Глава 3
Джонти лежала на боку, поджав ноги и положив руки под голову. Уже минут десять она смотрела на неясную тень, падавшую на пол от окна. За это время звезды побледнели, и небо стало светлее. Близился рассвет. Ей не хотелось, чтобы наступал новый день. Он будет началом стольких перемен в ее жизни, начиная с того, что они остановятся в Канзасе у ее единственного родственника, которого она знала, а потом уедут из прерии и начнут новую жизнь.
Каково же будет, думала она, будущее, которое определил для нее Корд Мак Байн? Она не могла увидеть ни счастья, ни удовольствия в жизни с человеком, который с неохотой взял ее под свою опеку.
Она вспомнила о вчерашнем вечере, о подавленном Корде с разбитыми губами и заплывшим глазом. Ей стало не по себе. Лучше бы он никогда не видел ее в объятиях дяди Джима, хотя, она понимала, что в этом не было ничего плохого. Теперь, в добавление ко всему, Корд был убежден в том, что она и дядя Джим — любовники.
Джонти приподняла голову, улыбаясь уголками губ, когда услышала, как Ла Тор повернулся на своей постели, и услышала его легкое похрапывание. Вчера, смертельно усталый, он растянулся на постели из одеял, которую она ему соорудила напротив своей кровати. Полночи они провели сортируя бабушкины вещи, откладывая те, которые она не хотела брать, и упаковывая другие, которые она собиралась забрать с собой: постельные принадлежности, посуду, кастрюли и сковородки, маленькие игрушечные лошадки, украшавшие комнату и создававшие в ней уют. Они решили, что Джим заберет кровать после похорон.
Джонти медленно перевела взгляд на сундук, неясные очертания которого были видны через дверь, разделявшую комнаты. Она не тронула его. Все в нем было очень важно для бабушки, и это будет сложено вместе с другими вещами в кучу у стены.
Джонти почувствовала ужасное удовлетворение. Не придет ли мистер Мак Байн в ярость, когда узнает, что она намерена взять с собой большинство бабушкиных вещей? Наверное, он назовет ее сумасшедшей и не позволит все взять с собой.
Джонти решительно сжала губы. Она будет непоколебима. Он будет злиться, ругаться и кричать до тех пор, пока не убедится, что все бесполезно. Без удобных и знакомых вещей, окружавших ее все время, жизнь с этим человеком будет невыносимой.
Ее взгляд упал на гроб, стоявший в другой комнате, и слезы опять покатились по щекам.
В конюшне, позади публичного дома, Корд, дрожа от холода, зарывался все глубже в сено. Хотя днем уже было солнечно и тепло, ранние весенние ночи были по-зимнему прохладны. «Я бы взял с собой Люси, — ворчал он, стуча зубами, Корд нахмурился, его лицо помрачнело. — Нет, ради Бога, я бы пошел в ее комнату, как и намеривался, если бы этот бандит и ребенок с огромными глазами не дали мне почувствовать свою вину».
Он смотрел вверх на голые балки, которые отчетливо виднелись сквозь утренний рассвет. Корд думал, что, начиная с сегодняшнего дня, его жизнь должна была радикально измениться. Ему придется заботиться о ребенке, каждое слово и движение которого вызывали в нем гнев. Заботиться о ребенке, который, к тому же, был дурно воспитан. И совсем плохо было то, что он еще и гомосексуалист.
«Как нужно вести себя, чтобы искоренить этот недостаток в молодом человеке? — спрашивал себя Корд. — Держать его подальше от мужчин? Отправить в компанию женщин?»
«Но, черт возьми, — вспомнил он, — Джонти всегда находился среди женщин», — Корд нахмурился в раздумье. Это уже было целой проблемой. Всю свою жизнь ребенок общался с проститутками. Понятно, что этого было вполне достаточно для большинства мужчин, чтобы стать женоненавистниками.
«Однако, — Корда осенила мысль, — если бы парень встретил девушку своего возраста и проводил с ней как можно больше времени, то к концу лета ему понравилось бы чувствовать мягкое женское тело в своих объятиях. Джим Ла Тор стал бы для него отталкивающим воспоминанием.
— Я сближусь с мексиканской семьей, где есть дочь-подросток, — вслух подумал он. — Мексиканские женщины красивы и подходящие для любви. — Корду понравилась его собственная идея. — Если кто-нибудь и мог бы перевернуть этого молодого человека, то только страстная сеньорита.
Довольный собой, Корд потянулся. Он не только решил проблему с Джонти прежде, чем уснуть, но и придумал, где ему устроить дом для своего ненавистного подопечного.
Три года назад он гнал табун жеребцов и гарем кобылиц по холмистым равнинам Вайолинга, через речку Северная Плата в Скалистые горы. Там он потерял небольшой табун в бесконечном ущелье. До смерти уставший и упавший духом, он погнал лошадей вверх, в прохладное предгорье. Корд недолго ехал среди высочайших сосен Пондерозы и пихт Дугласа, когда, наконец, подъехал к заброшенным домам.
Может быть, потому, что он чувствовал себя таким разбитым и очень уставшим, место ему очень понравилось. Из пятнистой тени деревьев открывался привлекательный вид на посеревшие от плохой погоды доски разбросанных надворных построек и большой дом с широким крыльцом. Тогда он подумал, что если ему придется когда-нибудь осесть, то он бы хотел, чтобы это было подобное место.
Но, проведя ночь в пустом ранчо из пяти комнат, Корд уехал искать новый табун, так ни разу и не вспоминая об этом месте до сегодняшней ночи. Он надеялся, что ранчо не занято, и, кто бы ни был его владельцем, возможно, захочет его продать. Ему было интересно, сколько же денег захотят взять за это место.
Корд продолжал задавать себе вопросы. О каком количестве денег говорила Мэгги? Кажется, она имела в виду достаточную сумму, чтобы ему обосноваться, конечно же, вместе с Джонти.
Печаль легла на его лицо. Бедная старушка Мэгги. Для нее и пара сотен долларов могла бы показаться состоянием. А эта сумма, может быть, лишь немного больше. Ну, да ладно. Корд оттянул боковой карман. Он еще не потратил большую часть денег, полученных за мустангов и надеялся, что этих денег хватит для начала.
«Постройки нужно будет немного отремонтировать, — размышлял Корд. — Некоторые из них уже ремонтировались года три назад, но, хотя это был некапитальный ремонт, они все были крепко сложены, в том числе и загон из еловых досок, расположенный в нескольких ярдах от дома. Загон для птицы тоже был большой, рассчитанный, примерно, на пятьдесят голов.
Корд отчетливо представил себе дом и улыбнулся. Ему и мальчонке первое время придется спать на полу, а готовить еду либо в камине, либо на улице.
Корда охватило волнение, может быть, это все будет не так уж плохо — немного пожить на одном месте. Конечно, через пару лет он обучит мальчика и сбудет его с рук. Потом, если захочет, вернется к прежнему образу жизни.
Решив свои проблемы, или, по крайней мере, обдумав их, Корд расслабился и почувствовал возбуждение. Было ли это от наполненного мочевого пузыря или от утреннего желания? Возможно, и то и другое. Корд ухмыльнулся, помассировал член до полной эрекции, и ему захотелось, чтобы здесь была Люси. Он потянулся и вскочил на ноги. Сегодня надо было много сделать. Вначале Корд решил быстренько сбегать к Люси, затем походить по барам и борделям в поисках рабочей силы. Он отряхнул сено с волос и одежды, а его лицо теперь уже не было таким заспанным. И последнее, что ему нужно было сделать, это похоронить своего старого друга. Корд поправил висевшее на ремне ружье и вспомнил, что ему надо найти священника, чтобы он прочитал молитву над Мэгги.
Меньше, чем за час, Корд успел навестить Люси, плотно позавтракал и начал поиск возниц.
Он знал тех людей, которые ему были нужны, но не предполагал, в каком баре или бордели их искать. Он прошел почти полквартала, когда чуть не споткнулся о человека, который был ему нужен.
— Привет, Джонс, — Корд засмеялся, протягивая руку высокому, худому и кривоногому от жизни, проведенной в седле, человеку лет пятидесяти.
— Как дела, Корд? — он пожал его руку. — Рад тебя видеть, мустангер. Где ты пропадал столько месяцев? Мы уж думали, что тебя растоптала в табуне какая-нибудь дикая лошадь.
Корд рассмеялся:
— Я охотился за мустангами в Вайолинге. Вчера привел табун и продал его армии. А ты как поживаешь? Куда идешь?
Джонс пожал плечами:
— Ничего особенного, все по-прежнему. Я с Редом работал на ранчо за Ларами. А в городе мы с позавчерашнего дня. Большим пальцем он сдвинул кепку со лба и, лениво наклонившись, оперся на стойку. — Пока мы нигде не работаем, — он криво ухмыльнулся. — Но скоро придется, потому что деньги почти кончились.
Корд махнул головой в сторону кабака, из которого только что вышел Джонс:
— Давай зайдем и выпьем, у меня есть что сказать тебе и о чем спросить.
Кабак был почти пуст в столь раннее утро, не считая двух опохмелявшихся скотников и рабочего, моющего пол.
Корд попросил бармена принести бутылку и два стакана. Затем они сели за столик в углу. Когда принесли виски, Корд плеснул понемногу в оба стакана и начал разговор.
Выслушав рассказ Корда о Мэгги, о его новом подопечном, о заброшенном ранчо, которое он хотел бы купить, когда найдет владельца, и о своем намерении просто пожить там, Джонс замотал головой.
— Вот так, так. Все это будет полной переменой для тебя, Корд.
— Похоже, что так, — согласился Корд.
Он снова наполнил стаканы. Откинувшись на спинку стула, Корд сказал:
— Я хочу нанять тебя и Реда на работу, — заметив одобрение, мелькнувшее в глазах Джонса, Корд поднял стакан. — Но ты должен знать, что, пока я не пригоню новое стадо, обещаю вам только пансион.
— Черт, Корд, это же для нас не в первый раз. Я и Ред будем рады помочь тебе.
— Спасибо, Джонс. Я ценю это. Кстати, а где Ред?
Джонс фыркнул:
— Где можно его встретить? Занят с проституткой в публичном доме.
Корд ухмыльнулся. О похотливой натуре Реда знали все его друзья. Лежать в объятьях женщины было смыслом жизни этого молодого человека.
— Есть ли еще в городе кто-нибудь, кого мы знаем? — спросил Корд. — Мне нужен еще один человек.
Джонс замотал головой, потом остановился и задумался.
— Понч находится здесь. Он приехал сегодня утром. Как ты думаешь, он тебе подойдет?
Корд выругался.
— Только в том случае, если я никого не смогу найти. Он приносит неприятности везде, где появляется.
— Сомневаюсь, что тебе удастся кого-нибудь найти. Город абсолютно пуст. Все, кто хотел работать, заняты на каком-нибудь ранчо.
— Возможно, ты прав, — сказал Корд и встал.
Он вытащил немного денег из кармана и положил на стол.
— Я собираюсь переговорить с Редом.
Корд прошел немного вниз по улице и вошел в публичный дом Белле. Он кивнул сутулому человеку, убирающему грязную комнату, где собирались мужчины. Корд уловил обычный неприятный запах застарелого пота и прокисшего виски, когда поднимался вверх по расшатанной лестнице в комнаты.
Треск и скрип кровати заставил его остановиться перед дверью, находящейся на полпути к узкому холлу. Он медленно нажал на дверь, она тихо отворилась, и Корд, дважды постучав по стене, вошел в комнату. Рыжеволосый, стройный и длинноногий молодой человек лет двадцати вынырнул из-под пары белых ног, сердито повернул голову и нахмурился. Но, когда он узнал стоящего возле кровати, его губы расплылись в ленивой радушной улыбке.
— Заваливай, Корд, — пригласил он. — Как в былые времена разделим на двоих одну женщину.
Корд глянул на молоденькую шлюху, которая даже не потрудилась прикрыть свою наготу простынею, и на мгновение он чуть не соблазнился, увидев длинные ноги, раздвинутые и как бы приглашающие.
— Спасибо, Ред, — усмехнулся он. — Но сегодня утром я уже развлекся. Я здесь по делу другого рода.
Корд быстро пересказал ему то, что уже говорил Джонсу.
— Решено, Корд, — с готовностью согласился Ред. — Когда мы отправляемся на ранчо?
— Сегодня днем, после похорон Мэгги, — Корд собрался уйти, но вдруг обернулся. — Ты не подскажешь случайно, где я смогу найти Понча?
— Этот глупый толстяк, — Ред приподнялся, — провел где-то около часа в кабаке вниз по улице, устроив там драку, как будто он находится на войне.
Лицо Корда расплылось в улыбке от удачной шутки.
— В конце концов, какой-нибудь местный янки налетит на него и выбьет из него беса.
— Когда он появился, то сразу отправился в дом к Нелли. Я думаю, что сейчас Понч трахает Люси.
Корд благодарно кивнул и вышел. Почему он не подумал об этом сразу? Люси очень соответствовала этому толстяку. Они составили бы прекрасную пару.
Уверенный в том, что Понч будет у Люси до тех пор, пока у него не кончатся деньги, Корд пошел искать священника. Но уже через час он убедился в том, что во всем Эбилене есть только один священник, да и того в данный момент нет в городе.
Оставив бесплодные поиски, Корд договорился с владельцем похоронного бюро о катафалке, чтобы отвезти тело Мэгги на кладбище, потом зашел в универмаг, реклама на котором говорила, что здесь можно купить все, что угодно для мужчин и женщин. Через десять минут Корд вышел оттуда с лопатой в руках и направился на кладбище.
Когда Корд дошел до кладбища Эбилена, он помрачнел. Ла Тор уже был здесь и выкопал полмогилы. Корд поискал глазами Джонти, надеясь, что мальчишки нет. Маленький негодник и впрямь решит, что Корд только что покинул постель Люси. Неожиданно мустангер помрачнел еще больше. Он заметил невдалеке в поле стройную фигуру Джонти. Она собирала полевые цветы. От расстройства Корд заскрежетал зубами. Почему мальчик не помогал копать могилу своей бабушки, а вместо этого собирал цветочки? Если бы здесь не было бандита, он бы подошел и вырвал бы цветы из его рук, заменив их лопатой.
Корд подавил в себе это желание и, подойдя к куче земли, которую уже выкопал Ла Тор, громко крикнул: —. Я закончу.
— И, кстати, доброе утро, — Ла Тор посмотрел в черные глаза Корда с удовлетворением. Корд не ответил. Тогда Ла Тор выбрался из ямы и пошел к Джонти.
Корд наблюдал за странной фигурой человека, склонившегося к Джонти, обнимая его худенькие плечи. Когда кудрявая головка опустилась на грудь бандита и замерла там, Корд яростно ругнулся и начал копать землю Канзаса, как будто это был его злейший враг.
Через два часа, когда солнце было уже в зените, на кладбище собралось несколько десятков человек посмотреть, как тело любимой ими Мэгги Рэнд осторожно опустят в вырытую яму рядом с могилой ее дочери.
Корд стоял, уставившись на грубый сосновый гроб. Надо было сказать слово о своем старом друге. Мэгги заслуживала большего, чем просто быть закопанной в этой степи. Он попытался вспомнить священника из своего детства, но все, что ему удалось вспомнить — это молитву, которую отец иногда говорил перед ужином. Он услышал, как собравшиеся люди зашевелились, и поднял глаза. Все смотрели на женоподобного внука Мэгги, который, по их представлению, не умел даже читать. Все считали, что он был неучем, постоянно бегая с мальчишками-индейцами. Он стоял с маленькой книгой в руках и тихо читал из нее.
Стоя с опущенной головой, Корд внимательно слушал слова, которые, дрожа, слетали с мягких губ.
Загипнотизированный тихим голосом, убаюканный до состояния, которое граничило с чувственным экстазом, Корд опомнился, когда книга закрылась, и тишину нарушали всхлипывания девиц Нелли. Он бросил нервный взгляд на Джонти, надеясь, что тот не будет вести себя так, как в тот вечер, когда умерла Мэгги. Ему было бы неловко, если бы мальчик заплакал, как девчонка, перед всеми этими людьми.
Но в глазах Джонти не было ни слезинки. Она уже все выплакала. Когда бросили первый ком земли на сосновый гроб, она выдала свое внутреннее волнение только тем; что крепче сжала Библию в руках и шагнула поближе к Ла Тору. Когда он взял ее за руку и прижал к себе, Корд ругнулся про себя, повернулся и пошел к своему жеребцу, находящемуся в пяти ярдах отсюда.
Когда этот ублюдок уберется из города? Не собирается ли он взять с собой ребенка? Корд надеялся, что нет. Он бы убил его, но тогда у Корда, действительно, будет много забот о мальчишке.
Трое рабочих, нанятых Кордом, уже были на подходе к дому Нелли, когда встретили мустангера.
— Когда мы отъезжаем, Корд? — спросил Ред.
— Как только вернется мальчишка, — ответил Корд и пошел в комнату Мэгги.
Он зашел на кухню и удивленно присвистнул сквозь зубы. Помимо нескольких коробок, примостившихся по обе стороны двери, часть мебели, включая разобранную кровать, была вытащена на середину комнаты.
— Что, черт побери, замышляет этот мальчишка? — выругался Корд, пнув одну из коробок мысом своего сапога. Только он собрался пнуть другую, как позади резким голосом кто-то скомандовал:
— Не делайте этого! Там посуда.
Корд обернулся и наткнулся на Джонти, окинувшую его холодным взглядом.
— Ты не хочешь мне объяснить, что, черт возьми, значит весь этот хлам?
Джонти побледнела, ее сердце учащенно забилось. В конце концов, должна ли она вести борьбу, которую замышляла? У нее еще никогда не было такого мрачного, унылого настроения. Из-под ресниц она скользнула взглядом по лицу Корда. Его угрюмое, хмурое лицо сказало, что она должна. Иначе этот грубиян будет управлять ею, как стадом быков на повороте. Усилием воли она заставила себя не показывать свою внутреннюю непокорность и резко сказала:
— Этот хлам, как вы его называете, — бабушкины вещи. Я собираюсь взять их с собой.
Повисло гробовое молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов, упакованных в одну из коробок, пока они с вызовом смотрели друг на друга. Корд пронзительно закричал, и Джонти нервно отступила на шаг.
— Ты — окончательно ненормальный мальчишка, если думаешь, что я позволю тебе тащить все это с собой.
Уязвленная отказом Корда взять вещи бабушки, Джонти вскочила перед ним в борцовской позе, крепко сжав маленькие кулаки.
— А ты — ненормальный, если думаешь, что я оставлю бабушкину кровать, чтобы ее оскверняли проститутки и их клиенты, — твердо сказала она.
Лицо Корда еще больше ожесточилось, глаза угрожающе сверкнули. У Джонти внутри все оборвалось. Она проигрывала сражение. Ее плечи затряслись от долгих беззвучных рыданий. Огромные капли слез упали с ресниц и потекли по щекам.
— Я должен взять их с собой, Корд, — умоляюще попросила она с отчаянием в голосе, — Это все, что у меня осталось от бабушки. Я не могу их здесь оставить.
Слезы Джонти произвели на Корда такое же впечатление, как и в первый раз, когда он их увидел. Нерешительность появилась в его глазах, и Джонти, заметив, что он сомневается, робко тронула его за руку.
— Пожалуйста, Корд, — мягко сказала она. — Нам может понадобиться многое из этих вещей, когда мы где-нибудь остановимся.
Корд отшвырнул ее руку, как будто она могла загрязнить его.
— Ну, впрямь, маленькая домохозяйка, а? — презрительно усмехнулся он.
Джонти опустила ресницы, чтобы скрыть свое разочарование. Этот беспощадный дьявол собирался сказать «нет», наслаждаясь отказом.
Она ждала, чувствуя, что трое мужчин, группкой стоявших неподалеку, тоже ждали решения Корда. Ни один из них, она была уверена в этом, не станет поддерживать ее, не станет перечить ему, как это сделала она. И это было также против нее. Корд не отступит ни за что теперь, когда за ним наблюдают эти мужчины.
Джонти широко раскрыла глаза, ставшие еще более глубокими и яркими от счастливого удивления, когда Корд, хотя и неохотно, сказал:
— Возможно, ты прав, нам это пригодится, — он посмотрел на беспорядочную кучу мебели и коробок. — В том месте, куда мы поедем, нет ничего, кроме мышей и грязи.
Корд собрался уходить, ворча, что теперь ему придется искать экипаж и еще пару лошадей.
— И веревку для коровы и клеть … для цыплят, — вдогонку сказала Джонти, вся похолодев внутри и приготовившись выслушать яростный отказ.
Но лишь потому, что он немного сбавил шаг, можно было догадаться, что он вот-вот выйдет из себя. С раздражением в голосе Корд бросил:
— Почему бы и нет? Может быть, тебе хотелось бы еще упаковать дом и тоже взять его с собой?
Джонти хихикнула и с облегчением вздохнула.
— Спасибо, Корд, — сказала она, но за ним уже захлопнулась дверь.
— Итак, Корд Мак Байн, — ее губы расплылись в улыбке, — иногда тебя можно уговорить, но никогда нельзя заставить.
В течение часа, пока Корд нанимал экипаж и пару лошадей, постоянно проклиная всех и вся за то, что это все непредвиденные дополнительные расходы, Джонти ходила из комнаты в комнату, прощаясь со своим прежним образом жизни. Она на минуту остановилась у черной, отлитой из железа кухонной плиты. «Бедная старая бабушка провела у нее большую часть времени», — с тяжким вздохом Джонти подумала о том, что, может быть, наступит день, когда она, как женщина, сможет готовить вкусные блюда, которым научила ее бабушка.
Она обернулась, услышав скрип колес.
Собранная кухонная утварь быстро была перенесена в экипаж. Пришлось немного повозиться с коровой, привязывая ее к задку экипажа, затем ловить и усаживать в клеть десять цыплят и старую тощую наседку.
Покрасневшие и вспотевшие мужчины, ругаясь, в течение получаса ловили испуганных, пронзительно пищавших цыплят. Когда последний цыпленок, лишившись оперения на хвосте, был запихнут в клеть, которую где-то нашел Джонс, Корд едко посмотрел на Джонти и сердито спросил:
— Ну, теперь ты готов уехать отсюда?
Она кивнула, потом протянула ему небольшую шкатулку.
— Я думаю, что это то, что обещала вам бабушка.
Корд бросил озадаченный взгляд на квадратный лакированный ящичек, который ему сунули в руки. Он на некоторое время забыл об обещанных Мэгги деньгах. Корд встряхнул его и услышал звон монет.
— Послушай, малый, — он сунул шкатулку обратно в руки Джонти. — Я не хочу денег твоей бабушки. Пусть они будут у тебя, купи себе какую-нибудь одежонку. То, что одето на тебе, ничто иное, как лохмотья.
Джонти покраснела от смущения и стыда. Незачем было этому дьяволу подчеркивать ее одежду, она сама прекрасно об этом знала. Джонти отстранила его руку, покачав головой:
— Бабушка хотела, чтобы он был у вас … для моего содержания. Я знаю, что вряд ли этой суммы достаточно, но когда-нибудь я с вами расплачусь.
Корд насмешливо взглянул на нее. Была ли в этих словах, произнесенных так спокойно, угроза вместе с обещанием? Он пожал плечами и сказал:
— Поехали, — пропустив ее вперед.
Джонти направилась к выходу, потом на мгновение остановилась. Ковбой Ред привязывал ее маленькую лошадку Красотку рядом с коровой.
— Не привязывай ее там, Ред, — она обошла вокруг экипажа. — Я поеду на ней верхом.
Ред неуверенно посмотрел на Корда, когда Джонти взяла веревку из его рук.
— Я только схожу оседлаю ее, — сказала она, направляясь к конюшне.
Джонти успела сделать лишь несколько шагов, когда Корд схватил ее за локоть.
— Не торопись, молодой человек. Ты будешь править экипажем.
Джонти, не проронив ни звука, молча уставилась на Корда. Она бросила изумленный взгляд на больших, с тяжелыми крупами, тягловых лошадей и вздрогнула: они били копытами, беспокойно встряхивали гривами, заставляя повозку дребезжать и трещать. Ее глаза расширились и посинели, когда она беспомощно посмотрела на Корда.
— Но я никогда раньше не управлял упряжкой.
Лицо Корда расплылось в холодной улыбке:
— Ну, тогда нет лучшего времени, чтобы поучиться, чем сейчас, правда?
Он взял ее за руку и повел обратно к экипажу, заваленному последними вещами Мэгги Рэнд.
— Послушай, Корд, — перед ним возник рыжеволосый ковбой. — Мальчишка еще слишком слаб, чтобы сдерживать этих огромных животных. Я сам буду ими управлять.
Корд, напряженно и подозрительно прищурившись, посмотрел на Реда. Собирался ли он занять место Ла Тора? Не было ли у него этих противоестественных влечений к мальчику? Его голос почти срывался от ярости, когда он решительно произнес:
— Нечего баловать ребенка. Он хотел забрать вещи бабушки, так, значит, сможет их и перевезти.
Корд угрожающе посмотрел на Джонса и Понча.
— Это касается и всех остальных. Пусть вас не вводит в заблуждение его хрупкое телосложение. Он способен вынести свою ношу, и я собираюсь в этом убедиться, — прежде, чем уйти, Корд добавил. — Я не потерплю ничьего вмешательства.
Хотя Джонс нахмурился, а Ред что-то буркнул себе под нос, никто не стал возражать Корду. Они знали, что идти против него было бесполезно и молча полезли в повозку.
Пока Джонти с сомнением смотрела на высокое пружинистое сиденье повозки, ища подножку, с которой она смогла бы на него забраться, ее обхватили за талию, и не успела она и глазом моргнуть, как была поднята на него. Джонти повернула голову и с ненавистью посмотрела на Корда, который привязывал ее лошадь рядом с коровой; затем он вскочил на своего жеребца, подъехал к началу повозки и жестом показал ей следовать за ним.
Нервно сглотнув, Джонти подхватила поводья и дернула их. К ее великому изумлению, лошади послушались и повозка тронулась. Вскоре Эбилен остался позади, а они ехали на запад, через холмистые прерии Канзаса. Вечная бесконечность неба и серой мрачной земли не принесли облегчения полной отчаяния душе Джонти.
К полудню Джонти почувствовала, что ее руки немеют от усталости. Она знала, что лошади, воспользовавшись ее слабостью, шли туда, куда им вздумается. Ей постоянно приходилось вести с ними борьбу, чтобы заставить их идти в направлении, обозначенном Кордом.
Днем стало жарче, воздух стал удушливым. Пыль, поднимаемая лошадьми и повозкой, висела в воздухе, набиваясь в глаза, нос и рот. И, в довершение к этому неудобству, ее желудок почти постоянно сводило от голода. Накануне вечером она мало ела, а утром просто не могла думать о еде, полностью поглощенная горем.
Измученная, под палящим солнцем, Джонти управляла повозкой, с трудом преодолевая милю за милей.
Перед самым заходом солнца Корд, наконец, направил своего жеребца к большому хлопковому полю и объявил, что там они разобьют ночной лагерь.
Джонти еще некоторое время оставалась в повозке, давая отдых плечам, и, слипающимися от усталости глазами, наблюдала за Кордом.
Он стянул с задней части повозки большой кусок холста и расстелил его на земле. Потом он вытащил сумку из мешковины и вывернул ее содержимое на белый кусок плотной ткани: кофейник, кастрюлю, сковороду, железные тарелки и чашки.
«Наконец-то, еда!» — подумала она, умирая от голода. Джонти с трудом слезла с повозки и пошла к большой скале, изнемогая от усталости.
Она почти приблизилась к цели, когда ее окликнул Корд:
— И куда же ты идешь?
Джонти молча уставилась на Корда.
— Поди и собери побыстрей хвороста, пока мужики будут распрягать лошадей, — приказал мустангер.
Чуть держась на ногах, Джонти едва смогла взглянуть на него, не веря своим ушам. Что заставляет его вести себя так жестоко по отношению к ней? Неужели, он ее так ненавидит?
Затаив обиду, она с вызовом взглянула на Корда и ровным голосом произнесла:
— Я слишком устал. Кому-нибудь другому придется это сделать.
Стиснув зубы, Корд посмотрел на бледное упрямое лицо. Мужчины, оставив свою работу, стояли и наблюдали за воюющей парой. Корд схватил Джонти за волосы на затылке и откинул ее голову назад.
— Я сказал тебе это сделать, — настаивал он. — И, именем Бога, обещаю тебе, что ты послушаешься, или останешься сегодня без еды.
Несколько секунд они стояли напряженно уставившись друг на друга. И, хотя Джонти смотрела с вызовом, она знала, что так или иначе она проиграет. Этот дьявол, пронзивший ее холодным взглядом серых глаз, никогда не бросал слов на ветер. Если она не соберет хворост для костра, то пойдет спать голодной. Но упрямство, унаследованное от Мэгги Рэнд, одержало верх. «Так тому и быть», — подумала Джонти. — Может быть, я и проведу ночь в голоде, но этот ублюдок не добьется того, чего он хочет».
Окинув Корда ледяным взглядом, голосом, срывающимся от ярости, она процедила сквозь зубы:
— Подавись своей чертовой едой. Я не голоден.
Корд нахмурился, когда удаляющаяся Джонти споткнулась от усталости. Не слишком ли он строг к мальчишке? Бросив быстрый взгляд на Реда и Джонса, он понял, что они не одобряют его.
«Нет, ей Богу, — упрямо решил Корд. — Мальчишка должен научиться повиноваться мне, тогда он станет выносливым мужчиной. Если сейчас я уступлю, то в следующий раз он опять откажется выполнять мои поручения».
Корд пошел собирать сухие сучья. Вернувшись туда, где был расстелен холст, он быстро разжег костер. Языки пламени высоко взметнулись, отбрасывая красные отблески на лицо Корда, смягчая жесткие черты. Джонти сидела немного поодаль, обхватив колени руками и думая о том, что, оказывается, дьявол носит сапоги и шпоры.
Когда костер сгорел до мерцающих углей, Ред ощипал семь серых куропаток, которых он пристрелил по дороге. Он повесил их над костром, и вскоре от них пошел аппетитный аромат, от которого потекли слюнки. Появилась луна, когда Ред объявил, что ужин готов.
Группка людей тихо сидела вокруг костра, вяло поглощая жареное мясо. Все посмотрели на Джонса, когда он подбросил полено в огонь и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Мне кажется, что сегодня мальчишке очень не хватает бабушки.
— Да, — согласился Ред, через плечо бросая взгляд на тонкую, ссутулившуюся фигурку, неясно вырисовывавшуюся в тени дерева. — Я помню, что когда я потерял свою мать, был примерно в возрасте Джонти, мне было около шестнадцати лет. Это было самое страшное горе в моей жизни.
Корд допил свой кофе и поднялся:
— Мальчишка справится с этим. Он слишком изнежен и должен научиться принимать и противостоять ударам судьбы, которые ему наносит жизнь.
Тем не менее, Корд хотел знать, не слишком ли далеко он зашел в своем гневе. Мальчик и без того был очень худым. Ему не следовало бы оставаться без еды.
Корд вздохнул, признав свое поражение, и стало слышно, как Джонс и Ред облегченно вздохнули, когда он направился к неподвижной фигуре.
Корд хмуро улыбнулся. Эта парочка была на стороне мальчишки, и теперь это усложнит его воспитание.
«Что ему еще надо сейчас? — пробормотала Джонти, заметив Корда, идущего к ней характерной походкой наездника. — Чтобы я за ними убрала?»
Она даже не подняла глаз, когда его узкая нога в сапоге остановилась перед ней. Джонти не хотела видеть злорадно торжествующего взгляда и победоносной усмешки. Она боялась потерять контроль над собой и, Бог знает, что она могла бы сказать или сделать. Невольно Джонти откинула голову и столкнулась с твердым взглядом серых глаз, почувствовав ужасное разочарование.
В ответ Джонти посмотрела на него холодно и надменно. Какой же глупой она была, надеясь на то, что в их отношениях что-нибудь изменится.
Благие намерения Корда мгновенно улетучились. Он надеялся, что этот бесенок будет более сговорчивым, а голод сломит его гордыню. Но этого не произошло, что же ему теперь было делать? Корду не хотелось прощать это чертово отродье и умолять поесть.
С наступлением вечера похолодало и, когда Джонти вдруг задрожала от холода, Корд ухватился за новую возможность объяснения причины своего появления здесь.
Кашлянув, он грубо сказал:
— Я вижу, что у тебя не хватило ума взять с собой пальто, — и сняв свою куртку из грубой хлопчатобумажной ткани, бросил ей ее на колени. — Надень это. Я не хочу, чтоб ты заболел пневмонией и задержал нас.
Теплота, начавшая было подниматься в Джонти от мысли, что это был благородный жест, мгновенно умерла, как только она поняла, что Корд меньше всего думал о ней, он просто боялся, что она заболеет и ему придется отложить поездку на некоторое время.
И случилось то, чего она больше всего боялась. Джонти потеряла над собой контроль. На этот раз он слишком далеко зашел в своих ненавистных высказываниях. Она вскочила и, швырнув куртку на землю, начала топтать ее. Но едва она остановилась, чтобы вытереть об нее ботинки, как ее крепко схватили за запястье и чуть не сломали руку.
Если сначала во взгляде Корда был только гнев, то теперь в нем появилась ярость.
— Ты, проклятый бесенок, — рявкнул он. — Сейчас же подними ее.
Джонти уставилась на него и, мотая головой, закричала:
— Никогда, никогда, никогда!
Стиснув зубы, Корд заломил ей руку и медленно поднимал ее к лопаткам.
— Подними, или я сломаю тебе руку.
Джонти замолчала. Она сомневалась в том, что Корд сломает ей руку, но по холодному стальному голосу поняла, что при дальнейшем неповиновении он специально причинит ей боль.
В конце концов, он ведь не знал, что она — женщина.
— Хорошо, — выдохнула Джонти, сложившись почти пополам, чтобы ослабить его давление на руку. — Я подниму эту чертову дрянь.
— Я буду действовать наверняка и подержу тебя, пока ты этого не сделаешь, маленький, хитрый бесенок.
Поклявшись себе, что она никогда не простит и не забудет этого унижения, Джонти подняла измятый и испачканный предмет.
— Теперь дай его мне, — Корд отпустил ее и выпустил руку, пока она медленно выпрямлялась.
Джонти боролась с собой, чтобы не швырнуть эту куртку ему в лицо. Но с нее уже было достаточно боли и унижений, и она не предоставит ему еще возможность издеваться над собой.
Джонти заставила себя не смотреть на него, когда протягивала ему предмет их ссоры. Если бы он увидел ненависть и возмущение в ее глазах, то мог бы оставить ее и без завтрака.
Потирая ушибленную руку, Джонти наблюдала за Кордом, который удалялся уверенной походкой. Когда он исчез за деревьями, она обернулась и посмотрела на остальных, заканчивающих свою трапезу чашечкой кофе.
— Как вкусно пахнет, — думала Джонти, укладываясь и сворачиваясь в клубок: неутоленный голод давал о себе знать.
Перед ней проплыло лицо бабушки, доброе и приветливое, девушки Нелли, шумно смеющиеся над проделками, которые они вытворяли с мужчинами, позволяя им мельком взглянуть на нее, переодетую в их платья. Джонти подумала, что бабушка и девушки повлияли на ее характер. Бабушка воспитала в ней гордость и духовные качества, а девушки — чувство сострадания. За исключением Люси, которая сама выбрала себе профессию, в отличии от других девушек, ранее наивных и доверчивых, вверивших свою судьбу в руки неблагодарных мужчин.
Джонти вздохнула и закрыла глаза, потом подскочила, вскрикнув от неожиданности, когда ее, осторожно потрясли за плечо. Она посмотрела в сочувствующие глаза Реда.
— Вот, возьми, малый, — он сунул ей в руки жирную грудинку куропатки. — Я приберег для тебя.
— О, спасибо, Ред, — прошептала она и с нескрываемой жадностью впилась в мясо.
Джонти облизывала пальцы, обглодав мясо до кости, когда неслышно подошел Джонс и бросил рядом с ней одеяло.
— Я обнаружил лишнее одеяло у себя, — небрежно бросил он, пытаясь скрыть нежность и жалость к мальчишке. — Иди к костру и закрути им ноги. Тогда все тело не замерзнет.
В глазах Джонти блеснули слезы, но она сморгнула их, зная, что мужчина смутится. Они не догадывались, что она — женщина, и что ей можно было плакать, когда ее переполняли эмоции.
— Я признателен вам обоим, — сказала она по дороге к костру.
На опушке рощи стоял Корд и наблюдал за происходящим. С одной стороны, он был доволен, что ребенок поел и получил одеяло, которое укроет его от холода, но, с другой стороны, ему не нравилось вмешательство Реда и Джонса. Как мог он поставить на колени этого упрямого мальчишку, если эти двое постоянно совали нос не в свои дела.
«Проклятье, Мэгги, — прошептал Корд. — Ты взвалила непосильное бремя на мои плечи. Но я, надеюсь, справлюсь с ним».
