ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Когда Сэйдж вышла на маленькую сцену и села на свой высокий стул, сразу раздались громкие приветственные крики.
Она подняла гитару, прислоненную к стулу и находившуюся здесь всегда, даже когда Сэйдж не выступала, и сразу же кто-то из посетителей выкрикнул свою просьбу:
— «Мой старый дом в Кентукки», Сэйдж!
Женщина окинула взглядом прокуренную, всю в клубах сигаретного дыма комнату, улыбнулась и кивнула некоторым из тех, кого узнала. Потом ее глаза скользнули к тому столику, за которым обычно сидел Джим. Его там не было! Инстинктивно она поискала Реби.
Реби не было в салуне тоже. Ее медиатор тронул не ту струну, извлекая фальшивую ноту… Они где-то вместе!.. Наверху, в спальне Джима.
Сэйдж казалось, что никогда в ее жизни два часа не тянулись так долго. Ее губы мучительно болели от того, что она постоянно заставляла себя улыбаться, как обычно. Горло перехватывало от боли, которая звучала в ее песнях. Ей совсем не помогало то, что она пыталась уверить себя, будто ей нет никакого дела до того, чем занимается Джим и с кем.
Наконец, она исполнила последнюю песню ночной программы, торопливо поблагодарила всех и заторопилась на кухню.
Доктор Стюарт уже сидел там, ожидая ее, и Сэйдж снова, в который раз за сегодняшний вечер, заставила себя улыбнуться. Она бы все отдала за то, чтобы не идти к людям, не говорить, не смеяться и не показывать, что отлично проводит время. Наоборот, ей страшно хотелось закрыться в своей комнате и ничего не видеть и не слышать.
«Ты должна держать себя в руках, — сказала она себе. — Доктор слишком хороший человек. Его нельзя огорчать».
— Я буквально на одну минутку, Джон, — улыбнулась доктору Сэйдж. — Хочу только поправить прическу.
— Не торопитесь, Сэйдж: я буду ждать, сколько нужно, — Джон встал при ее появлении и теперь снова сел.
Волосы Сэйдж уже высохли, и она распустила их так, чтобы они обрамляли ее лицо маленькими соблазнительными колечками. Но мысли женщины все время возвращались к Джиму и Реби.
«Он не был бы сейчас с этой рыжей, если бы ты не оттолкнула его там, во время дождя!» — словно говорило ей ее отражение.
«Да! Этой ночью не был бы, — ответила Сэйдж зеркалу и, воткнув последнюю шпильку, отвернулась от собственного осуждающего лица. — Подумай лучше о тех ночах, которые будут потом. О тех ночах, когда он предпочтет тебе эту шлюху Реби, как плохо тебе тогда будет… А сейчас? О будущем ты думаешь, а что ты имеешь сейчас? Беспокоишься о Дэнни, боишься встретить Миланда… Вот и все, что тебе осталось…»
Сэйдж взяла маленький ридикюль и вышла из комнаты, окончательно расстроившись и пообещав себе, что больше ни разу не подумает о Джиме Латуре. Она будет петь песни, накопит денег и как можно скорее уедет куда-нибудь подальше от Коттонвуда. Ее грубые, неотесанные зрители очень щедры. Деньги они бросают к ее ногам, не жалея, так что еще пару месяцев, и они с Дэнни отправятся в путь.
Джим передал лошадь и коляску подростку, который работал в конюшне, и уже собрался уходить, как вдруг его кто-то окликнул по имени. Джим посмотрел через плечо и улыбнулся. К нему шел Рустер, один из членов его бывшей шайки, с которым они до сих пор поддерживали связь.
Рустер снова окликнул его:
— Минутку, Джим! У меня для тебя новости!
Джим остановился, поджидая высокого, мускулистого мужчину, а когда тот подошел, вопросительно уставился на него.
— Харлэн, Текс и Эд разбили лагерь на берегу реки в паре миль отсюда, — произнес Рустер.
— Как ты узнал?
— Я услышал, как одна из потаскушек жаловалась на какого-то незнакомого парня, который плохо с нею обращался, когда она его обслуживала. Когда она его назвала рыжим дьяволом, мне сразу в голову пришло, что это может быть Харлэн. Ты же знаешь, как он обращается с женщинами. Ну, а потом я подумал, что если я прав, то Эд и Текс будут с ним. Короче, я пошел на окраину города и обнаружил следы копыт трех лошадей. Я отправился по ним и вышел на их лагерь.
— А не видел с ними незнакомца — высокого бородатого мужчину?
— Нет, там были только они и бутылка виски.
— .Ну ну. Давай-ка посмотрим, что эти ублюдки делают в Коттонвуде.
Джим повернулся и направился назад в конюшню. Рустер двинулся за ним следом.
Спустя минуту они оседлали лошадей и направились за город. Первые полторы мили они проскакали галопом, потом поехали потише, чтобы не спугнуть трех бандитов, разбивших лагерь у реки. Однако, вскоре Джим и его спутник обнаружили следы потухшего костра, Рустер замысловато выругался.
— Они тут были недолго, — произнес Рустер, обследовав кострище и обнаружив, что слой серого пепла был не толстый.
— Угли еще теплые, — сказал он, запустив пальцы в пепел, — и, похоже, они уехали совсем недавно.
Рустер выпрямился во весь рост, отряхнул руки и посмотрел на Джима:
— Думаешь, они дали тягу, потому что нас услыхали?
— Скорее всего: звуки далеко по воде распространяются, — Латур снова сел в седло и направил жеребца по следам, которые тянулись вдоль берега. Проехал он всего около сотни ярдов, когда следы подошли к самой реке и там исчезли. Джим задумчиво смотрел на текущую воду и гадал про себя, куда могли направиться эти трое — вверх по реке или вниз? Потом, так ничего и не решив, раздраженно помотал головой. В конце концов, какая разница? Даже если он и угадает направление, в котором тронулись эти трое, ему все равно не найти их следов, потому что они могли ехать по воде сколько угодно, прежде чем вышли на берег. Джим развернул своего коня и направился назад в город.
— Нет смысла их преследовать, Рустер. Все равно минут через пятнадцать начнет темнеть.
Рустер тоже тронул поводья и догнал своего друга.
— А почему бы не предположить, что Харлэн пробрался в город просто, чтобы переспать с какой-нибудь шлюхой? Вообще-то ему нравятся краснокожие, но их в округе не очень много.
Джим минуту помолчал, а потом со зловещим блеском в глазах ответил:
— Я думаю, что он разыскивает мою новую певицу Сэйдж Ларкин. Полагаю, что Харлэна нанял ее деверь, чтобы эти трое доставили ее к нему. Этот дьявол буквально сошел с ума от желания заполучить Сэйдж и готов на все. Совершенно точно, что по его заданию эта троица убила его брата, мужа Сэйдж.
Я уверен, что Сэйдж угрожает серьезная опасность от этого негодяя. Поэтому я хочу, чтобы, когда меня нет в городе, ты следил за нею в оба. Я, вообще, хотел тебя просить, чтобы ты ночевал у меня в кухне, пока я не разыщу этого ублюдка.
Рустер ухмыльнулся.
— Думаешь, Тилли мне позволит?
— В обычной ситуации, конечно, нет. Но тут, когда я ей объясню, в чем дело, она не будет против.
— Тогда о'кей. Я сегодня же ночью расположусь перед ее дверью.
И оба всадника, дав шпоры, пустили лошадей по прибрежной дороге в галоп.
Когда Джим поднимался по лестнице черного хода в комнаты над салуном, ему был слышен голос Сэйдж, певшей песню о любви. Джим остановился перед дверью своей комнаты, чтобы ее послушать, и вдруг подумал: «Заметила ли она сегодня его отсутствие? И если да, как к этому отнеслась, что подумала? Может, стоит переодеться и пойти в зал, сесть на свое обычное место?»
В конце концов, Джим решил этого не делать. Еще опять подумает, что он за ней ухаживает, а она на этот счет крайне щепетильна; ей хочется сохранить независимость и поскорее уехать отсюда.
Лучше он пойдет в кухню и поужинает, а когда Сэйдж закончит свою программу, они поиграют в покер.
Джим совсем было уже собрался идти к лестнице, чтобы спуститься в зал и успеть к Сэйдж раньше всех ее поклонников, которые сейчас в благоговейном молчании слушали ее пение, как вдруг вспомнил, что сегодня после выступления Сэйдж ужинает с доктором.
Латур замер на верхней ступеньке. Что, если Харлэн вновь пробрался в город? Джон не сможет защитить Сэйдж от этого громилы!
Ему страшно не хочется этого делать, но, видимо, придется пойти в этот чертов ресторан и последить за ней. «Возможно, — думал Джим, — удастся устроиться за каким-нибудь угловым столиком так, что она и знать не будет о его присутствии. Еще не хватает, чтобы ей пришло в голову, будто он отправился следить за ней потому, что… ревнует»
Когда Джим отворил дверь в свою комнату, его внутренний голос укоризненно произнес: «Не из страха за Сэйдж ты отправляешься в ресторан. Ты-то уж знаешь, что Харлэн в нескольких милях от города».
«Заткнись!» — прикрикнул Латур на наглеца, осмелившегося его стыдить, и стянул с себя одежду. Потом налил из кувшина воды в обыкновенный белый тазик и начал мыться. Спустя пятнадцать минут он уже был готов идти, нарядившись в свой лучший костюм: белую рубашку, черный пиджак с широкими отворотами и великолепные ботинки. Затем Джим взял кобуру со своим кольтом и повязал ее себе на бедро. Проверив, насколько легко она расстегивается, владелец салуна сел возле окна, откуда он должен был бы сразу заметить, как Сэйдж и Джон войдут в ресторан.
Хотя под досками мостовой чавкала грязь, когда Сэйдж и Джон шли по улице, на небесах вновь не было ни облачка. Уже практически ничего не напоминало о том, что всего пару часов назад хлестал дождь и по улицам мчались потоки воды. И так же, как природа избавлялась от следов недавней грозы, так Сэйдж старалась, но никак не могла освободиться от воспоминаний о том, что произошло на прогулке между нею и Джимом.
Наконец, доктор Стюарт и его спутница подошли к ресторану. Сэйдж до этого никогда в ресторанах не бывала и сейчас, следуя за Джоном к свободному столику в углу зала, внимательно и удивленно рассматривала помещение, в которое они зашли. Внутри ресторан оказался освещен несколькими керосиновыми лампами, свисавшими с потолка.
Три молоденькие девушки лет шестнадцати в длинных белых передниках и серо белых платьях проворно сновали между столиками, принимая заказы.
Джон был встречен улыбками присутствовавших, но на Сэйдж посетительницы ресторана демонстративно не обращали никакого внимания или провожали холодными высокомерными взглядами. Отцы семейств, сидевшие со своими женами и дочками, торопливо улыбались ей и поспешно отводили глаза.
«Лицемеры!» — думала Сэйдж, отвечая на улыбки этих мужчин презрительным взглядом. Она их всех знала. Все эти респектабельные джентльмены приходили каждый вечер в салун, чтобы нежно смотреть на нее, пока она поет. И каждый, без исключения, частенько удалялся в сопровождении одной или нескольких шлюх в увеселительное заведение милашки Реби.
В глазах Сэйдж светились искорки саркастической усмешки. Знай все эти почтенные леди, что их мужья предпочитают проституток, уж, наверное, задирали бы не так высоко свои носы.
Но когда Джон подвел ее к столику, накрытому прекрасной белоснежной скатертью с разложенными на ней салфетками, Сэйдж сразу позабыла обо всех этих женщинах и их отношении к ней. Свет от висевшей прямо над ними лампы отражался в сверкающих фарфоровых приборах; от него холодным, загадочным мерцанием сияли серебряные вилки, ножи. Принимавшая пищу всегда только на кухне, Сэйдж была глубоко потрясена всем, что тут увидела, и даже не могла некоторое время вымолвить ни слова.
— Добрый вечер, доктор Стюарт, как поживаете? — К их столику подошла, широко и приветливо улыбаясь, одна из молоденьких официанток. — Добро пожаловать в наше заведение!
С этими словами девушка повернулась к спутнице доктора спиной и заговорила, обращаясь только к нему:
— Мы сегодня можем предложить ростбиф, жареных цыплят с гарниром из картофельного пюре и зеленого горошка. А на десерт — персиковый коктейль и мороженое.
— Подойди попозже! — холодно и резко произнес Джон, разгневанный тем приемом, который был оказан Сэйдж. — Мы с мисс Ларкин еще не решили, что будем заказывать.
Молодая особа фыркнула, развернулась на каблучках и упорхнула, а Джон сочувственно посмотрел на Сэйдж, сидевшую с горящим от стыда, расстроенным лицом.
— Мне очень жаль, Сэйдж. Это дочка Агнессы Брайдуэлл и, боюсь, она не очень отличается от своей мамаши. Агнесса, так сказать, самопровозглашенный лидер всех леди Коттонвуда и самая большая сплетница. Другие не были бы такими язвами, если бы не ее язычок и умение устраивать пакости. Все они боятся, что если не будут делать то, что хочет Агнесса, то сами станут следующей мишенью.
Сэйдж подняла на Джона глаза, полные невысказанной боли:
— Весь Коттонвуд думает, что я сплю с Джимом Латуром, потому что я пою в его салуне.
— А ты когда-нибудь думала о том, чтобы найти другую работу? — Джон повертел в руках ложку. — Это положило бы конец многим пересудам.
Сэйдж горько рассмеялась:
— Никто не возьмет меня на работу, Джон, ты же знаешь.
И вдруг она широко раскрыла от удивления глаза, потому что услышала, как доктор Стюарт тихо произнес:
— Ты могла бы работать у меня.
— Работать у тебя? — Сэйдж продолжала изумленно рассматривать Джона. — А что я буду делать? И разве ты не живешь с… не снимаешь комнату в пансионе?
Джон залился краской и уткнулся в свою тарелку. «Мне надо было знать, что она все равно услышит про меня и Мэй», — сердито подумал он, проклиная городских сплетников.
— Я имел в виду, что ты бы могла работать в моем офисе.
Наконец, он осмелился поднять голову и посмотреть на Сэйдж.
— Ты бы могла записывать имена пациентов, когда они будут приходить ко мне на прием, заполнять карточки, заносить туда сведения о болезнях. — Джон как-то по мальчишески застенчиво улыбнулся. — У меня все это не очень хорошо выходит — я терпеть не могу писанины.
Сначала у Сэйдж от волнения даже мурашки по коже побежали. Работа в офисе у доктора… О, это была бы очень респектабельная работа, ни один тогда не посмел бы отвернуть от нее свой нос.
Но потом ее радость начала понемножку стихать. Она испугалась, что все это станет началом чего-то большего. Джон ведет себя, как человек, который влюбился, и, вполне возможно, что позже он может попросить ее выйти за него замуж.
«Конечно, Джон очень хороший, — размышляла Сэйдж. — Он всегда вежлив, рассудителен, ведет себя всегда как настоящий джентльмен». Она тихонько вздохнула. Все это было и у ее Артура, но теперь ей было понятно, чего не доставала их семье. Не было между ними огня, не было волнующих кровь чувств, таких, которые возникают у нее в присутствии Джима Латура. И в то же время с ним так приятно чувствовать, как закипает в жилах кровь и хочется петь и смеяться.
Но Джим никогда не будет ей принадлежать! Даже если он и желает ее, она не хочет, да просто не вынесет присутствия рядом с ним другой женщины.
Сэйдж подняла глаза на доктора Стюарта:
— Мне нужно побыстрее заработать много денег, Джон, — тихо, словно извиняясь, сказала она. — Ты знаешь о моих планах. Боюсь, что ты не сможешь платить мне столько же, сколько я зарабатываю в салуне пением.
— Значит, ты все же хочешь уехать из Коттонвуда? — В голосе доктора звучало жестокое разочарование.
— Боюсь, что так, — Сэйдж положила ладонь на его руку.
Возвращение официантки прервало размышления Джона над ответом. Девушка заметила на его руке ладошки Сэйдж и неодобрительно поморщилась. Затем на ее лице появилась раздраженное выражение, потому, как выяснилось, что эта возмутительная парочка еще не решила, какой сделать заказ.
Увидев ее взгляд, и Джон, и Сэйдж одновременно вспомнили мисс Брайдуэлл и тихо рассмеялись. Девушка изумленно уставилась на них, недоумевая, с чего это вдруг они развеселились. Но тут, наконец, ей заказали жареных цыплят.
— И принесите нам, пока их готовят, бутылочку вина, — добавил Джон.
Официантка бросила на Сэйдж взгляд, исполненный презрения и благородного негодования, и величаво удалилась.
Сэйдж устало улыбнулась:
— К завтрашнему утру весь город будет знать, что я не только распутная женщина, но еще и пьяница вдобавок.
— Пусть это тебя не очень волнует, — Джон протянул к ней через стол руку, нежно сжал ее пальцы. — Ты ведь все равно скоро их всех покинешь.
— Это правда, и все-таки я бы… — внезапно ее прервал чей-то очень знакомый грубый смех. Она посмотрела через плечо и почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Через два столика от них усаживались Джим Латур и Реби.
Джим просидел у окна почти целый час, прежде чем увидел, как Сэйдж с доктором переходят улицу, направляясь к ресторану. Сэйдж держала Джона под руку и смеялась над тем, что рассказывал доктор. Лицо Латура окаменело, на щеках заиграли желваки, а на висках набухла, пульсируя, вена.
Выходит все-таки, что его певице нравится Джон? Может быть, она к нему чувствует нечто большее, чем просто дружбу?
— Нет, — покачал головой Джим. — Если бы Джон ей нравился, то она бы ни за что не ответила на его собственный поцелуй так, как она сделала это там, в сенном сарае.
Но вскоре, когда Джим покинул салун и пошел через улицу, его сомнения вновь вернулись к нему. Он вспомнил, что Сэйдж Ларкин некоторое время была замужем и муж вот уже два месяца, как мертв. Не будет ли естественным предположить, что нормальная женщина просто начинает скучать о физической близости с мужчиной. А в этом случае Джону, возможно, и удастся пробудить у нее страсть, которая есть у него. И, кроме того, Джон Стюарт может предложить этой женщине то, что он, Джим Латур, никогда не сможет и не должен предлагать — жениться на ней.
С угрюмым взглядом Джим подошел к двери ресторана, увидев через стекло, как люди в помещении смеются и разговаривают, поедая свой ужин. Внезапно его лицо потемнело еще больше, и он раздраженно нахмурился, потому что рядом раздался резкий голос Реби и за рукав его куртки ухватилась ее цепкая рука.
— А я тоже только что собиралась поужинать. Мы можем поесть вместе!
— А, черт! — выругался сквозь зубы Латур и посмотрел на вцепившуюся в него женщину. На ней было ярко красное атласное платье с таким глубоким вырезом, что он оставлял едва прикрытыми ее груди. На голове у нее была какая-то кошмарного вида шляпка с ужасным черным плюмажем — и где она его только раздобыла? Теперь, как никогда раньше, отчетливо Джим видел, что выглядит его бывшая любовница так, как выглядит, ни больше ни меньше — раскрашенная шлюха, у которой к тому же лучшие годы улетают в прошлое.
— М-да, — толкая дверь, мрачно подумал Латур, — Коттонвудским кумушкам будет о чем завтра посудачить. Он почти наяву слышал их голоса. — Певичка перенесла свою благосклонность на доктора, а Латур снова со своей потаскушкой.
Когда Реби своим пронзительным голосом завопила: «О Боже, Боже! Не правда ли, Джим, грандиозно!» — он с отвращением поморщился. А его спутница пронзительно и громко захохотала, давая возможность всем посетителям обратить внимание на свое прибытие. Это ей удалось. Все в зале подняли свои головы и уставились на них. Под их взглядами Джим Латур вслед за Реби и официанткой прошел к своему месту, всего через два столика от Сэйдж и Джона.
Их появление совершенно расстроило Сэйдж Джим откровенно давал понять ей и всему городу, что Реби по прежнему занимает большое место в его жизни и что ничего в отношениях между ними не изменилось.
Глядя в свою тарелку, покраснев от стыда, Сэйдж думала, что теперь будет, если горожане начнут говорить, будто владелец салуна спит с ними обеими. И она абсолютно беспомощна и никак не сможет заставить этих людей думать по другому. При мысли об этом молодая вдова почувствовала, как в ней разгорается гнев. Да так ли уж она беспомощна? Надо показать всем, что ее интересует только Джон и что ей нет никакого дела до Джима Латура.
Конечно, это будет не совсем честно по отношению к Джону, но она постарается, чтобы он ничего не заметил и чтобы после ее спектакля ни у кого не осталось и тени сомнения в том, что красивый доктор ей нравится.
Она стала очень оживленной и начала с увлечением рассказывать Джону, как в далеком детстве отцовский бык однажды загнал ее на дерево. Сам рассказ, правда, никому не был слышен, но вот ее мягкий смех и нежные прикосновения к руке доктора не остались незамеченными аудиторией.
Джона сначала приятно поразила внезапная перемена в настроении женщины, однако, вскоре он догадался, что все это игра, предназначенная для Джима, а совсем не для него. Его это открытие расстроило, но все же он решил поддерживать Сэйдж в ее усилиях. В конце концов и для Джима Латура наступило время узнать кое что о муках ревности.
Джон, улыбнувшись, посмотрел в глаза своей соседки и наклонился к ней, как будто шепча на ухо что-то крайне интимное. На самом деле он сказал, незаметно кивнув в сторону Латура: «Давай-ка, позлим его хорошенько».
На мгновение в глазах Сэйдж мелькнуло удивление, но уже в следующую секунду она хихикнула и игриво замахнулась на Джона, воскликнув при этом: «Ах ты, проказник!», и тут же заметила краем глаза, как Джим дернул головой и внимательно посмотрел на нее.
— О, Джим, Реби, привет! — чрезвычайно приветливо и радостно воскликнула она, будто только-только увидела их. — Не хотите присоединиться к нам с Джоном?
Вместо ответа Джим все так же пристально смотрел на нее, и тогда Сэйдж улыбнулась и, пожав плечами, громко произнесла, обращаясь к доктору:
— Полагаю, влюбленные пташки хотят побыть вдвоем.
Наверняка, слова достигли ушей того, кому предназначались, потому что ответом ей был убийственный взгляд Латура, от которого у нее на минуту похолодела спина.
Затем ей и Джону принесли жареных цыплят, и они набросились на еду с огромным энтузиазмом, продолжая обмениваться тихими смешками и нежными, ласковыми взглядами.
Джим наблюдал за ними сквозь полуприкрытые ресницы, пожираемый приступами ревности. Подобного чувства он еще никогда не испытывал, и сейчас это новое ощущение ему крайне не нравилось. Оно с яростью грызло ему сердце, причиняя неимоверные страдания. Казалось, еще немного и он, вскочив со своего места, бросится к своему старому другу Джону, чтобы врезать как следует по его улыбающейся, довольной физиономии.
В это время он почувствовал, как Реби взяла его за руку и хочет что-то сказать. Джим повернул к ней свое потемневшее от раздражения лицо и скорее пролаял, чем спросил:
— Что тебе еще?
Нимало не смущенная такой его реакцией шлюха беззаботно прощебетала:
— По моему, Сэйдж и Джон отлично проводят время. Никогда не видела раньше, чтобы Сэйдж столько смеялась. Обычно она такая задумчивая.
Реби искоса посмотрела на Джима и спросила:
— А ты знаешь, они, кажется, нравятся друг другу.
— Не знаю и тебе не советую проявлять беспокойство. У них сегодня просто дружеский ужин.
— Да? А мне что-то кажется, что тут более, чем просто «дружеский ужин». Бьюсь об заклад, — Реби хихикнула, — что сегодня док пройдет дальше кухни. И готова спорить, он сегодня снова увидит спальню этой мисс Воображалы. И, черта с два, он будет обследовать ее как больную.
Ехидное выражение исчезло с ее лица, потому что в нее вонзился холодный и острый, как стальной клинок, взгляд Джима.
— А почему бы тебе просто не заткнуться? Подумай о тех, кто сегодня будет тебя обследовать!
— Может, это будешь ты, Джим? — с надеждой посмотрела на него Реби. — Ты так давно не приходил…
— Нет, меня не будет, Реби, — голос мужчины несколько смягчился. — Ты же с самого начала знала, что у нас не будет в будущем никаких шансов остаться вместе. Сейчас время пришло, и наши отношения кончены раз и навсегда.
Эти слова перечеркнули все ее надежды, но так просто шлюха не собиралась сдаваться. Она перешла в атаку на Джима:
— Они, эти отношения, нипочем бы не кончились, если бы тут не появилась эта чертова костлявая вдовушка, и ты это знаешь. Ты сейчас ее хочешь, но я подожду, пока ты ей не надоешь. А это произойдет очень, скоро. Эта девица не похожа на ту, которая, по слухам, спит с держателем салуна! Не спит и не будет спать!
— Да я и не собираюсь с ней спать, с чего ты взяла?
Джим задал вопрос, пытаясь сделать отрицательный жест рукой. М да, фраза Реби была ближе к истине, чем он надеялся.
Когда, наконец, принесли заказ, Джим Латур вздохнул с облегчением и склонился над тарелкой.
