ГЛАВА 18

ТОГДА ДОКАЖИ МНЕ ЭТО, ЖЕНА.

Это прозвучало так просто, но на самом деле это было нелегко. Лицо Торна стало похожим на маску, отлитую из металла. Шана почувствовала в нем что-то пугающее и одновременно очень возбуждающее. Но по своей неопытности она не поняла, что это.

Это была страсть, чисто мужская, пылкая, естественная и безудержная. И неожиданно от его горящих глаз ее пульс начал сильно стучать. Шана затрепетала от мысли, что этот мужчина, этот бесстрашный воин может так желать ее.

Девушка сделала шаг вперед и очутилась между его крепкими, широко расставленными для равновесия ногами. Сердце в груди гулко стучало. Едва дыша, она положила руки ему на грудь, наслаждаясь тем, как его темные волосы покалывали ее ладонь. Затем другая ладонь утонула в его густых волосах. Набравшись смелости, Шана зажмурила глаза, поднялась на цыпочки и прижалась губами к его губам.

Какую-то долю секунды его рот оставался закрытым и жестким под ее трепещущими губами. Инстинктивно она разомкнула свои губы, языком медленно знакомясь с формой его рта. Затем внезапно граф схватил ее своими мощными, сильными руками, и Шана уже не помнила своего поцелуя, а чувствовала только его горячий, обжигающий, яростный, отчаянный, рожденный страстью, требовательный поцелуй.

Девушка ощутила боль, гнев, обиду Торна, поняла, что он готов был взорваться, смакуя вкус ее губ, проникая в ее рот и доставляя ей сладкое блаженство. И она охотно ответила ему, отчего у него из груди вырвался глубокий стон.

Граф отпустил ее, но только для того, чтобы своим горящим взором посмотреть ей в глаза. Его пальцы скользили по ее шее, спускались ниже, сознательно задерживаясь на трепещущихся холмиках ее грудей. От этой ласки принцесса почувствовала, что задыхается.

– Я сделал тебя своей невестой, – спокойно сказал Торн. – Затем я сделал тебя своей женой, – его глаза потемнели. – Теперь… теперь я сделаю тебя настоящей женщиной.

В его выражении лица и в голосе был намек, значение которого она понимала безошибочно. Шана ощутила сладкое томление в своих сокровенных местах. Воспоминания о том, как он глубоко и сильно погружался в нее, вызвало у девушки жгучее, волнующее желание.

Ее руки прижались к его груди, покрытой густым темным пушком.

– Торн, – задыхаясь, проговорила она, – ты еще не поправился…

– Тогда ты должна помочь мне, милая.

Эти слова были возбуждающими и дразнящими. Она затаила дыхание при виде его неожиданного смеющегося взгляда, который мелькнул у него в глазах. Его руки уже лежали на кружевах ее платья, а через мгновение граф положил в сторону ее одеяние. Теперь Шана была такая же обнаженная, как и он. У нее перехватило дыхание, когда Торн притянул ее к себе и обнаружил, что раненая нога мешает осуществить его намерения. Граф рассмеялся. Они вместе упали на соломенную подстилку. Шана, помня о его ране, повернулась так, чтобы не упасть на него, и легла на бок. Опираясь на локоть, Торн быстро приподнялся, жадно рассматривая нежное женское податливое тело, которое лежало рядом, полностью доступное ему. У графа стало сухо во рту, словно в безводных пустынях Святой земли. Он схватил ее руку и поднес к своим губам.

Поймав глаза Шаны своим взглядом, он вдруг перестал смеяться.

– Я не спал с леди Элис, – почти грубо сказал он. – И не спал с девушкой из Лэнгли.

У Шаны екнуло сердце. Она слегка поглаживала его колючую небритую щеку, почти незаметно лаская его. Ее глаза были прикованы к его глазам, а губы расплылись в улыбке, обнажив красивые белоснежные зубы.

– Правда?

Торн опустил голову. Их губы почти соприкасались. Он помолчал, и его дыхание совпало с ее.

– Правда, – поклялся он глухим, грубоватым, пронизанным желанием голосом. – Господи, как я мог? Я ни о ком больше не думал, кроме тебя, с тех пор, как мы поженились. Я думал о тебе и больше ни о ком, Шана, всегда.

Его заявление подействовало на нее, как терпкое сладкое вино. Торн был не из тех мужчин, которые говорят ласковые слова, он мог добиться своего гораздо проще. Он был таким мужчиной, который возьмет то, что ему причитается, как должное. Принцесса ощутила, как ее охватили чувства, словно каскадом полились солнечные лучи.

Торн снова принялся ласкать ее. Его рот жадно завладел ее губами, и поцелуй теперь был властный и требовательный, нежный и опаляющий.

– А теперь ласкай меня, жена. Ласкай так, как все эти долгие ночи я мечтал об этом.

Он притянул ее ладони к своему животу, ее пальцы ощутили горячую кожу, которая стала трепетать от прикосновения ее рук. Девушка почувствовала упругие, шелковистые завитки волос под своими руками. Сначала ее движения были неуверенными, почти неловкими. Шане никогда не приходило в голову, что можно так ласкать мужчину, и никогда она не думала, что ей этого захочется.

Но Торн был рад показать ей это, обнаружив в девушке способную ученицу. Ее пальцы скользили по упругой ровной поверхности его живота. Шана восхищалась тем, как напрягались его мускулы от ее прикосновений. Граф обхватил руку принцессы, неосознанно ведя ее туда, к самому горячему месту. Пульс Шаны отдавал в висках. Она ощутила его большую возбужденную плоть в своей ладони. Дотронувшись до нее, она почувствовала дрожь, нет, не от страха, а от пронизывающего ее всю возбуждения и ожидания.

Сердце стучало так, что вот-вот готово было вырваться наружу. Ласка Шаны была такой дерзкой и смелой, что кровь прилила к лицу, груди и животу. Когда девушка коснулась его твердой плоти, то была удивлена тому немыслимому контрасту: бархатистой мягкостью кожи и одновременно каменной твердостью. И хотя эти ощущения привели ее в трепет, она не отступала, а почувствовала вдруг свою силу, и с дрожью заметила, что владеет его телом. И от сознания того, что от ее ласки его плоть стала еще больше, она почувствовала радость, так же, как и он.

Торн лег на спину. Крепкими руками, поймав ее бедра, он гладил ее тело, направляя снова и снова, пока она не легла на него. Ее груди опустились на покрытую волосами грудь Торна. Полностью расслабившись, Шана чувствовала, как он напряжен. Пораженная этим, девушка посмотрела на графа. Такая близость удивила ее и одновременно возбудила. Кровь закипала у нее в жилах, отдавая тяжелой болью в том месте, где их тела слились воедино. От такой волнующей близости Шана почувствовала, что горит как в огне.

Она приподнялась, смущенно воскликнула:

– Торн…

– Тише, – сказал он хрипло. – Тише, я научу тебя.

Черты его лица напряглись, глаза яростно горели. Ее охватило легкая дрожь, когда, наконец, она поняла его намерения. Ощущения невозможно было передать. Казалось, весь мир затаил дыхание. Одно движение бедер, и Торн вошел в нее. Она почувствовала его, словно они стали одним телом.

– Боже милостивый, – вырвалось у нее.

Но она поняла, что весь мир горит от страсти, отчего вспыхнула и сама. Инстинктивно Шана упала ему на грудь и закрыла глаза, двигая бедрами взад и вперед, задыхаясь от глубокого и свободного проникновения.

У Торна перехватило дыхание. Охваченный множеством других приятных ощущений, он заскрежетал зубами и замер, давая ей, возможность двигаться так, как она хочет, и чтобы она сама нашла темп движений. Шелковистые волосики дразнили его живот, когда она медленно наклонялась над ним. Торн обнял руками ее груди и приподнялся так, чтобы ласкать ее набухшие розовые сосочки, кончиком своего языка, целуя их. Он был так возбужден, что казалось, не выдержит этого. Ее плоть была такая горячая, гладкая, мягко обхватывала его ствол, словно атласом, крепко сжимая его и поглощая, затягивая внутрь своего тела.

Торн глухо застонал. Его руки скользнули к ее бедрам, а пальцы почти конвульсивно впились в мягкое тело принцессы. Граф страстно вошел в нее. Шана почти закричала от наслаждения, лишив его власти над собой. Он погружался в нее сильно и яростно, снова и снова сжимая ее в своих объятиях. И Шана охотно отвечала ему, изгибая и двигая свои бедра в одинаковом с ним ритме.

Он нашел ее губы и целовал страстно и жадно, погружая девушку в бездну наслаждений. Шана почувствовала, как внизу ее живота загорается огонь. Пламя разгоралось все сильнее с каждым его толчком. И вдруг солнечный свет, чистый и золотой, залил ее. Шана задрожала и закричала от удовольствия, достигшего своего апогея. Она испытала удивительный, восторг, который вознес ее высоко, освобождая от земных оков.

Торн тоже ощутил кульминационную развязку. Он глубоко погрузился в нее, так глубоко, что Шане показалось, что он пронзил ей сердце и душу. И его тело напряглось и задрожало, и девушка ощутила внутри себя горячий и пьянящий поток.

Затем она свернулась около него, чувствуя, как бешено, бьется сердце, ощущая мускусный запах любви, чувствуя его сильные объятия, крепко прижимавшие ее к своей груди.

Что-то произошло этой ночью. Это было больше, гораздо больше, чем соединение мужчины и женщины, чтобы испытать наслаждение. Шана чувствовала неуловимую связь с Торном, словно невидимая рука приковала ее к нему. Нет, не только ее тело, но и сердце, дух и душу.

У принцессы возник вопрос, почувствовал ли Торн то же самое? Девушку быстро и безжалостно охватило отчаяние, от которого в ее душе все содрогнулось, и исчезла радость. Но навряд ли она могла этого ожидать и надеяться… И верить.

Шана ошибалась. С самого начала Торн понимал, что его любимая жена была не такая, как большинство женщин, которых он знал. И только из гордости он говорил себе другое. Граф не уважал мужчин, которые теряли голову из-за женщин. Правда принцесса разжигала в нем страсть, и он не мог этого отрицать. Никогда он не желал женщину так, как свою жену. Ему стоило только посмотреть на нее, и кровь тут же закипала, – плоть напрягалась, и он начинал тяжело дышать.

Но Торн никогда не позволял этому чувству глубоко проникать и захватывать себя. И хотя связи с женщинами доставляли ему огромное наслаждение, они всегда оставались мимолетными и были не более чем развлечение.

Но Шана… С ней все было гораздо сложнее и намного больше, чем просто утоление животного инстинкта. Ночью она пошла ему на уступку, нет, это было больше, чем уступка. Торну показалось, что она испытывала не менее сильное желание, чем он.

Он мечтал, чтобы она сама захотела ему отдаться, нежная и податливая в его руках. Так и случилось. Он ласкал ее дерзко, даря такие ласки, какие только могло представить его воображение. Шана уступила его просьбе и доставила ему не меньше удовольствия. Его сводило с ума каждое движение ее тела, каждый крик от сладкой неги его поцелуев, вызывавших у нее трепет. А когда он заставил ее узнать его тело, она смущенно, нежными губами сделала это. Торн думал, что взорвется от наслаждения, которое доставили ему ее неискушенные ласки. А такого финала он никогда не испытывал ни с одной женщиной. И еще долго после того, как страсть улеглась, его не покидало ощущение, которое было гораздо больше, чем вожделение.

Но все же Торн чувствовал какую-то горечь, которая словно рана оставила след в его душе. Он снова и снова говорил себе, что должен быть доволен, ведь он никогда даже не мечтал, что она отдастся ему по собственному желанию. Но граф начинал понимать, что ему хочется большего, чем обладание ее телом. Ему хотелось завладеть ее сердцем…

Так как его уже было украдено.

Торн уже не мог дольше себя обманывать. Его жена, не желавшая его, забралась к нему в душу, словно ночной вор, и захватила то, что было не в его власти отдать, кому бы то ни было. Он не мог сопротивляться, даже не мог протянуть руку, чтобы остановить это. Так как дело уже было сделано.

Впервые между ними наступило перемирие, близость и дружба, которую он безмерно ценил. И ему не хотелось, чтобы это когда-нибудь кончилось.

Но эта идиллия не может продолжаться всегда.

Послышался негромкий, словно булькающий ручеек, звук. Это камешек упал с мазанки. Этот звук прервал размышления Торна.

Де Уайлд набирал силы днем, и они с Шаной проводили время, наслаждаясь мирными картинами, которые их окружали. Лучи солнца просвечивали сквозь низкие нависшие облака над горными вершинами, отбрасывая розовато-пурпурную дымку у горизонта. Девушка и рыцарь постелили одеяло в тени большого дуба. Шана лежала, прижавшись к боку мужа, положив голову ему на плечо.

– Шана, – он негромко произнес ее имя. – Утром мы должны отправиться в Лэнгли.

Она встретила эту новость молчанием. Рядом с ним она лежала совершенно тихо. Они не говорили о конфликте между Англией и Уэльсом, не обсуждали причину своего пребывания здесь, в этой горной долине. Девушка почувствовала, как тяжесть навалилась ей на грудь. Торн словно ужалил ее и вызвал чувство обиды тем, что решил нарушить этот трепетный мир, который так неожиданно их окутал.

Здесь, в этом укромном уголке, далеко от тревог, которые раскалывали страну на две части, они были словно на небесах, где не существовало ни Англии, ни Уэльса. И до этого момента Шана даже не догадывалась, как это было ценно.

Ее сердце сжалось. Если бы только они могли остаться здесь навсегда. Если бы только…

Но, увы, этому не бывать, хотя все у принцессы вызывало боль и отчаяние. Она медленно села, обхватив руками, колени и подтянула их к груди. Несмотря на то, что солнце светило у нее над головой, она вся задрожала, как будто холодный ветер проник к ней в сердце.

Торн с трудом сдерживался. То, что Шана отстранилась, неприятно подействовало на него.

– Мы не можем больше здесь оставаться, Шана. Моя нога почти зажила, и нет необходимости задерживаться. – В его голосе чувствовалось сожаление, но безошибочно угадывались стальные нотки.

– А что, такая уж необходимость возвращаться в Лэнгли, да? В конце концов, беспокойные валлийцы будут подавлены. – От душевной боли Шана наклонилась к коленям и яростно посмотрела на Торна. – А как же быть с Мэйв и Эвери? Скажите мне, милорд, вы в душе считаете их врагами? Вы что, дурачили нас, смеясь и болтая с ними эти несколько дней? Неужели я ошибалась, думая, что для вас не имеет никакого значения, что они валлийцы? Мэйв спасла вам жизнь, и мы укрылись в домике их сына, который сражается в армии Левеллина. Что, если вы встретитесь с ним на поле битвы и убьете его? Будет вас волновать то, что вы лишили жизни сына своих спасители?

Торн протянул руки и почти грубо привлек ее к себе.

– Да, меня это будет волновать, – резко сказал он. – Вот поэтому нужно как можно быстрее закончить эту войну, чтобы пощадить жизни валлийцев и англичан. Если бы это было в твоей власти, думаю, ты бы заставила меня бросить меч и связала бы мне руки, словно глупая старая женщина. Но если это так, то вы слишком мало знаете о мести, принцесса, и еще меньше о преданности и обо всем, что из этого вытекает. – Он хрипло рассмеялся. – Но думаю, это слишком большая просьба. Просить вас понять это. Ведь вы всегда с такой готовностью думаете обо мне самое плохое!

И хотя на его лице бала написана укоризна, в глазах промелькнула едва уловимая боль, которая колола Шану, заставив смягчиться и почувствовать себя виноватой.

– Когда-то так и было, – сказала она тихо и уверенно. – Но не теперь, Торн, не теперь.

Он крепко вцепился в ее руки.

– Ты не поверила мне, когда я сказал, что не принимал участия в убийстве в Мервине и в смерти твоего отца. Ты не верила мне, когда я отрицал, что содеянное в Лэндире, моих рук дело. И ты хочешь сказать, что веришь мне теперь, после всего этого?

Он искал ответ в ее глазах, так же, как Шана искала ответ в своем сердце.

– Да, – сказала она и знала, что это правда.

Торн ослабил свою хватку. С лица исчезло напряжение, а голос почти молил ее.

– Я не знаю, почему кто-то решил прикрываться моим именем. Кто-то пытается воспользоваться мной. – Граф глубоко вздохнул и продолжил говорить, словно обращаясь к самому себе. – Испортить мою репутацию, может быть, для этого. Я должен узнать, кто это делает, и покончить с этим. Я не хочу, чтобы мое имя было оклеветано.

Шана нахмурилась. Нехорошее предчувствие охватило ее, и она задрожала, не в состоянии избавиться от него. Она боялась не за себя, а за Торна.

Но прежде чем принцесса смогла собраться с мыслями, пальцы графа начали теребить ее волосы. Он повернул девушку, дерзко требуя ее губы, и обрушился в страстном необузданном поцелуе, который лишил ее возможности говорить и дышать, и стер из головы все мысли. Молча Торн положил ее на себя. И когда, наконец, их бедра заколыхались в диком, огненном, старом, как мир, танце, они ощутили неистовую, почти отчаянную потребность в любви.

Но когда наступило утро, они уже были на пути в Лэнгли… На пути к войне.

Они не говорили об этом, но война присутствовала, словно невидимая стена, до которой нельзя было дотронуться и разрушить ее. Они были внимательны и вежливы друг к другу, но та близость, которая так соединяла их последнее время, ушла.

Рано утром, на второй день своего путешествия им повстречался небольшой отряд из Лэнгли, Старший объяснил, что Джеффри очень волнуется из-за их слишком долгого отсутствия. Боясь, что что-то стряслось, он выслал поисковый отряд.

Шана и Торн заметили, что двигались очень медленно, потому что у них была всего одна лошадь. Но теперь они ехали значительно быстрее надеялись, что замок покажется еще до того, как наступит ночь. Вскоре напряженные складки появились вокруг рта Торна. И хотя его фигура была прямой, словно сторожевая башня, черты лица стали осунувшимися и заострившимися. Было ясно, что езда причиняет ему боль. Шана нервничала и забеспокоилась к тому времени, как они рысцой въехали в ворота замка.

Крепость была полна рыцарей. Принцесса заметила, что все находились в состоянии какого-то необъяснимого возбуждения. За ее спиной Торн выпрямился и нетерпеливо вскрикнул. Вилл стоял около конюшен и увидел своего хозяина и хозяйку первым. Он подбежал и взял поводья.

Торн спешился с гримасой боли на лице. Держа Шану за талию, он нахмурился, посмотрев на мальчика.

– Что здесь происходит, Вилл? Неужели люди собираются отправиться на битву ночью?

Глаза оруженосца стали круглыми от волнения.

– Они только что приехали, милорд! Ну и охота там была, прямо за стенами замка, я видел это собственными глазами! А теперь мы его наконец-то поймали, самого Дракона!

– Дракона?! – Шана и Торн одновременно посмотрели на Вилла.

– Да, милорд. Он стоит рядом с сэром Джеффри в алой мантии. Сущий дьявол.

Две пары глаз посмотрели туда, куда указал мальчик. И действительно, высокий темноволосый человек в красной мантии стоял перед сэром Джеффри у домика с охраной.

Она слишком хорошо знала этого человека в красной мантии. Это был Барис.