ГЛАВА ВТОРАЯ
Маленькая, хрупкая женщина, спотыкаясь, бежала через огромную плоскую равнину. Рядом с нею, едва касаясь земли, мчался маленький мальчик. Они бежали к опушке густого соснового леса, где надеялись спрятаться от человека, преследовавшего их верхом на лошади. Весь этот день и часть предыдущего он гнался за ними буквально по пятам.
Убегая от него, Сэйдж Ларкин спасала не себя. Она знала наверняка, что ее деверь, Миланд Ларкин, не причинит ей вреда. Встреча с ним была опасна для ее племянника, Дэнни. Мать мальчика была из индейского племени, а Миланд ненавидел индейцев. Сэйдж должна защитить мальчика потому, что он был единственным, кто остался у нее на свете после того, как позавчера ее муж и родители Дэнни были застрелены какими-то бандитами.
— Нет, нет! Я не должна об этом думать! — задыхаясь, шептала молодая женщина, продолжая бежать.
От быстрого бега у нее кололо в боку, не хватало воздуха, и, казалось, что ее вот-вот совсем оставят силы, когда, наконец, Сэйдж и мальчик достигли первых высоких деревьев, которые, словно стражи, охраняли вход в лес. Она подтолкнула Дэнни к ближайшей огромной сосне, и они впервые за долгое время смогли хоть чуть-чуть отдохнуть, привалившись к могучему стволу и настороженно вслушиваясь в окружающую их тишину вечернего леса. Женщина и ее племянник затаили дыхание.
Прошло минут десять, а может, чуть больше, но до них не доносилось ни звука, кроме писка пичужек, готовящихся ко сну, и шороха возившихся среди сосновых иголок мелких животных.
Может, Миланд потерял их следы? Молодая женщина молила Господа, чтобы так оно и было. И еще она молилась о том, чтобы ночь наступила как можно скорее, потому что сил у нее уже почти совсем не осталось, и она буквально падала от изнеможения.
Ее взгляд перебегал с одной огромной сосны на другую. Им с племянником необходимо найти укромное убежище, где можно будет скоротать еще одну долгую, холодную ночь. При мысли об этом женщину, в ее легком, не по сезону платье, начала бить дрожь. Сейчас, ранней весной, вечера были еще достаточно холодными, а они даже не могли развести огонь, чтобы согреться.
Сэйдж и Дэнни решили пойти в разные стороны, чтобы поискать надежное укрытие. Зубы у Сэйдж стучали от холода. Всю прошлую ночь, когда они сидели с племянником, тесно прижавшись друг к другу, в дупле огромного дерева, ее била дрожь. Сегодня она весь день чихала и кашляла так, что стало понятно — она простудилась.
Ей оставалось только радоваться тому, что Дэнни так хорошо держится: не хнычет и не жалуется. Может, скоро ей удастся отыскать какое-нибудь поваленное ветром дерево или расщелину в скале, где им удалось бы укрыться.
Поиски убежища затянулись. Сэйдж было уже совсем потеряла надежду найти подходящее место, как вдруг, насторожившись, подняла голову и застыла на месте. Издалека до нее донесся жалобный крик козодоя. Только очень чуткое и натренированное ухо могло заметить разницу между птичьим криком и тем, который издавал человек.
Она устало улыбнулась — это Дэнни подавал знак, что нашел место для ночлега.
Печальный крик птицы доносился через короткие интервалы, указывая Сэйдж, где находится ее племянник. Ярко-красный шар солнца еще виднелся сквозь сосновые ветки, когда она разыскала Дэнни, стоявшего на дне глубокого, заросшего кустарником оврага. Мальчик забрался по крутому откосу и подал Сэйдж руку, помогая ей спуститься вниз.
— Вон там, — произнес он тихо и показал Сэйдж глубокую расщелину в стене, практически скрытую от постороннего глаза россыпью больших валунов, принесенных сюда дождями за много лет.
— Там будет отлично, — произнес Дэнни, в то время как Сэйдж на четвереньках вползала внутрь.
Да, там, действительно, было неплохо. Расщелина была достаточно длинной, чтобы можно было вытянуться во весь рост, и просторной, так что они оба там отлично поместятся.
— Тетя Сэйдж, ты вся горишь, хоть тебя и бьет дрожь. — Дэнни забрался в укрытие вслед за ней и прижался своим гибким мальчишеским телом к ее спи не. — Ты себя хорошо чувствуешь?
— Да, милый, все нормально. Просто устала. ПРОСТО УСТАЛА и наполовину не выражало того, что Сэйдж на самом деле чувствовала. Более точным было бы сказать, что она устала до смерти: устало ее тело, душа, не говоря о мучительном чувстве голода.
Вчера им с Дэнни удалось съесть только несколько сухих ягод, забытых птицами в течение долгой зимы, да еще они случайно обнаружили несколько ям, наполненных водой, и смогли утолить жажду. Сэйдж знала, что мальчик тоже голоден, возможно, даже больше, чем она. Он растет, и его молодому организму требуется много пищи. Как ей уберечь от страданий этого ребенка, которого она любила, как своего собственного? Она потеряла направление и сейчас, пожалуй, не могла бы с уверенностью сказать: направляются ли они к цивилизации или удаляются от нее. Единственное, что ей было точно известно — так это то, что сегодня утром восходящее солнце светило им в спины. Может быть, им удалось не потерять направления и они по-прежнему двигаются на Запад, а не по кругу. Если же направление на Запад ими утеряно, то они запросто могут угодить в лапы ее деверя.
От отвращения и ужаса Сэйдж передернуло, несмотря на высокую температуру, которая у нее сейчас, несомненно, была. Миланд Ларкин хотел, чтобы она стала его женой, но один Господь ведает, что он сделает с Дэнни, если тот ему попадется. Брат ее мужа был религиозен чуть не до фанатизма, но точно так же фанатично он ненавидел индейцев. Это была какая-то необъяснимая, болезненная ненависть. Никто не знал, откуда она взялась, в чем ее причины. Наоборот, всем было известно, что краснокожие не причинили Ларкину никакого вреда.
И все-таки эта глубокая, черная ненависть жила в нем. Она полыхала в его глазах, когда он смотрел на Дэнни или его мать.
В затуманенном болезнью сознании Сэйдж встали картины трагедии, которая разыгралась накануне и которую ей так хотелось забыть. Смерть мужа Артура, гибель ее брата Кейла и его жены Мэри, матери Дэнни.
…Стояла прекрасная весенняя погода. Яркое солнце разогнало туман, и теплый утренний воздух был напоен густым ароматом свежей зелени, распускающихся почек и сырой земли. Сэйдж видела все это, как сейчас. Мужчины и ее невестка начали работать в саду, на доходы от которого и жили обе семьи.
Ее муж и брат владели равными частями большого участка земли. Там они и построили свои небольшие домики совсем рядом, в нескольких ярдах один от другого. От нее и Дэнни помощи не требовалось, поэтому они взяли корзины и пошли собирать зелень на поляну недалеко от домиков. Корзины были уже наполнены почти наполовину нежными, молодыми стеблями одуванчиков, как вдруг со стороны их фермы раздались три выстрела. Сердце у Сэйдж тревожно сжалось. Стреляли из кольтов, а у Артура и Кейла были только ружья. Бросив свои корзины, они с Дэнни помчались к дому. Добежав до склона небольшого холма, закрывавшего их жилища, Сэйдж из предосторожности опустилась на землю и потянула за собой племянника. Остаток пути до вершины холма они проделали ползком и, взобравшись наверх, посмотрели на двор фермы.
Как только они взглянули на то, что там происходит, у них обоих вырвался сдавленный крик ужаса.
Ее муж и Кейл лежали в неестественных позах в саду, а Мэри — в нескольких футах от двери в жилище. По тому, как были разбросаны в сторону ее руки и ноги, по виду разорванной пополам длинной туники Сэйдж догадалась, что эту маленькую, хрупкую женщину изнасиловали, прежде чем пуля оборвала ее жизнь.
Внезапно эта ужасная картина пополнилась новыми действующими лицами. Неизвестно откуда внизу появились трое мужчин, до того момента незамеченные ею. Двое направились к Артуру и Кейлу, а третий мужчина остановился над телом Мэри. Сэйдж никогда не сможет забыть, как полыхали его рыжие волосы, когда он склонился над мертвой женщиной и, взяв ее за ноги, потащил в дом. Через мгновение он вышел из домика навстречу своим дружкам. Один из них тащил за плечи Артура, а другой — поменьше ростом — Кейла Согнувшись под тяжестью мертвых тел, бандиты вошли внутрь строения, а спустя несколько секунд появились, теперь уже без своей ужасной ноши.
Трое мужчин немного постояли, переговариваясь о чем-то, потом тот, с рыжими волосами, достал из кармана своих кожаных брюк какую-то тряпку, чиркнув спичкой о подошву ботинка, зажег кусок материи и, когда она разгорелась, бросил ее внутрь помещения.
Спустя еще мгновение расширившимися от ужаса глазами Сэйдж увидела, как сухие бревна вспыхнули, словно порох. Она с трудом подавила готовый сорваться с губ пронзительный крик и, схватив Дэнни за голову, уткнула его лицом в свою грудь, чтобы заглушить жалкий крик отчаяния. Нельзя, чтобы эти чудовища там, внизу, догадались, что есть свидетели их злодеяния.
— НУ, ИДИТЕ ЖЕ, УХОДИТЕ! — Сэйдж пыталась мысленно приказать бандитам
— ХОТЬ БЫ ОНИ СКОРЕЕ УХОДИЛИ, ЧТОБЫ Я МОГЛА ПОБЕЖАТЬ К МУЖУ И БРАТУ И ВЫТА ЩИТЬ ИХ ИЗ ПЛАМЕНИ. ВДРУГ ОНИ ЕЩЕ ЖИВЫ!!!
У Сэйдж не было никаких сомнений относительно невестки. Мэри мертва, и ей уже ничем не помочь.
Но троица не уходила. Они только взобрались на своих лошадей и, закурив сигареты, стали ожидать, пока обрушится крыша маленького строения И только после того, как это случилось, они пришпорили своих скакунов и спокойно ускакали, словно и не убили только что трех человек.
Словно в кошмарном сне Сэйдж услышала всхлипы Дэнни, который повторял снова и снова: «Мама! Папа!» Она обняла мальчика и, подавив собственные рыдания, постаралась успокоить или хотя бы немного утешить ребенка. Ее мучил вопрос: где сейчас бандиты? Вдруг они все еще рыщут поблизости? И вернутся ли они назад на место преступления?
Внезапно Сэйдж затихла и притаилась. В отдалении послышался глухой стук копыт. Может, как она и ожидала, возвращаются назад бандиты? Она прошептала: «Ш-ш-ш!» Приподняв голову, как насторожившийся зверек, она стала вглядываться в догорающие бревна пожара. Когда всадник приблизился, женщина увидела, кто скачет, и радостно вскрикнула. К дымящимся развалинам дома галопом мчался ее деверь Миланд.
«Какая злая ирония судьбы, — вдруг пронеслось в ее голове. — Он никогда не навещал их прежде и вот едет, когда Артур мертв».
Она уже совсем было приготовилась подняться и окликнуть деверя, но вдруг инстинкт самосохранения приказал ей остаться там, где она была. «Что-то тут не так», — сказала себе Сэйдж. Слишком уж невозмутимо сидел в седле Миланд, слишком спокойно смотрел он на дымящиеся развалины, где еще недавно жили счастливые люди и кипела жизнь. Неужели ему не приходит в голову, что под тлеющими руинами могут быть останки людей?
Но когда Миланд, сложив рупором руки, стал громко звать ее, беспокойство Сэйдж перешло в страшное подозрение, что ему как раз очень .хорошо известно, кто находится под развалинами дома. Иначе, почему это он не выкликает и имя своего брата?
Она не хотела этого, но страшные, ужасные вопросы один за другим вставали перед ней. Неужели Миланд действительно знает, чьи тела лежат там среди головешек и тлеющих углей? Здравый рассудок подсказывал ей, что он, наверняка, должен был заметить тех троих и догадаться, что это именно те люди, которые подожгли дом его брата. Почему в таком случае он не воспользовался своим ружьем? Ведь он отличный стрелок и мог запросто перестрелять всех.
— ЗАБИРАЙ МАЛЬЧИКА И ПРЯЧЬСЯ! — снова заговорил в ней внутренний голос.
И женщина решила послушаться голоса разума. Она разжала объятия, в которых сжимала племянника, и, предостерегающе поднеся палец к губам, кивком приказала ему следовать за ней с вершины дальше от дома. Когда, наконец, они оказались в безопасности и Миланд уже не мог их заметить, Дэнни повернул к ней залитое слезами лицо:
— Тетя Сэйдж, это же брат дяди Артура. Неужели ты не откликнешься?
Сэйдж покачала головой. Сейчас не время для объяснений. Вместо этого она указала мальчику на высокую сосну в нескольких ярдах и тихо-тихо, еле слышно, сказала:
— Заберемся на дерево и спрячемся там, пока он не уедет.
Пока они с Дэнни, затаившись, сидели среди густых еловых лап и следили за Миландом, который продолжал выкрикивать имя Сэйдж, она напряженно думала, можно ли им осторожно отправиться по его следам, чтобы укрыться в доме родителей ее мужа, милях в пяти отсюда. Впрочем, Сэйдж практически сразу отказалась от этой мысли. Она любила стариков, но как же она сможет сказать этим милым людям, что подозревает Миланда в убийстве родного брата? Потеря Артура уже будет огромным горем, но если им скажут, что их собственный сын нанял бандитов, чтобы убить родного брата, то это будет для стариков таким ударом, от которого они никогда не оправятся.
Наконец, Миланд ускакал в том же направлении, в котором недавно удалились трое убийц, а Сэйдж и Дэнни, спустившись на землю, бросились в противоположную сторону.
Около полудня они остановились в тени нескольких высоких, выделявшихся на равнине скал, чтобы немного отдохнуть. И в это время Дэнни увидел всадника примерно в полумиле от того места, где прятались беглецы. Это был Миланд на своей чалой лошади. Лошадь шла медленным шагом, а сам Миланд, склонившись в седле, внимательно рассматривал землю. Сэйдж почувствовала, как у нее сжалось от ужаса сердце. Он нашел их следы и теперь идет по ним! Женщина схватила Дэнни за руку, и они вновь бросились бежать.
За то, что им в конце концов удалось оторваться от Миланда, нужно было благодарить Дэнни и уроки, которые давала ему мать-индианка.
Неназойливо, в форме игры, Мэри учила сынишку передвигаться по лесу и равнине, не оставляя никаких следов. Сейчас ее уроки пришлись как нельзя более кстати. Правда, двигались беглецы не очень быстро, потому что Сэйдж, следуя указаниям племянника, должна была ставить ноги точно туда, куда он говорил.
Пока было возможно, они передвигались по каменистым осыпям, шли по стволам поваленных деревьев, тщательно пряча свои следы, и, наконец, подошли к широкой, но мелководной реке. Над равниной уже опускались сумерки, когда до смерти уставшие мальчик и женщина перешли через стремительный поток на другой берег. Там им удалось отыскать дерево с большим дуплом и они, чуть не падая от усталости, расположились в нем на ночлег. Все это было вчера…
Дэнни тихонько всхлипывал и вздрагивал во сне, и это вернуло Сэйдж в настоящее. Она тяжело, судорожно вздохнула и постаралась расслабиться. Ей хотелось забыть о холоде, хотелось не думать о событиях последних двух дней. От всех этих воспоминаний у нее только сильнее разболелась голова. Но образ деверя снова и снова возникал перед глазами измученной женщины.
Дети Ларкинов и Уиллисов росли вместе. Их родители были друзьями и жили по соседству. Кёйл, брат Сэйдж, был старше нее и не принимал участия в играх, в которые играла она и Артур Ларкин. Миланд тоже не играл с ними. Он был старше Артура на шесть лет и считал ниже своего достоинства заниматься детскими забавами. Впрочем, они с Артуром и не очень желали быть с ними в одной компании. С раннего возраста Миланд был чрезвычайно благочестив и набожен. Его постоянные цитаты и примеры из Библии, которыми он уснащал свою речь, наводила на них смертельную скуку. Тем более, что они, по большей части, даже и не понимали, о чем это он им толкует.
Но когда ей исполнилось четырнадцать лет, Сэйдж превратилась в очаровательную девушку, стройную и прекрасно сложенную, и вот тогда она заметила, что если никого не было рядом, Миланд бросал на нее далеко не благочестивые взгляды. Ей довелось несколько раз заметить, как он на нее смотрел, и каждый раз у нее по спине пробегали мурашки от страха и отвращения. Уже тогда своим юным, неопытным умом Сэйдж поняла, что внутри Миланда живет сам дьявол. С тех пор она знала, что ей никогда не следует оставаться наедине с этим человеком.
С другой стороны, его брат Артур, серьезный молодой человек, был деликатным и заботливым, и его глаза всегда излучали добрый теплый свет. Поэтому оказалось совершенно естественным, что когда Сэйдж и он выросли, их дружба постепенно превратилась в любовь.
У нее всегда замирало сердце, когда она вспоминала тот вечер, во время которого они с Артуром сказали родителям, что хотят пожениться. Родители, узнав об их решении, были счастливы, но не удивились.
Однако, реакция Миланда на эту новость была совершенно иной. Его лицо потемнело от гнева, он резко вскочил на ноги и стремительно вышел из дома. Удивленная и смущенная поведением своего старшего сына, миссис Ларкин пробормотала, что мальчик, видимо, огорчен тем, что брат уходит от них.
Но Сэйдж подозревала, что Миланд уже тогда хотел заполучить ее. Позже, той же ночью, подозрение перешло в уверенность. После того, как Артур проводил ее домой, Миланд подстерег его на обратном пути, затеял с ним драку и безжалостно избил Артура. Даже когда они через три недели играли свадьбу, у Артура еще были заметны на теле синяки.
Поэтому она и не удивилась, когда Миланд не явился на венчание и не пошел на маленькую вечеринку после церемонии.
Артур с чистым сердцем простил грубую выходку брата, искренне желая, чтобы ему было хорошо с ними, чтобы он стал полноправным членом их молодой семьи, но Миланд никогда так и не навестил их маленький домик, построенный рядом с домом Кейла. И с тех пор они виделись с ним только на семейных торжествах.
Сэйдж всегда очень боялась этих семейных праздников. Она постоянно чувствовала на себе темный, мрачный взгляд Миланда. А когда ему случалось посмотреть на Мэри, в его глазах вспыхивала настоящая, ничем не прикрытая ненависть. Но он был всегда подчеркнуто вежлив с этой хорошенькой молодой женщиной, может быть, только потому, что знал горячий нрав Кейла и боялся его увесистых кулаков. Дэнни для него как будто и вовсе не существовал.
«Мэри — такой прекрасный человек, Миланд!» — неожиданно вскрикнула Сэйдж. Сейчас в ее смутных, туманных видениях прошлое стало смешиваться с настоящим. Молодая женщина металась и плакала в бреду, вскрикивая: «Ты должен с этого дня к ней хорошо относиться, слышишь, Миланд!»
Под самое утро, когда ее тело буквально полыхало огнем, Сэйдж в бреду увидела свою мать так, как видела ее в один весенний день лет пять тому назад. Они в вдвоем в лесу собирали свежую зелень к завтраку. Зная, что сейчас произойдет, Сэйдж, всхлипывая, позвала мать и в это мгновение огромный серый медведь-гризли, только что вставший после зимней спячке, злой и голодный, бросился на них. Мать в ужасе пронзительно закричала и ее крик услышал отец Сэйдж. Он бросился спасать жену как был, с пустыми руками, захватив только большую тяжелую палку. В тот день ее родители погибли. Ее стоны и крики разбудили Дэнни. Мальчик открыл свои мокрые от слез глаза. Его ночью тоже посещали кошмарные видения. Он слышал выстрелы, видел родителей, лежащих на земле, и языки пламени, пожиравшие дом, в котором они жили.
Мальчуган приподнялся и потряс женщину за руку, испугавшись тому, какая она горячая.
— Тетя Сэйдж, проснись, у тебя просто плохой сон!
Когда она не ответила, он нахмурился и положил свою грязную ладошку ей на лоб.
— О, тетя Сэйдж! — голос мальчика задрожал. — Да ты же вся горишь!
Он поднял глаза наверх и обеспокоенно посмотрел на окружающие их деревья. Природа пробуждалась. Сквозь утренний туман стали проступать стволы сосен, золотые в лучах восходящего солнца. Если бы не их бедственное положение, он, наверное, залюбовался бы этой красотой. Но сейчас его не волновала красота просыпающегося леса. Что ему делать? Дэнни боялся потерять единственного оставшегося у него близкого человека.
— Если бы только я мог развести костер, — в отчаянии прошептал мальчик. Он знал, какие ветки необходимы для костра, ему были известны растения, настой из которых сбил бы температуру у его тети. Но костер мог бы привести к их убежищу человека, который гнался за ними и которого так боялась тетушка Сэйдж.
Первые предрассветные лучи, пробиваясь сквозь серые хлопья тумана, упали на маленькую индейскую деревушку, когда один из ее обитателей проснулся.
— Что случилось, Джонни? — сонно спросила тихим голосом женщина и, повернувшись, крепче при жалась своим обнаженным телом к мужу.
— Не знаю… Просто мне только что приснилось, будто я должен пойти и разыскать двух человек, которым очень нужна помощь. Они просто в отчаянном положении…
— Но мы же сегодня собирались отправиться в Коттонвуд. Помнишь, мы хотели навестить твоего двоюродного брата Латура? — женщина еще теснее прижалась к телу мужа. Тот, как и она, лежал обнаженным, и теперь холмик внизу ее живота мягко терся о его жесткие волоски. Жена, совершая едва заметные движения телом, в то же время спросила:
— Разве ты не знаешь, твой брат сегодня вернулся в свой салун.
— Да, это правда, — Джонни Легкая Нога улыбнулся в полумраке вигвама, когда ее темноволосая голова легла ему на плечо. Немия хочет почувствовать его сильную плоть, но ни за что не выскажет вслух своего желания. Так, по ее мнению, жена поступать не должна. Но вместо этого все, что нужно, скажет ее тело.
Гибкое, нежное тело женщины все теснее прижималось к высокому стройному индейцу, и Джонни почувствовал, как его мужское естество горячо откликнулось на эти ласки.
— Сегодня мы пойдем и навестим Джима, — согласился он и, все так же продолжая улыбаться, опрокинув жену на спину, раздвинул ей ноги и проник в нее. Женщина уткнулась лицом в плечо мужа и издала вздох наслаждения, потом еще один… еще… Мягкие, но сильные движения мужчины все больше погружали женское тело в меховые шкуры на ложе…
Хотя они и занялись любовью без всякой прелюдии, Джонни сдерживал себя до тех пор, пока жена не испытала оргазм, и только тогда позволил себе разрядку. Кроме того, что он очень нежно и с любовью относился к Немии, он был еще и разумным мужем, понимающим, что счастливая, довольная жена будет стараться сделать жизнь своего супруга более удобной и устроенной. Приготовленная ею еда будет вкусной, а одежда всегда вычищенной и зашитой.
Когда, наконец, их дыхание восстановилось и они смогли опять разговаривать, Джонни потянулся за штанами и сказал:
— Готовь завтрак, поедим и поедем посмотрим, как там дела у Джима?
Уже совсем рассвело, и туман рассеялся. Деревья перестали казаться молчаливыми, загадочными исполинами и приобрели свои естественные формы, когда Легкая Нога и Немия верхом на своих лошадях достигли соснового леса и медленно, не торопясь, двинулись через чащу. Они ехали, наслаждаясь тишиной утра, молчаливо и спокойно. День обещал быть прекрасным, и им некуда было торопиться.
Дремотное состояние двух индейцев было внезапно прервано пронзительным детским криком о помощи, нарушившим спокойствие леса и далеко слышным в утреннем воздухе. Муж и жена обменялись вопросительными взглядами. Откуда мог взяться в этой глуши ребенок, когда и солнце-то еще не совсем взошло.
Джонни подхлестнул жеребца, но тут же резко дернул за узду, так что конь взвился на дыбы и захрипел. Прямо перед ним, едва не угодив под копыта, стоял маленький мальчик с залитым слезами лицом. В жилах мальчика явно текла индейская кровь.
Мужчина спрыгнул с лошади на землю и мягко спросил:
— Что в такую рань делает здесь юный храбрец, да еще совсем один?
— Я не один! — воскликнул мальчуган, а потом, потянув внезапно встреченных людей за собой, спрыгнул в какой-то овраг. — Тут еще со мной тетушка Сэйдж, но я боюсь, что она смертельно больна!
Джонни жестом приказал Немии остаться с лошадьми, а сам последовал за мальчиком с индейской кровью и зелеными глазами. Наткнувшись на убежище, в котором скрывались ребенок и его тетка, мужчина с легкостью взял на руки хрупкое женское тело, лежащее там. Одного взгляда на ее горевшее лихорадочным румянцем лицо было достаточно, чтобы признать — мальчик был прав. Белая девушка, действительно, была смертельно больна.
Индеец взглянул на мальчугана, на его встревоженное лицо.
— Боюсь, у нее то, что белые люди называют воспалением легких, — сказал он. Затем Джонни снял с себя куртку и закутал в нее Сэйдж. — Надо как можно скорее отвезти ее к доктору.
— А есть поблизости хоть один? — на глазах у Дэнни выступили слезы, а Легкая Нога встал, держа на руках Сэйдж, и посмотрел на жену, которая спускалась сверху в овраг.
— Есть один поблизости, — успокаивающе произнесла она. — Лезь наверх, подержи лошадей, пока я помогу мужу.
Дэнни кивнул и послушно полез по откосу. Следом за ним показались Джонни и Немия. Выбравшись наверх, индеец передал Сэйдж жене, а сам легко взлетел на своего белоснежного жеребца. Когда он оказался на сложенном одеяле, служившем ему седлом, Немия, с трудом приподняв Сэйдж, передала ее мужу из рук на руки. Потом она посмотрела на Дэнни:
— Ну, давай, маленький храбрец. Поедешь со мной.
Дэнни вскарабкался на твердую спину животного. Немия уселась позади, и они тронулись в путь. Дальше они двигались хорошей рысью, все также молча. Внезапно Немия тихонько дотронулась до плеча мальчика и мягко сказала:
— Этот доктор, к которому мы везем твою тетю, очень хороший. Он дважды спасал жизнь двоюродному брату моего мужа.
— О, я буду молиться, чтобы все обошлось! У меня во всем свете не осталось никого, кроме тети Сэйдж! — голос Дэнни задрожал.
— Почему так, маленький храбрец? Разве у тебя нет мамы, папы?
У мальчика по щекам заструились слезы, и он, всхлипывая и запинаясь, рассказал обо всем, что произошло.
— С твоей тетей все будет хорошо, — Немия усадила ребенка боком в седле и положила его голову себе на плечо. — Отдыхай, скоро мы приедем в Коттонвуд.
Джонни оглянулся на нее через плечо, и они обменялись понимающими взглядами. Женщина увидела в глазах мужа сочувствие и огромную симпатию к этому мальчугану и поняла, что муж принял то же самое решение, что и она.
Джим гнал жеребца легким аллюром, отдыхая и наслаждаясь скачкой. Как замечательно — снова спать под звездами, вдыхая свежий, настоенный на смолистом сосновом аромате воздух. Ему не приходилось так жить с тех пор, как он скрывался от закона.
Впрочем, сейчас он вспоминал, что не всегда ему так уж нравились ночи, проводимые у костра. Тогда большую часть времени приходилось проводить в бегах, постоянно опасаясь встречи с шерифом и его людьми.
— СЛАВА БОГУ, ВСЕ ЭТИ ДНИ МИНОВАЛИ, — подумал Джим и, дав шпоры Майору, перевел лошадь в галоп. Его всего переполняло волнение и нетерпеливая радость при мысли о скорой встрече с Коттонвудом и всем тем, что было дорого: друзьями, салуном «Кончик Хвоста», Реби. Да, даже с Реби.
И спустя час Майор уже цокал копытами по главной улице Коттонвуда. Городок только еще просыпался, и ему не встретилось и полдюжины прохожих. Джим направился прямо к своему салуну.
Остановив лошадь перед зданием, он с удовольствием и даже с оттенком восхищения полюбовался принадлежащим ему хозяйством.
Вращающиеся двери на входе были сейчас распахнуты, и в глубине помещения он увидел столики с поставленными на них стульями, чтобы не мешали при уборке полов. Джим поискал глазами бармена и с удовольствием обнаружил своего старого друга на его обычном месте. Джейк стоял за длинной стойкой бара и вытирал полки по обе стороны большого зеркала, готовясь к скорому появлению посетителей. Покрытые сукном столы для карточной игры видны не были — они находились в дальнем конце комнаты.
Джим удовлетворенно кивнул, тронул поводья и направил коня вокруг дома, к заднему крыльцу. Там он спешился, обвязал поводья вокруг коновязи и пошел к двери. Проходя мимо кухонного окна, не удержался и заглянул внутрь. Его лицо осветила любовная улыбка.
Тилли, его старая подруга и повариха, стояла за своим рабочим столом. Склонив набок свою седоволосую голову, она была поглощена тем, что крошила овощи и отбрасывала их на железный противень. Латур даже облизнулся. Это его дочь, Джонти, научила Тилли готовить, дала ей первые уроки кулинарии. Прошло с тех пор не так уж много времени, а ученица, пожалуй, превзошла учительницу в умении готовить. Во всяком случае, теперь эта суровая женщина средних лет, экс-шлюха и нищенка в недавнем прошлом, готовила лучшие в округе соусы и бульоны.
Джим тихонько открыл дверь на кухню и подумал, что был чертовски счастливый день, когда Джонти встретила Тилли на улице, привела к ним домой и сделала ее полноправным членом их семьи.
Он подошел сзади к высокой, костлявой женщине и обхватил ее за талию с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Тилли издала сдавленный вопль и мгновенно схватила лежавшую рядом на плите поварешку. Она, не глядя, нанесла через плечо удар по нахалу, который осмелился вторгнуться в ее владения, и, если бы не прекрасная реакция Джима, успевшего уклониться, то мирный половник вполне мог превратиться в грозное орудие убийства.
В следующую секунду Тилли услышала громкий хохот хозяина и воскликнула:
— Жаль, что не расколола тебе череп, Джим Латур! Ты меня до смерти напугал!
Джим разжал объятия и отступил на шаг, широко и радостно улыбаясь. Тилли пристально, изучающе посмотрела ему в лицо и нашла его несколько бледноватым после тяжелого ранения.
— Как себя чувствуешь, Джим? — спросила она уже спокойно.
— Ха, Тилли! Я знаю, что выгляжу как выходец с того света, но чувствую себя отлично. Несколько дней на солнце, и ко мне вернутся здоровье, красота и вся моя былая привлекательность.
— Ну, во всяком случае, скромность к тебе уже возвратилась, — женщина тепло и радостно улыбнулась ему в ответ. — Джим, ты все также чванишься и задираешь нос.
Она отодвинула стул от стола.
— Садись. Сейчас налью тебе кофе, а потом соображу что-нибудь на завтрак.
С этими словами Тилли засуетилась вокруг большой черной плиты, по пути достав чашку с полки и продолжая расспрашивать его о семейных делах.
— Как дела у Джонти? А этот заячий хвостик Коди? Вырос, наверное, здорово?
Спустя несколько мгновений на столе перед Джимом уже стояла чашка ароматного напитка.
— Ты знаешь, Тилли, мне кажется, Джонти, наконец, нашла свое счастье, — Джим потянулся к сахарнице. — Где-то зимой у Коди должен будет появиться братишка или сестренка.
— Ух ты, ну разве это не здорово! — Расцвела Тилли, бросая в уже нагретую неглубокую кастрюльку несколько полос бекона. — Я так понимаю, что этот повеса, ее муж, хорошо с ней обращался.
— Лучше и быть не может, — в глазах у Джима засветилась легкая усмешка. — Ходит перед ней на задних лапках и выполняет каждую ее прихоть.
— Это мне нравится, — удовлетворенно кивнула головой Тилли. — Пусть уж лучше мужик бегает перед женой, чем от нее. А то любит ваш брат прыгать на чужих жен.
— Да я как-то не замечал, чтобы кто-нибудь на тебя прыгал, — ухмыльнулся Джим.
Тилли немного помолчала, а потом, мрачно посмотрев на него, сказала:
— У меня однажды был муж, который пытался меня запугать. Но я этого ублюдка бросила сразу, как только он попытался на меня косо посмотреть.
Джим внезапно осознал, насколько мало ему было известно прошлое Тилли. Она никогда не говорила об этом. Точно так же, как он редко говорил о том, что было у него в прошлом. Из всех людей сейчас только Тилли знала о Клео и о том, как она умерла.
Тилли поставила на стол перед ним его завтрак, прервав ход мыслей. А спустя полчаса, расправившись с шестью ломтями бекона, тремя яйцами и горой жареного картофеля, Джим отодвинул от себя пустую тарелку и удовлетворенно похлопал себя по животу. Тогда Тилли налила ему другую чашку кофе, и, пока она наливала, он спросил:
— Как вы тут поживали, пока меня не было? Девочки себя примерно вели, когда приходили в салун?
Тилли захихикала:
— Джейк их держал в ежовых рукавицах. Если они пытались выкинуть что-нибудь, он их тут же выставлял, да еще и предупреждал, что не пустит назад, пока они не обучатся хорошим манерам. Их это живенько успокаивало. У них же в борделе никаких раз влечений, ничего там нет такого.
Джим криво усмехнулся и изумленно поднял бровь:
— В борделе никаких развлечений?
— Ну, ты знаешь, что я имею в виду, — Тилли шутливо замахнулась на него посудным полотенцем. — Там у них ни музыки, ни танцев… Только постель и работа.
Джим сделал большой глоток кофе и задал новый вопрос:
— А как насчет Реби? Она по-прежнему занимает комнату наверху?
— Думаю, да. Но что там происходит наверху, я не знаю. Моя койка стоит тут! — Тилли ткнула пальцем в сторону узкой кровати в углу кухни.
Джим только мельком взглянул в сторону ширмы, из-за которой виднелась аккуратно заправленная койка.
— А чего ты до сих пор не перебралась в комнату Джонти? Это же рядом с кухней, и потом там отличная большая кровать и все такое. Тебе было бы там удобнее.
Тилли пожала плечами.
— А мне и тут хорошо — по крайней мере, я постоянно слежу за порядком. Некоторые из твоих посетителей так и норовят забраться сюда и стянуть кусок мяса или миску супа.
— Да ладно тебе, Тилли! — Джим отодвинул свой стул и встал. — Пойду, переговорю с Джейком, а потом…
Тилли понимающе засмеялась:
— А потом» пойдешь проверишь, скучает ли по тебе малышка Реби!
— Ну, что-то вроде этого, — Джим тоже рассмеялся и распахнул дверь, которая отделяла кухню от общего зала. На пороге он остановился и, немного помолчав, сказал:
— Скажи, пожалуйста, Томи, мексиканскому парнишке, когда он сюда придет, пусть позаботится о Майоре, ладно?
Его приветствовала широкая улыбка, которая при его появлении расцвела на широком лице большого, дородного бармена. Джейк поинтересовался здоровьем хозяина, а потом они занялись обсуждением того, как идут дела в салуне. Джейк рассказал о том, что произошло в его отсутствие.
Когда глаза Джима пару раз беспокойно скользнули в ту сторону, где была лестница, Джейк заулыбался:
— Она спит все еще в той же комнате.
Джим с деланным изумлением посмотрел на своего друга и бармена.
— Эй, Джейк, с каких это пор ты стал читать чужие мысли?
— Да оно не так уж и трудно, мистер, прочитать, что там у тебя на уме, — вдогонку хозяину ответил Джейк, когда тот двинулся наверх и ступени заскрипели под его массивной фигурой.
Джим в ответ только хмыкнул, прошел мимо своего кабинета и открыл следующую дверь.
Реби лежала на спине. В комнате слышалось ее сонное дыхание. Как только Джим вошел, ему в глаза бросились обнаженное женское плечо и ее грудь, освещенные лучом солнца, упавшим через окно. Джим не был с женщиной уже несколько месяцев и сейчас, вспомнив о том, что Реби имела обыкновение спать нагишом, почувствовал, как его охватывает жгучее желание. Ему нравилась эта ее привычка, потому что, когда по ночам его вдруг охватывало быстрое, горячее влечение к ее телу, ему не приходилось возиться со всеми ночными одеяниями, которые носили другие женщины. Очень часто по утрам они и не вспоминали о своих стремительных ночных забавах.
Джим тихонько снял обувь, потом сбросил одежду, приподняв легкое покрывало, скользнул в кровать и лег рядом с женщиной. Она все еще была привлекательной: хрупкая, с нежной кожей. И это при том, что ей было примерно столько же, сколько ему. Мужчина подождал секунду, а потом, склонившись над женской грудью, прикоснулся губами к темно-вишневому соску.
В ту же секунду Реби проснулась и взвизгнула:
— Кто тут, черт побери? Что это ты тут делаешь? А ну, проваливай из моей постели!
Несмотря на все ее визги, Джим без особого удивления заметил, что Реби не сделала попытки оттолкнуть его рот, ласкающий грудь. Ее сосок набухал от желания, и Джим знал, что если он опустит руку ей между ног, то обнаружит там признаки ее возбуждения.
Он тихонько пробормотал, начиная ласкать ее своей рукой:
— Не болтай глупостей, Реби! Ты совсем не хочешь прогонять меня из своей постели.
— Джим! — По женскому упругому телу от его прикосновений пробежала дрожь желания. — Наконец-то ты вернулся домой! Я так соскучилась.
— Я тоже по тебе соскучился, — ладонь мужчины двинулась вниз по женскому округлому бедру, по ее шелковистой коже.
— Давай же покажем друг другу, как сильно мы соскучились, — хрипло произнес он, чувствуя , что его восставшая плоть уперлась в ее живот.
Реби рывком отбросила в сторону покрывало и посмотрела на его сильное, мускулистое тело.
— Я никогда не перестану тебе удивляться. Понятно, почему девочки все время дерутся друг с дружкой, чтобы только переспать с тобой. Ты восхитите лен! Я тебя обожаю!
Джим запустил пальцы в ее волосы на затылке и нежно прижал лицо женщины к своей груди.
— Ну, давай, покажи, как сильно ты меня обожаешь. Я так соскучился без твоего обожания.
Реби ревниво скривила свои губы:
— Я что-то сомневаюсь, чтобы ты все эти три месяца хранил мне верность. Бьюсь об заклад, что у твоей дочки на ранчо была какая-нибудь молоденькая мексиканочка, которая обожала тебя каждую ночь.
Ее пальцы слегка дрожали, Джим приподнялся на локте и нахмурился: Реби начинает становиться собственницей, а это ему вовсе ни к чему. Он с самого начала говорил, что не будет никаких обязательств в их отношениях.
— Слушай, Реби, — ледяным тоном сказал он, — даже если со мной переспала дюжина женщин, тебя это не касается. Пойми это раз и навсегда.
Слова Джима и особенно его тон показали женщине, что она зашла слишком далеко, пытаясь вторгнуться в его личную жизнь. Ее охватила странная смесь беззащитности и гнева. Еще когда их отношения начинались, она знала, что Джиму нужно только то, что она могла дать ему в постели. Но по мере того, как проходили месяц за месяцем, а он по-прежнему разрешал ей занимать эту комнату, у нее появилась надежда, что, может быть, он начинает ценить в ней что-то другое, более важное.
И вот теперь ей стало ясно, что все ее надежды на то, что Джим ее полюбит, — все это ерунда. Латур будет с ней только до тех пор, пока она его интересует, пока может удовлетворять его лучше других девушек.
И хотя на сердце у нее лежал камень, Реби взяла в свои ладони его напрягшийся член и бережно потерла большим пальцем бархатисто-нежную кожу на кончике. Мужчина затаил дыхание, а она склонилась над его телом и провела языком по его упругой, твердой плоти сверху вниз, оставляя на ней влажную блестящую дорожку.
Реби улыбнулась, услышав, как Джим, не сумев сдержаться, простонал:
— Ну же, давай, девочка!
И она постаралась доставить ему особое удовольствие, зная теперь, что для нее это единственный способ удержать его. В течение нескольких минут она дарила ему самые изощренные ласки, и только когда мужчина уже, казалось, изнемогал, только тогда Реби подняла голову и легла рядом с ним, закрыв глаза.
И в ту же секунду Джим перевернулся и накрыл своим телом ожидавшую женщину, а она блаженно вздохнула, чувствуя, как решительно и легко мужчина проник в нее.
Ожидания Реби были полностью вознаграждены.
Прошло более часа, пока, наконец, Джим насытился любовными утехами и освободился от ее объятий. Нежно шлепнув ее по пояснице, он сел на кровать, свесив на пол ноги, и потянулся за штанами.
Реби смотрела на его узкие бедра, туго обтянутые кожаными штанами и думала о том, что ее любовник чертовски хорошо выглядит. Если судить по его стройному, мускулистому телу, то ему вдвое меньше лет, чем на самом деле. А по собственному опыту ей было известно, что едва ли найдется двадцатилетний юнец, которому удалось бы превзойти Джима, когда тот занимается любовью.
Чувствуя приятную усталость во всем теле, женщина лениво потянулась и спросила:
— Ты еще придешь, попозже?
— Нет, я устал. — Джим обулся и взял оставшуюся одежду. — Сейчас пойду к себе, помоюсь и переоденусь. А остаток дня проведу в кабинете. Хочу посмотреть счетные книги — надо знать, как шли дела, пока меня не было.
— Я не сомневаюсь, что Джейк отлично со всем справлялся. Наверняка в делах полный порядок. — Реби вытянулась на кровати, взяла легкое покрывало и накрылась им. — От его огромного глаза ничего не укроется.
В ее голосе прозвучала откровенная насмешка, и Джим довольно ухмыльнулся. Джейк и Реби терпеть не могли друг друга. Очевидно, пока его тут не было, эта парочка не раз устраивала презабавные турниры. Однако, ему нет необходимости спрашивать, кто у них вышел победителем. Джейк утверждал, что не потерпит, чтобы ему указывала какая-то баба.
— Ну-ну, Джейк — отличный парень, — Джим проигнорировал раздраженные нотки в голосе Реби и, не оглядываясь, вышел из комнаты.
Джим только-только закончил смывать с лица и тела запах духов Реби, когда в дверь постучали. Потом послышался голос Тилли, в котором звучали панические нотки.
— Скорее спускайся, Джим! Твой брат Джонни ждет тебя на кухне, и у него на руках мертвая женщина!
— Что за чертовщина! — у него перехватило дыхание и, схватив чистые брюки, он бросился вниз, застегивая на ходу пуговицы.
