ГЛАВА 2
Несколькими часами ранее, задолго до того, как начался скандал, Лэр де Фонтен вышел из своих апартаментов во дворце Сите и отправился заказать пару сапог. Позднее он намеревался посетить свою сестру. Короткий визит, так как вечером договорился о встрече с товарищами по службе, братьями д'Олни. Все трое, добрые друзья, решили отпраздновать возвращение Лэра в Париж.
Выезжая из дворца, Лэр наслаждался красотой ясного сентябрьского утра. В лучах утреннего солнца шпили башен Собора Парижской богоматери отливали золотом, и остров Сите мерцал как алмаз, венчающий сверкающую реку. Под лазурным небом Пти Пон вибрировал от разнообразных звуков.
Он был запружен толпой, привлеченной многочисленными лавками. Со своими остроконечными башенками и куполами торговых палаток мост напоминал городской бульвар, переброшенный через реку. На всем его протяжении крики торговцев вином, продавцов пирогов и жалобы нищих перемежались со стуком кузнечных молотов, непрерывным шумом шагов и скрежетом колес.
В Париж Лэр возвратился только накануне, вырвавшись из тихой монотонной жизни в Понтуазе, любимом дворце короля, где служил комендантом. Королевская охота была единственным развлечением тамошней жизни. Временами казалось, что короля больше ничего не интересует, кроме охоты. Отряд ловчих всегда был наготове.
Служба была легкой, и Лэр вел спокойную, даже скучную жизнь. Вначале ему недоставало дворцовой суеты. А теперь он понял, что за месяцы уединения полюбил тишину, толпы людей и суматоха Парижа раздражали.
Куда ни пойди, на север, на юг – дорога забита людьми и экипажами. За те три месяца, что Лэр де Фонтен отсутствовал, движение на обоих городских мостах увеличилось до предела.
Зажатый в центре толпы, словно в ловушке, он чувствовал себя на поле боя. И в самом деле, улицы и мосты Парижа напоминали поле сражения, когда погонщики мулов и возчики, окруженные лающими собаками, пробивали себе, путь сквозь толпу. Высокий гнедой жеребец по кличке Ронс был оглушен окружающим грохотом и, понукаемый хозяином, медленно продвигался вперед, прижимая уши к голове и вздрагивая. Ронс был гордым задирой и всегда отвечал ударом на удар. Он нередко задевал других лошадей и прославился тем, что реагировал зубами или могучим ударом копыта на любую обиду, реальную или воображаемую.
Возможно, если бы Лэр не был столь погружен в свои мысли, то крепче держал бы поводья. Или, во всяком случае, заметил бы, что с повозки упали ковры, свернутые в рулон.
Дорога впереди была запружена мулами, всадниками и пешеходами, он не услышал проклятий торговца коврами, который так резко дернул поводья, останавливая своих мулов, что повозка опрокинулась, совершенно преградив путь. На развернувшийся рулон ковров налетела повозка с мусором.
Торговец коврами, толстый, неопрятный мужчина с красным носом, зарычал от ярости и набросился на мусорщика с кулаками. Впереди и позади дерущихся назревала настоящая катастрофа. Повозки раскачивались, сталкиваясь друг с другом, мелькали кулаки, быки ревели, лошади фыркали и пятились.
Лэр впервые осознал опасность, когда три всадника впереди, ростовщики, судя по их пышной одежде, внезапно начали подпрыгивать в седлах и натягивать поводья бьющих копытами лошадей. Одна лошадь подалась в сторону и задела Ронса. Прежде, чем Лэр успел что-либо предпринять, жеребец оскалил зубы и вонзил их в круп лошади, нанесшей оскорбление.
Испуганное животное рванулось вперед, сбивая с ног пешеходов и сбросив седока, изрыгающего вопли и проклятия. Тот упал прямо на прилавок ювелира. С большим трудом два других ростовщика спешились и побежали спасать своего товарища из цепких рук разгневанного мастера.
Лэр натянул поводья, пытаясь усмирить разъяренного жеребца. Он обожал своего коня, несмотря на то, что за прошедшие годы животное доставило ему немало неприятностей. Через мгновение Лэр привстал на стременах, чтобы обозреть все происходящее.
Все было гораздо хуже, чем он предполагал. Впереди, среди сбившихся повозок, начался настоящий кулачный бой. С обоих концов моста, не обращая внимания на яростные крики, к месту драки пробивались стражники, локтями расталкивая толпу.
Содрогнувшись, Лэр снова уселся в седло.
– Видишь, что ты натворил? – спросил он, нагнувшись к уху Ронса. – Теперь мы до конца наших дней останемся здесь.
В самом деле, прошел почти час, прежде чем по мосту возобновилось движение.
В сапожной мастерской Лэра достойно обслужили и подобрали кусок отличной кожи. Он оставил небольшой задаток и договорился с сапожником, что придет за заказом к концу недели. Часы на соборе пробили десять, когда он покинул мастерскую. Утро пролетело быстро, но впереди еще предстояло много дел.
Лэр опасался визита к своей сестре Агнес, которая вечно пыталась спровоцировать ссору между ним и его старшим братом Тьери. Он никак не мог определить, чем руководствуется сестра – глубокими религиозными чувствами иди ей просто доставляет удовольствие вмешиваться в дела других.
Еще одной загадкой был подарок, присланный Агнес в его отсутствие – пара красивых, изящно отделанных перчаток для верховой езды. Но самым примечательным в связи с перчатками было то, что Агнес, с детства известная жадностью к деньгам, очень редко делала подарки. Ей что-то от него нужно, в этом Лэр не сомневался.
Дом сестры находился среди дюжины таких же величественных зданий на площади напротив церкви Святого Юлиана. Богатые юристы, доктора, сборщики налогов строили здесь дома, окружая дворы стенами и маленькими садиками. Тесно растущие деревья и кустарники придавали площади мирный, почти пасторальный облик.
Старый морщинистый привратник пропустил Лэра через железные ворота. Старик выглядел таким же угрюмым, как и в прошлый раз. Привратник молча двигался странной, качающейся походкой, подобной иноходи лошади.
Лэр медленно пересек двор, внутренне готовясь к встрече с сестрой. По крайней мере, ему не нужно просить у Агнес взаймы. В Понтуазе он не наделал долгов. У дверей его встретила молоденькая горничная, которую он раньше не видел. Она непрерывно улыбалась, сопровождая его в маленький солярий.
Лэр ждал довольно долго, бесцельно расхаживая по помещению. Комната, очевидно, примыкала к другой, где его зять занимался делами, так как де Фонтен слышал его голос и голос незнакомого мужчины. Посетитель был недоволен налогом, который следовало уплатить, и они жарко спорили. Агнес выгодно вышла замуж: Жером де Маржиней, двоюродный брат королевского казначея, часто выполнял обязанности сборщика налогов.
Лэр услышал шаги. Он не ошибся в своих предположениях. Его зять, закончив дела с недовольным торговцем, вошел через узкую боковую дверь. Жером был низким, пухлым человеком средних лет. Розовое лицо, казалось, только что скребли щеткой. Поздоровавшись, Жером сказал:
– За прошедшие месяцы я часто думал о тебе и об Агнес.
Лэр ответил доверительным тоном:
– К сожалению, мои обязанности не позволяли мне навещать вас.
– Да, я это хорошо понимаю. Мне редко удается уклониться от моих обязанностей.
– Агнес чувствует себя хорошо?
– Да, прекрасно, – кивнул Жером. – Она надеется увидеть тебя.
– Разве ее нет дома? – спросил Лэр, радостно желая услышать подтверждение.
– Она в церкви. Ты ведь знаешь, Агнес очень набожна. Но вскоре должна вернуться.
Как по заказу, отворилась дверь и вошла Агнес. Полная женщина, крепко сложенная, с большими выразительными глазами и благородным ртом. Как всегда, истинные черты ее характера никак не проявлялись. Ох, уж эта бесхитростная способность заставлять людей – от простого крестьянина, до самого высокопоставленного вельможи – выполнять ее желания!
– Как приятно видеть тебя, сестра! – Лэр улыбнулся.
После смерти матери, когда Агнес было только четырнадцать, она взяла на себя все домашние заботы. Каждый, включая отца, подчинялся девушке. Восьмилетний Лэр был отослан к брату матери, маршалу д'Орфевре, чтобы получить военную подготовку. Агнес добивалась всего упреками и проповедями.
Сестра подошла и с улыбкой подставила щеку для поцелуя.
– Ты только что приехал? – сам вопрос и тон, которым он был произнесен, сразу же настроили Лэра агрессивно.
– Меня задержала толпа. По мосту стало просто невозможно проехать.
Она бросила на брата скептический взгляд, потом обратилась к мужу.
– Не заставляй посетителей ждать, Жером, – это прозвучало как приказ.
Розовое лицо мужа стало пунцовым, и он поспешно ответил:
– Да, дорогая. Извини, братец, но я должен вернуться к моим налоговым бумагам. Мы еще поговорим за обедом, – пообещал он, уходя в кабинет.
Через открытую дверь Лэр мельком увидел нескольких писарей, сидящих за столом, заваленным пачками рукописей. Сквозняк донес запах пыли и чернил – так пахнут монашеские рясы.
– Пойдем, – Агнес взяла брата под руку. – Посидим в саду. Нам о многом нужно поговорить.
Пока они шли через комнаты в сад, Лэр поблагодарил сестру за подарок – перчатки для верховой езды. Но она равнодушно отнеслась к его благодарности, и это было так непохоже на нее. Агнес редко позволяла забывать даже о малейшей милости. Как только они присели на скамейку, Агнес резким тоном произнесла:
– Я слышала, ты недостойно вел себя, – Лэр приготовился возразить, но сестра продолжила: – Скандал дошел даже до моих ушей, – она сверлила брата взглядом. – Похоть оскорбительна для божьего взора, так же, как и пьянство. Это только приведет тебя к гибели. Ты не заботишься о своей душе. Неужто не понимаешь, что такое поведение позорит семью и разрушает наше состояние!
Агнес любила сплетни. Она использовала их как инструмент, и весьма полезный. Посещения двора короля Филиппа давали ей полезную информацию. Но Лэр решительно не понимал сестру.
– Не смотри на меня, как невинная овечка, – продолжала Агнес, глядя на красивые волосы брата. – Ты отлично знаешь, что я имею в виду.
Агнес любила брата, но не питала иллюзий относительно его характера. Он молод и красив, широкоплечий, с узкими бедрами. Его веселые, искрящиеся синие глаза казались почти фиолетовыми, а в улыбке всегда столько очарования, перед которым не могли устоять юные леди.
– Нет, не знаю. Последние три месяца я провел в Понтуазе, будучи, к сожалению, трезвым и целомудренным.
Сестра настолько удивилась его заверению, что даже забыла нахмуриться.
– Ты сказал, три месяца?
– Да. По этой же причине я не навещал тебя до сегодняшнего дня и не поблагодарил за подарок, – он хотел добавить, что она лучше знала бы, что делает ее брат, если бы больше уделяла внимания собственной семье, а не дворцовым сплетням, но решил промолчать.
– Ты не лжешь мне?
– Много лет назад я понял, что это бесполезно, – еле слышно пробормотал Лэр, отводя глаза от пронизывающего взгляда сестры.
– Что?
– Нет, конечно, нет, Агнес.
– Тогда, видимо, ты не вовлечен…
– Вовлечен во что? Ты говоришь загадками.
– До меня дошли слухи, опасные слухи. Шепчут, что королевские невестки завели себе любовников – братьев д'Олни. Также упоминается твое имя.
– Но это же смешно!
– Ты уверен?
– Да, – его ладони вспотели. Агнес всегда так влияла на него. Лэр отвел глаза, направив взгляд на маленький искусственный пруд слева от бронзовых часов. Поверхность пруда покрывали лилии, над ними порхали стрекозы. – Только дурак будет играть в эти игры.
– Мужская натура часто заставляет мужчин делать глупости.
– Но не такие, как эта. Ты сама сказала, что это слухи.
Она наклонилась вперед и взяла брата за руку.
– Поклянись, что не имеешь к этому никакого отношения.
– Не имею, – их глаза встретились. Лэр поежился. – Почему я должен тебе лгать? – произнес он наконец.
– Потому что ты всегда был лжецом, и лгал с удовольствием. Нет, не отрицай. Ты не забыл те времена, когда набил лягушками корзинку для шитья нашей тетки? Или день, когда притворился, что утонул в реке на глазах отца Грегори?
– Он был тираном, – пробормотал Лэр. Воспоминание тронуло улыбкой его губы – он всячески избегал уроков латыни.
– И потом был еще случай, когда ты обманул брата и сделал из него посмешище, прежде чем…
– Все это было много лет назад, – прервал он сестру. – Я был ребенком. И делал это для развлечения.
– Мессир, наш отец не находил это смешным.
– Да, – согласился Лэр, вспоминая, как сильно был избит.
Агнес прищурила глаза.
– А почему я должна теперь верить тебе?
– Потому, что я говорю правду.
– Тогда поклянись перед Богом, отныне и навсегда, что ты не вовлечен в этот скандал.
Лэр, чувствуя, что нет другого пути заставить ее замолчать, устало подчинился.
– Клянусь тебе перед Богом, я не замешан в скандале.
– Знаешь ли ты об этих бесчестиях?
– Нет! Во имя Христа, Агнес! – он хотел сказать что-то еще, но она подняла руку.
– Довольно! Я верю тебе, Лэр. Но ты должен обещать, что будешь избегать братьев д'Олни. Хорошо?
– Конечно.
– А теперь, – Агнес широко улыбнулась, – мы поговорим о более приятных вещах.
Обещание Агнес занять брата приятной беседой длилось лишь до тех пор, пока она не заговорила о давнишней ссоре Лэра со старшим братом Тьери. Ко времени, когда подали обед, у Лэра звенело в ушах.
Поскольку у Агнес и Жерома де Маржинея не было детей, за большим столом они сидели втроем. Вероятно, служанки Агнес, одна из которых была дальней родственницей, и несколько писарей, нанятых Жеромом, в тех случаях, когда приезжали гости, ели на кухне.
В зале было тепло, но неуютно, а снующие вокруг слуги, подавая еду, задевали рукавами стол, постоянно натыкались друг на друга. Казалось, их слишком много. Жером ел так же быстро и решительно, как и расправлялся с налоговыми делами и во время обеда не произнес и дюжины слов. У Агнес, напротив, в ходе разговора едва хватало времени положить в рот хоть что-нибудь. У нее было свое мнение обо всем. Одна из тем, касающаяся публичных сожжений тамплиеров, особенно ее интересовала. Зрелище сильно волновало простых людей. Они опасались возмездия Бога. Глава тамплиеров во время казни публично проклял короля и весь его род.
Это судилище было настоящим позором. Попросту говоря, король, отчаянно нуждаясь в деньгах, обвинил религиозный орден в служении дьяволу и присвоил себе все богатства. И хотя инквизитор короля признал тамплиеров виновными, было похоже, что гибель на них в большей степени навлекли их огромные сундуки с золотом и драгоценностями, чем сама ересь. Агнес непрерывно говорила об этом, больше всего ее интересовало, как скажется проклятие на процветании королевской семьи.
Наступил вечер, когда Лэр, наконец, покинул дом сестры. С наступлением сумерек дороги расчистились. Ароматы кухонь наполняли воздух. В домах зажигались огни.
На Пти Пон стражник, собирающий пошлину за проезд, спешил вернуться к шумной игре в кости при свете факела. Стук костей, смех и ругательства сопровождали Лэра на всем протяжении моста.
Часть моста совсем недавно была заменена, так как один пролет был смыт водоворотом зимнего паводка. Остатки старого пролета не убрали. Мост в этом месте часто вздрагивал и прогибался под тяжестью транспорта, и Лэр испытывал неприятное чувство, проезжая этот участок.
На правом берегу, на Вьей Жуайери, был район убогих таверн. Звучала музыка и толпились посетители. Лэр нашел конюшню, чтобы поставить Ронса. Скоро он должен встретиться с друзьями. Его встревожил и заставил задуматься разговор с сестрой. Настроение было подавленным. Громкая, немелодичная музыка, звучащая с разных сторон, действовала на нервы, толпа раздражала.
В таверне «Смеющийся Кот» де Фонтен два раза заказал эль. Наблюдая за игрой в кости, он то и дело поглядывал на часы. За полчаса ожидания он отверг притязания нескольких проституток и в третий раз выпил эль. Все еще не было ни Готье, ни Пьера д'Олни. Лэру это показалось странным, так как все трое накануне виделись у Готье и согласовали свои планы.
Лэр слишком хорошо знал, что солдаты не всегда распоряжаются своим временем. Их, должно быть, задержали во дворце непредвиденные обстоятельства. Но все же опоздание друзей тревожило де Фонтена. Он пил эль, не в силах рассеять беспокойство, которое угнетало его весь вечер.
