XX
Стоял октябрь. Ранние сильные морозы сделали возможным возвращение в Оукс до появления Аарона. С наступлением холодов лихорадка прекратилась; по правде говоря, никто так и не мог понять, чем это было вызвано. То ли холода заморозили ядовитые испарения на болотах, то ли они произвели изменения в атмосферном электричестве и нейтрализовали избыток кислотности, служившей проводником болезни.
Так или иначе, октябрьский мороз вновь сослужил плантаторам добрую службу. Дорога в Нек, вверх по реке, заполнилась экипажами возвращающихся домой плантаторов и их семей, фургонами, набитыми домашней утварью и слугами.
Полковник Вильям и его семья вернулись в Клифтон. Джон Эш и Салли – семья, пополненная теперь младенцем Вильямом – вернулись в Хэгли. Вильям Алгернон вступил во владение Розовым холмом – плантацией через одну от Клифтона, которую отец недавно подарил ему в ожидании женитьбы сына на очаровательной вдове, доводившейся, вдобавок, и кузиной. Полли Янг, урожденная Эллстон, с двумя «л», была пышущей здоровьем матроной двадцати восьми лет, пятью годами старше своего предполагаемого супруга, обремененной, кроме того, пятилетней дочерью Элизой. Но степенный Вильям Алгернон не видел в том помехи, тем более что миссис Янг была наделена изрядным приданым. Желая остепениться, он с нетерпением ожидал окончания второго года вдовства Полли, с тем, чтобы они могли пожениться, не нарушая обычаев.
Теодосия, волей-неволей втянутая в вихрь семейных событий, наблюдала радостную суету вокруг надвигающегося вступления миссис Янг в их семью и необъяснимо чувствовала себя задетой. Все эти «Полли, дорогая» да «Дорогая Полли, что вы думаете о том-то»… Никакое празднество не было полным, если на нем не присутствовала Полли. Они баловали маленькую Элизу и носились с ней. И хотя та даже не являлась прямой родственницей, уделяли ей значительно больше внимания, чем Гампи.
Тео, однако, вполне ясно представляла себе, что никогда не могла снискать расположение Элстонов, Одно дело, сторониться общества потому, что находишь его непривлекательным, и, совсем другое дело, когда общество сторонится тебя. Это было печально особенно, теперь, когда Аарону требовались друзья и вся поддержка, какие только могли бы быть. С тех пор как Джозеф посетил остров, Тео стала вновь проявлять интерес к чтению газет и регулярно посылала Гектора за ними в Джорджтаун. Хотя большинство газет были местными, в них случались упоминания об Аароне, и она была напугана их ядовитым тоном. Отцу решительно нужны были друзья.
Некоторое время трудности с перепиской делали дату его прибытия неясной, но, наконец, она узнала определенно, что он с первым же пакетботом отправится в Джорджтаун. Учитывая неизбежную остановку судна в Чарлстоне, он будет в Оуксе через пять дней.
Тео уступила пожеланию Джозефа, чтобы предстоящий визит ее отца не сообщался семье. Оукс, находящийся в часе езды верхом от прочих имений Элстонов, должен был предоставить отцу тихое убежище до той поры, когда Джозефу удастся выяснить, как обстоят дела. Его родственники никогда не обсуждали Аарона при Тео, но не скрывали от Джозефа своего ужаса перед обвинением в убийстве. Раз газеты писали о том, что дуэль была бесчестно подстроена, что полковник Бэрр совершенно постыдно устроил сговор, чтобы хладнокровно убить своего врага, значит, это было несомненной правдой. Во всяком случае, что-то было во всем этом сомнительное, и они предпочитали пока игнорировать неудачное родство, которым Джозеф обременил их.
Возможно, полагал Джозеф, полковник Бэрр вовсе не приедет: он, очевидно, испытывал большие затруднения в поисках транспорта и денег.
Джозеф не знал о его последнем письме Тео и даже не подозревал о ее намерении устроить теплый прием Аарону с участием всего семейства. Вице-президент, прячущийся в доме своей дочери… Никогда… Аарон не был скрывающимся преступником, он был лишь человеком, угодившим в большое несчастье, и его следовало бы принять с честью, но, что поделаешь, прежде всего необходимо соблюдать осторожность.
– Я думаю, нам следует устроить прием в честь Вильяма Алгернона и миссис Янг, – заявила Тео однажды вечером за обедом.
Джозеф был удивлен и обрадован. Ее гостеприимство никогда не было добросердечным настолько, насколько он того желал.
– Превосходно! – ответил он. – На следующей неделе я должен уехать в Колумбию, а когда вернусь…
– Слишком долго ждать, – прервала она.
– Я думаю о субботе… Нет… – продолжала она торопливо, предвидя возражение Джозефа, который никогда не любил внезапных планов, особенно если они исходили не от него, – я обо всем позабочусь. Я уже написала всем приглашения. Помпеи разнесет их сегодня вечером. Кроме того, если мы будем слишком долго откладывать, миссис Янг может уехать. Она собирается в Чарлстон за свадебным нарядом, ты же знаешь.
Он неохотно кивнул.
– Хорошо, но мне все это кажется весьма поспешным. Это ни в коем случае не должно быть чем-то обыденным, ведь мы так редко развлекаемся здесь.
– Конечно. Мы дадим великолепный прием. Вэккэмоу-Нек никогда его не забудет. Я тебе обещаю.
«Особенно, когда узнают, кто является настоящим виновником торжества», – подумала она, втайне ликуя, и приступила к обдумыванию своего плана.
Это, в самом деле, должен быть великолепный прием. От угощений до развлечений. Он не должен походить ни на один из их нудных обедов с жареным мясом и рисом, ромовым пуншем и с последующей карточной игрой или бреньканьем детей на клавикордах. Она выведет их из состояния самодовольной важности и покажет, что, коль скоро взялась, может принимать гостей с щедростью и блеском.
Все приглашения были приняты, как она и полагала. Всеобщие сборища были редки в их отдаленных краях, и вся семья одобрила ее намерение устроить прием в честь обрученной пары, хотя они приписывали эту идею Джозефу.
Тео отдала Элеоноре необходимые наставления по поводу обслуживания гостей и сообща они привели прислугу в движение. Не доверяя кулинарным способностям Фиби, Тео выписала из Джорджтауна повара, вольного негра. Дидо, конечно, не была допущена в кухню: даже Дидо не могла подняться до кулинарных высот, о которых мечтала Тео. Тео с радостью узнала, что выписанный ею повар умел готовить ее любимое кушанье. Оно называлось «птичий двор», хотя это название не говорило ничего об изощренных рецептах его приготовления. Оно сооружалось на манер китайских коробочек – игрушки, которую когда-то подарил ей Аарон. Голубь должен быть упрятан в куропатку, куропатка – в тетерку, они вместе – в дикую утку, затем – в каплуна, каплун – в гуся и, наконец, все они помещались в громадную индейку. Каждая птица предварительно очищалась от костей и приправлялась специями и пряным соусом. Предполагая сделать такое блюдо из четырех птиц, Тео направила к запарившемуся повару небольшую армию помощников. Приготовления требовали нескольких дней.
Она лично наблюдала за уборкой и украшением комнат. Полы были натерты так, что сияли, будто коричневые зеркала. Она извлекла весь запас миртовых свечей для канделябров и в субботу после полудня украсила все комнаты огромными букетами цветов, всех, какие только могла найти нетронутыми морозом.
Она оглядела дело своих рук критически: комнаты все еще выглядели несколько пустынно. Внезапно ее осенило и, выбежав к ветвистым дубам возле дома, нарвала большие пучки свисающего с них мха. Вернувшись, она убрала им ветвистые канделябры, и, вызвав двух слуг, велела принести несколько корзин моха и укрепить его серовато-зеленые гирлянды так, чтобы они спадали с потолка. Комнаты наполнились загадочными качающимися тенями. Элстоны всегда восхищались этим вечнозеленым чудом здешних краев и считали его, вовсе безосновательно, еще одним подтверждением их превосходства перед севером. Хорошо, они получат его предостаточно!
Джозеф вернулся с рисовых полей, когда она уже заканчивала свою работу. На полях он наблюдал за рабами, жгущими стерню, оставшуюся после уборки риса, – осенью нужно было приготовить землю для нового урожая. Он в изумлении застыл в дверях.
– Что это ты делаешь? К чему здесь весь этот хлам? – потребовал он ответа с заметным недовольством.
Она одной рукой откинула свои растрепанные волосы и повернула к нему раскрасневшееся смеющееся лицо.
– Я хотела украсить комнаты, но у нас не было ни полотна, ни достаточно бумаги, чтобы сделать гирлянды, вот я и придумала все это. Я считаю, что это мило. К тому же наши потолки еще не закончены, а это укроет их.
– Я полагаю, что это крайне глупо, – резко перебил он. – Куча растительности в доме, наверное, привлечет насекомых.
Но эффект был все-таки потрясающим, да и потолки действительно находились в плохом состоянии. Они ему уже порядком надоели: недавно нанесенная штукатурка осыпалась, оставив коричневые разводы. Джозеф предпочел перейти к более важному предмету разговора.
– Я намеревался отдать некоторые распоряжения Измаилу, но мне было сказано, что его нет, и будто ты отправила его в Джорджтаун вместе с шестью нашими людьми на большой барке. Скажи, прошу тебя, для чего ты это сделала?
Она закусила губу и принялась сосредоточенно разглаживать изображение китайской пастушки на своей накидке. Измаил был их лучший лодочник, и в то утро она спешно послала его к джорджтаунской пристани, чтобы он, дождавшись, когда судно Аарона причалит, незамедлительно доставил его в Оукс. Хотя, в конце концов, Джозеф все это узнает, она не хотела, чтобы это случилось сейчас. Приход гостей еще не поздно отменить, и он, конечно, так и сделает, узнав о прибытии Аарона.
– Я обнаружила, что у нас закончились некоторые запасы, – сказала она робко, – и послала Измаила, поскольку он проворнее прочих.
– Я желаю, чтобы ты впредь не поступала так. Ты не посоветовалась со мной. В чем ты так нуждаешься? – проворчал Джозеф.
Раздался глухой бой часов, и она была спасена от необходимости отвечать.
– О, уже поздно, – воскликнула она, убегая. – Я должна одеться.
Она надеялась поразить своих гостей, и это ей удалось. Толпы прибывающих Элстонов и их родственников буквально онемели от изумления перед результатами ее трудов. Она приветствовала гостей очаровательной, искренней улыбкой, по мере того, как те входили в двери и изумленно оглядывали преображенные комнаты. Убранство комнат придавало им фантастический вид, который шокировал скованные условностями умы гостей.
– Надо же было такое устроить, – прошептала Мария Нисбет, обращаясь к миссис Хугер, когда они вдвоем снимали наверху накидки.
– Действительно, из ряда вон. Что-то в этом роде и следовало ожидать от… – она возмущенно повела плечом. – О-о, моя дорогая, что там еще за шум внизу?
Они застыли, прислушиваясь. Ритмичное бренчание поразило их настороженный слух: это был навязчивый, грубый, странным образом волнующий ритм. Бренчание сопровождалось монотонным пением мягкого мужского голоса.
Дамы переглянулись.
– Похоже, это негры, – воскликнула леди Нисбет, – так они играют по субботам на улицах. Но не могла же она…
Она более чем могла, как они обнаружили, спустившись вниз. Шестеро черных негров извивались в углу гостиной. Они играли на своих самодельных инструментах, варварских уродах, называемых баниас и баньос, в точности на таких, на каких их отцы бренчали в Африке.
– Ну и ну! – пробормотала Мария, бросив лишь один взгляд и гневно распрямившись. – В гостиной ниггеры и такой отвратительный гам. Не могу представить, как Джозеф мог такое допустить… Разумеется, она не ожидает, что мы будем это слушать. Это оскорбительно.
Ее губы сжались, она подчеркнуто презрительно прошла мимо музыкантов, увлекая за собой остальных сбитых с толку дам, и ретировалась с ними в самый дальний угол библиотеки, где они принялись негодующе перешептываться.
Тео видела, что произошло, и была расстроена. Она ожидала, что гости заинтересуются, а затем, когда привыкнут к неожиданным звукам, порадуются ее затее. Она полагала, что негритянская музыка действует возбуждающе, и находила в ее гармонии неподдельную красоту. Тем более, что заполучить обычных музыкантов в Вэккэмоу было невозможно и, как она полагала, живущим в такой глуши плантаторам так же надоело их собственное неуклюжее исполнение классики, как и ей самой.
Оказалось, она ошиблась. Распрямленные спины всех без исключения Элстонов, выражали неодобрение, и ничья нога не отбивала такт под зажигательный ритм. Тео вздохнула и велела музыкантам остановиться.
Возможно, пунш смягчит Элстонов. Она приказала слугам внести его. Не их неизбежный ромово-лимонный пунш, а Ричмонд-Хилл – охлажденное персиковое бренди с шампанским. Эта затея казалась ей блестящей. Она с нетерпением наблюдала за гостями, когда бокалы были подняты для первого тоста: «За благополучие миссис Янг и Вильяма Алгернона».
Гости едва коснулись пенящегося напитка. Мария с преувеличенно изумленным видом первая опустила бокал с решительным стуком. «Можно подумать, я пыталась отравить их», – подумала Тео, пытаясь ухватиться за остатки своего чувства юмора. Это было бесполезно. Она была рассержена и обижена. Прием провалился и был далек от радостного праздника, который она затевала. Не было ни смеха, ни веселья. Она поняла, что была просто глупа, пытаясь доставить удовольствие гостям своими новшествами. Они не были рады. Они были оскорблены. Даже вид роскошного стола вызвал лишь несколько вежливых замечаний, после коих воцарилось удивленное молчание.
Она была так горда своим столом. Повар превзошел самого себя. Помимо «Птичьего двора», были поданы огромные чаши тушеной баранины с ароматным зеленым салом речной черепахи, плавающем в хересовом соусе. Были поданы груды запеченных яиц и жаренных устриц, пойманных днем в заливе близ Дебордье. И рис – огромные вылепленные холмы из белых зерен: даже Тео не отважилась сервировать стол в этих местах без риса.
Но эти деликатесы померкли при появлении двух главных блюд. Повар, объятый артистическим пылом, разместил на одном блюде фигурки двух голубей из крема, склонившихся над гнездом, сделанном из цукатов апельсина, в то время как на другом блюде возвышался огромный торт в виде замка, к которому был прикреплен герб Элстонов из цветной глазури. Тео хотела польстить родне мужа, надеясь, что они воспримут это как утонченный комплимент. Но торт не вызвал никаких эмоций, если не считать удивления, смешанного с подозрением.
Правда, Полли Янг сказала:
– Как прекрасно! Кажется, даже неудобно есть такое изделие, – и улыбнулась своей широкой добродушной улыбкой.
Но Мария, фыркнув, заметила мистеру Хьюджеру, который сидел слева от нее:
– Как странно подавать еду в таких неестественных формах. Я сомневаюсь, что она целиком настоящая. Я не осмелюсь съесть и кусочек.
Хотя потом она умудрилась съесть добрую порцию с миной прохладного неодобрения на лице.
Если Тео пыталась произвести на них впечатление, она мгла бы сделать это с меньшими усилиями.
Когда обед закончился, Тео первой вышла из-за стола и увидела, что Купидон топчется у двери, выразительно вертя своей черной мордочкой. Она кивнула и, направляясь в гостиную, дала знак музыкантам, чтобы те начали играть. Дамам это не понравилось, но ее больше не занимало, что они думают. Звуки музыки помогут скрыть ее уход и приезд Аарона.
– Вы извините меня, я должна вас покинуть ненадолго, – пробормотала она и, не ожидая их чопорных поклонов, выскользнула из комнаты. Она взяла длинный черный плащ, который она заранее спрятала в углу прихожей, и побежала по дорожке вдоль дома. Купидон присоединился к ней с фонарем, и они вдвоем поспешили к пристани.
Лодка уже стояла у причала. Тео увидела черные фигуры рабов в свете факелов, а затем отделившегося от них и направившегося к ней Аарона.
– Отец, дорогой, – закричала она, бросившись ему на шею.
– О, я так рада видеть тебя, так рада! – Она не подозревала, как она соскучилась, пока не увидела его. Теперь все было хорошо. Какое значение имеют Элстоны или провал ее глупого приема. Он был снова с ней. Радость захлестнула ее, как золотая волна.
Аарон нежно поцеловал ее и улыбнулся.
– Что это, мисс Присей, встречаете меня со слезами? Едва ли я предпринял путешествие в тысячу миль, чтобы получить от вас такой прием. Где же твой драгоценный муж? – спросил он.
– Наверху, в доме. У нас гости. Я… Я не сказала им, что ты приезжаешь сегодня.
– Да? А почему?
Она поколебалась, потом взяла его под руку.
– Отец, нам надо так много сказать друг другу. Я не знаю, с чего начать. Давай пока пойдем домой. Я хочу немного побыть с тобой.
– Охотно. Но где ты предлагаешь поговорить? Сейчас темно. Я не вижу места, где мы смогли бы присесть.
Она нахмурилась. Им негде было потолковать наедине. Тео велела Купидону поднять повыше фонарь в поисках поваленного дерева или камня. Затем ее взгляд упал на маленькое тихое кладбище.
– Вон там мы сможем сесть.
Аарон рассмеялся.
– Я нахожу твой выбор втройне зловещим. Но пусть будет по-твоему.
Он последовал за ней через железные ворота. Они взяли фонарь и отпустили Купидона, который быстро скрылся, боясь увидеть в таком месте «духов».
Аарон расстелил свой дорожный плащ на одном из надгробий.
– Это печальное и зловещее место, – заметил Аарон, рассматривая корявые стволы дубов, покрытые свисающим мхом.
Она поежилась.
– Я знаю. Я ненавижу его. Я никогда не прихожу сюда. Признаюсь, я боюсь этого места. Не тех покоившихся людей, которые лежат здесь, я боюсь будущих покойников. Я не хочу лежать здесь. – Она замолчала, глубоко вздохнув. – Обещай мне, что ты не позволишь похоронить меня здесь.
– Мое дорогое дитя, – живо откликнулся Аарон, – ты не только чрезмерно мрачна, но и глупа. Тебе двадцать один год, а мне сорок восемь. Таким образом, у меня вряд ли будет возможность распоряжаться твоими останками. Если не можешь придумать более приятных тем для разговора, пойдем в какое-нибудь другое место.
Аарон смягчил суровость своих слов, приобняв ее и слегка встряхнув. При его прикосновении ужас ее исчез.
– Прости меня, – сказала Тео и попыталась улыбнуться. – Расскажи мне о твоих путешествиях. Писем было так мало.
Аарон пожал плечами.
– Я признаюсь, четыре сотни миль путешествовать в открытом каноэ было ужасно утомительно, и я загорел, как мулат.
– Отец… – она заколебалась, боясь затрагивать эту болезненную тему. Но она хотела услышать о случившемся из его собственных уст. – Расскажи мне о дуэли. Было так много слухов и сплетен. У меня нет ясного представления об этом.
Аарон с неохотой кивнул.
– Я смертельно устал от этого сюжета. Я хотел бы забыть обо всем. Но ты вправе задать мне этот вопрос. История этого длилась долгие годы.
– Да, я знаю. Еще ребенком я поняла, что он был твоим врагом.
– Поверь, Тео, дуэль была справедливая. Были соблюдены все правила. Секунданты и врач – уважаемые люди. Одно только могу сказать, федералистам и некоторым республиканцам тоже очень хотелось сделать из меня преступника и убийцу. Штаты Нью-Йорк и Нью-Джерси были вовлечены в прелестный диспут по поводу того, кто будет иметь честь повесить вице-президента.
– О, нет! Как ты можешь говорить об этом так небрежно. Это страшит меня.
– Не стоит пугаться, – сказал он ей, улыбаясь. – У тебя не должно быть ни малейшего страха за мою безопасность. Не существует даже тени законного свидетельства моей вины, если дело дойдет до суда. Но этого не будет. Так ты говоришь, Тео, что у тебя гости, – сменил тему Аарон. – Не сочтут ли они странным твое долгое отсутствие?
Она поднялась и улыбнулась.
– Я забыла о них. О, отец, я планировала твою триумфальную встречу. Мне сначала хотелось поднять им настроение музыкой, едой, нашим пуншем из бренди. Но это закончилось полным фиаско.
– Кто они? – спросил он удивленно.
– Но кто же они, кроме Элстонов, Элстонов, Элстонов! Они не одобряют ни тебя, ни меня. Я думала завоевать их расположение, но…
– Но их не удалось расшевелить, – сказал Аарон.
– Они длинноносые, противные, скрытные! – воскликнула Тео. – Я не хочу подвергать тебя их враждебности. Тебе лучше незаметно подняться наверх и оставаться там, пока они не уйдут.
Аарон хмыкнул. Он прекрасно понимал ее план, но драматические моменты задевали его.
– О, нет, моя дорогая! Я не пойду наверх, крадучись. Мы осуществим твой план, как ты задумала его. Я смогу управиться с Элстонами.
– Джозеф очень рассердится, – взволновалась она. – Они будут ужасны, ты даже не можешь представить, как. Они и так уже достаточно разозлились.
– Больше мужества, моя дорогая. Решительное нападение – суть победы.
– Разве ты не устал? Ты так долго был в дороге.
– Ты хорошо знаешь, что я никогда не устаю. Признаюсь, мне хотелось бы привести в порядок одежду, прежде чем предстать перед твоими львами, но поскольку это невозможно, они должны принять меня таким, какой я есть.
Он поднялся, взял фонарь и открыл перед ней ворота с церемонной любезностью, так характерной для него. Она взяла его под руку.
– Хотя еще одна вещь, Тео. Скажи мне в точности, кто там и какие-нибудь особенные детали их жизни, чтобы я мог вести себя соответственно. Всегда хорошо знать слабость врага.
По пути к дому она дала ему беглое описание каждого из Элстонов. На веранде он удовлетворенно кивнул.
– Войди и распорядись, чтобы дворецкий объявил обо мне. Я подожду здесь, пока он не вернется.
Мужчины уже покинули стол и находились вместе с дамами в гостиной, где они разбились на небольшие чопорные группы. В остальном все выглядело так же, как до ухода Тео. По-прежнему раздавался звон баньос, хотя черные лица уже имели загнанный унылый вид. Тео с удивлением обнаружила, что отсутствовала не менее трех четвертей часа, но гости безропотно приняли ее извинения. Она присела к миссис Янг и Вильяму Алгернону и затаила дыхание. Почти тут же в дверях появился Като и, сделав два шага вперед, поклонился удивленному Джозефу.
– Хозяин, я имею честь объявить: господин вице-президент, – произнес он звонким голосом.
Вошел Аарон, стройный и улыбающийся, вежливо не замечая общего недоумения.
Джозеф был в шоке. Он вскочил на ноги и устремил на Тео яростный взгляд.
Аарон, однако, направился прямо к нему и пожал его руку.
– Дорогой Джозеф, – сказал он сердечно. – Я очень рад тебя видеть. Надеюсь, мое нежданное появление не слишком обременительно. – Тут он придал своему лицу столь умилительное выражение, заключавшее так много лукавства и беззаботного обаяния, что, несмотря на негодование, Джозеф откликнулся:
– Ваше присутствие никогда не могло быть обременительным, хотя, признаться, я полагал, что вы находитесь за сотни миль отсюда.
– Находился, до вчерашнего дня… Здравствуйте, полковник Элстон, и вы, миссис Элстон. – Он подошел к родителям Джозефа, выглядевшим решительно.
Миссис Элстон послала Марии беглый взгляд, полный мольбы о помощи, но Аарон не дал ей дождаться ответа. Он приковал ее внимание, обнажив ослепительную улыбку, столь покоряющую, что бедная леди затрепетала и, в конце концов, робко улыбнулась в ответ.
– Чудесно выглядите, мадам. Заявляю, что вы выглядите так же молодо, как ваша дочь Шарлотта, – здесь он поприветствовал молодую леди взором, полным задумчивого любования, который был достаточно смел и волнующ. – И я вижу, с тех пор, как я видел ее в последний раз, мисс Шарлотта выросла в пленительную молодую леди. Я никогда прежде не видал таких ресниц, – закончил он, обращаясь к полковнику Вильяму.
Шарлотта, тотчас опустила ресницы в милом смущении, думая, что хотя отец Тео, возможно, и был чудовищным нечестивцем, как все утверждали, но что-то в нем было… к тому же он не был женат. Эта бессвязная мысль привела ее в неподдельное смущение.
– Я много слышал о вашем бесподобном жеребце Галлатине, полковник. Даже на севере его успехи на скачках хорошо известны. В состоянии ли он взять приз, еще раз, как вы думаете?
Полковник Вильям при упоминании волшебного имени тут же растаял. А Тео, знавшая, что Аарон никогда не слыхал об этом жеребце вообще, едва подавила приступ истерического смеха. Как удивительно умен он был. Он точно знал, какую ноту затронуть в обращении с каждым, точно знал, насколько грубой сделать лесть в зависимости от собеседника.
Он ни на минуту не уступил им превосходства и сразил одного за другим снисходительностью и изяществом. Он не часто выделялся в обществе, предпочитая слушать и извлекать выгоду, находясь в менее заметном положении. Но когда он того хотел, он мог собрать вокруг себя любое количество индивидуальностей и создать из них единый гармоничный хор, в коем играл заглавную роль.
Элстоны не могли с ним тягаться. Он сразу покорил сердце миссис Янг, рассказав ей, как Теодосия писала ему о маленькой Элизе, называя ее прелестнейшей из детей.
С Вильямом Алгерноном он беседовал о последнем томе проповедей Томаса и узнал, что этому серьезному молодому джентльмену неудалось заполучить книгу.
– Я пошлю ее вам из Вашингтона, – пообещал Аарон, – это доставит мне удовольствие.
Вильям Алгернон сиял от радости и чувствовал крайнюю благодарность.
Наконец, лишь Мария оставалась непреклонной, ее тонкое лицо было надменно перекошено. На некоторое время Аарон оставил ее в покое, обратившись к своей дочери:
– Тео, дорогая, меня переполняет желание пригласить миссис Янг танцевать, если, конечно, она будет столь добра и окажет мне честь. Нельзя ли велеть неграм сыграть рил? Они делают это лучше, чем кто-либо. По крайней мере, мистер Джефферсон всегда так говорит.
– Что! – Мария резко обернулась. – Конечно, президент не слушает музыку черномазых.
– Абсолютно достоверно, что слушает, леди Нисбет, он бесконечно восхищается ею, – сказал Аарон, и это было правдой, но, зная характер леди, добавил: – И маркиз де Лафайет и герцог де Ларошфуку, когда они были здесь, проявляли к ней огромный интерес, – это он уже выдумал на месте.
Мария продолжала глядеть на него недоверчиво и бормотать, что ничего, совершенно ничего не заставит ее танцевать под такой варварский грохот. Все же она снизошла до того, что наблюдала, как танцуют некоторые из ее родни. Музыканты приободрились, дополняя ритмом мелодию.
Таким образом, вечер Тео был, в конце концов, спасен от полного провала, и, когда гости разъезжались, они прощались с Аароном вполне сердечно. Полковник Вильям настойчиво приглашал его побывать в Клифтоне и поглядеть на Галлатина собственными глазами.
– Вы можете остановиться у меня, мой дорогой сэр. Вам всегда рады в Клифтоне.
Он совсем забыл о бесчестии Аарона вплоть до того момента, пока в экипаже по дороге домой Мария не напомнила ему об этом в едких выражениях.
Когда парадная дверь в Оуксе захлопнулась за последним гостем, Тео горестно подняла глаза на своего супруга.
– Видишь, Джозеф, мне нужны были Измаил и барка для того, чтобы помочь отцу, но я не отважилась сказать тебе об этом. Ты простишь меня?
Аарон рассмеялся.
– Она шалунья, но, я полагаю, ты простишь ее. Погляди, как она хороша сегодня.
Она стояла между ними, маленькая и изящная в своем платье с вышивкой и с чарующим выражением озорства и раскаяния на пылающем лице. Глаза мужчин встретились на сей раз в полном единодушии. Мрачное лицо Джозефа просветлело.
– Вы правы, сэр, – сказал он, – полагаю, мне следует простить ее.
Теодосия, несколько насмешливо, присела в реверансе.
