Глава 11
Зима подходила к концу. Но, порой, Энэлайз казалось, что тепло никогда не наступит. Ей постоянно было холодно. Холод пробирал ее до костей. Одетая в новое шерстяное платье, с шерстяной шалью на плечах и в толстых шерстяных носках, она никогда не могла согреться, даже сидя у камина. Лицо ее, как правило, пылало от огня, а самой ей было холодно. Ей всегда поддувало снизу — шла она по улице или сидела в доме. Стоило ей выйти прогуляться, как лицо ее начинало шелушиться на морозе, а нос краснел. Из-за холода и из-за боязни подскользнуться и повредить ребенку, она редко выходила на улицу.
А пребывание в доме в компании с суровой и непреклонной Фрэнсис доводило ее до отчаяния. Фрэнсис так и не изменила своего отношения к ней. Она все также была груба и холодна.
Даже с ее подругами порой было легче общаться, чем с ней самой. Та же элегантная Филиппа Картер постоянно болтала о «дорогом Марке», но никогда не позволяла себе говорить о расползавшейся фигуре Энэлайз.
Правда, все другие подруги походили на саму Фрэнсис. Они были приличными старыми девами с жеманными манерами и разговорами. Как правило, они проводили время за вязанием носок и шарфов для солдат, хотя Энэлайз видела, что они дойдут до армии именно к началу теплого виргинского лета.
Они, в основном, говорили об отмене рабства, о генерале Гранте и о поражении Юга. Что касается Энэлайз, то она, как и все южане, считала генерала ничтожным пьяницей и поражалась тому, как он смог одержать победу над провинциалами из Теннесси. У нее всегда на кончике языка вертелся вопрос о том, почему эти старые девы никогда не говорили о виргинской кампании, где армия южан одержала неоспоримую победу.
Но Энэлайз молчала и старалась игнорировать ядовитые замечания и лукавые взгляды в ее сторону. Стоило ей только возразить, как ее положение в этом доме еще более ухудшилось. Энэлайз знала и помнила об этом. Единственным человеком, кто хорошо относился к ней, был сам мистер Шэффер.
По вечерам он часто играл с нею в шахматы или они вместе обсуждали прочитанные книги. Отец Марка был намного добрее к ней, чем Фрэнсис. Но он появлялся дома только по вечерам и в целом был человеком замкнутым и скрытным. И Энэлайз не могла по-настоящему считать его своим другом. Эта недружелюбная атмосфера в доме усугублялась для Энэлайз тем, что Марк не отвечал ей на письма.
Сначала Энэлайз говорила себе, что хочет слишком быстро получить ответ и совсем не учитывает того, что письма с фронта идут долго. Потом она успокаивала себя тем, что они могли задержаться в пути, и находила еще тысячу других причин.
Она утешала себя тем, что Марк вообще не любил писать, но внутренний голос возражал, что если бы он любил ее, то преодолел свою неприязнь. Ведь он даже не поинтересовался, как ей здесь живется?
Прошло еще несколько месяцев, но от Марка не было ни слова. Она больше не сомневалась в том, что Марк больше не любит ее. В последние дни своей беременности, когда она уже окончательно устала от равнодушия и оскорблений Фрэнсис и когда она уже отчаялась чего-то ждать, она излила все свои чувства, все, что наболело и накипело, в большом письме к мужу. Энэлайз просила его написать хоть пару строк, чтобы заверить, что он по-прежнему любит ее. На сей раз она была уверена, что он обязательно напишет ей. Но дни проходили за днями. Она с нетерпением ждала вестей от мужа, а они так и не приходили. Ей не было бы невыносимо больно, если бы она не видела дважды письма от него Фрэнсис и его отцу. Эти письма лежали на столе для корреспонденции, и она видела их своими глазами.
Он писал им, а ей не мог написать даже пустякового слова! Разве можно было быть таким жестоким? Энэлайз решила, что он разлюбил ее и раскаивается в женитьбе. А может быть, игнорируя ее сейчас, он рассчитывает на то, что после рождения ребенка она сама уйдет от него? Нет — он не обманывал ее! Она знала, что он любил ее, но тот же коварный внутренний голос вдруг начинал говорить, что он просто увлекся ею, как всегда намекала Фрэнсис, и что их любовь уже угасла. Эта мысль доводила ее до бешенства. Что же ей делать? Как вернуть его, когда он был так далек от нее? Ей было так плохо без него, что она не могла себе представить, как будет жить дальше.
Энэлайз даже начала подумывать о том, чтобы собраться и уехать отсюда и таким образом освободить Марка, хотя эта мысль всегда заставляла ее рыдать.
В конце беременности живот у Энэлайз стал очень большим, а лицо — бледным и худым. Под глазами у нее залегли синие круги, Прентисс Шэффер относился к ней по-доброму, беспокоился о состоянии ее здоровья, а однажды, положив руку ей на плечо, сказал, что Марк всегда редко писал письма домой.
Энэлайз печально улыбнулась и ничего не ответила.
Прентисс Шэффер всегда был очень внимателен по отношению к Энэлайз, но они оба знали, что делал он так только из-за того, что Марк не проявлял к ней никакого внимания.
В конце апреля родился ребенок. Это был черноволосый мальчик с темными глазами. Энэлайз дала ему имя Джон Прентисс в честь двух дедушек. Роды у нее были трудными и отняли у нее много сил. Энэлайз никогда еще не чувствовала себя такой одинокой и такой напуганной, как это было в родильном доме.
Она сразу же написала Марку о рождении ребенка, подробно описав, как он выглядит. Она была уверена, что он пришлет свои поздравления или расспросит о ее здоровье, или, по крайней мере, поинтересуется здоровьем мальчика. Но, не получив за все время ее выздоровления от Марка ни слова, она впала в глубокую депрессию.
Фрэнсис, которая терпеть не могла Энэлайз, была без ума от ее ребенка. Они оба — она и мистер Шэффер — находили, что Джон Прентисс был удивительным созданием. Фрэнсис совершенно была очарована им. Трудная беременность и тяжелые роды ослабили организм Энэлайз, и ей пришлось долгое время провести в постели по рекомендации доктора. Так что ребенка она видела только во время кормлений.
Фрэнсис играла с ребенком, отдавала распоряжения няне и сама укладывала ребенка спать. Энэлайз еще была слишком больной в тот момент, чтобы заботиться о малыше. Кроме того, у нее была депрессия.
Понемногу она начала выздоравливать. Наступила ранняя весна. Стало теплее, и все это вернуло ее к жизни. Энэлайз заставила себя встать с постели, одеться и пройтись по дому. Она даже смогла сама выйти на улицу и совершить короткую прогулку. С каждым днем Энэлайз становилось все лучше и лучше, и она только сейчас поняла, как Фрэнсис привязалась к ее ребенку. Фрэнсис тщательно соблюдала режим дня и выполняла все советы доктора.
Как-то раз Энэлайз находилась в детской и играла с Джонни, когда вошла няня и сказала Энэлайз, что ей пора уходить.
— Что? — спросила Энэлайз, уставившись на няню.
— Джону Прентиссу пора спать. Мисс Фрэнсис сказала, что она должна укладывать ребенка спать, — сообщила няня.
Энэлайз гневно сверкнула глазами, но сказала, как можно более спокойным тоном:
— Ну, я думаю, что мы сегодня немного отложим дневной сон. Джонни очень подвижный и радостный сейчас, и мы с ним сейчас развлекаемся.
— Говорю вам, что вы должны уйти сейчас, — сказала решительно няня. — Мисс Фрэн сказала, что он должен сейчас спать и что никаких нарушений не должно быть.
Энэлайз сурово посмотрела на няню и сказала:
— Мне очень жаль, что вы не узнаете меня после болезни. Я миссис Шэффер, жена Марка и мать ребенка. Пока я была больна и не могла заботиться о своем ребенке, мисс Шэффер и вы ухаживали за ним. Но сейчас мисс Шэффер не имеет никакого права распоряжаться жизнью моего мальчика или моей жизнью. На будущее запомните, что вы будете выполнять мои распоряжения, если вы хотите остаться няней ребенка. А теперь, будьте добры, покиньте детскую и дайте мне спокойно поиграть со своим ребенком.
Слова Энэлайз словно ужалили няню. Не успела Энэлайз еще договорить, как няни след простыл. Энэлайз доиграла с Джонни, но настроение ее уже было испорчено. В конце концов, она выбежала из комнаты, на ходу кивнув няне, сжавшейся от страха и, быстро спустившись вниз, вышла из дома. Она шла, не видя ничего вокруг. Неожиданно для себя, она обнаружила, что ноги привели ее по знакомой тропинке в небольшой парк, где она часто гуляла беременной. Там она уселась на скамейку и стала размышлять о том, как ей жить дальше.
Марк не любил ее, он даже не поинтересовался, родился ли его ребенок; она была одна среди врагов — а врагами она считала всех северян.
Фрэнсис попыталась занять ее место и отнять у нее ребенка. Слезы непроизвольно закапали у нее из глаз. Она громко разрыдалась.
— Не плачьте! — вдруг раздался позади нее приятный мужской голос. Энэлайз обернулась и увидела перед собой голубоглазого мужчину.
— Извините, — глотая слезы, сказала Энэлайз. — Это ужасно себя так вести на людях. Мне очень стыдно.
— Не стоит стыдиться, — запротестовал незнакомец. — Зачем же такой хорошенькой женщине, как вы, так плакать? Почему вы так плачете? — спросил он.
Его участливый голос пробудил в ней любопытство, и она пристально взглянула на него. Это был блондин среднего роста, чуть полноватый, но, несмотря на это, прекрасно выглядевший.
Он был явно иностранцем и был одет в превосходно сшитую дорогую одежду.
Почему он интересуется ею? Может быть, он принял ее за проститутку, которая ловит здесь клиентов?!
Но еще один взгляд, брошенный на мужчину, рассеял ее подозрения. У него было такое доброе лицо, полное искреннего участия, что она растрогалась. Энэлайз, оказавшись в Нью-Йорке и прожив здесь столько времени, привыкла к враждебности по отношению к ней.
— Простите меня, — сказал он озабоченным голосом. — Надеюсь, что я не напугал вас. Здесь я не видел вас раньше, но мне кажется где-то все же встречал. Когда я увидел вас так плачущей, мне захотелось узнать в чем дело и помочь.
Совершенно неожиданно для себя, Энэлайз излила свою душу этому совершенно незнакомому человеку. Она рассказала ему о Фрэнсис и ее отце, о той враждебной атмосфере, в которой она живет. Она рассказала ему о ее тоске по родине, по ее родному городу, о том, что муж не интересуется ею и о том, как Фрэнсис забрала у нее ребенка. Она едва остановилась, чтобы не рассказать о своей истории с Марком.
— Извините, — сказала она раскаивающимся голосом. — Вы даже не знаете меня, а я забиваю Вам голову своими проблемами.
Мужчина весело засмеялся.
— Ах, да. Но у меня такое чувство, будто бы я давно и очень хорошо знаю Вас. Меня зовут Курт Миллер. Итак, Вы меня знаете.
Энэлайз улыбнулась.
— Я — Энэлайз Шэффер, и я очень рада с Вами познакомиться.
Они еще какое-то время поболтали о городе и о погоде, и вскоре расстались, как старые друзья.
После этого мистер Миллер очень часто появлялся в парке и именно тогда, когда там прогуливалась Энэлайз. Они прогуливались и дружелюбно беседовали, обмениваясь информацией о себе. Он рассказал ей, что он вырос в Германии и эмигрировал в Соединенные Штаты юношей. Он много и прилежно работал, оказался удачлив в делах и теперь является владельцем одного из самых больших магазинов в Нью-Йорке.
— Магазин Миллера! Да, конечно же! Я же знала, что эта фамилия известная в городе! — воскликнула Энэлайз. — Это очень хороший магазин. Я там покупала материал на теплую одежду, когда впервые приехала в Нью-Йорк.
— О, теперь, когда вы придете в магазин, обязательно поднимитесь наверх в мой кабинет. Я лично проведу вас по магазину, — сказал Курт Миллер.
В следующий раз, когда они встретились, Энэлайз рассказала ему о Новом Орлеане, описала этот необычный город и его жителей, рассказала о своей семье и своем воспитании.
— Луизиана — мой родной штат, так огромен, что там могли разместиться несколько Германий, — сообщила она ему. А еще Энэлайз поведала владельцу магазина о «Белль Терр», плантации семьи Колдуэллов, и о том, как она несколько лет занималась делами по ее управлению. Он очень обрадовался, когда узнал о том, что она имела опыт работы по управлению делами, и однажды он предложил Энэлайз устроиться к нему на работу.
— А что я буду там делать? — спросила Энэлайз. — Я ведь ничего не смыслю в этой работе. — А про себя она подумала, что для многих будет потрясением, когда узнают, что леди начнет заниматься торговлей.
— Что Вы будете делать? — продолжил разговор Курт Миллер. — Вы же сами рассказали мне, что знаете счетоводство и вообще Вы будете ценной находкой для моего отдела женского готового платья. Все дамы решат, что, купив у Вас наряды, они станут так же красивы, как Вы.
Энэлайз рассмеялась и сказала:
— Вы очень добры ко мне, но сейчас я не могу принять вашего предложения. У меня маленький ребенок, который нуждается в моем уходе.
— Ну, что ж, если Вам станет невыносимо в вашем доме, вспомните мое предложение. Женщина имеющая работу, может быть независимой ни от кого, — сказал Курт Миллер.
Предложение Курта вскружило голову Энэлайз. У нее будет работа, она сможет снять квартиру для себя и Джонни и ей больше не придется терпеть Фрэнсис. Она сможет сама воспитывать Джонни и не будет зависеть ни от чьих капризов. Ей показалось, что Господь Бог услышал ее — независимость, свобода и возможность доказать Марку, что она и сама что-то значит. Если он не любит ее, то она уйдет насовсем из этого дома. Ей не нужна такая милость. А если он действительно любит, то он найдет ее и вернется к ней. И отношение его родных к ней его не остановит.
Проходили дни и складывались в недели. Обстановка в доме Шэфферов становилась для Энэлайз все хуже и хуже, Фрэнсис и Энэлайз очень часто ссорились по поводу ребенка. Фрэнсис оскорбляла Энэлайз, казалось, больше, чем всегда.
Писем от Марка не было, и Энэлайз все больше и больше убеждалась в том, что чувства Марка по отношению к ней совсем исчезли. Она старалась найти оправдание его молчанию, но так и не находила. Хотя бы редкие письма, но ни одного письма за шесть месяцев!?! Странно было подумать, что как можно было относиться к женщине, которую он любил.
Сердцем Энэлайз старалась оправдать его, но ее разум холодно подсказывал, что пора принимать окончательное решение. Энэлайз провела много бессонных ночей, думая о своем муже и оплакивая свою долю. Она допускала мысль, что он не любит ее, утешала себя тем, что лучше сразу все пережить и начать жизнь заново. Она так терзала себя подобными мыслями и сомнениями, что душа ее превратилась в кровоточащую рану.
Единственное, что удерживало Энэлайз в доме Шэфферов, так это то, что у нее не было средств нанять няню для Джонни. Но вскоре и эта проблема была решена, так как в августе в дом Шэфферов приехала служанка Энэлайз — Мэй. Увидев Мэй на пороге дома, Энэлайз словно на крыльях слетела вниз и бросилась в объятия этой женщины.
Энэлайз очень переживала, что Мэй так долго не могла приехать к ней. Она рассчитывала, что Мэй отправится на корабле следом за нею и Марком. Но Мэй объяснила, что ей было невозможно уехать из Нового Орлеана, так как она все еще оставалась рабыней семьи Колдуэллов.
Мэй пришлось ждать прокламации об освобождении рабов и только тогда, официально получив свободу, она смогла отправиться в столь далекое путешествие. Появление чернокожей служанки совсем не понравилось Фрэнсис.
Мэй никак не могла привыкнуть, что она свободная женщина, а поэтому чувствовала себя не в своей тарелке, а тем более, попав в незнакомый город и неприветливый чужой дом.
Фрэнсис совершенно не представляла себе, как вести себя с черной рабыней, а потому избегала встреч с ней. В свою очередь, Мэй тоже невзлюбила Фрэнсис и очень скоро поняла, что между хозяйкой и этой дамой существует скрытая вражда.
Появление Мэй разрешало многие сомнения Энэлайз, и ее останавливал теперь только страх перед неизвестным. Она по-прежнему пребывала в доме Шэфферов, пока Фрэнсис не задала вопрос о Курте Миллере.
В тот вечер Энэлайз и Прентисс по установленному обычаю играли в шахматы, сидя в гостиной. Здесь же сидела и занималась рукоделием Фрэнсис. Вдруг она неожиданно спросила:
— А кто этот мужчина, к которому ты ходишь на свидания, Энэлайз?
Энэлайз и Шэффер — обернулись к ней, раскрыв рты в изумлении. Энэлайз подумала сначала, что Фрэнсис, как всегда хотела унизить ее и спросила:
— О чем ты говоришь? Я никуда не …
Фрэнсис перебила ее.
— Не стоит отрицать, Энэлайз. Я своими собственными глазами видела тебя с ним в парке в прошлое воскресенье.
— Ах, да. Это мистер Миллер. Он просто мой друг. Но я не была на свидании с ним, — подчеркнула Энэлайз.
— Да, но ты же никому и никогда не рассказывала о нем, — не переставала Фрэнсис.
— А кому было рассказывать? Тебе? — гневно спросила Энэлайз. — Ты ж никогда со мной не разговариваешь и не пытаешься заговорить. Я даже и мечтать не могу, чтобы с тобою поговорить, не то что о жизни своей тебе рассказать!
— Думаю, что тебе нужно было проинформировать семью своего мужа, — пробормотала Фрэнсис.
— Послушай, Энэлайз! Кто этот мужчина? Это правда? — прервал их перепалку своим замечанием мистер Шэффер. Голос его был озабоченным.
— Да, это правда. У меня есть друг по имени Курт Миллер, с которым мы часто встречаемся, когда я выхожу на прогулку. Так получается, что он прогуливается в парке в то же самое время, что и я, — ответила Энэлайз.
— Какая случайность! — саркастически заметила Фрэнсис.
Энэлайз покраснела. Она знала, что ее постоянные встречи с Миллером уже нельзя считать случайными и что этого не должна допускать молодая замужняя женщина. Но она ждала этих встреч и не хотела, чтобы они прекращались. Каждая из этих встреч происходила, потому что они оба — Энэлайз и Курт — хотели увидеться и поговорить друг с другом. В этом ничего не было плохого. Они были просто друзьями.
Энэлайз вызывающе повторила.
— Он — мой друг. И никакого здесь греха и предательства по отношению к Марку нет. Это Марк — вот кто игнорирует меня! Но несмотря на это, я остаюсь преданной ему и пишу ему. Ко мне еще никогда так не относились, — в сердцах сказала Энэлайз.
Прентисс и Фрэнсис нахмурились.
— Я знаю, что ты писала Марку и непростительно для него, что он ни разу не написал тебе. Когда он вернется домой, я спрошу его об этом. Но даже если эта дружба совершенно безвредна, ты должна задуматься о том, как расценят ее в обществе, — сказал Прентисс Шэффер.
— Расценят?! — вспыхнула Энэлайз. — Неужели вас это так беспокоит? А как насчет правды? Вы такой же самый, как и Ваш сын. Он поступает всегда по принципу как «расценят» и «что скажут люди», но никогда не побеспокоится, чтобы докопаться до истины.
— Энэлайз! Я ни в чем не упрекаю тебя, и я знаю, как тебе может быть трудно с моим сыном. Я верю тебе, когда ты говоришь, что между вами честная дружба. Но тем не менее, я не могу разрешить тебе продолжать встречаться с ним. Это очень неприлично. И имя Шэфферов не должно быть замешано в таком скандале, — сказал мистер Шэффер.
— К черту имя Шэффера! — взорвалась Энэлайз. — Обо мне кто-нибудь подумал? Я несчастна здесь с момента своего приезда к вам. Вы сами холодны и недоступны, Фрэнсис ненавидит меня. Она оскорбляет меня при малейшей возможности и поощряет своих друзей поступать со мной также. Никто ко мне по-хорошему не относится здесь, кроме Курта Миллера. Я не хочу отказываться от единственного здесь друга, и я продолжу встречи с ним.
Лицо Прентисса Шэффера стало непроницаемым.
— Энэлайз, — обратился он к ней. — Я строго-настрого запрещаю тебе делать это. Тебе не следует больше встречаться с этим человеком.
Такой повелительный тон разозлил Энэлайз, и она вспылила.
— Нет, мистер Шэффер. Вы не имеете права требовать от меня, чтобы я что-то делала или не делала. Вы не мой отец и не мой муж, а я — не ваша дочь или жена. Я взрослая женщина, жена и мать, и я могу сама принимать решения!
— Пока ты живешь под моей крышей, ты будешь…. — попытался продолжить свою линию отец Марка.
И тут Энэлайз возбужденно перебила его:
— Но я больше не останусь под вашей крышей, мистер Шэффер! Я устала от ваших приказов, я устала от ненависти и злобы, которые проявляет ко мне постоянно ваша дочь! Мы с Джонни уедем отсюда и как можно быстрее.
Оба — Фрэнсис и ее отец — запротестовали, но Энэлайз была непреклонна. Только сейчас она поняла, как долго она подавляла себя, соглашаясь со всем, что говорилось в этом доме. Она так ясно увидела, что ее засасывает в это холодное болото лицемерия. Одиночество и неуверенность в будущем сделали ее покорной и совершенно подавили ее личность. Но больше она этого не потерпит! И сегодняшний инцидент только ускорил ход событий. В душе Энэлайз радовалась этой сцене, которую устроила Фрэнсис.
Теперь она, собрав всю силу воли, сможет уйти из этого дома, не чувствуя себя ни в чем виноватой.
Энэлайз принялась упаковывать свои вещи и подыскивать жилье. Фрэнсис часто бушевала и упрашивала ее не забирать ребенка. Порой она доходила до того, что угрожала забрать племянника от нее распоряжением суда. Но Энэлайз не обращала на нее внимания, так же как и на осуждающее молчание Прентисса.
Ей было неважно, что они думают. Самым главным для нее было устроить свою жизнь и жизнь маленького Джонни и уйти из этого дома. Она знала, что сейчас ей придется рассчитывать на себя, потому что Марк, похоже, никогда к ней не вернется.
