Книга: Пророчество любви
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24

Глава 23

Это было неизбежно. Позже Алана поняла: иначе и быть не могло. Меррик не вернулся к ней в эту ночь… а вернулся… сон… тот же самый… и все же другой!..
Вокруг сгущались тени и темень — безбрежное море тьмы. Запах крови чувствовался в воздухе. Душераздирающие крики раздавались в ночи. Вдруг сверкнула молния и прогремел гром. Как будто сверху увидела она себя — оцепеневшую от ужаса и горя. Затем вновь оказалась в своем теле. Ноги начали двигаться. Сердце бешено забилось. Она бежала… кто-то ее преследовал…
Повсюду лежали мертвые тела. Норманны. Саксы… и люди с севера…
Глаза Аланы широко раскрылись. Она вскочила, прижав ко лбу руку. Тошнотворный страх охватил душу, она вдруг поняла…
— Данны, — прошептала Алана, — данны! Служанка, появившаяся у постели, чтобы разбудить хозяйку, вскрикнула от ужаса.
— Нет! — воскликнула Алана. — Не бойся меня! О, как ты не понимаешь? Это данны! Данны идут сюда, в Бринвальд! Они нападут и…
Женщина с криком бросилась прочь из комнаты.
К вечеру в замке только и разговоров было — о том, как Алану посетило видение, и что она убеждена: данны должны напасть на Бринвальд.
Через неделю все уже считали ее сумасшедшей. Меррик гневался, как никогда.
И, к величайшему огорчению Аланы, все стало, как раньше — во времена их размолвок. Она страдала: Меррик холодно обращался с ней. Ночами они лежали друг от друга на расстоянии вытянутой руки, и не было больше нежных слов на ушко, не было страсти, которая некогда в них столь ослепительно горела.
Однажды утром Алана, лежа в постели, кормила Джеффри, будучи в комнате одна. Кончиком пальца она нежно провела по раковине крохотного ушка. Улыбка тронула ее губы. Уже сейчас сын был очень похож на своего отца. И характером ребенок тоже пошел в него: когда был голоден, громко требовал своего! Конечно, мальчик вырастет красивым, сильным, смелым, гордым…
Алана подняла голову, услышав какой-то звук: Меррик стоял на пороге, такой высокий и властный, что у нее замерло сердце. Отчаяние охватило саксонку. Никогда прежде не казался он ей более чужим, чем в этот момент. Она непроизвольно прикрылась простыней. Меррик держался так отстраненно, что она застеснялась показывать ему грудь обнаженной. Алана не заметила, как напряглось его тело.
Он не стал тратить время на проволочки и сразу же заявил о своих намерениях:
— Я собираюсь на соколиную охоту, саксонка, а ты должна провести день, упаковывая вещи, потому что завтра я отправляю тебя и Джеффри в Лондон.
Пораженная, Алана уставилась на мужа.
— В Лондон? — повторила она. — А ты едешь?
— Нет.
Ужасная тяжесть легла ей на сердце.
— Тогда… зачем ты меня отправляешь в Лондон?
Он сделал нетерпеливый жест.
— Чтобы ты оказалась в безопасности.
— В безопасности?.. Ты лжешь, Меррик! Ты хочешь избавиться от меня! — в ее крике слились и гнев, и страх.
Она собралась встать, но вспомнила, что Джеффри сосет грудь.
— Ты в Лондоне будешь не одна, — сказал Меррик, глядя на нее ледяным взором. — Женевьева отправится с тобой, — тон его голоса был категоричен.
Он повернулся и вышел.
Но Алана не собиралась сдаваться так легко. Она быстро поднялась и положила Джеффри в колыбель. Ребенок громко завопил, но она побежала за Мерриком следом, будто сам сатана гнался за нею по пятам.
Она догнала мужа во дворе, как раз в тот момент, когда он собирался сесть на лошадь. Задыхаясь, Алана схватила его за локоть.
— Меррик, а как же данны? Ты должен поверить мне. Я знаю, это случится, и скоро! Ты должен подготовиться…
Он повернулся к ней с гневным выражением лица:
— Прекрати этот балаган, Алана! Ты ведешь себя как дура!
За ее спиной послышался смешок:
— Не обращайте внимания, милорд! Это всего лишь хитрость! Ведьма хочет скрыть от вас правду: это она убила отца Эдгара, а теперь оправдывается, крича, что скоро придут данны!
Алана в ярости обернулась:
— Ухмыляйтесь, сколько угодно, но я говорю вам: данны придут! Тогда пожалеете, что не подготовились к отпору!
— Она сумасшедшая! — раздался громкий голос. — Сумасшедшая!
Меррик взобрался на лошадь.
— Хватит! — крикнул он. — Я не желаю больше ничего слышать!
Лорд бросил такой убийственный взгляд на всех собравшихся, что люди побледнели и отступили. Желваки заиграли на скулах Меррика. Он повернулся к Алане и, спешившись, взял ее за руку и отвел в зал, где они могли поговорить наедине.
Алана умоляюще положила руку на плечо мужа.
— Умоляю тебя. Не делай этого! Не отправляй меня в Лондон!
Он бесстрастно смотрел на нее сверху вниз.
— Ты так мило меня просишь, дорогая, но я должен знать… почему ты так хочешь остаться? Потому что не в силах расстаться со мной… или с красавцем саксом?
Алана оцепенела. «Проклятье! — подумала она. — Проклятье!» В эту минуту она вновь ненавидела Меррика за самоуверенность и власть над ее судьбой.
— Ты ошибаешься на мой счет, — с глубоким чувством сказала она, — и ошибаешься насчет Радберна. Ты забыл, что он чуть не погиб, защищая твою сестру?
Скулы Меррика снова сжались.
Он заступался и за тебя, саксонка. Давай не будем забывать и об этом.
Пальцы Аланы судорожно вцепились в юбку. Сердце у нее разрывалось на части. «Как ты можешь? — безмолвно кричала она. — Всегда ты… только ты… разве ты не понимаешь, как я тебя люблю?»
Но все, что жжет сердце, никогда не будет высказано, решила саксонка. Она не станет ни плакать, ни просить, ни умолять, потому что в том нет толка. Меррик ее не любит, поняла Алана с замиранием сердца, и ему не нужна ее любовь. Он даже не берет жену по ночам в последнее время.
Слезы жгли Алане глаза. Собрав все свое достоинство, она подняла голову.
Я не могу представить доказательств, Меррик, но я во всем была тебе верна, в каждом своем поступке. Никогда я не предавала тебя, хотя, знаю, ты думаешь иначе. Все же прошу тебя еще раз: не отправляй меня в Лондон!
Меррик ответил ей сурово:
— О твоем благе я пекусь, саксонка, отправляя в Лондон. Люди считают тебя ведьмой. Обстановка в Бринвальде сложная, а вокруг тебя кипят страсти.
— А ты? Ты тоже считаешь… это я убила отца Эдгара?
На мгновение ей показалось: он не ответит, вернее, она испугалась, что он может не ответить. Наконец Меррик произнес:
— Нет, я так не считаю.
Каким-то чудом Алана не отступила под тяжестью его взгляда.
— Тогда вот что скажи мне, норманн! Все уверены; я сумасшедшая! А ты? Ты тоже так думаешь? Я сумасшедшая? Сумасшедшая ведьма?
Он промолчал, и в этом молчании она услышала горькую правду и увидела в его глазах то, что никак не ожидала увидеть… то, что ей было видеть невыносимо… — тень сомнения.
Но когда Меррик заговорил, он произнес не то, что Алана ожидала услышать:
— Может, ты и сумасшедшая, — хрипло ответил он, — не знаю. Знаю только, что все эти твои сны — чепуха!
Когда она принялась возражать, он лишь покачал головой.
— Нет, саксонка! Мне что, нужно напоминать? Тебе снилось, будто я поднимаю на тебя меч, чтобы убить! Но я тебя никогда пальцем не тронул! Никогда! — его губы дрогнули. — И если в твоих снах я делаю то, что не делаю в жизни, нет ничего вещего в твоих снах, и безумие считать их таковыми.
Его пренебрежительное отношение глубоко ранило ей сердце. Не замечая его подозрительного взгляда, она глубоко вздохнула и стерпела боль.
— Что ж, ты не веришь мне, Меррик! Но говорю тебе, мой сон сбудется! Бринвальд в опасности. Не оставь мои слова без внимания, умоляю!
Он не стал отворачиваться, как она того ожидала.
— Мы еще поговорим об этом, когда я вернусь с охоты, саксонка. А сейчас советую тебе подготовиться к путешествию.
Алана убрала свою руку с его руки. Итак, вот правда! Как и все остальные, он считает ее сумасшедшей! Сердце у нее трепетало. Алана не знала, как удалось ей удержаться от рыданий. Она могла снести несправедливость от других… но не от Меррика!
Он ушел и даже ни разу не обернулся. Муж оставил ее в одиночестве, и она страдала от одиночества, как никогда раньше.

 

Наверное, Рауль был единственным, кто не сомневался в предсказании Аланы насчет нападения даннов. Спрятавшись за углом, он усмехался, подслушивая разговор Аланы с Мерриком. Потирая руки, он вспоминал, как несколько дней тому назад у него созрел этот план.
Меррик послал его отвезти послание Роберту, приятелю-норманну, управлявшему большим леном к северу от Бринвальда. На обратном пути Рауль заночевал на постоялом дворе. За ужином он приметил молодого парня, сидевшего напротив. На нем были шапка, сапоги и меховые штаны, каких не носили местные жители. Рауль обратил внимание, что парень подсел поближе к норманнским воинам и склонил голову. Казалось, он прислушивается к разговору.
Его поведение вызвало у Рауля подозрения. Когда через несколько минут парень выскользнул за дверь, рыцарь быстро встал и последовал за ним.
— Эй! Стой! — крикнул он, оказавшись на крыльце.
Юноша остановился и медленно повернулся. Рауль шагнул к нему.
— Ты кто? — спросил он.
Глаза парня сверкнули, но он ничего не ответил.
— Я видел, как ты подслушивал разговор воинов, — рявкнул Рауль. — А теперь отвечай!
Когда и на это раз юноша промолчал, Рауль хмыкнул и сдернул шапку у него с головы. Соломенного цвета патлы разметались во все стороны. Рауль выругался.
— Черт побери! Ты данн?
Глаза юноши блеснули, но он продолжал хранить молчание. Рауль схватил его за руки и скрутил их.
Если тебе дорога жизнь, ты мне ответишь, кто ты такой! — процедил он сквозь зубы. — И не притворяйся, будто не понимаешь меня! Я-то знаю, что понимаешь! Иначе бы тебя тут не было!
Парень согнулся чуть ли не пополам.
— Я Дагнор, — выпалил он, — сын Расмуса Честного.
Рауль не ослабил хватки.
— Зачем ты здесь? Шпионишь?
— Д-да! — запинаясь, ответил парень. — Отец послал меня узнать, где тут поблизости богатый лен.
Глаза Рауля оживились. Он позволил данну выпрямиться, но продолжал крепко держать его за запястья.
— Ну что ж, — размышлял вслух Рауль. — Сейчас, видимо, ты собирался вернуться к своему отцу.
Парень кивнул.
— Отведи меня к нему! Дагнор удивился:
Зачем?
Рауль рассмеялся.
— Я могу подсказать, где находится один очень богатый лен. А потом… у тебя нет выбора. Твоя жизнь в моих руках.
Воспоминания о той ночи наполняли душу Рауля самодовольством. Улыбка скользила по губам. Все, о чем он мечтал, было на расстоянии протянутой руки: Бринвальд и… Алана.
И завладеет он ими именно сегодня.

 

Даже когда солнце поднялось высоко в небе, настроение у Аланы оставалось по-прежнему печальным. По настоянию Женевьевы большую часть дня она провела в сборах и приготовлениях к дороге. Хотя в глубине души Алана и испытывала желание бросить вызов мужу и отказаться ехать, но подумав, с горечью она решила, что у него могут быть свои соображения, неизвестные ей.
Ближе к вечеру, покормив Джеффри и уложив его в колыбель, Алана позвала служанку, чтобы та побыла с малышом, а сама отправилась на берег моря. Она хотела побыть одна, у края пенистых волн отыскав убежище от мира, который был так враждебно настроен к ней. Убежище она находила и раньше — на скалистом берегу под скалами. Одинокий ветер развевал ее волосы и обжигал щеки. Алана снова бранила в душе и себя, и Меррика — за все размолвки, которые опять встали между ними…
Никаких размолвок не должно было быть!
Чей-то голос выкрикнул звуки ее имени, вырвав ее из отчаяния. Думая, что это Меррик, она вскинула голову. Увы! Это был не он!
Перед нею стоял Рауль в чрезвычайно наглой и самоуверенной позе — упираясь руками в бока.
Поправив плащ, Алана выпрямилась.
— Дай мне пройти, — спокойно потребовала она.
— О, на этот раз ты не пройдешь, любовь моя!
Взгляд Аланы жег, как огонь:
— Я не твоя любовь, — отрезала она.
— Так будешь ею! — улыбнулся Рауль.
Предостерегающий об опасности холодок пробежал у нее по спине. Но не успела Алана вымолвить и слово, как улыбка Рауля стала еще шире,
— К сожалению, боюсь, твое предсказание не совсем верно, любовь моя. Потому что, видишь ли, данны не придут в ближайшее время, — мягко продолжал он. — Они уже здесь!
С полдюжины воинов, один за другим, появились из-за спины Рауля, Волосы у них были растрепанные, нечесаные, бороды закрывали лица. Одеты они были в грубую одежду из шкур, мехом наружу. Испуганной Алане данны показались великанами.
Охваченная ужасом, она застыла на месте. О, если бы вещие сны обманывали! О, если бы ее собственные глаза обманывали! Во имя Господа, Рауль не солгал…
Это были данны.

 

Меррик любил соколиную охоту, но в тот день охота не доставляла ему никакого удовольствия. Он был чрезвычайно уязвлен гордостью саксонки, которую взял в жены. Она испытывала его нрав и терпение, как никто другой.
Однако, вынужден был признать Меррик, не на Алану он сердился! А на самого себя. Невозможно было забыть выражение боли на ее лице… широко открытые глаза, залитые слезами… Его собственные слова молотом стучали в ушах: «Может быть, ты и сумасшедшая…»
Горькое самоуничижение камнем лежало на сердце, и мучили угрызения совести. Он обидел жену — страшно обидел! Кровь Христова, он сам не знал, что на него нашло! Настроение было мрачное, как смертный грех: какой-то дьявол прицепился и не хотел отпускать.
Ему не следовало приводить саксонку в свой дом. В свою постель. Не следовало прикасаться к ней. Любить ее… Однако Меррик не мог представить свою жизнь без нее или другую женщину на месте Аланы.
Грызущая боль терзала душу. У них сын… и ребенок связал его с саксонкою навеки. Он не сомневался, что Алана любит Джеффри… но не мечтает ли она втайне о ребенке от… какого-нибудь саксонского красавца? Меррик нахмурился, радуясь, что Симон отъехал, чтобы подобрать убитого кролика.
Он отмел сомнения, таившиеся в его сердце, потому что невыносима была мысль о близости Аланы с Радберном. Горечь разъедала душу. Не жалела ли саксонка, что оказалась в его объятиях? Лорд вспоминал, как нежно отвечали ее губы на его поцелуи, как горела она в огне страсти… О, нет, не могла женщина так пылко откликаться, любя другого человека! Конечно, нет!
Беспокойно пошевелившись в седле, Меррик задумчиво посмотрел вдаль — туда, где скалы обрывались в море. Ветер доносил запах водорослей. Предсказание Аланы раздражало его. О вторжении даннов ничего не было слышно на северном побережье Англии. Да и кто осмелится пуститься в плавание накануне зимы!
Симон, подъезжая, торжествующе показывал добычу. И вдруг странное чувство овладело Мерриком. Что-то не так, мелькнула смутная мысль. Происходило что-то… очень, очень скверное… Сердце у него остановилось.
— В Бринвальд, — быстро проговорил он, хватая под уздцы лошадь Симона. — Мы возвращаемся в Бринвальд!
Симон глянул на свирепое лицо лорда и кивнул. Облако пыли заклубилось позади них.
Глаза Меррика обшаривали горизонт. На землю опускались сумерки. Самым горячим его желанием было застать в Бринвальде все без изменений. Они стремительно приближались к замку, и Меррик рисовал себе самую трогательную картинку, какая только могла его порадовать: служанки готовятся подавать в зале ужин, Алана в своей комнате. Джеффри жадно сосет ее грудь…
Но все было иначе. В замке царили несусветный хаос и паника. Толпы народа беспорядочно носились по двору. Меррик спрыгнул с коня.
Староста деревни бросился перед ним на колени.
— Милорд, — завопил он, — мой сын заметил челны данное, причалившие к берегу немного севернее Бринвальда. Нам нужно готовиться к защите!
— О! — закричал другой крестьянин. — Нам надо было слушать Алану! Она была права, спаси Господи ее душу!
— Если бы она была ведьмой, то желала бы нам зла. Но Алана хотела, предупредив, спасти нас! — пропищала молоденькая служанка.
— В самом деле, — вскричала прачка. ~ Я много думала о том, что сказал милорд однажды. Алана не причинила мне зла, и никому не причинила, насколько мне известно. Мы все ошибались!
Меррик слушал, но его мысли были заняты другим. На мгновение его взгляд метнулся к Радберну, стоявшему у пекарни. Не было ли вторжение даннов чьей-то хитростью? Заговором саксов с целью свергнуть норманнских завоевателей?
Нет, подумал он, чутье не обманывает. Люди не лгут. И они правы. Данны не придут в Бринвальд с миром. Они всегда приходят для грабежа и разбоя.
Он поднял руку и дал знак одному из своих воинов.
— Эй, вы там, готовьте лошадей! — Меррик продолжал выкрикивать приказы, мысли лихорадочно метались, глаза разыскивали в толпе Алану. «Где она? Кровь Христова, где же она?»
Чья-то рука ухватилась за его локоть. То была Женевьева.
— Сестра! Где Алана? Ты ее видела? Глаза женщины потемнели от испуга.
— Нет! Я искала ее повсюду! Она оставила Джеффри с горничной, чтобы погулять по берегу моря. Но я посылала за ней слугу. Он ее не нашел! — она всхлипнула. — О, Меррик! Алана по своей воле не оставила бы Джеффри так надолго! Малыш плачет. Что-то случилось, я чувствую.
Меррик не стал высказывать глубоко затаившееся опасение, что Алана попала в руки даннов. Он сжал пальцы Женевьевы.
— Я найду ее, обещаю! Теперь же иди в замок! Там ты будешь в безопасности.
Женевьева круто повернулась, взмахнув юбками. Меррик не видел долгого, о многом сказавшего взгляда, которым она обменялась с Радберном. Когда он обернулся, то обнаружил перед собой смелого и высокого богатыря-сакса. Радберн посмотрел ему прямо в глаза.
— Дай мне меч, Меррик! Я буду биться за Бринвальд. За Англию. За всех нас. И они тоже желают биться, — он показал на угрюмых саксов, собравшихся за его спиной. — Все мы достойные воины, не хуже твоих людей. И если мы соединим наши силы, то сможем побить даннов.
Меррик принял решение моментально. Он дал приказание Симону:
— Проследи, чтобы этому человеку дали оружие, — сказал он, — и всем остальным саксам тоже.
Люди подняли крик:
— Они идут! Язычники идут! Данны!
В мгновение ока все притихли. Сам мир, казалось, Затаил дыхание. И тогда ветер донес боевой клич — леденящий душу вопль.
Поднимая свой меч, Меррик испытывал смертельный страх за Алану. Он прочел про себя молитву и принялся повторять ее снова и снова. Как никогда в жизни, он молился, чтобы Алана осталась жива и невредима.

 

Напор был свирепым, безудержным и кровавым, и на какое-то время показалось, что судьба не благоволит защитникам замка. В то время как падал один данн, два других занимали его место.
Но и норманны, и саксы были полны решимости не уступать диким пришельцам с севера. Звуки битвы гремели со всех сторон. Хриплые гортанные крики вырывались из глоток сражавшихся, непрестанно звенели мечи, топоры и копья.
Ночь опустилась на землю. — Постепенно ожесточенность битвы спала. Взыграла гордость норманнов и саксов. С новой силой набросились они на пришельцев. Меррик бился верхом на своем вороном скакуне. Мрачным взглядом из-под шлема зорко следил он за ходом сражения. Победа была неминуема. Он это чувствовал — всем сердцем.
Прикрыв глаза, лорд постарался собраться с мыслями и разобраться в своих ощущениях. Неведомая сила влекла его в сторону от поля битвы. Рыцарь открыл глаза и повернул голову.
Все повторилось: неподалеку сидел Седрик, подергивая хвостом. Подчиняясь неведомой силе, Меррик тронул поводья своего коня. На расстоянии протянутой руки от кота он остановился, нагнулся и протянул полусогнутую руку.
— Седрик, — тихо попросил он, — отведи меня к твоей хозяйке.
Меррик мог бы поклясться: какой-то молчаливый обмен мыслями произошел между ними! Все так же глядя на него, Седрик встал и направился к скалам.
Лорд последовал за котом.
Прошли уже часы со времени пленения Аланы, Связав ей запястья, Рауль отвел женщину в крохотную темную пещерку и поставил на стражу огромного данна, сам же ушел с остальными язычниками и долго не возвращался. Рауль сговорился с даннами! Алана долго не могла прийти в себя от коварства норманна, но еще сильнее, чем ее ненависть к Раулю, был страх за тех, кого она любила.
До нее доносились ожесточенные звуки битвы.
Окоченевшая от промозглого холода, Алана впала в глубокое отчаяние. Сражение длилось уже так долго! Она дрожала при мысли о тех, кто падает под смертельными ударами. Где Джеффри? И что с Женевьевой? С Сибил? Сердце у нее обливалось кровью. Женевьева умрет, если что-нибудь случится с Симоном.
А Меррик? Жив ли он? Сердце разрывалось на части. Господи! О, пожалуйста…
Ты думала, я забыл о тебе? — вернулся Рауль. Он стоял в полутьме с улыбкой на губах. Алана с отвращением глянула на него.
Пошли-ка! Дай я тебя развяжу.
Он наклонился. Алана страдала от его прикосновений. Гнев поднимался в душе.
— Это ты привел даннов в Бринвальд?
— О, конечно, это моя заслуга! Разве ты этого еще не поняла? Хотя, впрочем, должен сказать, что, встретившись с их предводителем Расмусом несколько дней тому назад, я пытался убедить его не торопиться.
Алана потерла затекшие запястья.
— Что же ты надеялся выиграть от предательства? Рауль от души расхохотался.
О, многое, любовь моя! Большую добычу!
— Предатель! — бросила она ему в лицо. Алана вдруг так разгневалась, что голос задрожал от ярости:
Данны — варвары! Они никого не пощадят. Они сожгут Бринвальд!
Нет, милая, они этого не сделают.
Алана, прищурившись, смотрела на Рауля.
— Что же ты за это выторговал?
От его смеха мороз прошел по коже.
— Расмус сделает то, чего до сих пор не осмеливался сделать я! Он убьет Меррика! Данны потом, конечно, пограбят вволю, но это не так уж важно для меня. Кое-что на мою долю все равно останется! Данны больше стремятся пролить кровь, чем завладеть добром. Ну, прихватят они попутно кое-какие безделушки.
Глаза Аланы сверкнули.
— И оставят за собой реки крови!
Рауль пожал плечами и продолжал как ни в чем не бывало;
— А когда они уйдут, Бринвальд станет моим леном, — пальцем он погладил ей щеку. — И ты тоже, милая.
Алана отвернулась.
— Злобный и трусливый пес! — воскликнула она. — Гореть тебе в аду!
— Молчи! — прошипел он. — Я сделаю только то же самое, что Меррик сделал с твоим отцом и что Вильгельм сделал с Англией: нужно брать себе то, что слабый не может удержать, — он вскочил на ноги, потянув ее за собой. — А теперь, думаю, нам пора вкусить плоды победы,
Рауль тащил Алану за собой. Она споткнулась и чуть не упала на каменистой тропе, которая вела вверх по утесу.
В воздухе чувствовался запах дождя. Поднявшийся ветер гнал по небу темные тучи.
Рауль не останавливался, пока они не добрались до холма — как раз рядом с воротами замка. Битва продолжалась за внешними стенами укрепления. Алана опустилась на землю, сердце не выдерживало страшного зрелища: тела лежали на земле, как поваленные бурей деревья.
Рауль стоял в нескольких шагах от нее, потрясенный открывшейся взгляду картиной. Желчь поднялась к горлу. Он попытался справиться с чувством беспомощности, охватывавшем его при каждом крике, при каждом ударе.
Вдруг что-то оказалось у Аланы на коленях — комочек рыжеватого меха. Седрик! Желтые кошачьи глаза блеснули в темноте. Кот спрыгнул с ее колен, побежал, остановился и оглянулся, как бы приглашая хозяйку следовать за ним.
Сердце у Аланы билось, как голубь в силках, когда она поднялась на ноги. Саксонка медленно начала отступать, ноги у нее дрожали, взгляд не отрывался от широкой спины Рауля. Когда она удалилась на достаточное расстояние и он уже не мог бы расслышать ее шаги, Алана развернулась и побежала изо всех сил, будто за ней гнались все демоны ада.
Может быть, так оно и было, потому что, увы, она недооценила Рауля. Алана услышала за спиной громкий крик. Глянув через плечо, она увидела, что он вытащил меч из ножен и поднял его над головой.
Смертельный ужас охватил саксонку. На бесконечно долгое мгновение она застыла…
Вокруг царила тьма, какую она не могла себе и представить. Чернее, чем мрак глубочайшей бездны преисподней. Тени перемещались, громоздились, метались, словно для того, чтобы схватить ее жадными скрюченными пальцами…
Она ощущала… что-то… что-то злое. Опасность надвигалась со всех сторон, такая же тяжелая, плотная и бездонная, как и тени.
Яростно взметнулся ветер, застонав. Молния разорвала небеса — вспышка ослепительного света. Гром прогрохотал над землей, дрогнувшей под ногами. Повсюду виднелись лужи крови. Воздух был насыщен тошнотворными запахами гниения и тлена.
Она убегала. В ушах шумело громче, чем завывал ветер. За спиной раздавались тяжелые шаги.
Не разбирая дороги, она бежала в непроглядной тьме. Ее гнал страх, преследовали крадущиеся тени и нависал призрак смерти, который давил и душил так, что она едва могла дышать…
Но вдруг, отделившись от сонма теней, появились человек и животное — рыцарь и конь. С оружием и в латах, он сидел на крупном вороном скакуне, лицо оставалось скрытым в тени конусообразного шлема.
За его спиной вспыхнула молния, перечеркнув небо, и на один леденящий душу миг всадник ей показался отлитым из серебра.
Медленно поднял он свой шлем. Ее пронзила дрожь. Лицо его было бледным и холодным, как лед. Ужасающий взгляд пригвоздил ее к месту, словно острие копья. Затем медленно всадник поднял руку в железной перчатке с зажатым в ней сверкающим мечом. На мгновение оружие повисло в воздухе, а потом меч начал стремительно опускаться все ниже и ниже…
Меррик. Ее любовь. Ее жизнь.
И тогда она поняла… это был сон — сон, ставший явью, трепещущей и реальной, как сама жизнь…
Несокрушимая уверенность охватила ее. Алана удивилась, как она могла быть такой глупой… и такой слепой! Меррик пришел — но не как враг…
… а как спаситель!
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24