Книга: Обещания
Назад: Глава 30 Никаких обещаний…
Дальше: Глава 32

Глава 31
Обещания…

Отец Линны переживал трудное время. С того вечера, когда арестовали Курта, она жила в родном доме, и в душе Матта теснились самые противоречивые чувства, когда он въезжал по извилистой дорожке в поместье Боумонтов. Последние три дня он был полностью погружен в работу: оформлял кипу различных бумаг, прослушивал записи телефонных разговоров, чтобы вычислить компаньона Курта по последней сделке, организовывал арест еще одного уличного торговца наркотиками, изучал подробности дела Кристи. И опять бумаги, бумаги, бумаги. Никак не удавалось выкроить хотя бы пару свободных дней перед отъездом в Чикаго.
Подводнику, которого он нанял, потребовалось около трех часов, чтобы достать со дна озера крышку от бутылки и осколки стекла. Также удалось спасти ботинки Линны и зеленую замшевую куртку Матта, которые сушились сейчас у Анни на кухне. Веточка лаванды, обнаруженная в кармане куртки, лежала теперь в его бумажнике.
Два раза он звонил Линне. Говорили в основном о Курте и об ограблении. Побеседовав отдельно с ее отцом, Матт попросил Сэма не рассказывать дочери, что между ограблением и последним происшествием на озере есть связь. Линне незачем было знать, что ее преследовали и загоняли в ловушку уже целый год. Она и так несла тяжелый крест — судьба принудила жить в царстве мрака, и не стоило огорчать ее еще и этим.
Линна выслушала его объяснения насчет Кристи удивительно спокойно и не сказала по этому поводу ни единого слова.

 

Три бессонные ночи провел Матт, пытаясь представить Линну рядом с собой в Чикаго, и не смог найти какого-либо разумного решения. На его зарплату можно было снять скромную квартиру, но нанять постоянную домработницу или шофера зарплата не позволяла. Делать предложение дочери Сэма Боумонта было просто смешно. Они были знакомы всего лишь месяц, и он не видел оснований для того, чтобы Сэм Боумонт мог согласиться финансировать их совместную жизнь.
Матт вошел в особняк и присвистнул. Роскошная обстановка дома со всех сторон обступила его. Мраморные лестницы. Люстры и лампы из австрийского хрусталя. Блестящий паркет с замысловатым узором. Двери некоторых комнат были приоткрыты, и нельзя было не заметить богатых ковров и обивок мебели. В холле на старинном полированном столе стояли огромные античные вазы с букетами живых цветов. Матт прошел в гостиную. Белый рояль невероятных размеров и множество дорогих картин на стенах. Да, у дешевого наркодельца, считавшего мелочь, был завидный аппетит.
Первой он увидел Линну. Она примостилась на краешке массивного дивана с желтой замшевой обивкой, держа в своей руке руку старого, измученного болезнью человека, сидевшего в инвалидном кресле на колесах. Линна была одета в желтовато-коричневое платье, которое так шло ее глазам, несколько ниток жемчуга охватывали шею. Как необычайно хороша была она в этот момент! Один только взгляд на нее заставил его сердце забиться быстрее. Рядом с Линной на диване сидела молодая пара. Парень, в котором Матт узнал Паркера, тотчас же встал, как только он вошел в комнату. Матт обратился к отцу Линны:
— Мистер Боумонт?
Он заметил, как вздрогнула Линна, услышав его голос, как оживилось ее лицо. И он понял, что тем, чем для него была ее внешность, для нее был его голос.
Старик в кресле кивнул и протянул ладонь. Матт торопливо прошел по роскошному белому ковру, чтобы пожать ему руку, затем наклонился к Линне и, коснувшись своим лицом ее губ, поцеловал в щеку. Поцеловал совсем не так, как хотелось бы.
— Ты прекрасно выглядишь.
Она взяла его руку и не отпускала все время, пока представляла своим домашним. Джолин Лоуэлл, невеста брата, смерила Матта дерзким и откровенно оценивающим взглядом. Он не завидовал Боумонту-младшему эта девушка быстро приберет его к рукам.
— Хочу вам сказать, детектив Хэлстон, что я очень многим обязан вам, и главное — жизнью моей дочери.
Паркер Боумонт поддакнул отцу и пожал Матту руку. Джолин одарила улыбкой.
— Что вы, не стоит говорить об этом, сэр, — ответил Матт. — Она бы прекрасно справилась и сама, но я благодарен вам за добрые слова. Даже если бы не подъехала моя опергруппа, то помощь все равно бы подоспела, Анни сразу же позвонила в полицию, так что в любом случае все бы окончилось благополучно. Матт повернулся к Линне.
— Вот твое ожерелье, — он вложил в ее ладонь продолговатый футляр и, отказавшись от предложения что-нибудь выпить, присел на стоявший рядом с диваном стул.
Линна не стала открывать футляр, ее лицо было повернуто к нему, и Матту показалось, что она, не отрываясь, смотрит на него.
— Мы недавно нашли ожерелье, — продолжил он, стараясь как можно проще изложить ситуацию. — Грабителя мы арестовали, когда он пытался заложить драгоценность. Он признал себя виновным и сейчас сидит в тюрьме. Линне не придется больше с ним встретиться. А сумочку и кошелек мы вернем через несколько дней.
Он откашлялся, набравшись решимости довести дело до конца.
— Я уже говорил вашей дочери, мистер Боумонт, что работаю в двенадцатом отделении полиции Чикаго. Несколько месяцев назад у нас произошел несчастный случай: несколько человек пострадали из-за наркотиков. А позже тот же химический состав был обнаружен в крови Кати Райе, и меня послали сюда для расследования дела. Пришлось немножко попотеть, но усилия не пропали даром.
— Да, — добрый глаз старика оставался неподвижным. — И теперь, как я понимаю, вы уезжаете. Знаете, не хотелось бы, чтобы вы покидали нас так скоро.
— Мы успешно справились с этим делом и больше незачем мне задерживаться здесь.
— Если я не ошибаюсь, вчера Курт скончался? — спросил Матта брат Линны.
— Да. Не выдержало сердце. Он так и не пришел в сознание.
— А вы уверены, что он был именно тем человеком, которого вы искали? Матт кивнул.
— У нас есть доказательства, что он прятал химикаты в квартире своей подружки. У него дома мы нашли пустые коробки и бутылки. Он сам придумал состав этого наркотика, высокотоксичного и очень опасного для здоровья вещества. Смертельно опасного. Такое мог сделать только дилетант. Но к счастью, оно быстро разлагается, и на сегодняшний день, кроме того, нам удалось изъять всю партию.
— Моя дочь очень высокого миения о вас, — хриплым голосом заметил Сэм.
Матт вспыхнул. Лицо Линны тоже залилось румянцем.
— Спасибо, мистер Боумонт. Мне очень приятно это слышать. У вас прекрасная дочь.
В это время в комнату вошла безупречно одетая дама с золотисто-каштановыми волосами. Ее представили как жену Сэма. Матту удалось скрыть свое крайнее удивление, но спина его покрылась холодным потом. В ту ночь он чуть было не отправился с ней из «Никлсона» в ее спальню. Тихая, уютная квартирка? Боже правый!
— Миссис Боумонт.
— Алис Файе, — поправила она. — Я бы хотела выразить вам свои признательность за все, что вы сделали для моей приемной дочери, мистер Хэлстон. Я предчувствовала, что может случиться нечто подобное. Особенно, когда она решила выйти замуж, пренебрегая моим мнением о женихе. Спасибо вам за то, что спасли ее от этого кошмара.
Линна, казалось, довольно терпимо отнеслась к высокомерным словам мачехи, и Матт немного расслабился.
— Не стоит благодарности, миссис Боумонт, — он с неудовольствием отметил, как смягчился его голос, и почувствовал себя неловко.
Она с легким укором взглянула на него.
— Алис Файе, — поправился он.
Кем бы она не приходилась Линне, мачехой или нет, ему бы не хотелось когда-либо вновь встретиться с этой женщиной, и чем дольше он просидит здесь, тем больше времени у нее будет, чтобы его вспомнить. Он посмотрел на часы.
— К сожалению, мне нужно идти, — растерянно сказал он. — Надо успеть в аэропорт. Я очень признателен вам за то, что вы уделили мне немного времени. Рад был познакомиться.
Он встал со стула и взглянул на Линну.
— Когда будешь в Чикаго, позвони мне.
Он пожал руку всем по очереди и, подойдя к Линне, поцеловал в щеку, крепко сжав ее ладонь. Потом пошел к выходу. Алис Файе и Паркер проводили его до дверей. Линна предпочла остаться в комнате возле отца. И Матт почувствовал тоскливую пустоту в душе, когда, обратившись к Паркеру, пробормотал:
— Береги ее.
Затем он повернулся и вышел из дома. Уже на выезде из поместья Матт поравнялся с ехавшим ему навстречу пикапом Анни. Помахав рукой, он направился в пансион.

 

Вытерев у порога ноги, Анни вошла в холл и огляделась.
— Господи, да это же настоящий дворец, — сказала она домработнице и протянула ей еще теплый пирог, завернутый в льняное полотенце. — Кажется, что сейчас сюда выйдет король.
Домработница взяла у нее пирог и помогла снять пальто.
— А можно я сначала загляну на кухню? Женщина рассмеялась и кивнула:
— Не смущайтесь так. Мне кажется, вы не из робкого десятка.
Анни поправила на голове парик и несколько раз одернула свое праздничное платье перед огромным зеркалом шести футов в высоту, не меньше.
— Ну что ж, кажется, все в порядке. Она осторожно ступила на белый ковер гостиной и, не оглядываясь, чтобы проверить, остаются ли на нем следы, пошла прямо к Линне. Если уж у людей лежат на полу белые ковры, то они должны знать, как их чистить, решила она.
— Здравствуй, детка, — сказала Анни. — Господи, как я рада тебя видеть. Вот принесла вам пирог с вишнями. Правда, с сушеными вишнями, но когда я их собирала, какие они были сочные!
При мысли, что его ожидает кусок вишневого пирога, Сэм Боумонт почувствовал, как поднимается настроение. Пропади пропадом все диеты. Что с ним может случиться от пирога? Не хватит же удар. Он рассмеялся и подал Анни Чатфильд руку. Эта удивительная женщина набросилась на угрожавшего его дочери подонка, вооруженная одной только сковородкой. Он наблюдал, как она, с добродушной улыбкой на лице, рассматривает дом, нисколько не смущаясь и восхищаясь им искренне. Сэм Боумонт пожалел, что не подружился с этой женщиной много лет назад. Проведя около получаса в ее компании и окружении своей семьи, он попросил оставить их с Анни наедине и пригласил пройти за ним, чтобы побеседовать. Передвигаясь в своем кресле, Сэм отправился в библиотеку. Плотно закрыв дверь комнаты, он сказал Анни:
— Вы вместе с молодым Спренгстеном прекрасно отремонтировали старый дом Хартфорда. Она кивнула и вся обратилась в слух.
— Знаете, меня очень интересует ваше мнение о двух людях, которые живут в пансионе. Начнем, пожалуй, с Матта Хэлстона. Я бы хотел знать все, что вы можете рассказать мне о нем.

 

Джей протянул Джаннет Стоун решение суда, касающееся аннулирования брака его матери, и уселся на стул, стоявший напротив ее стола. Просмотрев бумаги, она внимательно взглянула на Джея.
— Да, я помню, — подтвердила Джаннет, — я очень хорошо помню вашу мать. Я была тогда первой женщиной-адвокатом, занимавшейся частной практикой в Веллингтоне. А она была моей третьей клиенткой, царствие ей небесное. Первыми моими подопечными были мои родители. Я составляла им завещание, поэтому их можно считать особыми клиентами. Первый же раз я выступала в суде именно по делу вашей матери.
— Моя мама была необычной женщиной.
— Да, это правда. Мне тогда здорово пришлось поработать над аннулированием ее брака и вашим усыновлением. Итак, что привело вас ко мне?
Она внимательно смотрела на Джея, пока он, стараясь не выказать волнения, рассказывал ей об исчезновении Джима Спренгстена, о его вероятном самоубийстве, о чем он узнал совсем недавно, о предсмертной просьбе его матери и, наконец, о решении его тетки обратиться в суд, чтобы оформить опекунство над Даниэле.
— Если судить по бумагам, я выгляжу не очень-то привлекательно. Поэтому я бы хотел, чтобы вы представили меня в суде. А еще мне хочется узнать, кто я такой на самом деле.
— Похоже, вы серьезно заинтересованы этими вопросами и хорошо обо всем подумали.
— Зато я плохо сплю ночами, — заметил он. Она кивнула
— Я много размышляла по поводу всего этого после вашего звонка, и знаете, что хочу вам сказать? Еще никогда в жизни я не встречала двух людей, так влюбленных друг в друга, как ваши родители. Джим Спренгстен готов был целовать землю, по которой ходила ваша мать. Я прекрасно помню, как он был огорчен, когда из-за слушания дела по вашему усыновлению свадьбу пришлось отложить на две недели. Он хотел жениться буквально на следующий день.
Джей впитывал каждое слово адвоката, по-новому открывая для себя родителей, и его гнев постепенно куда-то улетучивался, уступая место чему-то более важному. Умиротворению.
— Они встретились здесь, в Веллингтоне. Он тогда купил себе дом, а потом его снес, оборудовал на его месте игровую площадку для детей и подарил ее городу. Могу поспорить, вы об этом понятия не имели.
Джей покачал головой.
— Я действительно не знал этого.
— Она просто обожала его, мне это точно известно. Она говорила мне, что его ей послали сами небеса. Я помню это очень хорошо, потому что позавидовала тогда, — адвокат улыбнулась ему. — Наверное, я до сих пор завидую. Ну так что еще вас интересует?
— Вы когда-либо встречались с Самьюэлом Паркером?
— Я видела его всего один раз. В суде. Около двадцати минут. Так вы ради этого пришли ко мне? Хотите разыскать?
— Я думаю, моего отца звали не Самьюэл Паркер.
Джей стал перечислять те доводы, над которыми его мозг напряженно работал уже несколько дней.
— Они поженились в декабре, а я родился в июле следующего года. Мама была беременна, поэтому он вынужден был на ней жениться.
Глаза Джаннет внимательно изучали лицо Джея.
— Да, такое случается.
— Сразу, как только они познакомились, он назвался Самьюэлом Паркером. Когда оформляли документы, в качестве места своей работы он назвал Веллингтонскую страховую компанию «Мидлэнд». Но, как стало мне известно, никто по имени Самьюэл Паркер никогда не работал в «Мидлэнде». Служба социального страхования не сможет дать сведения, кому принадлежит регистрационный номер на моем свидетельстве о рождении, но наверняка подтвердит, что не Самьюэлу Паркеру.
— Я встречалась с представителями той юридической конторы, в которую он обращался по вопросу об аннулировании брака. Его адвоката сейчас уже нет в живых, но судя по записям, клиент всегда платил наличными и, не имея телефона, всегда звонил сам, а деловые письма пересылал по почте. Он настаивал на том, чтобы закончить дело по аннулированию брака именно к 30 августа 1971 года. Требовал этого, ну просто как фанатик. Да, и еще, это была его инициатива аннулировать, а не расторгнуть брак. Он сам не хотел развода и в качестве основания предложил использовать факт двоеженства.
Она снова посмотрела на Джея.
— Но представим, что ваши предположения верны и вашего отца звали не Самьюэл Паркер. Какие вы делаете из этого выводы?
— Я думаю, что мой отец — Самьюэл Паркер Боумонт. В то время он был владельцем компании «Мидлэнд» и с легкостью мог состряпать фальшивые документы, в особенности такие, в которых вымышленное имя почти полностью совпадало с его собственным. Я узнал в местном архиве, что его первая жена умерла приблизительно через год после того, как моя мать вышла замуж. Именно поэтому он и был двоеженцем, а со своей теперешней женой он расписался буквально через день после аннулирования брака.
— Хорошо, давайте на время представим, что Сэм Боумонт ваш отец. И что тогда? — Она откинулась на спинку стула. — Я очень высокого мнения о вашей матери и ради ее памяти скажу вам все напрямик. Если вашей целью является борьба за наследство, то вряд ли вы выиграете это дело. Ведь раз он затеял тогда всю эту волокиту, значит, ему надо было избавиться от ребенка, и, поверьте мне, он найдет способ осадить вас. Такие дела, по лишению детей наследства, постоянно слушаются в суде, а ваш случай и вовсе безнадежный, потому что есть официальный документ, свидетельствующий, что кровный отец лишен родительских прав. В лучшем случае, он может согласиться заплатить вам какую-то сумму денег, чтобы вы не устраивали шумихи, а это расценивается как вымогательство и в соответствии с законом является наказуемым. Кажется, вы просто хватаетесь за соломинку, и мне не совсем понятно, какое отношение ко всему этому имеет дело об опекунстве над вашей сестрой.
Она снова выпрямилась.
— Даже если Сэм Боумонт является вашим отцом, это никоим образом не повлияет на решение судьи. К тому же мне будет не совсем приятно заявить суду, что вы охотитесь за его деньгами.
Джей пристально взглянул на Джаннет.
— Меня абсолютно не волнует вопрос о наследстве. Неужели вы думаете, что я стану разоблачать Сэма Боумонта? Разбивать его семью? Заставлять его детей пережить то, что пережил я сам? — он в раздражении вскочил со стула. — Мы дружим с его дочерью. Эту девушку я очень уважаю. Я никогда не смогу поступить с ней так, не говоря уже о самом Боумонте.
Джей взволнованно зашагал по комнате.
— Я просто хочу знать, действительно ли он мой отец. Мне не нужны его деньги. То, что мне нужно, это, чтобы Данни жила дома вместе со всей своей семьей. И если я приду в суд, зная, кто я такой, возможно, мне будет в десять раз легче убедить судью, что я в состоянии заботиться о сестре. Мне просто нужно привести в порядок свои мысли, поэтому, будьте добры, выслушайте меня до конца.
Джаннет кивнула с явным облегчением.
— Боумонт владеет тремя компаниями. Их представители всегда заявляют, что шеф никогда не фотографируется. Почему? Не вижу в этом никакого смысла. Все очень странно.
— Ну, возможно, он немного эксцентричен, осторожен, не хочет, чтобы его узнавали на улицах, боится грабителей…
— Ладно, пусть все это так. Когда он женился, в газетах не было опубликовано его фотографии ни в первый, ни во второй раз. Появлялись только снимки жены. Никто, кого он облагодетельствовал, я имею в виду благотворительную деятельность, тоже не знает его в лицо. Но мне все-таки удалось достать одну фотографию, и мне бы хотелось, чтобы вы взглянули на нее и сказали, похож ли этот человек на Самьюэла Паркера.
Джей подал ей сделанную на ксероксе копию фотографии и стал с нетерпением ждать, пока она внимательно ее рассмотрит.
— Он был гораздо старше, — медленно ответила Джаннет. — Ему, скорее всего, было около сорока, когда я видела его. С тех пор прошло уже двадцать лет.
— Сейчас Сэму Боумонту шестьдесят один год. Она снова взглянула на фотографию.
— Этому мальчику сколько, лет шестнадцать-семнадцать?
— Семнадцать.
Джаннет не отрывала глаз от снимка.
— Я не могу сказать с уверенностью, что этот парень и был тем самым человеком, которого я видела в суде. Где вы это нашли?
— В газете. Боумонт попал в автомобильную катастрофу, когда заканчивал школу. В газете тогда опубликовали вот этот самый снимок, сделанный годом раньше. Его здорово покалечило, и насколько мне известно, его внешность после больницы значительно изменилась.
Джей протянул ей другую фотографию.
— А это моя выпускная фотография. Мне здесь тоже семнадцать лет.
Джаннет сравнила два снимка.
— Я согласна, ваши лица очень похожи, но это еще ничего не доказывает.
— Но все-таки, что вы думаете?
— Я ничего не думаю. Я юрист. Мое дело — работа с фактами.
Джей снова сел на стул, расстроенный ее ответом.
— Вы словно облили меня холодной водой. Она вернула ему фотографии.
— Что касается урегулирования денежных вопросов, — задумчиво сказала она, — то Самьюэл Паркер согласился выплатить наличными сумму, причитавшуюся вашей матери по закону. Он передал ее через посыльного. Новоиспеченные адвокаты, пробивающие себе дорогу в жизни, запоминают подобные детали.
Джаннет улыбнулась и, прежде чем продолжить, минуту помолчала.
— Человек, которого я видела в суде, был слеп на один глаз, кажется, левый.
— Сэм Боумонт тоже слеп на левый глаз, — медленно сказал Джей.
Он ждал ее реакции, но она ничего не ответила.
— Так что же? — с вызовом в голосе спросил Джей. — Сколько еще фактов мне нужно представить вам?
— Я бы сказала, что здесь, конечно, имеет место любопытное совпадение, но несмотря на это, я отказываюсь выносить вопрос на рассмотрение суда.

 

— А он может это сделать? — Данни с беспокойством подняла глаза на Стефена. — Судья может отдать меня тете Джесс? Правда же, он не может сделать этого, скажи, правда?
Стефен посмотрел на сестру, ничего не понимая.
— Судья?
— Она сказала, что все решит судья. Она сказала, что Джей уже должен был все рассказать мне. Стефен пошел к телефону.
— Я понятия не имею, о чем она тебе говорила.
Номер Джессики не отвечал.
— Она, наверное, сейчас едет сюда, — тревожно сказал он. — Ты предупредила ее, что идешь к нам?
Данни ничего не ответила и быстро зашлепала вверх по ступенькам, убегая в свою комнату. Стефен с удивлением смотрел на напуганную сестренку, прежде всего улыбчивую, и позавидовал выдержке и мудрости Анни. Он оказался прав. Не прошло и нескольких секунд, как во дворе завизжали тормоза теткиной машины, которая, по-видимому, гнала вдвое быстрее обычного. Он вышел на крыльцо как раз в тот момент, когда она захлопывала дверцу своего старенького «Шевроле».
— Данни здесь, — крикнул он ей.
Без своей неизменной шляпки на голове, что было признаком крайнего огорчения, тетушка медленно направилась в сторону дома, но, когда увидела въезжавший во двор грузовик, за рулем которого сидел Джей, и следовавший за ним пикап Анни, ускорила шаги.
— Она здесь. С ней все в порядке, — не переставал повторять Стефен, пытаясь ее успокоить.
Дверь открылась, и вместе с потоком холодного воздуха в дом вошли Анни и Джей и тотчас же засыпали Джессику вопросами.
— Что случилось, тетя Джесс?
— Что происходит? С тобой все в порядке? Джессика горько разрыдалась и, размазывая по лицу слезы, запричитала: — Я так люблю ее. Я скучаю без Данни. Я не могу представить себе праздников без нее. Рождество… Я не могу ничего делать… — продолжать она была уже не в силах.
Анни взяла Джессику под руку и решительно повела плакавшую навзрыд женщину в гостиную.
— Вот так, заходи сюда, — скомандовала Анни, — и давай-ка обо всем поговорим. Стефен, мальчик, приготовь нам по чашечке чая. А где Данни?
— Я здесь, наверху, — раздался сердитый голосок.
— Ну что ж, иди сюда, милочка. Нам нужно кое-что решить.
— Я не буду жить с тетей Джесс. Джей повысил голос:
— Данни, говорят тебе, спускайся сюда.
— Ты же обещал. Ты давал мне обещание «утенка». Ты говорил, что мы снова станем одной семьей, — ее голос звучал испуганно, и в нем слышались близкие слезы.
— Будь добра, спустись вниз. Я не собираюсь спорить с тобой по этому поводу.
Джей говорил тоном, не терпящим возражений, поэтому она медленно сошла по лестнице и уселась на нижней ступеньке.
— Давай-давай, подходи, — настаивал он. — Мы одна семья и разберемся с этим делом по-семейному. Где Томми и Чарли?
— Наверху, — лицо Данни было испуганным, но девочка все же подошла.
Джей позвал Томми и Чарли. Они с недоумением спустились со второго этажа, молча вошли и уселись возле камина, пытаясь понять, что происходит.
— Ну вот!
Джей оглядел всех сидевших в комнате.
— Тетя Джесс обратилась в суд, чтобы оформить опекунство над Данни, — провозгласил он и повернулся лицом к тетке. — Я еще ничего никому не говорил, тетя Джесс, потому что собирался вначале выяснить все с тобой наедине. Сегодня я был у адвоката, и она заверила меня, что я могу не бояться потерять свою сестру.
Обезумевшая от горя Джессика, прижала носовой платок к губам и хотела уже вскочить с дивана, когда Джей остановил ее.
— Прошу, выслушай меня до конца. Я должен извиниться перед тобой. Вообще-то мне кажется, мы все должны это сделать, но в данный момент я говорю за себя. Я даже не мог представить, до какой степени ты расстроишься, когда девочки от тебя уедут.
Плечи Джессики сотрясались от рыданий, и он присел рядом с ней на диван. Все в полной тишине ждали, когда она немного успокоится и возьмет себя в руки.
— По-моему, я слишком зациклился на обещании, которое дал маме, и хочу за это попросить у тебя прощения. Нашей мамы уже нет в живых, а мы все живы. Я забыл об этом. Поэтому прости. Прости за то, что мы сразу не выяснили вопрос с девочками до конца. Я прекрасно понимаю, что четыре года любви и заботы превратили вас в семью, и несмотря на то, что иногда случались ссоры… — Он взглянул на Чарли, которая вжала голову в плечи.
— У меня никогда не было намерения разрушать эту семью. Просто я думал, что ты захочешь снова жить по-старому, как жила, пока я не ушел в армию. И ты, насколько я помню, именно с таким настроем и провожала меня.
Джессика снова раскисла, и Анни, налив чаю, подала чашку ей в дрожащие руки.
— И когда я подумал, — продолжал Джей, — что могу вдруг потерять Данни, то чуть не сошел с ума. Но потом я понял, что пять лет назад, когда все мы потеряли отца, ты потеряла брата. А теперь ты чувствуешь себя так, будто теряешь ребенка.
— Двух, — зарыдала Джессика, и растроганная до слез Чарли скривила губы, чтобы не разрыдаться самой.
— Тетя Джесс, я виноват перед тобой, что не сказал тебе раньше, какой важной частью семьи ты являешься. И я уверяю тебя, что буду просто счастлив, если ты согласишься переехать в этот дом и жить вместе с нами. Тебе будет хорошо здесь, обещаю.
Вопли Джессики заставили всех удариться в слезы. Все вдруг бросились обниматься, целовать друг друга, уверяя в любви, и несколько минут в гостиной была настоящая неразбериха. Данни вскарабкалась тете Джессике на колени. Анни протерла стекла своих очков и решительно спросила:
— Ну что, Джесси?
От избытка чувств Джессика не могла говорить и только кивнула в ответ.
— Я не возражаю, если моя комната будет на первом этаже, — наконец сумела вымолвить она.
Даже Чарли понравилось такое решение. Все облегченно вздохнули и снова расплакались.
— Черт возьми, — воскликнула Ани. — В семействе Спренгстенов прибавление! Ты можешь занять комнату Матта или Джиллиан, как только она уедет, а хочешь, занимай любую другую комнату. Вот так дела творятся! — она подмигнула Джессике, и заплаканное лицо тетки расплылось в улыбке.
Анни крепко обняла ее, и все остальные Спренгстены присоединились к объятию.
Назад: Глава 30 Никаких обещаний…
Дальше: Глава 32