Глава 14
Шторм помыла посуду после ужина и убрала кухню. А затем она накинула легкую куртку Уэйда и, пока Джейк читал ежедневную газету из Шайенна, решила прогуляться перед заходом солнца вдоль берега реки.
Русло реки Платт извивалось, как змея, Делая причудливые изгибы и повороты, а затем терялось из виду. В летнее время река безмятежно и спокойно несла свои воды, а зимой была почти полностью скована льдом, правда, довольно тонким, так что кое-где даже зимой слышалось тихое журчание проточной воды.
Шторм направлялась к небольшой укромной рощице высоких корабельных сосен, чтобы вдохнуть там полной грудью запах смолистых старых стволов и зеленой хвои. Это было ее излюбленное место на берегу Платта. Здесь она частенько предавалась мечтам об Уэйде, сидя на спине своей верной Бьюти. Это были захватывающие романтические мечты. Здесь она пролила немало слез о нем.
Шторм подняла камень с земли и с отсутствующим видом бросила его в воду. Всё это было теперь в прошлом. Слезы и мечты об Уэйде Мэгэллене теперь окончательно остались позади. Сегодня, когда она гладила утюгом белье, и потом, когда пекла хлеб про запас и пирог с яблоками к кофе, она с горечью думала о напрасно потраченных годах своей жизни, о своих тщетных попытках добиться любви Уэйда, о своей безрассудной страсти к нему, которая ослепила ее, помешала увидеть очевидное – то, что для Уэйда она была всего лишь сестрой его лучшего друга.
– Последняя ночь, – произнесла она вслух, поворачивая назад к дому. – Уэйд завтра вернется домой, и я смогу уехать отсюда. Я смогу, наконец, снова вернуться к реальной жизни, оставив свои мечты. И в этой моей новой действительности для Уэйда не будет места.
Добравшись до дома, Шторм постояла немного на крыльце, прислушиваясь к ночным звукам, к журчанию воды, уханию совы, одинокому жалобному крику козодоя, кваканью лягушек на берегу реки. Глаза Шторм затуманились печалью. Ей будет так не хватать этих вечеров и… Джейка. Она будет ужасно скучать по игре в покер и добродушному дружескому подшучиванию.
Ведь она никогда больше не придет сюда.
– Ты выглядишь очень усталой, моя дорогая, – произнес Джейк с искренней лаской и заботой в голосе, когда он оторвал взгляд от газеты и взглянул на нее, вошедшую в комнату и остановившуюся в дверном проеме.
– Да, я немного утомлена, – Шторм улыбнулась старику, зная, что он огорчился, видя темные круги у нее под глазами. – Если ты не возражаешь, я пропущу сегодняшнюю игру, мне хотелось бы немного почитать.
– Конечно, отправляйся к себе. Я тоже улягусь спать, как только дочитаю газету.
– Ну тогда до завтра, – улыбнулась Шторм и направилась в комнату Уэйда.
Вскоре она уже обтерлась влажной губкой, склонившись над неглубоким белым тазиком Уэйда, и надела короткую ночную рубашку без рукавов. После этого она вошла в уютную общую комнату, зажгла лампу и устроилась в кресле, перекинув ноги через один подлокотник и прислонившись спиной к другому. Открыв книгу, которую она захватила из дома, Шторм погрузилась в чтение.
Сюжет любовного романа полностью захватил ее, время летело незаметно, а Шторм с нарастающим интересом глотала страницу за страницей. Но вот ей встретилось пространное скучное описание, и внимание ее слегка отвлеклось, чтение уже больше не захватывало ее с такой силой. Постепенно уют мягкого кресла обволакивал ее, веки Шторм отяжелели, она начала дремать. Ее мышцы расслабились, а грудь ровно, размеренно вздымалась.
Шторм не слышала, как тихо открылась входная дверь, не слышала она, как вошел в комнату высокий мужчина, и увидев ее, затаил дыхание. Он подошел неслышной кошачьей поступью и присел на корточки рядом с креслом. Его жесткие, обветренные губы, с которых часто срывались циничные замечания и грубая ругань, сейчас нежно улыбались, и он, подняв белокурую волну волос, ниспадавшую до пола, ласково пропустил сквозь пальцы их мягкий шелк.
Взгляд Уэйда упал на полуобнаженную грудь Шторм, соски которой топорщили легкую ткань ночной рубашки, и мышцы внизу его живота судорожно сжались. Желание охватило его, он содрогнулся и отпрянул от девушки. Встав, он некоторое время массировал затекшую правую ногу, а затем, прихрамывая, направился к камину и взял с его полки бутылку виски и стакан. Последние несколько дней нога доставляла ему массу неприятностей и только доза спиртного помогала ему.
Шторм проснулась от звуков открываемой бутылки и плеска жидкости, наливаемой в стакан. Она немного привстала и спросила хрипловатым спросонья голосом:
– Уэйд?
– Он самый, – ответил он, растягивая слова и, выйдя на свет лампы, уселся на софу напротив Шторм.
Сердце Шторм радостно забилось в груди: он вернулся! Но по мере того, как туман в ее мозгу рассеивался, и она приходила в ясное сознание, все события последних дней – и особенно визит Джози – отчетливо припомнились ей.
– Ты рано вернулся, – произнесла она сдержанным голосом, стараясь держать себя в руках.
Шторм опустила ноги на пол и вспыхнула от смущения, рубашка ее была намного выше колен, и как бы она ни старалась натянуть ее и прикрыть ноги, у нее ничего не получалось.
– Как поездка? – спросила она, все еще пытаясь прикрыть тонкой тканью колени.
Уэйд, закинув ногу за ногу, насмешливо следил за ее тщетными попытками натянуть рубашку на ноги.
– Все сложилось как нельзя более удачно, – ответил он и выпил залпом полстакана виски. – Именно поэтому мы и вернулись домой на полсуток раньше намеченного срока.
«Да ты просто, наверное, загнал бедную лошадь до полусмерти, спеша поскорее вернуться к своей Джози», – подумала Шторм, кривя губы.
Уэйд заметил гримасу на ее лице и вопросительно вскинул бровь. Но Шторм только отвернулась от него, ничего не сказав. Тогда Уэйд внимательно огляделся вокруг. На его лице отразилось удивление.
– Никогда не предполагал, что эта комната может выглядеть подобным образом, – промолвил он как бы про себя. – Может быть, только, когда мама…
Он резко оборвал себя и снова поднес стакан виски к губам.
Шторм притворилась, что не заметила его последней оговорки, от которой ему самому стало не по себе, и встала.
– Я хочу пойти спать. Что ты выбираешь – кровать или софу?
Уэйд молниеносно протянул руку и схватил ее запястье.
– Что случилось, Шторм? Что произошло, пока я был в отъезде?
Шторм пристально взглянула на его обеспокоенное лицо и выпалила на одном дыхании:
– Зачем ты подослал ко мне Джози Сейлз? Неужели ты действительно хотел проверить, как я ухаживаю за Джейком?
– Что?! – изумление, читавшееся в серых глазах Уэйда, ясно свидетельствовало о том, что Джози бессовестно лгала. – Я никогда не давал ей такого нелепого поручения, Шторм. Она мне как-то сказала, что, возможно, съездит навестить папу, и я ей ответил, что пусть съездит. Вот и все. Клянусь тебе, Шторм.
Сердце гулко забилось в груди Шторм, кровь быстрее побежала в ее жилах. Душа ее пела. Джози врала напропалую: все, сказанное ею – только наглая ложь. Но тут же радость замерла в груди. То, что она узнала о Джози, нисколько не меняло всю ситуацию, не влияло на их отношения с Уэйдом. Если он и спешил поскорее приехать домой, то только затем, чтобы повидать другую женщину. Уэйд не испытывал никаких чувств к Джози точно так же, как и к ней самой.
– Я верю тебе, Уэйд, – сказала она, и добавила тихим голосом: – Если ты не возражаешь, я, пожалуй, лягу на кровати, я сейчас принесу тебе одеяло и…
Слова замерли у нее на устах.
Взгляд Уэйда был прикован к ее груди, которая ясно вырисовывалась под тонкой тканью ночной рубашки. Шторм почувствовала, как ее соски сжались и напряглись, и когда Уэйд устремил свой взгляд на ее лицо, она поняла, что от него не укрылось ее состояние.
Уэйд откашлялся и спросил:
– А как отец? Надеюсь, он себя хорошо вел?
– Он держался молодцом и большую часть времени проводил в постели.
– А как ты? – Уэйд пристально смотрел на нее сквозь полуопущенные ресницы. – С тобой все в порядке? Ты хорошо себя вела?
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Шторм.
– Я имею в виду, ошивался ли этот Рейф Джеффри где-нибудь поблизости все это время?
– А что, если да? – Шторм вскинула подбородок. – Думаю, это вовсе не твое дело.
Она отшатнулась, когда Уэйд вдруг в порыве бешенства вскочил на ноги и больно вцепился крепкими пальцами в ее плечи.
– Это мое дело, если из-за него ты пренебрегла своими обязанностями в отношении отца!
Его резкие слова были для Шторм, как пощечина. Видя, что ярость и обида исказили черты лица Шторм, Уэйд отпустил ее и отошел на шаг.
– Я все же думаю, что это ты подослал Джози шпионить за мной, – задыхаясь промолвила Шторм. – А что касается ухода за Джейком, то я, черт возьми, уверена – он сам расскажет тебе, доволен он или нет.
В ее глазах блестели слезы, и она бросилась в спальную комнату, прежде чем они брызнули из ее глаз. Но Уэйд догнал девушку у самой двери и опять схватил за руки.
– Прости меня, дорогая, я обидел тебя, – проговорил он срывающимся голосом и, заключив ее в объятия, прижал голову Шторм к своему плечу. – Если бы ты знала, как мне не нравится обижать тебя.
«Однако ты это делаешь постоянно», – хотелось закричать Шторм сквозь слезы, которые хлынули из ее глаз на рубашку Уэйда.
– Ты смертельно обидел меня, подослав Джози присматривать за мной и Джейком, – дрожащим голосом сказала она.
– Шторм, я же уже сказал тебе, что не посылал Джози сюда, – произнес Уэйд с придыханием, припав губами к волосам Шторм.
– Я ни минуты не сомневался, что ты будешь отличной сиделкой для папы. Я сам не знаю, почему завел этот разговор о Джеффри.
Его глубокий проникновенный голос успокоил ее, руки Уэйда поглаживали Шторм по спине. Ей было так хорошо, хотя точно таким же образом он обычно утешал ее, когда она плакала в детстве.
Внезапно Шторм замерла. Ласкающие руки Уэйда неожиданно скользнули вниз – на ее ягодицы. Мурашки забегали у нее по спине, и сердце замерло от восторга, когда он прижал ее бедра к своим, и она ощущала, как растет его возбуждение и наливается его мужская сила.
И когда Шторм слегка потерлась о его возбужденную плоть бедром, он застонал от мучительного удовольствия.
Шторм выбросила из головы мысли о Джози и даме из Шайенна, оттеснив их в глубину своего подсознания. Она вдруг с полной безнадежностью осознала, что не в силах оттолкнуть Уэйда, что он в сущности может делать с ней все, что ему захочется.
Шторм осознала, что отчаянно любит этого человека. Ее решимость вычеркнуть Уэйда из своей жизни была напрочь забыта, и Шторм обвила руками шею любимого. Она прижалась к нему со всей силой страсти, и судорога пробежала по его телу.
– О Боже, Шторм! – застонал он, стягивая через голову с нее ночную рубашку. Она прерывисто вздохнула, когда он дотронулся до ее напряженного живота, затем его ласкающая ладонь скользнула выше по грудной клетке. И замерев в сладком предчувствии, девушка, наконец, ощутила обе его ладони на своей груди.
Она учащенно задышала, чувствуя, как его пальцы нежно мнут и поглаживают розовые соски, пока они не затвердели. Тогда он припал горячим от страстного желания ртом к одному из них и начал посасывать его, лаская языком. Шторм задохнулась от наслаждения и крепче прижала его голову к своей груди.
Испытывая жгучее блаженство, растворившись в нем, Шторм ничего не могла понять и обиженно заморгала, когда Уэйд внезапно оборвал свои ласки и отошел от нее.
Избегая ее взгляда, он произнес хриплым голосом:
– Настало время, когда всем маленьким девочкам пора отправляться спать.
Она уставилась на решительную складку, застывшую у его рта, и никак не могла понять, почему Уэйд хочет прогнать ее. Ведь она отлично видела, что он так же возбужден и страстно хочет ее, как она сама хотела его.
Шторм снова бросилась в объятия Уэйда, твердо решив, что бы там ни стояло между ними, что бы ни мешало ее любимому приближаться к ней, она доведет сегодня ночью дело до конца. Она больше не могла выносить этой раздвоенности чувств, которую он испытывал сам и навязывал ей.
Ее пальцы начали судорожно расстегивать пуговицы его рубашки, пока она не просунула руку ему за пазуху и не начала ласкать его широкую грудь.
– Я не хочу идти спать, – прошептала она с придыханием. И, подняв голову и поцеловав его в шею, добавила: – Не хочу идти одна.
Она ощущала губами, как бешено пульсирует кровь в сонной артерии Уэйда и как напряглись его мышцы от ее ласковых прикосновений.
Шторм взглянула сквозь полуприкрытые ресницы ему в лицо. В его глазах полыхала страсть. Задыхаясь от мучительного возбуждения, он прошептал:
– Если я отправлюсь вместе с тобой в постель, Шторм, ты знаешь, что произойдет. Я не смогу обойтись одними поцелуями.
Шторм судорожно вздохнула и крепче прижалась к нему.
– На это я и надеюсь, мой милый, – пролепетала она.
Чувствуя свое полное поражение, не в силах больше сопротивляться, Уэйд подхватил ее на руки и понес в свою комнату. Захлопнув ногой дверь за собой, он положил Шторм на постель и лег рядом. Его теплые, влажные губы сомкнулись с ее губами, а его руки жадно ласкали ее шелковистое тело. Когда язык Уэйда, раздвинув сочные припухшие губы Шторм, проник внутрь, ее пальцы в порыве страсти начали судорожно расстегивать пуговицы его рубашки, почти отрывая их. Она испытывала неистовое желание прижаться к его обнаженному телу, ощутить своей плотью его плоть.
Дыхание Уэйда стало неровным, он приподнял голову и помог ей снять с себя рубашку. Все его тело напряглось, когда она приподнялась на локтях и медленно, доставляя ему сладкую муку, прижалась твердыми набухшими сосками к его поросшей жесткими волосами груди.
– О Боже! – простонал Уэйд, откидываясь на спинку и притягивая Шторм к своей груди так, что она упала на него. – Ты сводишь меня с ума.
Он обхватил руками ее тонкую талию и, приподняв немного над собой, прошептал:
– Дай мне насладиться тобой.
Шторм оперлась ладонями о его загорелое мускулистое тело и начала свое полное соблазна продвижение от груди до живота Уэйда. Длинные белокурые волосы ниспадали ему на грудь и тянулись следом за обжигающими его кожу прикосновениями ее твердых сосков. Когда ремень его брюк остановил дальнейшее скольжение Шторм, Уэйд перевернул ее на спину и, как бы в благодарность за доставленное наслаждение, припал губами сначала к одному соску, а затем к другому.
Шепча его имя, задыхаясь от страсти, с бешено колотящимся сердцем и пожаром в крови, Шторм начала расстегивать пуговицы его брюк.
В порыве страсти, которую он так долго сдерживал и скрывал от Шторм, Уэйд встал, скинул сапоги и снял брюки.
Перед жадным взором Шторм предстало все его хорошо сложенное мускулистое тело, ее глаза потемнели от охватившего ее томления страсти. Она протянула руку и трепещущими пальцами робко дотронулась до его возбужденной пульсирующей плоти. Уэйд, как зачарованный, следил за ее тонкими пальцами, ласкающими его, мечта стольких лет его жизни воплощалась наяву.
Он лег, наконец, рядом с ней на постель и, убирая ладонью влажные волосы с ее лба, прошептал прерывающимся голосом:
– Я отчаянно хочу тебя, Шторм, но видя тебя, такую хрупкую и нежную, я боюсь, что причиню тебе боль.
– Не бойся, милый, ты не можешь сделать мне больно, – прошептала она, обвивая его шею руками.
И хотя Уэйд все еще сомневался, он все же нежно и осторожно раздвинул ее бедра и устроился между ними. Но как ни осторожничал он, стараясь как можно безболезненней проникнуть за тот тонкий барьер, который преграждал ему путь к сокровищу – сокровищу, давно предназначенному ему одному – все же крик боли вырвался из уст Шторм и огласил бы собой весь дом, если бы она тут же не зажала себе рот рукой, чтобы не кричать.
– Хочешь, я прекращу все это, дорогая? – прошептал он, на минуту останавливаясь и замирая.
Шторм покачала головой и обняла его за талию, как бы умоляя продолжать.
Ненавидя себя за то, что причиняет ей жестокую боль, но не в силах уже остановиться, Уэйд вошел в нее. Шторм кусала губы от боли, всеми силами сдерживая рвущийся из груди крик, пока Уэйд все глубже проникал в нее. Шторм говорила себе, что она готова вытерпеть любую боль для того только, чтобы доставить этому мужчине удовольствие. Она любила его глубоко и преданно. И вдруг боль прошла, уступив свое место чувственному восторгу.
Шторм начала реагировать на движения Уэйда, сначала медленно отвечая ему, а потом ощутив ритм телодвижений, она приподнимала бедра навстречу его мощным толчкам. Чувствуя, что боль оставила ее, Уэйд расслабился и начал действовать спокойно и ритмично.
Чувственное возбуждение, копившееся все это время внутри Шторм, было почти столь же болезненным и мучительным, как боль при разрыве девственной плевы. Оно искало выход, и вот Шторм, в порыве неистового восторга напряглась всем телом и со стоном устремилась навстречу содрогающемуся телу Уэйда. Она не ожидала от себя такого дикого необузданного порыва, за которым наступила разрядка.
Уэйд в полузабытьи зашептал ее имя, и она почувствовала, как горячая струя ударила внутри нее, орошая и исцеляя ее саднящее лоно. Через секунду его влажная от выступившей испарины голова упала на подушку рядом с ее головой, и Уэйд зарылся лицом в ее пушистые волосы, тяжело дыша. Она нежно погладила его по плечу, а он прошептал:
– Я всегда знал, что однажды это случится.
Рука Шторм замерла на плече Уэйда. Ей показалось, что в его голосе прозвучало сожаление. Неужели он жалеет о происшедшем? Может быть, он вспомнил о своей зазнобе из Шайенна и почувствовал себя виноватым в том, что занимался любовью с другой женщиной?
«Нет! – твердо сказала она самой себе. – Он любит меня и только меня. Все его поведение сегодня ночью доказывает это».
Она снова начала ласково поглаживать его по плечу.
– Я всегда в душе надеялась, что это произойдет, – сказала она.
Уэйд засмеялся и попытался встать с постели. Но она с отчаянием затрясла головой, не желая его отпускать, и обвила его талию своими длинными ногами.
– Не уходи, ведь здесь тебе так хорошо.
– Но так я могу просто раздавить тебя, дорогая, – улыбнулся он нежно, убирая прядку волос с покрытого испариной лба Шторм, – ты такая маленькая, такая хрупкая.
Шторм провела кончиком языка по своей верхней губе и произнесла озорным тоном:
– Хрупкая? Но ты всего лишь несколько секунд назад совершенно не помнил об этом.
Видя, что глаза Уэйда потемнели, она попросила его, раздвигая бедра: – Может быть, ты придумаешь что-нибудь, чтобы не давить на меня всем своим весом.
Ее откровенное движение, и дрожащий от вожделения голос заставили Уэйда приготовиться к новой атаке.
– Ты хочешь, чтобы я сломал себе спину? – спросил он хрипло, приподнимая над ней верхнюю часть тела.
– Да, – вздохнула Шторм, дрожа всем телом, когда Уэйд подсунул руки под ее ягодицы и слегка приподнял ее бедра над кроватью.
– Уэйд, – прошептала она единственное слово, сорвавшееся с ее уст, словно молитва. А он между тем, крепко держа ее бедра, медленно вошел в ее лоно.
Восточный край неба начал уже понемногу розоветь, когда Уэйд и Шторм утолили, наконец, свой ненасытный голод, утомившись после бессонной ночи. Шторм свернулась калачиком, уютно устроившись у него под боком, и моментально уснула с улыбкой на бледном и усталом, но счастливом лице.
Уэйд любит ее. Это было главное. Обняв спящую Шторм, вдыхая запах ее нежного тела, Уэйд не спал. Он мрачно глядел в окно, за которым занимался рассвет. Он все-таки сделал то, чего ни в коем случае не должен был делать. Он переступил через запрет и ему теперь нет прощенья. Он потерял контроль над собой. Шесть долгих лет он жил скрепя сердце, не смея делать то, что сделал сейчас. И самое страшное в его поступке то, что он дал Шторм надежду, которой не дано было никогда осуществиться.
Он обманул ее.
Шторм заворочалась во сне и прильнула к нему всем телом. О Боже, а что если она зачала ребенка от него?!
– Умоляю тебя, Господи, – горячо зашептал он, – не допусти этого. Обещаю тебе, что больше никогда не дотронусь до нее.
Он осторожно высвободил свои руки, в которых покоилось ее теплое, безмятежно спящее тело, нежно поцеловал разрумянившуюся во сне щеку и выскользнул из-под одеяла. Уэйд натянул брюки и накинул рубашку, не застегивая ее. Затем он подхватил свои сапоги, стоявшие рядом с парой изящных домашних туфелек. Бросив последний долгий взгляд на женщину, с которой он сегодня всю ночь занимался любовью, Уэйд быстро покинул комнату.
Шторм проснулась от ярких лучей утреннего солнца, бивших ей прямо в лицо. Она лениво потянулась, охнула от ломоты во всем теле и повернулась к Уэйду. И тут же надула губки от разочарования и обиды: он, оказывается, уже встал. Она ласково провела рукой по его подушке и положила ладонь на вмятину, оставшуюся от его головы. Мечтательная улыбка заиграла на ее губах. Она вспомнила в подробностях всю их ночь, все невероятные вещи, которые они выделывали друг с другом. Если ей нужны были доказательства любви Уэйда, то она их с лихвой получила этой ночью. Каждый его поступок, каждое движение, каждое ласковое слово ясно свидетельствовали о любви к ней. Тепло разлилось внизу ее живота. Что за счастье заниматься с ним любовью каждую ночь! Томная улыбка заиграла на ее устах, и она опять сладко потянулась. Нет, если они поженятся, они, пожалуй, убьют друг друга своей ненасытностью и неумеренными ласками.
Приподнявшись на локте, Шторм прислушалась к тишине, царящей в доме. Всё было подозрительно тихо. Может быть, Уэйд пошел искупаться на реку. Вдруг она услышала бой часов и задохнулась от изумления. Десять часов! Не может быть.
Джейк, наверное, умирает от голода. Вскочив с кровати, она торопливо умылась в белом тазике и оделась. Ровно через полчаса она вошла в комнату Джейка с сияющими глазами.
– Прости, что я так поздно принесла тебе завтрак, Джейк, – произнесла она, ставя перед ним блюдо с ветчиной и яичницей, а также поджаренный хлеб. – Я просто проспала.
Джейк взглянул на ее озаренное счастьем лицо.
– Похоже, вы с Уэйдом проболтали всю ночь, – сказал он.
– Значит, ты знаешь, что он вернулся? – Шторм старалась говорить обычным тоном, но голос выдавал ее.
– Да, я говорил с ним рано утром, – Джейк упорно избегал ее взгляда.
– Наверное, он тоже голоден. Я разыщу его и узнаю, сколько яиц разбить ему в яичницу на завтрак.
Джейк внезапно сосредоточенно занялся размешиванием сахара в чашке с кофе, и Шторм вся похолодела, сразу же догадавшись, что что-то случилось. И одновременно она поняла, что не готова выслушать то страшное, что сейчас скажет Джейк.
Она уже сделала движение, чтобы убежать из комнаты, но Джейк опередил ее.
– Его нет дома, дорогая, – произнес он надтреснутым старческим голосом. Холодный ужас почти парализовал Шторм. Она сцепила замком руки, чтобы не выдать их дрожи, и подняла на Джейка внезапно потемневшие глаза.
– Да? А ты знаешь, куда он поехал?
Джейк не отрывал взгляда от своего завтрака, и, казалось, миновала целая вечность, прежде чем он произнес своим сипловатым голосом:
– Он выехал очень рано. И сказал, что собирается навестить эту женщину, Сейлз.
Шторм попыталась что-то сказать и не могла, язык не слушался ее. Она чувствовала себя не просто оскорбленной, но оскверненной. Уэйд направился из ее объятий прямиком в объятия Джози. Все ее мечты, мысли, надежды – все пошло прахом. Она ничего не значила для Уэйда. Она значила для него не больше, чем любая другая женщина, с которой он занимался любовью.
Как будто откуда-то издалека она услышала голос Джейка, озабоченно спрашивающего:
– С тобой все в порядке, Шторм?
Шторм заставила свои губы разжаться.
– Все хорошо, – сказала она как можно более спокойно. – Думаю, мне надо уже начинать собирать свои вещи. Пора отправляться домой.
Она повернулась к дверям, но остановилась, когда снова заговорил Джейк.
– Мы с Уэйдом просто не знаем, как и благодарить тебя за то, что ты пришла сюда и присмотрела за мной, пока сын был в отъезде. Мне будет очень не хватать того солнечного света, который ты принесла вместе с собой в наш дом.
Причем, поверь, я вовсе не имею в виду вымытые окна.
– Я как-нибудь зайду навестить тебя, – выдавила Шторм из себя заведомую ложь, отлично зная, что ноги ее больше не будет в доме Мэгэлленов.
– А ты пока, – улыбнулась она Джейку, – береги себя.
«И ты тоже, дорогая», – печально подумал Джейк, глядя вслед этой трогательной отважной женщине. Если бы он сейчас мог добраться до своего сына, он, пожалуй, наставил бы ему шишек и синяков.
Вернувшись в комнату Уэйда, Шторм, отведя глаза от измятой постели и разбросанных простынь, собрала свои вещи и сложила их в седельную сумку. Ей надо было уйти прежде, чем вернется Уэйд. Она испытывала к нему такую жгучую ненависть, что успокоить ее мог только какой-нибудь дикий поступок по отношению к этому мужчине, нанесение ему увечья или смертельного оскорбления. Поэтому Шторм хотела уехать поскорее домой.
Когда Шторм с глазами, полными слез, еле сдерживая их, покидала двор Мэгэлленов, за ней из укрытия с тоской раскаянья и невыразимой нежностью следили серые глаза Уэйда.
Уэйд водил своего жеребца на пастбище, расположенное позади конюшни, там его никто не мог видеть, и вот теперь тайком вернувшись в конюшню, он залез там на сеновал и упал на охапку душистого сена. Его терзало чувство вины. Он обманул отца, сказав ему, что едет навестить Джози, зная, что тот сообщит об этом Шторм. Это было трусливо и подло с его стороны, вовлекать отца в нечестную игру, которую он вел со Шторм.
Но он готов был скорее застрелиться, чем сказать Шторм, чтобы она позабыла ночь, которую они провели вместе. Сказать ей, чтобы она не придавала никакого значения случившемуся. Он не смог бы вынести выражения боли и затравленности в ее милых, любящих глазах.
Когда Бьюти, переходя на легкий галоп, исчезла из виду, унося прочь свою всадницу, Уэйд упал ничком, зарывшись лицом в сено, он ненавидел самого себя, он ненавидел весь мир.
