11

В который уже раз он пожалел о своем пистолете, что было, впрочем, бесполезным занятием. Да, силы слишком не равны. Минута ползла за минутой… Через двадцать минут сильно затекла нога, и икру начало сводить судорогой. Он пошевелил ногой и слегка вытянул ее, чтобы облегчить давление. Сорок лет — это слишком солидный возраст для подобного рода приключений. Соленый пот струился по его спине и затылку. Он сидел на самом солнцепеке. Цветочная пыльца, прилипшая к его потному телу, покалывала и раздражала кожу. Ни в коем случае он не двинется с места, если, конечно, не будет обнаружен. Но у них мало шансов обнаружить его, если он будет сидеть смирно, абсолютно тихо, слившись с землей и воздухом.

Он надеялся, что увел их от Элисон своими зигзагами и прыжками. Колеса джипа уничтожили следы человеческих ног у места, где пряталась Элисон. А что если они уже нашли ее?.. Все может быть. Его мысли начали метаться в поисках выхода из предполагаемой ситуации, и он чувствовал, что теряет контроль над собой… Зекери припомнил кое-какие приемы, которым его научила военная служба, и сосредоточил все свое внимание на жуке, решительно ползущем вверх по стеблю прямо перед его глазами. Ничего больше не существовало на свете, кроме этого жука и звуков леса, где миллионы биллионов муравьев, блошек и мошек суетились, направляясь по своим делам, а шелестящие листья тянулись вверх — к живительному свету. Зекери старался уловить чужеродные звуки, посторонние этому вечному лесному миру.

Жук был размером с ноготь большого пальца, его радужная спинка отливала золотым и темно-зеленым цветом; маленькие цепкие передние лапки влекли крепкое тельце вверх по стеблю. Неспешно и деловито. Дыхание Зекери выровнялось, внимание обострилось. Двадцать минут переросли в час.

Солнце стояло прямо над головой, было неимоверно жарко. В воздухе — ни дуновения ветерка. Жук теперь мерно раскачивался на зеленом листочке. Зекери старался не думать о мучавшей его жажде. И об Элисон.

Наконец, он услышал, как заработал мотор джипа. Он весь обратился в слух, пытаясь понять, отъезжает машина или нет. Зекери сдержал свое страстное желание встать и расправить затекшие члены. Он заставил себя снова слушать и ждать. В тихом застывшем воздухе не слышно было посторонних звуков. Жук расправил свои жесткие крылья и полетел в сторону реки.

Наверняка у нее хватит ума оставаться там, где он ей велел. Если повезет, они не выследят ее и не найдут. Но нельзя думать о ней сейчас. Надо ждать. Древняя стратегия войны. Ждать. Ждать еще какое-то время.

Через несколько минут машина вернулась, подъехав с другой стороны, затем набрала скорость и умчалась. Наконец, Зекери тихо пробрался по своему старому маршруту назад к дороге. Ситуация начинала действовать ему на нервы. Слишком похоже на Лаос — эти негодяи будут приканчивать людей каждый день, если это им понадобится.

Выходя уже на дорогу, Зекери услышал звук приближающейся машины. Встревоженный, он вжался в маленькую канавку под насыпью. Господи, неужели он, как дурак, попадется именно сейчас! Машина замедлила ход и остановилась в двухстах футах от него, почти рядом с тем местом, где пряталась Элисон. Это был все тот же джип. У Зекери защемило сердце. Он ничего не сможет сделать, если они обнаружат ее.

Он увидел ботинки и брюки человека, садившегося в машину. Человек вышел на дорогу из кустов с его, Зекери, стороны, а не со стороны укрытия Элисон! Значит, уловка сработала. Джип, подняв облако пыли, умчался, разбрызгивая гравий из-под колес.

Теперь, наконец, он мог подумать об Элисон. Господи, она, наверное, еле жива от страха. Внимательно оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, Зекери перебежал дорогу и начал искать ту лощину, где пряталась Элисон. Но события разворачивались так стремительно, что теперь он не мог припомнить те кусты. Все они выглядели чертовски одинаково. Он боялся окликнуть ее, нельзя рисковать, ведь бандиты совсем рядом — у хижины старика. Злясь на себя и свое бессилье как-то выпутаться из всей этой переделки, Зекери чуть было не прошел мимо лощины.

Когда он решил немного расслабиться в тени близрастущего дерева, он вдруг увидел Элисон. Она смотрела в упор на него глазами, широко распахнутыми от страха, не двигаясь, напряженная и застывшая, как лань в минуту опасности. В руках у нее блестел армейский складной нож с острым лезвием. Гордость за нее переполнила его сердце: вот молодчина! Но подойдя ближе, Зекери понял, что она совершенно невменяема и находится в шоке.

— Ты здорово вела себя, Чикаго! — горячо убеждал он ее. — Чертовски здорово!

Она чуть держалась на ногах, ее нервы были на пределе, руки дрожали.

— Я не знаю, кто эти негодяи, детка, но они — серьезные ребята, это я тебе скажу честно. — Он осторожно вынул нож из ее судорожно сжатых пальцев и наклонился, чтобы помассировать икры ее ног.

— Я бы пришел за тобою раньше, да один из этих подонков сторожил меня больше часа, — Зекери был рад, что все это время Элисон находилась в тени, а не на открытом солнцепеке.

Возбужденный пережитой опасностью, испытывая потребность что-то делать, двигаться, Зекери попытался массировать и ее плечи, но она вдруг отпрянула, сильно толкнув его в грудь. Он не стал обижаться на ее раздражительность. Зекери достал фляжку и помог ей напиться, заметив, что она мучается от жажды, но терпеливо ждет, пока он первым напьется. Похоже было на то, что она действительно на протяжении всего этого времени не шелохнулась — только, по-видимому, достала я раскрыла нож. Зекери был поражен такой выдержкой.

— Ты можешь идти?

Она кивнула, и он с облегчением вздохнул. Он был еще и не в таких переплетах, правда, с тех пор прошло много лет.

Надежда выпутаться, спастись никогда не покидала его. Он захватил рюкзак и направился к реке, под мостом он с наслаждением снял рубашку и смыл колкую пыльцу с тела.

— Сейчас уже третий час дня, а мы до сих пор не знаем, сколько еще идти до деревни. И что со стариком. С ним могло произойти за это время все, что угодно, — Зекери нервно расхаживал по берегу — несколько шагов туда и назад — и рассуждал. — Я настаиваю на том, чтобы вернуться в пещеру. Если по дороге мы встретим какую-нибудь машину, мы, я думаю, договоримся с водителем. А если нет, мы заночуем на месте, оно вполне безопасно, а утром отправимся в путь.

Элисон била нервная дрожь, и она только кивнула в знак согласия.

Путь назад к пещере под палящим солнцем занял почти час. Невозможность раздобыть машину вконец подорвала их силы, и они буквально валились с ног от жары, повышенной влажности, физического и нервного истощения.

В прохладном полумраке пещеры Элисон упала, как подкошенная, и сразу затихла. Она не проронила ни слова с тех пор, как он влепил ей пощечину — там, в лощине… Зекери надеялся, что с ней в ближайшее время не случится второго нервного припадка.

Он швырнул рюкзак на землю и с облегчением ощутил прохладу и тень высоких сводов. Зекери взглянул на Элисон краем взгляда и вдруг увидел, что она сидя раскачивается из стороны в сторону, и тут же услышал напряженный шепот, разорвавший тишину гулкой пещеры.

— Прости, что я закричала, — она явно терзалась, переживая опять и опять прошедшие события. — Ничего бы этого не случилось, если бы я не закричала. — Казалось, она приходила в себя. — Они не заметили бы нас. Прости, — повторила Элисон.

Зекери растерялся. Конечно, она права.

— Может быть, ты спасла жизнь старика, — постарался он утешить ее. — Кто знает. Рано или поздно, покончив с козами, они добрались бы до него.

Она взглянула на Зекери и замерла, опершись спиной о валун, как бы обдумывая его слова. Долгая тишина, потом тихое: — Спасибо.

— По крайней мере, теперь мы знаем, кто они, и знаем наверняка — они не остановятся перед кровью, — продолжал он. — Отныне мы должны быть сверхосторожны.

Каким-то чудом, но угли еще теплились, и он навалил на кострище сухих тонких веток, и скоро уже маленькие язычки пламени забегали по ним. А она тем временем достала растворимый суп. По очереди они помешивали в котелке над огнем, пока вода закипала.

— Мы не можем оставаться здесь бесконечно, к тому же глупо и небезопасно разгуливать по окрестностям без всякого плана, — Зекери с шумом втягивал в себя горячий суп. — Я не разглядел, к сожалению, этих говнюков. Прямые черные волосы может иметь кто угодно. Мы должны выследить машину.

В течение целых пяти часов, пока они находились в непосредственной близости дороги, им попался на глаза только один местный житель — тот несчастный старик. Зекери взглянул на часы: почти три. Если он поспешит, он доберется до хижины старого крестьянина и успеет вернуться до темноты.

— Я пойду навещу старика. Мне показалось, он не имеет ничего общего с теми подонками. Но нельзя быть уверенным в этом до конца. Может быть, это была любовная ссора, — он невесело усмехнулся.

Она взглянула на него и встала. Он собирается оставить ее здесь одну.

— Я думаю, нам не следует разлучаться, — сказала она тихо.

— Лучше, если ты останешься в пещере и немного отдохнешь. У твоего организма нет резервов, на твоем теле ни грамма жира, как и положено фотомодели. Если ты свалишься по дороге, я должен буду тащить тебя на себе.

Элисон ясно видела, что он все-таки сердится на нее за то, что она испортила все дело, закричав там, на поляне. Именно поэтому он не хотел брать ее с собой. Зекери постарался рассеять ее подозрения.

— Ты молодец, Чикаго, и все такое прочее… Но я управлюсь без тебя намного быстрее. Если старик там, я попрошу его отвести меня в ближайшую деревню и раздобуду машину для нас.

Плюс она будет в безопасности все это время, пока он сам не найдет средства вернуться им обоим домой.

— Если я вернусь в сумерках, не вздумай встретить меня булыжником или чем-нибудь в этом роде.

Его усилия пошутить были вознаграждены слабой улыбкой.

Он подбросил дров в огонь и развел хороший костер. Пещера хранила прохладу, удивительную посреди послеполуденной жары. Но они оба знали, что скоро тело начнет неприятно зябнуть. Зекери опять предупредил ее:

— Оставайся внутри. Если ты выйдешь — тебя могут заметить с вершины противоположного гребня каньона. Оттуда сверху ты — как на ладони.

— Я постараюсь быть осторожной, — она протянула ему фонарик. — Он понадобится тебе, когда стемнеет.

Зекери не стал говорить ей, что фонарик — прекрасная мишень для стрельбы в темноте.

— Не надо, оставь себе. Я слегка присвистнул, что вернусь в сумерках. Я вернусь не позже шести.

Она не знала, верить ему или нет.

— Ты должна принять на веру, что я вернусь. И надеюсь, что с ужином.

Он встряхнул фляжку, проверяя наличие воды. Фляжка была полной.

— Как насчет жареного козленка сегодня вечером? — пошутил он на прощанье.

Она нахмурилась и передернула плечами, вспомнив кровавую сцену на поляне и падающую замертво козу. И все-таки она была очень голодна. Соленый суп только разбудил аппетит.

— Я могла бы, кажется, съесть сейчас не то что козленка, но и его шкуру.

— Тогда все, что ты должна делать — это отдыхать, пока я не вернусь.

Она не просилась больше идти с ним. Когда он уже собрался уходить, ему показалось, что он переборщил: довольно сурово говорил с ней, убеждая остаться. Нехорошо вышло. Почему с женщинами всегда так сложно? Даже с женщинами, которые умеют владеть собой. Внезапно для самого себя он быстро обнял ее и поцеловал в щеку. И сразу же вышел из пещеры. Ему было неприятно вспоминать, что он по-настоящему сердился на нее недавно. Это чувство вины мешало ему сосредоточиться на предстоящем деле.

Элисон удивилась его поцелую, спрашивая себя, как это понимать. Она не знала, что и думать. Последние два часа довели ее до ручки. Прячась в своем укрытии от людей в джипе, она всеми силами старалась держать себя в руках. Когда она, теряя над собой контроль, достала нож, ее сознание отключилось. Она была в шоке. И пришла в себя только, когда он дал ей выпить глоток воды.

Она следила, как Зекери быстро спускается вниз по берегу реки. Что если с ним что-нибудь случится, и он не вернется? Может быть, их обоих хотят убить по какой-то неведомой причине? Если их убьют и закопают тела здесь в джунглях, то никто никогда… От ужаса мурашки забегали у нее по спине, и она задрожала в ознобе так, что кожа на руках покрылась пупырышками. Она энергично растерла ее ладонями и забралась в самую глубь пещеры.

Его отсутствие давалось ей бесконечно труднее, чем его присутствие. И сначала она даже была в растерянности, что ей теперь делать. Но затем занялась разбором оставшихся припасов и наведением порядка в их небогатом имуществе, пакуя его на случай, если им придется немедленно уезжать. Она постоянно держала под наблюдением вход в пещеру, замирала при каждом звуке, оживая снова, когда убеждалась, что она здесь одна.

Аккуратно упаковав и составив вместе рюкзаки, она села ждать. Секунды превращались в минуты, и ее озабоченность и нетерпение постепенно перерастали в наваждение — в уверенность, что теперь она осталась одна и должна сама о себе позаботиться.

У нее снова начались спазмы в желудке. У Элисон давно уже не было этих приступов — с того самого дня в больнице, когда ей позвонили и сказали, что ее мать умерла. А до этого, до этого… был только злосчастный уик-энд. Она попыталась сделать несколько движений головой и плечами, чтобы расслабить мускулы живота. Наконец, она приняла элениум.

Ожидая пока лекарство возымеет действие, Элисон, которой не сиделось на месте от боли, еще раз обошла пещеру, чтобы убедиться, что ничего не упустила. И тут обнаружила жестянку с холодным «чаем». Она уже собиралась вылить темную жидкость, но вдруг передумала и, долив немного воды, подогрела ее на огне, а потом выпила, отхлебывая маленькими глотками крепкий горький взвар, зная, что от этой травы ей станет легче.

Через десять минут ее тревожного настроения как не бывало, напряжение тоже отпустило ее. Больше ни о чем не заботясь, Элисон подошла к выходу из пещеры и взглянула на сверкающую воду реки, покрытую жаркой дымкой тропического дня. Она физически ощущала пыль и грязь, въевшиеся в поры тела. Попытавшись расчесать волосы, она почувствовала, как чешется раздраженная от грязи и пота кожа головы. Все тело было покрыто липкой испариной: затылок, шея, спина; лифчик был весь влажный, и особенно неприятное ощущение доставляла металлическая застежка. Пот стекал по ее животу и дальше. Это, должно быть, и была знаменитая «Белизская пытка водой». Элисон хихикнула над своей глубокой мыслью и решила, что непременно скажет об этом Зекери. Она помахала краями рубахи Джейка, чтобы создать хоть какое-то подобие ветерка.

— Боже мой, я бы все на свете отдала за холодный душ!

Охваченная этим желанием, она направилась к рюкзакам и вынула пластмассовую мыльницу с кусочком душистого мыла. Как она и обещала, она проявила максимум осторожности при выходе из пещеры.

Подойдя к подножию водопада, где образовался маленький, скрытый от чужих глаз водоем, Элисон сняла ботинки и носки, аккуратно положив их на камень, чтобы те не намокли. Медленно, наслаждаясь, она вошла в прохладную, чуть плещущую воду и почувствовала, как пузырьки пошли вдоль ног, когда начали быстро намокать льняные брюки, пока, наконец, она не погрузилась по пояс, и ее футболка не поменяла свой светлый оттенок на темный, намокнув в воде.

Собравшись с силами, она наклонила голову назад, окунув волосы в прохладную чистую воду. Есть что-то таинственное в женском ритуале мытья волос, чего не дано понять мужчине, — философствовала она, зная, что Зекери будет страшно сердиться за эту вылазку к воде. Она намылила руки и, взбив пену, покрыла ею волосы. Ей было очень хорошо в этот миг. Мужчины выглядят мужественно и романтично с двухдневной щетиной на лице, но женщина с грязной головой выглядит просто ужасно, а тайна женственности именно в том и заключается, чтобы никогда не выглядеть «просто ужасно»…

Она опять наклонила голову в воду, чтобы сполоснуть волосы, и вновь мысленно представила перед собой Зекери Кросса. «Я уверена, что ты испытываешь как женщина нормальные чувства к этому мужчине, — сказал ей внутренний голос. — А сама ты, как считаешь, это возможно?»

Она ступила в глубокой задумчивости на песчаный берег и расчесала пятерней длинные мокрые волосы. Она соглашалась — это возможно. Она так мучилась из-за него там, на раскопках… ей было так хорошо с ним, пока не исчезла Луизита.

И она спокойно спала прошлую ночь, приняв минимальную дозу элениума. Элисон улыбнулась, вспомнив, как они вместе смеялись над летучими мышами. Она выловила скользкое мыло из воды и положила в мыльницу. Он действительно страдает из-за смерти брата. Она совершенно забыла, что мужчины сами причиняют много страданий. Когда-то она хорошо знала эту истину, или думала, что знает…

И он достаточно бывалый и сообразительный человек, чтобы спасти их обоих в ситуации, которая становилась все опаснее и опаснее. Она чувствовала себя с ним до такой степени в безопасности, что готова была поверить ему… Доверить ему часть своей души. До этой жуткой сцены на поляне, где бандиты мучили старика и убивали животных, все шло так… Элисон не могла подыскать соответствующего слова. Она подождала, пока с ее одежды стекут ручейки воды, чувствуя прохладу от дуновения ветерка. Конечно, «прекрасно» — не то слово. Нет, конечно. Она взяла свои ботинки. Но слово «хорошо» вполне подойдет.

Странный звук донесся до ее слуха. Похожий на кашель. Или ей показалось? Она вдруг ясно осознала, что была слишком беззаботна, она находилась полностью в поле зрения тех, кто мог следить за ней с противоположного гребня каньона. Зекери приказал ей быть осторожней, а она вела себя, как ворона! Подавляя охватившее ее, парализующие все тело мысли, ощущая, что за ней наблюдают, стараясь не выдать своего состояния тем, кто следил за ней, она бессознательно затаила дыхание, бегло осматривая уступы и гребень каньона.

Никого.

И вдруг опять тот же звук.

Но вокруг не было абсолютно никого. Она позволила себе немного расслабиться. Это, должно быть, ее разыгравшееся воображение. Она глубоко вздохнула.

И опять кто-то кашлянул. На этот раз громко! Она застыла в оцепенении и пригляделась к окрестностям более внимательно, осмотрев и ближайший берег. Перед ней были скалы, бросавшие длинные предвечерние тени… Как ей не хватало сейчас Зекери! И вдруг Элисон в ужасе отпрянула в сторону. В ветвях одного из прибрежных деревьев сидел черный огромный ягуар и глядел на нее неотрывно бестрепетными золотисто-топазовыми глазами. Он был совсем рядом — но слава Богу! — на другом берегу реки. Элисон различала его небольшие уши, направленные, как локаторы, в ее сторону, и нервно подергивающийся хвост. Ягуар не спускал с нее глаз.