Глава 8
После того, как Хэмптон удалился на палубу, Кетрин все-таки примерила малиновое платье. Без корсета в нем ей было немного тесно, и было оно ей коротковато, лишь до лодыжек, но несмотря на эти недостатки, Кетрин сумела рассмотреть в маленьком зеркале над комодом, что смотрится оно на ней потрясающе.
Конечно, оно было неприлично. Под него ничего нельзя было поддеть, вырез был слишком низким. Но цвет ее волос, глаз и оттенок кожи прекрасно сочетались с его яростной расцветкой, хотя, она знала, мало кому из женщин пошел бы этот цвет.
Платье выгодно подчеркивало все достоинства ее стройной фигуры. Вырез открывал ее грудь, придавал особую прелесть безупречной матовой коже. Такое платье заставляет мужчин вздрагивать и надеяться, что какое-нибудь внезапное движение женщины обнажит ее грудь совершенно. Единственное, что не хватало к «тому платью, так это ее рубиновых подвесок. Она улыбнулась при мысли о том, какое выражение появилось бы на лице Мэттью, если бы он ее в этом наряде увидел.
Вот почему, твердо сказала она себе, он не увидит! Аккуратно сложив платье, она положила его в чемодан. Затем она примерила темно-коричневое платье. Оно тоже было слишком коротким и висело на ней совершенно свободно даже без корсета. Разочарованно вздохнув, она порылась в чемодане и обнаружила девичье ситцевое платье с неглубоким квадратным вырезом. Это платье было ей и тесно, и коротко. Она решила, что предназначалось оно дочери капитана.
Опять Кетрин взяла в руки иголку с ниткой и провела весь день, перешивая коричневое платье. Закончив этот нелегкий труд, она надела его и оглядела себя в зеркало. Практичное, немаркое, скучное, блеклое, решила она и глубоко вздохнула. Надев плащ и взяв муфту, она подошла к двери с твердым намерением кричать, пока кто-нибудь ее не выпустит. К ее удивлению, дверь оказалась не заперта. Она пожала плечами. Он был прав: не было никакого смысла закрывать дверь на ключ теперь, раз уж то, чего она изо всех сил старалась избежать, уже случилось.
Свежий морской ветер сразу же улучшил ее настроение, облегчил ей душу. Она оперлась о борт и стала наблюдать за морем, вспомнив, как вчера с отчаянием всматривалась в горизонт в надежде увидеть какой-нибудь корабль. Теперь же она надеялась, что федеральные корабли не догонят их. Это означало бы лишь напрасное кровопролитие.
Что же касалось ее, то Хэмптону, без всякого сомнения, она наскучит ко времени их прибытия в Лондон, и с радостью он отпустит ее. Не имело уже особого значения, недели она проведет с ним или несколько дней. В любом случае, он погубил ее жизнь. Конечно, беглецов следовало бы наказать за похищение шхуны и остановить их, прежде чем они нанесут еще какой-либо вред федеральному флоту. Но ей не хотелось видеть, как будут умирать люди. В конце концов, она кормила их, дала им одежду, знала их по именам. В сравнении с их жизнями соображения военного преимущества казались ей не такими уж важными.
Ее мрачные мысли были прерваны приходом пожилого человека почтенной наружности.
— Прошу прощения, мисс…
— Девер, — сказала она и с удивлением воззрилась на него: кто ж он такой?
— Доктор Рэкингхэм, — с готовностью представился он.
— Ах, конечно, вы тот доктор, который был с капитаном Слоуном! Но я полагала, что на всех надели кандалы.
— Видите ли, на «Сюзан Харнер» я был всего лишь пассажиром, возвращавшимся домой в Портленд. Капитан Хэмптон, очевидно, счел меня лицом гражданским и потому разрешил мне оставаться в своей каюте. Он полагает меня совершенно неспособным доставить ему какое-либо беспокойство. Более того, он очень доволен, что на борту у него есть доктор, и мне кажется, он желает поддерживать со мной дружеские отношения.
— Я не знала, однако, что он когда-либо пытался с кем-нибудь подружиться! — заметила Кетрин.
— Он был очень дружелюбен со мной. Надеюсь, что и вы не откажете мне в любезности.
— Разумеется, доктор Рэкингхэм. Ведь мы, в конце концов, единственные янки на этом корабле без кандалов.
— Мне подумалось, что, судя по акценту, вы родом из Новой Англии. Скажите мне, как получилось, что вы оказались в одной компании с мятежниками?
Кетрин в подробностях описала всю историю ее похищения, слушавшему ее с громадным интересом доктору. Он был ошеломлен ее рассказом.
— Но, дорогая моя, — сказал он, — это ужасно и возмутительно! Похитить благородную молодую леди! Должно быть, он сумасшедший!
— Нет, он всего лишь южанин, привыкший все делать по-своему.
— По виду, однако, он смахивает на джентльмена.
— Ну, это зависит от вашего понятия о джентльмене. Если, по-вашему, быть джентльменом означает лишь иметь учтивые манеры, то, да, его можно назвать джентльменом. Но если под этим словом подразумевать подлинное благородство разума и духа, то ему до джентльмена никогда не дотянуться.
— Страшное дело, — сказал доктор, покачав головой. — Он… он не причинил вам никакого вреда?
• — Он изнасиловал меня, если вы об этом спрашиваете, но он не бил меня и не пытал. Пожилой доктор был в шоке.
— Моя дорогая девочка, я даже не знаю, что и сказать.
— Едва ли здесь есть, о чем говорить. Надеюсь, это не заставит вас взять назад ваше предложение о дружбе?
— Нет, конечно, нет! Как вы могли подумать! Она криво усмехнулась.
— О, я думаю, что найдутся многие люди, которые сочтут, что позорно было для меня не совершить самоубийство.
— Сомневаюсь, что это часто случается в подобных положениях. Мое глубокое убеждение состоит в том, что есть предрассудки, которым не стоит слепо доверять. Не расстраивайтесь из-за того, что будут говорить люди. Какой-нибудь прекрасный молодой человек полюбит вас, и для него то, что случилось, не будет иметь никакого значения, кроме того, что его разгневит, когда он узнает, что кто-то вам причинил боль.
— О, в самом деле? — недоверчиво спросила Кетрин.
— Да, — он погладил ее руку. — Поверьте мне. Человек, который полюбит вас, не будет ставить это вам в укор. Возможно, даже в Хэмптоне проснется чувство долга джентльмена, и он женится на вас.
— Он? — ее слова прозвучали презрительно. — Да я ни за что на свете не выйду замуж за этого злодея! Пожалуйста, поговорим о чем-нибудь приятном.
— Хорошо. Вы случайно не играете в шахматы? Моим партнером был капитан Слоун, но теперь он в кандалах и сидит в трюме.
— О, да, я умею играть в шахматы.
— Отлично! Тогда мы с вами сможем скоротать наше время, играя в шахматы.
— Мне бы хотелось сыграть, доктор Рэкингхэм.
— Хорошо. Ну что ж, сейчас мне нужно идти. Этот холодный ветер насквозь продувает мои старые кости, и я должен спуститься в свою каюту.
— Я увижу вас завтра?
— Разумеется! И мы сможем сыграть нашу первую партию.
— С нетерпением буду ждать. До свидания, доктор.
— До свидания, мисс Девер! И не падайте духом!
— Мне уже лучше благодаря беседе с вами, — ответила она.
Она в самом деле почувствовала себя лучше. Знакомство и беседа с доктором, а также морской воздух оживили ее, возродили ее силы. Она прошлась по палубе, на каждом шагу чувствуя на себе заинтересованные взгляды. Ее лицо вспыхнуло, и хорошее настроение улетучилось, как не бывало.
Все моряки знают, подумала она. Они на самом деле знали и наблюдали за ней, искоса бросая на нее похотливые взгляды. Ей хотелось от стыда провалиться сквозь землю. Хуже всего было то, что, вальяжно прислонившись к борту, ее ожидал Хэмптон. Все будут наблюдать за их встречей, желая увидеть, как они разговаривают и как ведут себя по отношению друг к другу. Они увидят, как Хэмптон найдет сейчас, чем унизить ее еще.
Не говоря ни слова, Кетрин попыталась было обойти его, но он опередил ее, одним прыжком став сбоку от нее и предложив ей руку.
— Прогуливаетесь по палубе, мисс Девер? — вежливо спросил он, и на его лице опять появилась эта противная ухмылочка.
Не устраивая сцены, она отказаться от его руки не могла. Она довольно грубо взяла его под руку. Он накрыл ее голову своей огромной ладонью и погладил по голове, как маленькую девочку, он улыбался. Она вдруг поняла, что он умел быть чрезвычайно обаятельным, когда хотел. Его улыбка сейчас ее успокаивала и ободряла, а его глаза излучали теплоту.
— Вы пускаете в ход обаяние, чтобы произвести впечатление на следящих за нами ваших матросов? — едко поинтересовалась она.
— Нет, исключительно ради вас, дорогая леди! Вы же видите, что я снова пытаюсь затащить вас в свою постель.
Она попыталась высвободить свою руку, но он удержал ее.
— Вы невыносимы! Как будто вы должны заманивать меня!
— Ах, так вы подразумеваете, что сами не против?
— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! Зачем вам заманивать? Вы умеете заставлять!
— Только если не помогают уговоры, мисс Девер, — рассмеялся он.
— Вы свинья!
— Вы всегда так добры к своим поклонникам?
— Едва ли вас можно назвать моим поклонником.
— Вы, как всегда, правы, я не поклонник. Я ваш любовник.
— В самом деле, капитан, вы что, должны…
— Я получаю огромное удовольствие, когда вижу, как вы краснеете от смущения. Большую часть времени им слишком хорошо владеете собой.
— Пожалуйста, отведите меня назад в каюту.
— Разве вы не сделаете со мной еще один круг по палубе?
— Лучше бы я сюда вообще не поднималась, — скачала она приглушенным голосом.
— В чем дело, Кетрин?
— Мне так неудобно и стыдно! Все наблюдают за мной. Они знают, они все знают, неужели вы не видите?
— Кто-нибудь из них сказал тебе что-нибудь? — произнес он сурово.
— Нет, просто у них такой вид… Они знают, что вы сделали со мной. Они думают, что я… что я…
— Что ты что, Кетрин?
— Вы знаете!
— Нет, я не знаю. Я никогда не знаю, что ты думаешь.
— Что я дешевка, распутница, просто ваша законная добыча.
— Не говори ерунду! Ничего подобного они не думают.
— О, вы это совсем не замечаете!
— Замечаю, и я скажу тебе, что они думают. Они думают, что выглядишь ты, как симпатичная девушка-подросток с волосами, заплетенными в косички, будто девственница, ждущая своего часа. И они хотят тебя, и, вне всякого сомнения, размышляют о том, как ты выглядишь без одежды. Я знаю это, потому что это то, о чем думаю и я, когда вижу тебя. И они завидуют мне, потому что ты моя. И они очень жалеют, что не будут на моем месте сегодня ночью. И еще они думают, что должны сдерживать себя, потому что знают, что я протащу под килем любого, кто приблизится к тебе.
— И вы думаете, что это не должно меня смущать?
Он пожал плечами:
— Это удел всех красивых женщин.
— О, это уж слишком!
Он вопросительно посмотрел на нее, и она сказала:
— Едва ли я красива!
Хэмптон тихо рассмеялся:
— Глупышка! Ты можешь очень стараться не выглядеть красивой, но от меня ты этого не скроешь. Да и от многих других мужчин! Все дело было в том, что всю свою жизнь ты провела в обществе бостонцев, которые не умеют распознать красивую женщину, даже если на нее смотрят. Ну, ну, не кипятись! Это правда. Вместо сердец у жителей Новой Англии бухгалтерские книги. Я вижу твои волосы, твои глаза, твою кожу, твои груди, твои сочные и сладкие губы. А житель Бостона отложит на счетах, щелк, щелк, бизнес отца, щелк, щелк, драгоценности, дорогая одежда, щелк, щелк, какой большой у нее дом и сколько слуг, щелк, щелк. Разве это не правда?
Кетрин рассмеялась:
— Перестаньте! Вы ужасны.
— Я знаю, — сказал он с притворным раскаянием. — Нe лучше ли быть со мной, нежели сидеть в одной из гостиной Бостона, потягивать чай и говорить: «Да, тетя Пруденс, это страшно неприлично, что Сэлли Трокмортон вчера улыбнулась мужчине, которого до этого она встречала всего лишь шесть раз!»
— Имена моих тетушек — Амелия и Аманда, вовсе не Пруденс, — беззаботно сказала Кетрин.
— О Боже!
— Да, именно так. А мою маму звали Алисия.
Хэмптон усмехнулся:
— Откуда же у тебя такое красивое имя?
— Ну, имя моего отца такое же странное, как и у мамы — Джошуа. Мама сказала, что мое имя не должно начинаться или кончаться на «а». Папа сказал, что оно но должно звучать пуритански или встречаться в Старом Завете. Вот они и выбрали Кетрин. Дурное имя! Не могу представить, как только они догадались его выбрать.
— Почему же дурное?
В ее глазах заплясали веселые огоньки. Кетрин сказала:
— Это имя распутной русской царицы! И трех жен Генриха Восьмого тоже звали Кетрин, две из них были страшными грешницами, а третья — католичка! А хуже всего, что таково же было имя и любовницы Джона Гонга, прародителя Тюдоров.
— Внушительный список! — он улыбнулся. — Кажется, ты неплохо знаешь историю.
— Да, — сказала она просто. — Я нахожу ее интересной.
— Скажи мне тогда, а кто твой кумир?
— Елизаветта, королева Англии, — быстро ответила она.
— Я так и думал. Два сапога — пара.
— А кто ваш кумир?
— О, лорд Нельсон, я думаю. Еще сэр Фрэнсис Дрэйк.
— Это великие мореплаватели и флотоводцы, — признала их достоинства Кетрин. — А из правителей?
— Ну, я думаю, Эдвард Четвертый и Карл Второй, оба были казнены.
— Любители женщин, — фыркнула она.
— А что в том плохого? Случается, что мне самому нравятся женщины. К сожалению, люди как-то забывают о том вкладе, который эти любители женщин внесли в развитие своих стран. Но из всех королей больше всего я восхищаюсь Генрихом Вторым.
— Еще один распутник!
Он ухмыльнулся:
— Вероятно, это сопутствующий фактор величия.
— Это и заставляет вас восхищаться ими? Однако, должна признать, Генрих Второй ввел много усовершенствований в судебную систему.
— И ограничил влияние церкви.
— И влияние знати.
— Ну, вот, — торжествующе произнес капитан, — мы по второму разу прошлись по палубе, и ты даже не заметила никаких взглядов.
— Это правда. Благодарю вас.
— Спасибо тебе! Это была очень приятная беседа. Никогда прежде я не встречал женщину, которая хотя бы знала, кто такие Эдвард Четверый или Генрих Второй.
— Наверное, капитан Хэмптон, вы, как и бостонцы, ищете в женщине лишь одни ее дурные стороны.
— Принимаю упрек, — сказал он и склонился над ее рукой.
Его губы слегка прикоснулись к пальцам Кетрин, заставив ее испытать странное возбуждение.
— Прошу прощения, но я должен вернуться к своим обязанностям. До вечера.
Она церемонно кивнула головой и вернулась в каюту.
Трудно было в это поверить, но у них состоялся приятный разговор, и он был настолько внимателен и заботлив, что развлек ее во время этой прогулки по палубе. Впредь она будет уже спокойно прогуливаться по палубе, не чувствуя себя неловко.
Но тут она скорчила гримасу самой себе. Какой же дурочкой она была, если испытала благодарность к этому человеку! Если бы не он, она бы не оказалась в этом положении! Рассердившись, она подняла ситцевое платьице и, бросившись с размаху в кресло, начала его переделывать на себя. «Лучше не забывать, — твердила она себе, — что он пытается заставить меня забыть о непреклонности!»
* * *
Вскоре в каюту вернулся Хэмптон, и вслед за этим последовал обед. Им была подана странная смесь обычной еды моряков, бобов, и деликатесов: соленая свинина, роскошные разносолы, дорогие французские вина тончайшего аромата и апельсины из Испании. Мэттью пояснил, что он решил внести некоторое разнообразие в скудный рацион экипажа за счет деликатесов, которые клипер «Сюзан Харнер» вез из Европы.
— Мы можем умереть от голода, — пошутил он, — но, по крайней мере, мы скончаемся с неплохим вином в наших желудках.
В ответ на попытку как-то оживить беседу он получил лишь кислый взгляд. Он про себя вздохнул: ее невозможно понять! Их краткая дружба, зародившись днем, к обеду уже исчезла. Оставшееся время обеда они хранили молчание. Ну что ж, если она хочет, чтоб все было именно так, он не будет тратить время на то, чтобы поднять ей настроение.
Как только Пелджо убрал тарелки со стола, Хэмптон уселся за письменный стол и принялся прокладывать курс на карте. Он выбрал обычный маршрут в надежде перехватить на пути какое-нибудь торговое судно, чтобы пополнить припасы продовольствия.
Кетрин, уставшая от шитья, проводила время за чтением «Айвенго». Она была не в состоянии вспомнить хотя бы слово из прочитанного предыдущим вечером, и потому принялась читать все сначала. Однако чтение ей не шло впрок и сегодня, потому что предстоящая ночь не выходила у нее из головы. Попытается ли он изнасиловать ее снова? Что ей предпринять? Сопротивление казалось бессмысленным, и все же она не могла безвольно сдаться.
Когда он отложил в сторону свои карты, встал и потянулся, она вся напряглась и тоже встала.
— Ну, моя дорогая, — сказал он насмешливо. — Ты дрожишь! В предвкушении, я надеюсь.
— В страхе, — огрызнулась она.
Он вздохнул.
— А я подумал сегодня днем, что мы начали ладить друг с другом.
— Я буду рада побеседовать с вами, если вы того желаете.
— Нет, я этого не желаю, — его голос ее дразнил. — То, чего я сейчас желаю, — это твое уже не вполне девственное тело.
— Как вы осмеливаетесь, вы… животное, вы, негодяй, вы…
— Пожалуйста, Кетрин, я начинаю уставать от твоих ругательств.
— А я устала от ваших притязаний!
— Кетрин, я утомлен и хочу лечь спать. А теперь скажи мне, — произнес он, подходя к ней, — ты предполагаешь сопротивляться мне? Я бы на твоем месте поостерегся, ведь твой запас платьев довольно ограничен, как ты сама знаешь. Ты, может, снимешь платье, прежде чем мы начнем драться? Впрочем, можешь начинать драться в любой степени раздетости.
— Черт тебя побери! — довольно спокойно сказала Кетрин.
— Мы зря тратим время, моя любовь. Но расскажи мне о твоих правилах драки. Мне бы ни коим образом не хотелось бы сделать что-нибудь неподобающее или наносящее ущерб твоей личной собственности. Возможно, ты предпочтешь, чтобы я задрал тебе юбку над головой, как дешевой проститутке?
— О! — Кетрин задохнулась от негодования и хлестанула его наотмашь по лицу.
Его глаза потемнели от гнева, и мгновение он смотрел на нее с плотно сжатыми челюстями и ясным отпечатком ее руки у себя на лице, которое вначале побелело, а затем быстро покраснело. Ее пощечина разъярила его. Он всегда недолюбливал женщин, которые, будучи уверенными, что джентльмен не ответит ударом на их удар, раздавали пощечины направо и налево, когда только находил на них приступ гнева. Невозможность ответить ударом выводила его из себя, особенно в этот раз — Кетрин отвесила ему настоящую оплеуху, не легкий хлопок леди.
Вдруг он вытянул руку и толкнул ее на постель. Прежде чем ей удалось вывернуться, он уже был на ней, стоя на коленях и крепко удерживая ее. Она начала было махать кулаками, осыпая ударами его лицо и грудь, однако он быстро схватил ее за запястья и прижал их к постели за головой. Она беспомощно извивалась под ним.
— Ну и как же теперь мы это проделаем, мадам? Добровольно, по любви и согласию, или мне задрать юбку и взять тебя силой? Выбор за тобой! Утром ты получила удовольствие, но ведь это ужасно, не так ли? Ты же не хочешь признаться себе, что получила наслаждение от моих ласк. Тебе нужно, чтобы я силой брал тебя? Beдь, если я тебя насилую, это не твоя вина, да? Наверно, ты предпочла бы даже, чтобы я тебя связал, вот тогда бы твоя совесть была бы спокойна, не так ли? Ты была бы полностью в моей власти, совершенно невиновная ни в чем!
Да? Ну так как, мисс Девер, что будем делать? Собираетесь ли вы честно отдать себе отчет в своей страсти и получить наслаждение от моих ласк или же будете продолжать лгать себе самой и предпочтете, чтобы я вас изнасиловал?
— Вы ублюдок! — прошипела она сквозь стиснутые зубы.
— Я вижу, в вашем лексиконе появилось новое словечко. Мое сердце радуется и слух благоухает оттого, что вы все глубже и глубже скатываетесь в глубины сквернословия.
Кетрин было трудно дышать под тяжестью его веса, но она не переставала сопротивляться и сдавленным голосом осыпать его бранью, используя все ругательства, которые когда-либо слышала от рабочих на верфях, хотя смысл и половины из них был ей неясен.
Он не обращал на нее внимание, деловито расстегивая штаны и сместившись немного в сторону, чтобы задрать ей юбки и стянуть панталоны. Его плоть вошла в нее глубоко, жестоко. Он быстро достиг пика своей страсти и резко отстранился. Она почувствовала, как ее тело освободилось от тяжелого груза. От унижения Кетрин тихо простонала и откатилась на дальнюю сторону кровати, трясущимися, ослабшими руками пытаясь поправить на себе одежду.
Она слышала, как Хэмптон ходит по комнате за ее спиной, раздеваясь. Она закусила кулак, чтобы приглушить стон, а в ее голове вихрем кружились горячие и мстительные мысли. Однажды она отплатит ему за все! Она причинит ему боль, заставит его страдать!
Кровать скрипнула под тяжестью его тела, и он, положив свою руку на ее обнаженное бедро, слегка его пожал.
— В любви по согласию больше радости, чем в изнасиловании, малышка, — сказал он.
— Очень жаль, что вы еще живы! — отрывисто произнесла Кетрин. — Мне бы страшно хотелось увидеть вас убитым! Я бы с превеликим удовольствием смотрела, как вас режут на мелкие кусочки. Жаль, что у меня нет пистолета, иначе я вышибла бы вам мозги!
— Кровожадная девчонка! — сказал он сухо и отвернулся от нее.
Вскоре его глубокое и ровное дыхание подсказало ей, что он уснул, и она осторожно соскользнула с кровати. Она подтянула панталоны и расправила юбки. Ей пришлось сесть на стул, потому что ее ноги дрожали. Ее мысли были непоследовательны, но одно было ясно, она не проведет ночь рядом с этой тварью. Однако ее начал одолевать сон, и от сидения на жестком стуле с прямой спинкой у нее занемела спина. В каюте не было дивана, ни даже удобного кресла, чтобы хоть где-то прикорнуть. Но от мысли вернуться в постель она отказалась. Она взяла одеяло, сбившееся к подножию кровати, и потянулась через его спящее тело за подушкой.
Выбрав место, как можно дальше от кровати, она бросила на пол подушку, завернулась в одеяло и свернулась на полу клубочком. Она обнаружила, что пол — страшно неудобное ложе, но после многих переворачиваний и метаний она, в конце концов, погрузилась в тревожный и неглубокий сон.
* * *
Первое, что увидел Хэмптон, проснувшись на следующее утро, была Кетрин, спящая на полу возле двери. Его еще затуманенному сном мозгу потребовалась секунда, чтобы понять причину ее странного поведения, и лицо его исказилось гримасой. Маленькая глупышка! Она была самой упрямой их всех девчонок, которые когда-либо встречались ему.
Тихо выругавшись, он выбрался из постели и подошел к ней. Пол под его ногами был холоден, как лед. Она наверняка заболеет. Опустившись на колени, он поднял ее расслабленное тело, одеяло и подушку и понес на кровать.
Она слегка вздохнула и прильнула щекой к его плечу. Сняв туфли с ее ног, он уложил ее в постель и накрыл до подбородка всеми одеялами. Ее руки и ноги были очень холодны, и поэтому он заполз назад в постель, чтобы прижать ее к своему телу и растереть ей конечности. Убедившись, что ей стало теплей, он встал с кровати, оделся и вышел.
* * *
Кетрин проспала все утро, а когда проснулась, почувствовала боль в суставах ото сна на жестком полу.
Стыд, раздражение, жалость к себе — эти чувства переполняли ей душу. В то время как ее пальцы механически работали иголкой, доделывая ситцевое платье, в ее голове возникали противоречивые мысли. То она придумывала слова пообиднее, чтобы бросить их Хэмптону в лицо, то она думала о том, что никогда больше не сможет посмотреть ему в глаза оттого, что он видел ее спящей на полу у двери. И было страшно само по себе то, что он ее изнасиловал, но так преднамеренно унизить ее, как он это сделал последней ночью!.. Он словно старался показать, как низко она пала.
Не сдавайся, сурово говорила она себе, не позволяй ему уничтожить свое самоуважение. Ведь это то, чего он добивается — заставить тебя почувствовать свой позор, унижение, никчемность, все для того, чтобы ты сдалась. Ты должна противостоять ему. Но как ему противостоять?!
* * *
К ленчу Хэмптон не пришел. Пелджо объяснил, что он занят преследованием корабля и не может спуститься для ленча. Кетрин взглянула на него с изумлением: она так погрузилась в собственные тревоги и заботы, что забыла о существовании внешнего мира. О Боже, еще существовала надежда, что военные корабли северян найдут их, или же тот корабль, на который Хэмптон нападет, нанесет ему поражение и тем самым высвободит ее из его лап. Поспешно она проглотила ленч, схватила плащ и ринулась на палубу.
У борта стоял доктор Рэкингхэм.
— О, мисс Девер, как приятно, — сказал он, оборачиваясь к ней. — Полагаю, наш капитан гонится вон за тем судном.
Кетрин вгляделась.
— Что это за судно, вы знаете?
— Не имею ни малейшего представления. Даже если бы я и увидел его близко, все равно не смог бы определить. Я из тех, кто часто парусный корабль называет пароходом.
Кетрин улыбнулась. «Сюзан Харпер» грациозно летела по волнам, сближаясь с кораблем. Кетрин пришлось признать, что не зря Хэмптон имел репутацию отличного капитана и морского волка. Вскоре она смогла различить, что они нагоняли грузное торговое судно, тяжело переваливавшееся по волнам. Сердце у нее опустилось.
— Это всего лишь «купец», — произнесла она с огорчением. — Мы его легко поймаем. Его скорость куда меньше, и к тому же он перегружен. Сомневаюсь также, что они станут сопротивляться.
Кетрин была права. Они догнали беззащитный корабль довольно скоро и выполнили красивый поворот, словно для бортового залпа. Хэмптон блефует, подумала она, пытается нагнать страх на капитана атакуемого судна. Настоящие пушки на «Сюзан Харпер» дали предупредительный залп перед носом «купца», и затем ему было предложено сдаться. Капитан «купца» отказался, стараясь сохранить лицо, но Хэмптон приказал открыть люки, и взору противника предстал аккуратный ряд фальшивых пушек. Последовала немедленная капитуляция. Кетрин вздохнула.
Представление было интересным, но она по-прежнему находилась в плену.
Она равнодушно наблюдала за перегрузкой продовольствия и медикаментов с захваченного корабля.
Когда день подходил к концу, пленников стали перевозить с клипера на «купца». К доктору и Кетрин подошел Хэмптон.
— Добрый день, доктор, мэм.
— Добрый день, капитан, — ответил доктор, а Кетрин не ответила на приветствие.
— Доктор Рэкингхэм, у меня слишком мало места и продовольствия для пленных, поэтому я пересаживаю их на тот корабль. Через пару дней они наверняка доберутся до Штатов. Вы, разумеется, свободны отправиться вместе с ними, хотя, боюсь, что вашу сумку с медикаментами придется оставить здесь.
— Мои лекарства! Но что я буду делать, если возникнет экстренная необходимость в моей помощи, а у меня не будет с собою ничего?
— Не знаю. Мне очень жаль, но надеюсь, этого не произойдет. Вам должно быть известно, больше всего Юг нуждается в медикаментах. Я вынужден хвататься за любую возможность пополнить запас лекарств. Вы, конечно, можете остаться, если вас привлекает путешествие в Лондон. Всегда приятно располагать на всякий случай доктором на борту.
— А как насчет мисс Девер? Она тоже свободна покинуть этот корабль?
— Мисс Девер? — его глаза безразлично оглядели ее с головы до ног, словно она была лошадью или предметом обстановки на аукционе. — Нет, мисс Девер останется здесь.
— Но, капитан, подумайте, ведь вы не можете заставлять хорошо воспитанную леди…
— Хорошо воспитанную? — переспросил Хэмптон, и его лицо повеселело. — Я бы не назвал мисс Девер хорошо воспитанной леди.
— В самом деле, капитан! — задохнулся от негодования Рэкингхэм.
Кетрин бросила в сторону Хэмптона уничтожающий взгляд.
— Доктор, эта девушка останется здесь. Она, скажем так, военный трофей и принадлежит мне, и я намереваюсь удерживать ее, пока она доставляет мне удовольствие. Не будем больше возвращаться к этому разговору.
Доктор безмолвно в ужасе уставился на него. Кетрин вспыхнула яростью, страстно желая расцарапать ногтями его ухмыляющееся лицо.
— В таком случае я принужден остаться здесь тоже, — вымолвил, наконец, доктор. — Я не могу покинуть мисс Девер в беде.
— Очень благородно, — пробормотал мятежник.
— Я вполне смогу сама позаботиться о себе, доктор! — сказала Кетрин. — Вы можете перейти на тот корабль.
Хэмптон рассмеялся при виде горестного выражения на лице доктора.
— Я уверен, что так оно и есть, моя крошка, — сказал Хэмптон.
Лениво он окружил ее руку кольцом из большого и среднего пальцев и легонько провел им по ее руке до запястья и назад. Казалось, разряд пробежал по ее руке, и она отдернула ее прочь, с ненавистью посмотрела на него и вихрем унеслась в свою каюту. Глаза Хэмптона следили за ее удаляющейся фигуркой. Затем он выпрямился и посмотрел на своего пожилого собеседника.
— Ну что ж, значит, вы решили остаться?
— Если вы настаиваете на том, чтобы держать в плену эту девушку, то да, остаюсь.
— Отлично! Доктор, вы самый желанный гость на борту этого корабля. Однако один маленький совет: не думайте, что этой девушке нужен защитник, она права, она довольно неплохо может постоять за себя сама. Я не думаю, что она будет приветствовать какое-либо вмешательство с вашей стороны от ее имени. А я могу со своей стороны обещать вам, что и вовсе не потерплю этого. Теперь же прошу извинить меня.
Он кивнул и, резко повернувшись, ушел, оставив доктора, потерявшего дар речи, ошарашено смотреть ему вслед.
* * *
После того как «Сюзан Харпер» отвалила от торгового судна, и Хэмптон удостоверился, что все в должном порядке, он удалился в каюту, чтобы привести себя в порядок перед обедом. Кетрин, начиная с его прихода и вплоть до конца обеда, была нема, как рыба. Капитан после нескольких неудачных попыток завести беседу отказался от этой затеи и тоже не говорил ничего, пока не закончил обед и не сделал ежедневной записи в судовом журнале. Затем он вернулся к ней и сказал:
— Ну что, моя дорогая, мы опять будем устраивать сраженье сегодня вечером?
— Нет! — холодно ответила Кетрин. — Мое отвращение к вам, очевидно, ничего не значит для вас. Вы гораздо сильнее меня, и мне не на что надеяться. Каждый раз я буду побеждена. Боль же от этого испытываю только я. Поэтому сегодня я не намереваюсь сопротивляться вам.
— Хорошая девочка, — сказал он, ободренный своей победой. — В тебе начинает проявляться здравый смысл.
Он помолчал, прежде чем сказать:
— Кетрин, прости меня за то, что я так плохо обошелся с тобой прошлой ночью. У меня чертовски вспыльчивый нрав. Но его легко утихомирить. Если бы ты хоть немножко пустила бы в ход свое очарование, ты легко смогла бы охладить мой гнев.
— О, капитан Хэмптон, вы такой чудесный, большой и сильный мужчина! Пожалуйста, не обижайте меня, малютку, — насмешливо проговорила Кетрин, изобразив на лице глупую и заискивающую улыбку. — Я не принадлежу к тем, кто льстит, заискивает и унижается перед таким, как вы, чтобы заставить их вести себя, как подобает человеку.
— Вы хорошо выучили историю, мэм, но думаю, что уроки женственности не пошли вам впрок, — сказал он спокойно.
— А разве женщина не должна стараться защитить свою честь от сумасброда? — с невинным видом вымолвила Кетрин.
— К дьяволу все это, женщина, ты моя и ты будешь меня слушаться! Я мужчина, и мужчина властвует над женщиной. Я твой правитель.
— Никакой мужчина не будет управлять мной, если я этого ему не позволю.
— В самом деле? Ты позволяла мне использовать тебя как дешевую проститутку прошлой ночью?
— Ах ты, грязное чудовище!
— Вероятно, твои знакомые мужчины были трусливыми зайцами, они, наверное, никогда не осмеливались перечить тебе. Но я слеплен из другого теста. Ты будешь делать все, что я тебе прикажу.
— Да, буду, — яростно прошипела Кетрин, и ее глаза сузились от злости.
Она напомнила ему дикую кошку из джунглей, и в нем поднялась волна какого-то первобытного инстинкта и желания приручить ее, завоевать ее, сделать так, чтобы она сама просила взять ее, покорить ее.
— Да, я сделаю все, что вы прикажите мне, — говорила Кетрин. — Да, чтобы вы ни приказали мне, я сделаю, потому что все равно вы заставите меня силой это сделать, если я откажусь. Да, я ваша раба телом, как вы того требуете, но в душе и разумом я никогда вам не сдамся. Я не буду драться с вами, это бесполезно, но я не буду и отвечать на ваши ласки. Я никогда не буду покорной, нежной, страстной. Во мне вы найдете только смертельный холод, а не желанного партнера по постели.
— Этому я охотно верю, — огрызнулся Хэмптон, — поскольку сейчас ты совсем, как снежная королева. Кетрин, неужели ты думаешь, что я стал бы возиться с тобой, если бы поблизости были настоящие женщины? Но мне придется совокупляться с айсбергом! Раз уж ты оказалась единственной женщиной поблизости от меня, я вынужден довольствоваться тобой.
— Я презираю вас! Помните, что каждый раз, когда вы касаетесь меня, вы вызываете во мне отвращение, что от вашего прикосновения у меня мурашки бегут по коже, — напустилась в праведном гневе на него Кетрин. — В своих мыслях я буду бросать вам вызов, сопротивляться вам, ненавидеть вас. И хотя я буду выполнять всякий ваш приказ, мы оба будем знать, что я это делаю лишь по принуждению, из-за того, что ваша грубая физическая сила превосходит мою.
Он ударил кулаком по столу.
— Ты испорченная маленькая сучка! За всю твою жизнь ты привыкла к тому, что все пляшут под твою дудку, начиная от твоего бесхребетного отца и кончая последним слугой. Ты насквозь пропитана чувством собственного превосходства: холодная, надменная, непогрешимая! Не сомневаюсь, что ты заставила бы своего бедного лейтенанта ходить по струнке! Но со мной это не пройдет! Потому что я намереваюсь перевоспитать тебя, дорогая девочка. Я приучу тебя к своей руке. Я буду обращаться с тобой так, как следовало с тобой обращаться давным-давно. Ты понимаешь, о чем я?
— Свинья!
Он сделал шаг назад, задыхаясь в гневе, и постоял немного, приходя в себя. Затем он сел на стул, привалившись спиной к письменному столу, в то время как Кетрин продолжала стоять, испепеляя его взглядом. Когда он заговорил, его голос звучал уже спокойно.
— Раздевайся.
— Что?
— Ты слышала меня.
— Я не буду.
— Ты только что выразила готовность повиноваться всякому моему приказу.
Она замерла:
— Вы всерьез хотите, чтобы…
— Я совершенно серьезен и становлюсь все более нетерпелив. Должен ли я напомнить сейчас тебе, что ты в моей власти совершенно и что если не будешь мне повиноваться, то я вполне могу применить к тебе наказание плеткой? Я же южанин и рабовладелец.
Ее лицо побледнело, и он, заметив это, злобно улыбнулся:
— Да, моя дорогая, не забывай, что лютые рабовладельцы искушены в битье плеткой. Или мне позвать сюда нескольких моих матросов, чтобы они помогли тебе раздеться?
Дрожащими пальцами она принялась расстегивать пуговицы на своем платье. Сквозь ее сжатые губы послышалось негромкое «ты, сукин сын».
— Причем тут моральные устои моей матери?
— Ублюдок! — она выскользнула из упавшего на пол платья.
— Продолжай! Не хочешь ли ты, чтобы я научил тебя новым ругательствам, моя дорогая? А то я могу утомиться, будучи принужден слышать каждый раз все одно и то же из твоих уст, — его голос был тих и зловещ.
Кетрин выступила из своих туфель и стала снимать нижние юбки, пока не осталась стоять в одной сорочке. Она остановилась и нерешительно взглянула на Хэмптона, но он ничего не сказал, лишь не сводил с нее своего остекленевшего взгляда. Она с усилием проглотила комок, стараясь загнать назад в себя острый страх, поднявшийся в горле. Никогда еще он не казался ей таким упрямым, холодным и жестоким. Призвав на помощь всю свою храбрость, она стянула с себя панталоны, а затем и чулки. Затем одним стремительным движением она скинула с себя и сорочку и предстала перед ним совершенно нагая. В отчаянии она попыталась закрыться руками, щеки ее вспыхнули от смущения, и она отвернула в сторону голову, чтобы не встретиться с ним взглядом.
— Опусти руки, — резко, как хруст раздавленного ореха, прозвучал его голос. — Зачем стыдиться своего тела? Я не вижу никаких изъянов.
Она заставила себя опустить руки и огромным усилием воли подняла голову, чтобы с вызовом посмотреть в его глаза. Он осмотрел ее всю, с головы до ног, его наглые бессовестные глаза впитывали в себя каждую линию ее фигуры. Чтобы скрыть дрожание пальцев, он зажег сигару. Внутри его тела водоворотом бурлило желание, но он заставил свой голос звучать, как обычно.
— Теперь подойди сюда.
Возмущенная, она все же повиновалась. Когда она встала рядом с его стулом, он откинул голову, чтобы видеть ее лицо и сказал:
— Сейчас раздень меня.
Она побледнела, словно кто-то плеснул ей в лицо холодной зимней водой.
— Вы не можете… я… я не знаю, как!
— Учись!
Кетрин беспомощно посмотрела на него, затем встала на колени и сняла с него сапоги. Она поднялась, но он ничего не говорил и не двигался. Очень осторожно она наклонилась и расстегнула его рубашку. У него даже голова закружилась от ее запаха и близости ее обнаженных, покачивающихся при каждом движении грудей.
Не спеша, аккуратно, она сняла рубашку сначала с одного плеча и руки, затем с другого, и в бешенстве резко швырнула ее на стол. Он наблюдал молча, не двигаясь, пока она не сказала:
— Вам придется встать.
— Прошу прощения?
— Черт возьми, если вы хотите, чтобы я сняла с вас штаны, то вам придется встать.
Засмеявшись, он встал. Нерешительно протянув вперед руки, она отдернула их назад, но затем все-таки заставила себя взяться за его пояс. От ее случайного прикосновения мускулы его подтянутого живота непроизвольно сжались, и ее рука отскочила, словно укушенная змеей, но он схватил ее и вернул на прежнее место.
Его живот был теплым, кожа мягкая на ощупь и мохнатая.
— Продолжай, — хрипло сказал Хэмптон.
Ее руки сильно тряслись, когда она стала расстегивать его брюки, все время ощущая твердую напрягшуюся выпуклость его мужской плоти под своими пальцами. Она стянула брюки к полу и вовсе сняла их. Закончив, она стала перед ним, опустив вниз глаза и крепко сжав руки за спиной.
— Ты не закончила!
— Я не могу!
— Ты должна!
В отчаянии она поглядела на завязки его нижнего белья, затем быстро протянула руки и развязала их.
Но шерстяные кальсоны тесно облепили его ноги и не упали к лодыжкам, как ожидала Кетрин. Ей пришлось стянуть их и смотреть, и дотрагиваться до его голых ног и бедер. Не ускользнул от нее и вид его распухшего до необычайных размеров мужского естества.
— Ложись, — последовал его приказ, и она поспешила в постель, словно в ней ее ждало спасение.
Хэмптон последовал за ней и лег рядом. Как бы невзначай его пальцы принялись поглаживать ее тело, прикасаясь к груди, животу, бедрам. Перевернув ее на живот, он стал ласкать ее спину, задержав руку на ягодицах, затем погладил обратную сторону ее бедер и ног и даже дотянулся пальцем до пяток, затем вернулся к ее ягодицам и сжимал их, ласкал, поглаживая, легонько щекотал кончиками пальцев. Не прекращая ласкать ее руками, он припал губами к ее спине. Она почувствовала, как его тело скользнуло ниже и подскочила от неожиданности, когда его губы стали нежно пощипывать ее ягодицы.
— Что вы со мной делаете?
Он засмеялся тихим низким смехом.
— О, развратные вещи, моя любовь, на которые косо смотрят в Бостоне.
Он поцеловал ее бедра.
— Пожалуйста, не нужно!
— Я собираюсь поцеловать тебя всю, моя дорогая, всю, моя любовь, — сказал он изменившимся от страсти голосом. — Посмотри, как я целую твои очаровательные ножки.
— Мэтт… капитан Хэмптон!
— Продолжай, не бойся! Скажи имя. Скажи Мэттью, — он приподнялся над ней, зарывшись лицом в ее волосы. — Я хочу услышать, как ты скажешь мое имя, — выдохнул он в ее ухо. — Скажи его нежно, ласково, грубо, громко, с упреком, мне все равно. Я просто хочу, чтобы твои зубы, язык и губы сложили это слово «Мэттью», — он сдвинул ее волосы, чтобы добраться губами до мочки ее уха, их тела соприкоснулись на всем протяжении. — Доставь мне это удовольствие, скажи мое имя.
— Капитан Хэмптон! — вспыхнула Кетрин.
— Черт бы тебя побрал, мисс Девер! Послушай, как и говорю твое имя. Кетрин, Кейт, Кети, — его губы бродили по ее щеке, он откинул назад ее голову, чтобы поцеловать. — Кетрин, я не остановлюсь, пока ты не ответишь мне. Кетрин, прелестная, возбуждающая, желанная, прекрасная моя Кетти.
Он позволил ей опять лечь на спину, все время целуя ее и произнося ее имя. Внутренне она постаралась отгородиться стальной стеной от его рук, рта, губ, его слов. Однажды она пожалела, что никогда не слышала свое имя, произнесенное пылко, страстно, и теперь она таяла при этих звуках. Как он мог быть таким непостоянным, так унижать ее и так воспламенять в ней огонь страсти? Притворяться спокойной и безразличной, стараться не произнести его имя было для нее пыткой. Когда он вошел в нее, Кетрин с ужасом осознала, что, несмотря на унижение, его обладание ее телом доставляет ей огромное удовольствие. Она хотела двигаться с ним в лад, прижаться к нему сильнее, делать все, что угодно, лишь бы не оставаться холодной, неподвижной, молчаливой.
Как только его плоть покинула ее тело, она откатилась от него и замерла у стены.
— Иди сюда! — грубо сказал он и притянул ее к себе. — Я еще не закончил.
Нежно, мягко он осыпал поцелуями ее волосы, лицо, губы, а затем уложил свою голову к ней на грудь и тут же заснул.
Осторожно она дотронулась до его лица, легонько пробежала пальцами по его скулам и подбородку.
— Мэттью, — прошептала она в темную тишину.
