ГЛАВА 14
Ник миновал долину. Далеко позади осталось предгорье, поросшее сосняком. Тропа карабкалась среди безжизненных скал и утесов, граница леса постепенно уходила вниз, исчезала. Он глянул на унылые голые камни и скалы, изборожденные трещинами и языками каменистых оползней. Наступил декабрь. Но снега все еще нет. Обычно, в это время года, на этой высоте дорога была занесена. Дом тонул в белых сугробах.
Декабрь… Рождество… Нежный и терпкий аромат еловой хвои. Запах сдобы, которую печет Роза специально для Рождественского вечера. У Ника даже слюнки потекли, когда он вспомнил маленькие пирожки, буквально тающие во рту. Как не хотелось ему покидать дом до Рождества…
Хорошо, что заблаговременно сделал все покупки и приготовил для Саманты подарки – зеленое шелковое платье, черные чулки, мягкие лайковые башмачки. Всевозможные безделушки в маленьких сверточках, чепуха, которую так любят женщины, – банты, духи, шпильки и заколки для волос.
Настроение у него испортилось. Он не увидит, как она откроет свертки и станет разбирать его подарки. Он не увидит, как она будет восторгаться и радоваться. Вздохнув, вспомнил те дни, когда дарил ей что-нибудь. Она радовалась, как ребенок. Бросалась ему на шею, целовала. С восторгом рассматривала и примеряла каждую вещичку, в ее глазах светилось счастье.
Ник закрыл глаза, вспоминая, до чего она все-таки ласковая. Ей нравилось, когда он обнимал ее. Она все время твердила о том, как ей хорошо, уютно и спокойно в его объятиях.
– Проклятье! Надо держать себя в узде. Иначе, не дай Бог, расслюнявлюсь, поверну лошадей и поскачу обратно, – начал он разговаривать сам с собой. Скаут повел ушами. Ник рассмеялся.
– Все нормально, друг. Мы с тобой еще наговоримся вволю до весны.
Резкий холодный ветер сорвался с горных вершин. Казалось, он пронизывает куртку насквозь, забирается в рукава, за воротник, отворачивает незастегнутые полы.
Ник поднял повыше воротник, плотно застегнул пуговицы, поежился, посмотрел вверх. Пухлые серые облака стлались над горным хребтом, цеплялись за острые пики вершин. Наверное, к вечеру пойдет снег. Погода словно дожидалась, когда он решится. Ник заторопил коней. Надо проскочить Альта Пасс до начала снежной бури.
Копыта лошадей гулко постукивают по каменистой тропе. В узком проходе между скалами завывает ветер. Ледяная крупа сечет лицо.
Пухлые мохнатые снежинки стали срываться с неба, когда он приблизился к перевалу Альта Пасс. Снегопад становился все гуще. Тучи спустились еще ниже, закрыли рваными лохмотьями зазубренные горные пики. Вокруг все казалось неприветливым, мрачным, враждебным.
Вдали, за лугом, показался дом. А с неба уже сыпался густой снег, быстро накрывая все вокруг белой пеленой. Лошади дышали тяжело. Пар струился из их разгоряченных ноздрей.
Миновали широкий луг. Сухо шелестела под ветром высокая пожухлая трава. Олениха, которая паслась на краю, испуганно рванулась в сторону и скрылась среди сосен.
Безоблачным днем, стоя на краю Месы, можно ясно различить Землю Новая Мексика. Но сегодня все вокруг затянуто серой пеленой снеговых облаков.
Ник направил коней к крытому переднему крыльцу дома. Спешился, разгрузил припасы, снял с животных упряжь и внес в дом. Потом отвел коней в маленькую конюшню и поставил их в стойла. К тому времени как он напоил их и задал им корм, на горы спустились сумерки. Ветер стих, снег падал отвесно, к утру он покроет землю слоем в несколько футов. И начнется настоящая зима.
Ник стоял на крыльце, уставившись в синий полумрак. Ему стало вдруг тоскливо и одиноко. Он оглянулся на конюшню, а потом с досадой махнул рукой. Передумывать было поздно. Теперь, даже если бы он очень захотел, вернуться не сможет. Через перевал не пройти. Он тяжело вздохнул. Спасался из капкана. Но, подобно волку, отгрызающему лапу, часть себя оставил на ранчо.
Снегопад продолжался три дня. Вокруг хижины намело большие сугробы. И когда наконец-то тучи рассеялись, Ник вышел на крыльцо. Он, словно вылез на свет из темной норы, потягивался и щурился на солнце. Снег сверкал и переливался, густые тени синели в ложбинах. Алые и сиреневые блики ложились на горы и покрытые снегом деревья.
Ник бесцельно побродил возле хижины, принес воды, дров. Накормил и напоил коней, выгулял их. Не зная, чем бы еще заняться, снова перелистал книги, которые взял с собой. К концу недели ему стало казаться, что он умрет здесь от скуки и от собственной компании. Он оседлал Скаута и отправился в деревню Чиянна.
Ник заранее улыбался, представляя встречу со своей индейской семьей. Он не признавался себе, что не может терпеть одиночества. Сам с собой разговаривал. Беседовал с лошадьми. Даже приручил семью мышей, выманив их из норки под домом. Он очень соскучился по человеческим голосам.
Он усмехнулся. Интересно, что скажут Белый Орел и Золотой Змей, когда узнают, что он женился. Белый Орел назойливей Джейка твердил, что Нику пора жениться и растить детей. Может быть, хоть сейчас он перестанет предлагать ему в жены толстуху Робкую Черепаху.
Ник вспомнил сына Золотого Змея, Маленького Лиса. Ему уже семь лет. Он, наверное, вырос на фут с тех пор, как встречались последний раз. Маленький чертенок был очень похож на отца, а значит, и на Ника. Джейк всегда говорил, что Ник и Золотой Змей, как две горошины из одного стручка. Только Ник был самую малость выше ростом, на два года моложе и сероглазый. А у Золотого Змея глаза были карие. Почему-то с грустью Ник подумал, что если бы у него был сын, то очень походил бы на Маленького Лиса.
Но тут же Ник развеселился, вспомнив, как они с Золотым Змеем пользовались своей похожестью, когда попадали в неприятную переделку, зная, что их трудно сразу различить. Или придумывали какие-нибудь шуточки и разыгрывали взрослых. Белый Орел, долго не выясняя, кто из них виноват, порол обоих.
И тут же лицо Ника снова стало печальным. Он вспомнил эпидемию гриппа, унесшую много жизней Чиянна. Шесть лет назад гриппом тяжело заболела и умерла мать Маленького Лиса Поющая Дождинка. Оставшись с грудным ребенком на руках, Золотой Змей долго и тяжко горевал. Он был огорчен и раздосадован тем, что его жене не помогли индейские лекарства. А потом решил стать доктором.
Доктор Генри Джонсон предложил ему учиться. Ник помнил, как они просиживали по нескольку часов за кухонным столом на ранчо Джейка. Иной раз они засиживались до самого утра. А когда доктор выучил Золотого Змея всему, что знал сам, он помог ему продолжить учебу в колледже в Филадельфии.
Четыре года спустя Джон Игл – среди белых людей Золотой Змей был известен под этим именем – закончил колледж с отличием и вернулся, чтобы лечить своих людей.
Ник хотел модно посоветоваться с Золотым Змеем о лечении Саманты. Конечно, нельзя сказать, что он не доверял доктору Джонсону, но ему очень хотелось узнать мнение своего дяди о том, вернется ли к ней когда-нибудь память.
Лагерь Чиянна располагался в долине, неподалеку от Высокой Месы. Долина была защищена отвесными скалами, и выход из деревни был только один.
Он постоянно охранялся, так что люди Чиянна были хорошо укрыты от врагов.
Ник помахал часовому и подождал ответа. Наблюдатель махнул ему, разрешая проехать. Ник направил Скаута по ледяной тропе.
В деревне было более полусотни вигвамов. Они располагались большим кругом. Серые столбы дыма словно застыли в неподвижном воздухе. В лагере кипела жизнь.
Даже снег не мог остановить мужчин и мальчишек. Они, как всегда, купались в холодном источнике. Они свято верили, что чистая холодная вода делает людей сильными и здоровыми. Она уносит с собой все болезни. Женщины тоже сновали по деревне, несли в вигвамы свежую воду. Чиянна никогда не пили и не использовали для приготовления пищи воду, которая простояла в сосуде хотя бы ночь. Они называли такую воду мертвой.
Кое-где уже дымились костры, женщины хлопотали возле них, готовили пищу. А вокруг беспечно бегали дети и разномастные собаки.
Над лагерем витал запах жареного мяса. У Ника засосало под ложечкой. Проведя в одиночестве целую неделю, Ник радостно приветствовал своих многочисленных родственников и приятелей. Кто-то из детей запустил в него снежком. Маленький Лис не отставал от своих приятелей, Ник с трудом разглядел его в толпе мальчишек, барахтающихся в снегу. Маленький Лис был весел и румян.
Остановив Скаута, Ник спешился у самого большого вигвама. Вигвам принадлежал его деду – вождю Белый Орел.
Не заходя в вигвам, Ник окликнул деда. Без приглашения к вождю заходить неприлично. Выждав положенное время, вождь пригласил его. Ник отодвинул шкуру, закрывавшую вход, и вошел.
Приветствуя старика, он протянул обе руки. Старик положил сверху свои ладони.
– Haahe, Огненная Стрела, – сказал он, называя Ника его индейским именем. – Ne-toneto-mohta-he? Ну, как ты? Входи, раздели огонь и пищу со мной. Много лун мы не сиживали вместе, – старик широко улыбнулся, его морщинистое лицо засветилось искренней радостью.
Ник подошел к огню. В котле над костром кипело оленье мясо. У Ника текли слюнки, он давно хотел есть.
Обстановка вигвама состояла из толстых буйволиных шкур, покрывающих сплетенные из травы циновки. Вдоль стен лежали шкуры, свернутые валиками. К ним прислонялись, когда сидели. С наступлением зимы шкуры, покрывающие вигвамы снаружи, прибивались колышками к земле. А внутри настилались дополнительные, чтобы в вигваме было тепло. По углам, опять же на шкурах, словно на низких полках, раскладывались оружие, корзины, одежда.
Дед Ника расположился напротив входа. Он пригласил Ника сесть рядом. Ник присел.
Шкура над входом приподнялась, в вигвам вошла крупная пожилая женщина.
– Haahe, natse, – сказала она. – Здравствуй, племянник! – ее яркие глаза, казалось, видели тебя насквозь.
– Haahe, Ташина, – ответил Ник. Это была сестра вождя, Ташина, двоюродная бабушка Ника.
Снаружи послышался голос Золотого Змея, он просил у вождя разрешения войти. Видимо, о приезде Ника ему сообщил Маленький Лис. Дождавшись приглашения, Золотой Змей вошел.
– Heeheoh-ohe-tsehe-heto. Утро доброе, отец. Haahe, natse. Здравствуй, племянник.
По-индейски поздоровавшись с теткой, он сел у костра напротив Ника.
Ташина подошла к костру, сняла с треножника котел и стала раскладывать мясо в деревянные миски. Первому она подала вождю, своему брату. Подав Нику и Золотому Змею, она снова наполнила котел мясом и поставила на треножник. А сама вышла на улицу, женщине негоже присутствовать при мужском разговоре.
Ник жадно выпил подливу прямо через край, потом принялся поглощать нежную пряную оленину. Через несколько минут миска перед ним была пуста. Он смущенно посмотрел на деда и дядьку. Они заметили его замешательство и расхохотались.
– Огненная Стрела ест как волк, который долго бегал с пустым животом, – сказал дядька.
– Да я не очень голоден, – замялся Ник. – Там, на ранчо, полно еды. Не люблю есть то, что готовлю сам, – он засмеялся.
– А что, Роза вам больше не готовит? – удивленно спросил дядюшка.
– Готовит. Но Роза на ранчо. А я перебрался на Высокую Месу. Решил там перезимовать, – объяснил Ник.
Золотой Змей изумленно поднял брови, но, будучи вежливым, не решился спросить, почему Ник так поступил. Индейцы не спрашивают, если чего-то человек не хочет объяснять.
Когда они поели, Ник протянул деду коробку тонких испанских сигар, купленных в Каньон Спрингс. Он знал, что дед втайне любит их, хоть и скрывает. Золотой Змей, обычно, не курил. Разве что дозволял себе несколько затяжек во время официальных церемоний. Они долго беседовали. Ник рассказал обо всем, что произошло на ранчо, о Джейке и Джеффе. Потом помолчал, как-то неловко улыбнулся и смущенно сказал:
– Еще кое-что случилось… Я женился.
Дед от неожиданности поперхнулся дымом, удивленно вытаращил глаза. Но все же совладал с проявлением чувств, недостойным мужчины. Лицо его снова приняло обычное бесстрастное выражение. Он искоса взглянул на внука – в глазах его все же плясали искорки любопытства.
– Расскажи-ка мне о своей суженой.
Ник стал рассказывать о Саманте, не упоминая, конечно, что они с Джеффом умыкнули ее из дилижанса, как они ссорились с ней и что еще ни разу не спали вместе. Также ни слова не сказал о том, что она потеряла память. Он решил, что подробно расскажет об этом дяде-доктору, когда они останутся одни.
Так они просидели втроем до темноты. Ник заметил, что дед почти засыпает от усталости. Он пожелал вождю спокойной ночи, и они с дядькой вышли из вигвама.
Они вошли в вигвам доктора. Ташина встала и ушла к себе. Ник улыбнулся. Его маленький братишка спал на медвежьей шкуре недалеко от огня в обнимку со щенком дворняжки.
Постель Ника была снята со Скаута и расстелена на циновке, напротив дядькиной.
Золотой Змей сел и показал жестом, чтобы Ник последовал его примеру. Когда они оба устроились, посмотрел Нику в глаза, усмехнулся и предложил:
– Ну, а теперь расскажи, что же случилось на самом деле?
Ник пробыл у Чиянна три дня. Золотой Змей проводил его, долго и озадаченно глядя вслед племяннику, который удалялся в сторону Высокой Месы. Он был совершенно сбит с толку, растерян. Когда Ник скрылся за выступом скалы, Золотой Змей вернулся в вигвам, уселся перед костром, скрестив ноги, и стал рыться в своих записях, смутно припоминая подобный случай потери памяти. Подобное заболевание он изучал в больнице Филадельфии. Время от времени он забывал о записях и неподвижным взглядом смотрел на огонь. В эти минуты его интересовал вовсе не медицинский аспект. Его интересовала женщина, которая могла довести до подобного состояния его беспутного племянника.
За три дня Золотой Змей и Ник подробно обсудили состояние ее здоровья. И Золотой Змей пообещал Нику при первой же возможности осмотреть Саманту, хоть уважительно относился к мнению доктора Джонсона.
Он вздохнул, надеясь, что Ник, наконец-то, изменил свое отношение к женщинам. Может быть, стал в них лучше разбираться. Золотой Змей хорошо знал историю с блондинкой Амандой Блейн и полностью разделял мнение доктора Джонсона. Он даже поежился, когда представил, что Ник мог бы на ней жениться. По его мнению, Ник может считать себя счастливчиком, коль этого не случилось.
Уставившись неподвижными глазами на огонь, Золотой Змей размышлял о ситуации, в которую попал его племянник. Конечно, он рассказал дядьке много всего, но сколько осталось недосказанного! Золотой Змей сокрушенно вздохнул. До сих пор у него в голове не укладывалось, как Ник и Джефф допились до того, что украли девушку из дилижанса. А услышав о том, что Ник был пьян мертвецки и не помнит, как его венчали, Золотой Змей чуть язык не проглотил от возмущения. Он прекрасно знал, что его племянник из-за пристрастия к виски попадал в разного рода неприятные истории. Но также он знал, что Ник терпеть не мог, когда ему напоминали об его пьяных проделках, и старался избегать подобных разговоров. Что же такое произошло, коль он так откровенно поведал ему обо всем? Золотому Змею совершенно ясно, что его племянник раскаивается, и вполне искренне, в совершенном.
Его удивило, упомянув о ночных кошмарах Саманты, Ник сообщил ему, что собирается весной разыскать человека, имя которого девушка выкрикивала во сне. Он собирается отдать Саманту этому Билли? И даже официально аннулировать брачный договор!
Золотой Змей знал Ника с младенчества. Он понимал, что если уж тот что-то решил, то обязательно сделает. Но, как ни убеждал его Ник, что ему все равно, встретится ли Саманта с Билли или нет, Золотой Змей видел боль в глазах своего племянника.
Он прекрасно видел, какой нежностью и гордостью светятся глаза Ника, когда он говорит о красоте и храбрости Саманты. Индеец прикрыл глаза, задумался. Ник так и не объяснил ему, зачем приехал на зиму в Высокую Месу, вместо того, чтобы быть рядом с женой.
– Да, – протянул он, – думаю, что главное ты все-таки утаил от меня, Огненная Стрела.
Целую неделю Золотой Змей охотился, чтобы запастись мясом на всю зиму. Время от времени снова садился за медицинские книги и читал, читал. Через неделю он уже больше не смог сдерживать своего любопытства. Хотя дорога через Альта Пасс была перекрыта снегами, он знал, как добраться до ранчо по Старой Тропе. Ему, конечно, не хотелось оставлять Маленького Лиса на праздник. Но индейцы Рождество не отмечали. Хотя его сын, как и все дети, любит получать подарки, независимо от того, в какой день их вручают.
Он пошел в вигвам Белого Орла и сообщил ему, что завтра утром решил отправиться на ранчо к Макбрайдам. Вождь передал послание для Джейка и подарки всей семье. Белому Орлу тоже хотелось побольше узнать о женщине, на которой женился Ник.
Снежные вершины слегка окрасились в розовый цвет первыми утренними лучами солнца, когда Золотой Змей перекинул через плечо мягкий вьюк из оленьей кожи и вышел из вигвама. Несмотря на ранний час, деревня шумела, словно пчелиный улей. Молодые воины выехали на конные игры. Женщины собирали хворост, разжигали костры и сплетничали. Дети высовывались из вигвамов, протирали сонные глаза. Собаки всех возможных размеров и мастей рыскали возле кострищ, вынюхивали, не осталось ли объедков после ужина.
Доктор оделся в мягкую оленью шубу, украшенную замысловатыми узорами из бусин и игл дикобраза. На куртке была широкая бахрома из кожи антилопы. Она была нашита по краям рукавов и на спине – от плеча к плечу. Штаны тоже были отделаны по боковым швам такой же бахромой. Бахрома приятно шелестела на ветру.
Всю ночь дул южный ветер, и наступивший день обещал быть очень теплым. На вершинах утесов подтаял снег, ручейки сбегали вниз по склонам.
Но Золотой Змей знал, что древняя индейская тропа вдоль хребта всегда ненадежна. Горы вероломны, и путника, особенно неосторожного и нерасторопного, везде подстерегают опасности.
Большая часть пути покрыта льдом, который сверху присыпан рыхлым снегом. А там, где нет снега и льда, сыро и слякотно. В любую минуту можно сорваться вниз.
Золотой Змей миновал сосновую рощу и подошел к краю пропасти. Снизу клубами поднимался сизый туман. Наверху он рассеивался, и бездонная пропасть казалась озером. Доктор любил высоту. Сердце замирало в каком-то яростном веселье. Именно здесь он остро чувствовал родство племени с образом птицы, с орлом.
Он наклонился, стянул с себя высокие мокасины, связал их вместе и повесил на шею. Спускаться с горы нужно только босиком. Намокая, мокасины скользят на влажных камнях.
Поправив на спине вьюк с подарками и медикаментами, Золотой Змей повис на руках над пропастью и стал раскачиваться, чтобы спрыгнуть на уступ, с которого начиналась тропа. Одно неверное движение – и он может не попасть на него. И тогда он полетит вниз и разобьется об острые камни. Риск достаточно большой. Но на веку Золотого Змея не было такого случая, чтобы кто-то из индейцев разбился здесь, прыгая с высоты в двадцать футов.
Золотой Змей разжал пальцы. Ветер засвистел у него в ушах. И через мгновение он почувствовал под ногами твердую землю, слегка спружинил коленями, смягчая прыжок. Он приземлился, словно кошка, мягко, уверенно и точно. Глубоко вздохнул, унимая сильно бьющееся сердце. Самое трудное оказалось позади. Теперь осталось миновать оледенелые участки да кусок тропы под качающимися валунами, которые могут сорваться в любую минуту.
…Полпути было преодолено, когда он вышел на участок с шатающимися камнями. Он старался ступать тихо, не производя шума. Но вдруг от горы откололся огромный кусок и покатился вниз, с шумом увлекая за собой вниз лавину щебня. Золотой Змей укрылся за выступом скалы. Он ничего не мог поделать. Мог только наблюдать, как сыплются камни со склона над его головой.
Откуда-то сбоку неожиданно выкатился огромный валун и с огромной силой ударил его по ноге. Острая боль пронизала колено. Доктор закричал, потерял равновесие, упал и покатился вниз, судорожно цепляясь за выступы.
На его счастье, лавина уже слабела, иначе мощный поток песка и камней непременно утащил бы его в пропасть. Он лежал на самом краю обрыва, вцепившись руками в расщелины. Пот заливал лицо, а он не мог даже отереть его. Глаза щипало. Отдышавшись, он медленно продвинул вперед одну руку, нащупал выбоину. Слегка переполз вперед и вверх. Слава Богу, тело еще не отказалось ему подчиняться.
Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он закончил подъем на тропу. Голова кружилась, колени дрожали. От сильной боли в колене он ослабел и долго сидел на камнях, отдыхая и приходя в себя. Трясущимися, кровоточащими пальцами ощупал колено. Кажется, переломов нет. Видимо, просто сильный ушиб. Сжав зубы, Золотой Змей поднялся на ноги, доковылял до безопасного места, сел и натянул мокасины.
Сколько раз он проходил по этой тропе, и никогда с ним такого не случалось. Он бранил себя за то, что слишком увлекся мыслями о племяннике. Индейская тропа не любит рассеянных.
Добравшись до небольшой рощи, он вырезал палку и сделал себе костыль, обмотав его полоской кожи, отрезанной от вьюка. Опираясь на самодельный костыль, заковылял по тропе. До главной дороги осталось совсем немного.
До ранчо он добирался втрое дольше обычного. Он очень замерз из-за того, что не мог передвигаться быстро. Прихрамывая, с трудом взобрался на крыльцо и постучал. Никто не ответил.
Он открыл дверь, вошел в холл и осмотрелся. В холле не было ни души. Золотой Змей бросил вьюк на пол.
