца превозносит ваши достоинства».
Произнеся имя приятельницы, он сверкнул улыбкой в ее сторону, показав при этом пилообразный передний зуб, который немного портил его красивое лицо.
— Очень мило с ее стороны, — сказала я вежливо. — Она была добра ко мне в течение нашего недолгого знакомства.
— Если не считать того, что я тебя чуть было не утопила, — весело добавила она. — С помощью Салли, конечно.
Ничуть не удивившись этому, мистер Спенсер сочувственно засмеялся. И я поняла, что ему самому довелось пережить несколько происшествий, связанных с Фанни.
Что касается меня, то я не винила в своем недавнем несчастье ни Фанни, ни Салли. Виновницей моего происшествия у пещеры была шляпка, которую порывом ветра сорвало с головы и сбросило к пещере.
— Присядем, — предложила Фанни, усаживаясь в обитое кресло, чтобы удобнее наблюдать за происходящим.
Я села на стул с прямой спинкой, оставив диван в распоряжении Спенсера. Он сел, положив ногу на ногу и откинувшись спиной на диванную подушку. Небрежная, не совсем уместная в этой обстановке поза делала его выше пяти футов и восьми дюймов.
— Возможно, вы хотите рассказать что-нибудь о себе, — предложил он.
— Я совершенно без опыта, — сказала я более поспешно, чем следовало бы.
— У нее прекрасные рекомендации, — добавила Фанни.
Я подумала о том, что Фанни не успела меня как следует узнать и судит обо мне, моем характере весьма легкомысленно.
Кивком головы я подтвердила мнение Фанни и вручила мистеру Спенсеру письма, написанные священником и адвокатами моего отца. Письма пришли позавчера. Оба длинные, на нескольких страницах каждое. Они полны заверений в моей надежности, честности и в том, что у меня прекрасный характер. Читая их, я краснела и, вместе с тем, напомнила себе, что никто из этих двух авторов в свое время не пожелал быть ответственным за мое содержание.
Мистер Спенсер бегло просмотрел рекомендательные письма.
— Хорошо, все действительно в порядке. Я думаю, вы как раз та, кто нужен Джейн.
— Естественно, вы хотели бы покопаться в моей подноготной.
— Я не вижу в этом необходимости. Вы убедитесь, что мы с женой простые люди. Только освободите нас от Джейн и мы будем довольны. Она иногда бывает очень надоедлива.
Я ничему не удивилась, вслух ничего не произнесла. Но про себя отметила, что мистер Спенсер не очень-то заботится о своей дочери. Что же касается моих рекомендательных писем, то он просто проигнорировал их. Какой он как человек? Когда я предложила ему покопаться в моей биографии, он посмотрел на меня удивленно, словно такая мысль не приходила ему в голову, и вообще показалась странной. Действительно, он так полагается на мою порядочность или просто спешит сплавить ребенка с рук? А что, если такое понятие как порядочность для него вещь весьма относительная? Как в этом случае могут сложиться наши взаимоотношения?
— Ваши вещи уже собраны? — спросил мистер Спенсер.
— Конечно, нет, — ответила я.
— Мы только вчера получили ваше письмо, — сказала Фанни поспешно. — Надеюсь, вы пожелаете остаться к чаю. В этом случае у Хилари будет время собрать вещи.
— Вполне достаточно будет, — согласился мистер Спенсер. — А как насчет стаканчика бренди для уставшего путешественника.
Повернувшись к Фанни, он лучезарно улыбнулся ей и совершенно забыл обо мне. Вот и хорошо. Я оставила их под предлогом, что мне нужно паковать вещи. Мне так хотелось все как следует обдумать. Сейчас меня волновал главный вопрос: гувернерство у мистера Спенсера это то, что мне нужно? Правильно ли я поступлю, уехав с этим красивым легкомысленным джентльменом, который думает о земных благах куда больше, чем о благе своего ребенка?
Какая жизнь ожидает меня в его доме?
Такую ли жизнь я хотела?
И как ответить на все эти непростые вопросы за оставшееся короткое время?
Я бросилась на кровать и зарылась лицом в мягкие подушки, чтобы ничто не отвлекало меня. Солнечный свет, льющийся через застекленную створчатую дверь, веселые в цветочек обои, блеск полированной мебели — все это с глаз долой! Нужно сконцентрировать свое внимание на решении самого главного сейчас для меня вопроса.
В сознании стремительно пронесся и исчез образ Эдмонда Ллевелина. Он вызвал рой новых вопросов и волну чувств.
С тяжелым вздохом я перевернулась на спину. Сделать выбор было так нелегко. Эдмонд настаивал, чтобы я уехала из этого дома. Причина подвернулась вполне уважительная. Но место гувернантки у мистера Спенсера будет означать, по существу, полный разрыв с Эдмондом. Хочу ли я этого? Кроме того, получив место у легкомысленного мистера Спенсера, я должна быть благодарна ему за то, что пожелал принять меня в свой дом. Это значительно ограничит мою свободу. А кто знает, как поведет себя мистер Спенсер с гувернанткой?
Что ж, кажется все прояснилось. Нужно либо рассчитывать дальнейшие непредсказуемые варианты жизни в доме мистера Спенсера, либо немедленно вернуться в родной Бристоль. Конечно, есть еще один вариант — рассказать всю правду миссис Мэдкрофт и попросить ее отвезти меня в Лондон.
Ни один из этих вариантов меня не устраивал.
Я побрела на балкон и стала оттуда смотреть на холмистую лужайку. Все же очень хотелось разобраться в своих перепутавшихся чувствах. Хотя бы по отношению к миссис Мэдкрофт.
Мне, конечно, не хотелось обидеть мою благодетельницу. Это с одной стороны. А с другой — меня не прельщала перспектива ассистировать ей. Наше пребывание в Эбби Хаус ничего не принесло, кроме нервотрепки. Даже если мы раскроем преступление, все равно не сможем разоблачить убийцу перед органами власти. Власти просто не поверят в @свидетельствие показания призраков и привидений. А если кто и поверит, то к судебному делу это все равно не приложишь. В результате, мы испортим жизнь многим людям, хотя в преступлении виноват только один.
Значит, уехать в Бристоль? Но такой отъезд равносилен возврату в прошлое со всеми его проблемами. Там ничего привлекательного. Я буду лишь обузой тем моим приятелям, которые возьмут меня в свой дом. А отказаться я не могу. В бристольском доме, ведя прежний образ жизни, я не буду чувствовать себя счастливой.
Итак, остается семья Спенсеров? Судя по всему, в ней легкомысленностью и безалаберностью отличается не только хозяин. Сам мистер Спенсер сильно напоминал мне Винни. Не придется ли мне отбиваться от него все то время, пока буду под их крышей? И какая хозяйка дома будет терпеть гувернантку при подобных обстоятельствах? Рано или поздно грянет скандал. Его может устроить как хозяин, так и хозяйка. Это смотря кого первого не удовлетворит поведение воспитательницы их ребенка.
Я грустно улыбнулась. Выходит, мистер Квомби был прав: в моем распоряжении совсем немного вариантов. Одного лишь он не понял, что ни один из вариантов меня не устраивал. А тот, который устроил бы, выглядел маловероятным. Абсурдным.
Да, несмотря на все предупреждения и собственные предостережения я влюбилась в Эдмонда. А что еще могло привести меня в его комнату в полночь? Только чувства, которые я старательно пыталась подавить. Днем это мне удавалось в той или иной мере, а в полнолуние мои чувства и мое поведение вышли из-под моего контроля…
За моей спиной раздался шум, и я быстро обернулась. В спальню вошла Фанни. Входя, она с силой толкнула дверь, затем со стуком закрыла ее. Не обнаружив меня сразу, она завертелась, разыскивая меня. На кровати лежал пустой чемодан, а меня нигде не было. Радостная улыбка на лице Фанни погасла, а брови озабоченно нахмурились.
— Я здесь, — сказала я.
Увидев меня, Фанни снова заулыбалась.
— Я пришла помочь тебе, — сообщила она. — Что-нибудь не так? В гостиной ты выглядела немного расстроенной.
— Да, мне придется огорчить тебя. Мистер Спенсер не произвел на меня впечатления.
— Почему же? А я думаю, он просто очаровательный джентльмен.
— Да, джентльмен он очаровательный. Но… он проявил бы больше внимания и тщательности при покупке лошади, чем при найме меня.
— Да, здесь ты права. Эдмонд часто обвиняет Спенсера в безответственности. А кто не безответственный? И все-таки, пожалуй, тебе придется согласиться на эту должность. Бедная маленькая Джейн очень нуждается в том, чтобы кто-то присматривал за ней.
Насчет невнимательности мистера Спенсера я, конечно, сильно преувеличила, меня она мало тронула. Но не объяснять же Фанни истинную причину моих сомнений. А вот, что касается малышки Джейн, то это был сильный аргумент. Один из тех, который мог бы склонить меня в пользу дома Спенсера. Во-первых, я уже на расстоянии, заочно прониклась симпатией к полу-заброшенной малышке. Во-вторых, мне давно хотелось сделать что-нибудь стоящее. И сейчас такая возможность представилась. Тем более, что в Эбби Хаус меня уже ничто не удерживало. Как бы мне того ни хотелось.
Эти непослушные платья. Они что, застряли там, в гардеробе, что-ли? Или у меня уже нет сил? А может быть, просто у меня совершенно пропала воля? Мне ничего сейчас не хотелось.
Кроме одного: лечь и уснуть.
Фанни внимательно смотрела мне в лицо и в ее лилово-голубых глазах мерцал огонек нетерпеливого ожидания. Не в состоянии встретиться с ее взглядом, я нарочито пристально рассматривала свои руки и теребила пуговицы на рукаве.
— Боже мой, Хилари! — не удержалась Фанни. — Ты же не можешь отступить, все уже решено. Кроме того, я думала, что ты хочешь уйти от миссис Мэдкрофт.
— Не совсем так, — возразила я. — По-моему, я просто не подхожу ей в качестве ассистентки.
— Ну, значит, ничего не изменилось, — отметила Фанни все так же пристально глядя мне в глаза. — Или все-таки что-то изменилось?
— Кажется, изменилось, — выдавила я из себя.
— Так, так, — в некотором раздумье произнесла Фанни. — Ладно, не будь глупой. Давай, быстрее укладывай вещи. Спенсер хочет уехать сразу после чая.
Она поспешно подошла к гардеробу и стала снимать мои платья с вешалки. При этом завитушки подпрыгивали у нее на голове. Фанни одно за другим бросала платья на кровать, пока они не образовали высокую груду. Эта груда непременно рассыпалась бы, если бы ее не подпирал чемодан.
Я ходила следом за Фанни к гардеробу и обратно и наблюдала, как ловко у нее все получалось. Заставить себя помогать ей я не могла.
Опустошив гардероб, Фанни открыла ящики туалетного столика и принялась выгребать всевозможную мелочь, которая там оказалась.
— Мистер Спенсер влюблен в тебя? — спросила я Фанни, удивляясь собственной бестактности.
— Когда-то, может быть, и любил, — ответила Фанни после того, как с недоумением посмотрела на меня и самодовольно улыбнулась. — Возможно, он все еще думает, что любит меня.
— Он предлагал тебе выйти за него замуж, не так ли? — продолжала я задавать бесцеремонные вопросы, прекрасно понимая, что вмешиваюсь не в свое дело.
— А ты проницательнее, чем я думала, — с улыбкой и безо всякой обиды на меня произнесла Фанни. — Да, предлагал. И, когда я ему отказала, он был совершенно обескуражен.
— Почему же ты отказала ему? — не унималась я. — Я подумала что вы с ним хорошая…
Здесь я остановилась, поскольку ко мне, наконец, вернулся здравый смысл. То, что я собиралась сказать, далеко выходило за границы дозволенного. Теперь я не без робости смотрела на Фанни. Но в ее глазах ничего, кроме любопытства, не обнаружила. Это меня несколько успокоило.
Между тем, Фанни тряхнула кудряшками и закончила начатую мною фразу: «Что мы с мистером Спенсером хорошая пара, и что он подходит мне значительно больше, нежели доктор Родес. Так?»
Мне ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть головой.
— Но у доктора Родоса есть что-то такое, чего нет у мистера Спенсера, — пояснила Фанни. — Что именно? Попробуй сама найди ответ на этот вопрос, если сможешь. Пока ты не уехала отсюда.
Последние слова она произнесла весело. Ее объяснение выглядело неправдоподобным. И она это знала. Я подозревала, что Фанни просто хотела скрыть истинные причины, какими бы они ни были. Может быть, она не хотела выставить себя в невыгодном свете. Да, мало ли что.
— Можешь не продолжать, — сказала я подчеркнуто спокойным тоном, кивнув на груду лежащей на кровати одежды. — Чайтра придет и поможет мне, если я попрошу.
— Как пожелаешь, — сказала Фанни, отложив в сторону мою наполовину сложенную хлопковую юбку. — Только помни, ты должна торопиться, если перед отъездом хочешь поесть.
— Хорошо, не забуду, — пообещала я. Фанни тщательно расправила складки своей юбки, затем выпрямилась, чмокнула меня в щечку и пошла к двери. Взявшись за ручку, она остановилась.
— Тебя пригласить на свадьбу? — спросила она вдруг, глядя мне в глаза. — Спенсеры привезут тебя по такому случаю из Веймаута.
Мое сердце екнуло. Неужели у меня будет возможность увидеть Эдмонда еще раз? За эти месяцы он, конечно, забудет мой поступок. Но, возможно, будет помнить нашу короткую дружбу и то приятное мгновение в пещере.
Я встретила насмешливый взгляд Фанни и не отвела глаз в сторону.
— Было бы очень любезно с твоей стороны, — сказала я, полностью овладев собой.
— Надеюсь, что мы еще встретимся, — бросила на бегу Фанни.
Исчезнув за дверью, она оставила меня наедине с моими мыслями. И с надеждой, которую вселила в мою душу.
Вздохнув, я стала разбирать оставленную Фанни груду белья. Делала это медленно, с большой неохотой. Когда уже наполовину упаковала, вспомнила, что ничего не сказала о своем отъезде миссис Мэдкрофт.
Боже мой! Как можно было такое забыть? Потрясенная этой мыслью, я выронила платье из рук.
Нужно немедленно исправлять свою ошибку. Все бросив, я быстро вышла из комнаты, испытывая одновременно чувство вины и необходимость поговорить с моей благодетельницей, рассказать ей о принятом решении. Я бесшумно шла по мягкому ковру, но не успела сделать и нескольких шагов, как в дверном проеме своей комнаты появился мистер Квомби.
— Хилари, дорогая! — с искренним чувством радости воскликнул он. — Я подумал, что это наверное вы и открыл дверь. Не могли бы вы уделить мне одну минуту?
Я засомневалась, стоит ли? Тем более, что до комнаты миссис Мэдкрофт оставалось уже недалеко.
— Дело очень важное, — убедительно добавил мистер Квомби. — И всего на одну минуту. Очень прошу вас, Хилари, всего одна минута.
Внутренне все еще колеблясь, я согласно кивнула головой. Жестом руки мистер Квомби подозвал меня и, совершенно игнорируя правила приличия, ввел меня в свою комнату. Она очень походила на мою. Но здесь отсутствовал балкон, и мебель не из ореха, как у меня, а из дуба. Меня поразило то, что нигде не было видно личных вещей мистера Квомби: все оказалось упрятанным в большом гардеробе или туалетном столике. Даже безопасную бритву и помазок хозяин комнаты убрал с умывальника. Аккуратность, достойная восхищения!
Мистер Квомби стал закрывать дверь, но я остановила его взглядом.
— Конечно, конечно, — виновато пробормотал он. — Просто я не подумал.
— Что вы хотели, мистер Квомби? — подчеркнуто холодно спросила я.
— Я хочу вам кое-что показать, — заметно теряясь, пролепетал он.
Мистер Квомби полез во внутренний карман своего пиджака и достал что-то перевязанное лентой. Кончик его высунутого языка нервно дрожал. Он молча шуршал лентой, торопливо и неловко развязывая ее. На его лбу выступили капельки пота. Наконец, он развязал ленту и извлек узкое, усыпанное мелкими бриллиантами обручальное кольцо.
— Вам нравится? — спросил мистер Квомби, и его черные глаза блеснули ярче этих бриллиантов.
Мое напряжение стало спадать. Ах, вот оно что! Он намеревается, наконец, просить руки миссис Мэдкрофт и в связи с этим приготовил ей бриллиантовое кольцо. У меня точно гора с плеч свалилась. Демарш мистера Квомби был как нельзя кстати. Если он сделает ей предложение сегодня днем, то взволнованная миссис Мэдкрофт едва ли заметит мое отсутствие. Если же и заметит, то ей будет не до меня. Мое же присутствие на этой церемонии совершенно излишне.
Я взяла кольцо из дрожащих рук мистера Квомби.
— Оно прекрасно! — не удержалась я от восхищения. — Просто великолепно!
Его плечи обмякли, выдавая чрезмерное волнение.
— Миссис Мэдкрофт будет счастлива, — ободряюще заметила я. — Она вас так любит!
Мистер Квомби захлопал глазами и стал похож на лягушку.
— Но это кольцо для вас, — пролепетал он. — Я предлагаю вам руку и сердце.
— Мне?! — не могла сдержать я изумления.
— Вас это удивляет? — спросил он после того как кивком головы подтвердил предназначение кольца. — Но, когда мы вчера разговаривали, я подумал, что вы все поняли.
— Но я не имела ни малейшего представления о том, что именно вы имеете в виду.
— Вы, конечно, рады?
— Нет. Извините, я хотела сказать, что ваше предложение для меня совершенно неожиданно.
О, Господи! Что мне делать? Я поспешно вернула кольцо, и сама теперь беспомощно залепетала, с трудом подбирая слова.
— Простите, но я не могу его принять, — сказала я. — Мне всегда казалось, что вы и миссис Мэдкрофт всегда были…
У меня чуть было не сорвалось с языка слово «любовники», но я вовремя удержала его на кончике языка.
— Были друзья, — после едва приметной заминки нашла я нужное слово. — Нет, более, чем друзья.
— Мы деловые партнеры и только, — выделяя каждое слово, произнес мистер Квомби. — А вы — та леди, которая пленила мое сердце.
Он или забыл, или сделал вид, что забыл, что я присутствовала во время многих и многих его бесед с миссис Мэдкрофт. И я неоднократно слышала его слова в адрес «делового партнера», которые никак нельзя считать деловыми… А теперь вот нагло поднес мне кольцо. Я правильно сделала, что отказалась от него.
— Вы мне не отказываете? — не отступался мистер Квомби. — Я хочу сделать вас счастливой. И неважно, что сейчас вы не любите меня. Наша любовь вырастет за те годы, которые нам суждено провести вместе.
Будь он менее серьезен, а не так расстроен, можно было бы рассмеяться. Его слова звучали так, словно он взял их по случаю из плохо написанной мелодрамы. Я почти не сомневалась, что так оно и было.
— Простите, мистер Квомби, — уточнила я. — Но миссис Мэдкрофт относится к вам более благосклонно, чем вы думаете. Прими я ваше предложение, и она расценит это как чудовищное предательство с моей стороны.
Кажется, я свой ответ взяла из той же плохой мелодрамы. Поэтому я удержалась от того, чтобы далее не сказать что-нибудь о любви, которой между нами нет и быть не может. А вообще-то, мне не хотелось, чтобы мистер Квомби подумал, будто я соперница миссис Мэдкрофт, способная на все.
Но я недооценила своего поклонника.
— Скажу вам откровенно, что миссис Мэдкрофт для меня ничего не значит, — упорствовал мистер Квомби. — К тому же, она старше меня на добрых пятнадцать или двадцать лет.
Теперь в его интонациях появилась резкость, которая все возрастала.
— А вы, моя дорогая, находитесь перед выбором, — с претензией на пророчество изрек он. — Вам предстоит или стать низкооплачиваемой гувернанткой у какого-нибудь избалованного ребенка, или компаньонкой занудной старухи. И что это будет за жизнь для молодой красивой леди?
— Не все дети избалованы, а старые женщины занудливы, — возразила я. — Что касается миссис Мэдкрофт…
— Вы не представляете, какая у вас может быть жизнь со мной! — перебив меня, кичливо произнес мистер Квомби. — Я могу положить к вашим ногам весь Лондон. Мы могли бы путешествовать по всему свету. Какая молодая женщина не мечтает о такой жизни?
У меня создалось впечатление, что последние слова мистер Квомби произнес не столько для меня, сколько для себя. Он уже любовался сам собою, он с наслаждением слушал собственный голос. Правда, его глаза при этом сверкали страстью. Но мой внутренний голос говорил мне, что мистер Квомби большой эгоист и думает, прежде всего, о себе. Поэтому мне стало легче, и я без особого усилия дала ему решительный отказ.
— Простите меня, — произнесла я совершенно спокойно. — Но я убеждена, что не буду счастлива с вами. Я нахожу вас крайне неприятным. А теперь, если позволите, я пойду.
Пораженный моими твердыми, решительными словами, он отступил на шаг и освободил мне дорогу. Поблагодарив Бога за освобождение, я выбежала из комнаты.
Перед дверью миссис Мэдкрофт я немного постояла, чтобы отдышаться, собрать все свое самообладание. Постучала.
Ответа не было.
Ни миссис Мэдкрофт, ни Чайтры в комнате не оказалось. Я сообразила, что было уже послеполуденное время, и, вероятно, они обе находились внизу за ленчем. Там миссис Мэдкрофт могла узнать о моем новом месте. Этого допустить я не могла.
Подняв подол юбки, я понеслась по лестнице вниз. Такая спешка, конечно же, не к лицу леди. Но я надеялась на то, что сейчас меня никто не увидит. Кажется, моя надежда оправдалась. Я благополучно спустилась почти до самого низа. И здесь, к своему ужасу, встретилась не с кем иным, как с самим мистером Ллевелином. Я неоднократно твердила себе, что именно так, официально, мне следует называть его.
Мистер Ллевелин степенной, хозяйской походкой поднимался вверх. Я резко остановилась и опустила подол юбки, ужаснувшись мысли, что ничего худшего для своего падения в его глазах я не могла придумать.
К моему удивлению, он не обратил никакого внимания на мою сверх-неприличную спешку и все остальное. Судя по выражению его лица, Эдмонд, то есть, мистер Ллевелин обрадовался встрече со мной.
— Я надеялся увидеть вас до того, как вы спуститесь вниз, — первым заговорил он. — Нам необходимо поговорить о прошедшей ночи.
Тему разговора он мог бы не уточнять, и так ясно. Я устало покачала головой.
— В этом нет необходимости, — произнесла я. — Сегодня в полдень, сразу после ленча я уезжаю с мистером Спенсером. А сейчас ищу миссис Мэдкрофт, чтобы сказать ей об этом.
Он стоял на второй нижней ступеньке, загородив мне спуск. Его красивое лицо находилось почти на одном уровне с моим.
— Вы приняли это предложение? — ровным тоном произнес Эдмонд.
Я поймала себя на том, что пристально смотрю прямо в его серые глаза. Попыталась вспомнить, зачем я шла вниз, но у меня все вылетело из головы. Мне показалось, что, несмотря на ровный тон, в его глазах промелькнуло огорчение. Просто он прекрасно владел собой.
— Простите, но я не могу позволить вам уехать с ним, — добавил Эдмонд, и его правильный подбородок стал жестким.
Боже милостивый, что он хотел этим сказать? Что у меня не осталось никакого выбора? Едва ли я могу находиться в обществе мистера Квомби и миссис Мэдкрофт после того, как ее поклонник выразил желание жениться на мне. Выйти замуж за мистера Квомби? Жизнь с ним была бы невыносима.
Я выпрямилась и решительно подняла голову.
— Если вы собираетесь выслушать мой полный отчет о случае лунатизма прошлой ночью, то…. — начала я.
— Не стоит, не стоит, — протестующе поднял руку Эдмонд.
— То вы будете полностью разочарованы его содержанием, — закончила я, намеренно игнорируя его протест.
При этом я подумала, что он, конечно, может оставить меня в Эбби Хаус, но жить мне здесь будет очень трудно.
— Что за чепуха! — как мне показалось» искренне возмутился Эдмонд. — То, что случилось прошлой ночью, никого не касается, кроме нас. Я не собираюсь никому и ничего объяснять по этому поводу.
— Что же тогда обсуждать? — изумилась я в свою очередь. — Вы приказали мне уехать, и я собираюсь это сделать.
Я смотрела на него в совершенном недоумении.
— Приказал!? — не сдержался Эдмонд от восклицания. — Я сказал только, что вы должны покинуть этот дом в целях вашей безопасности.
У меня подкосились ноги, и мне пришлось прислониться к перилам. Он беспокоится обо мне? Означает ли это то, что он не презирает меня за мой поступок? А, может быть, еще и испытывает что-то ко мне? Или он делает добро только потому, что обещал мне полную безопасность до тех пор, пока я нахожусь под его крышей. Скорее всего, просто из гордости. Последнее предположение показалось мне наиболее вероятным, но оно не объясняло отказа Эдмонда отпустить меня жить у мистера Спенсера.
Бессонная ночь. Страх за свое будущее. Предложение мистера Квомби. Отчаяние и проблески надежды в отношениях с Эдмондом. Все это оказалось для меня более чем достаточным. Мои пальцы помимо моей воли выпустили перила.
— Эдмонд, — пробормотала я. — Я… я… Он перепрыгнул через две ступеньки и обнял меня за талию.
— Я думаю, нам лучше пройти в мой кабинет, — донеслось до меня откуда-то издалека. — Мы сможем поговорить там наедине.
