Глава пятая
Флер сидела в небольшом кабинете в глубине дома кузины Долли, просматривая только что принесенную газету с траурной рамкой.
Прошло уже почти сорок восемь часов с тех пор, как король Уильям Четвертый испустил последний вздох. Этим утром лорд Мельбург передал первое послание новой королевы в палату лордов, а Джон Рассел – в палату общин.
Флер, приученная отцом интересоваться всем, что происходило в стране, с интересом просмотрела статью, в которой настоящий период описывался как время «абсолютного спокойствия». Молодая королева взошла на трон в счастливый момент истории, и страна может подумать об уменьшении суммы налогов, улучшении уровня жизни, о смягчении существующих суровых законов. Ожидалось, как сообщала газета, что молодая королева откроет парламент в ноябре; без сомнения, окруженная мудрыми советниками, новая повелительница будет внушать чувство преданности своим подданным.
Читая статью, Флер подняла глаза и задумалась о молодой королеве, ее ровеснице. Виктория должна теперь жить в лучах света, сияющего вокруг трона. Никакие ее поступки или слова не могут оставаться в тайне. Муж для нее будет выбран, и она не сможет даже полюбить и выйти замуж так, как хотелось Флер Родни: за человека, которого она сама выберет.
– Как можно быть королевой? – спросила себя Флер и с участием вздохнула, полагая, что молодая девушка, вовлеченная в государственные заботы, чувствует себя одинокой и испуганной.
– Как бы я себя чувствовала на ее месте? – вслух произнесла Флер. – Боже, благослови и сохрани нашу бедную маленькую королеву!
Со временем меланхолию, в которой Флер пребывала с момента отъезда родителей, сменило ощущение счастья. Прошлой ночью джентльмен, знакомый с папой, привез запечатанное письмо из Парижа, в котором родители сообщали своей дорогой дочке, что завтра вернутся в Англию. Отец предлагал Флер со своей служанкой поехать в Пилларс и там ждать экипаж, который привезет его и маму из Дувра. Маленькая семья снова воссоединится в своем доме.
– О Боже мой! – воскликнула Флер и отложила газету, которую надо было сохранить для Арчибальда. Флер очень редко видела своего кузена, да и то только за едой. Он казался ей покорным, глупым и угрюмым человеком, который всегда жаловался на дороговизну и осуждал слуг за ненужную экстравагантность в доме.
Флер надеялась, что в этот вечер будет ее последний семейный обед с де Вир, и мысль о возвращении в родной дом наполняла ее возбуждением. Кузина Долли заметила ее румянец и прекрасное настроение.
– Это не льстит нам, – надулась она. – Надеюсь, что ты не заставишь своего папу думать, что мы не смогли развлечь тебя?
– О, нет, дорогая, мне было здесь очень весело, кузина Долли, – сказала Флер со своим особенным тактом.
Долли уже начинала бояться размеров своих долгов и беспокоилась, что об этом узнает Арчибальд. Она успокаивала своих кредиторов, заверяя их, что должна получить хорошее наследство, которое получит от Чевиота после его помолвки с Флер. Черт бы побрал эту девчонку за ее упрямство и за глупую привязанность к своей семье, подумала Долли.
Этим утром всадник из Кедлингтона привез вместо обычных орхидей огромный ящик красных роз, лежащих на целой куче фиалок. Долли открыла ящик и показала девушке прекрасные цветы, но та, как всегда, отказалась принять их.
– Как можно устоять перед этим?! Правда, моя дорогая, это великая страсть великого мужчины.
Флер едва прикоснулась к фиалкам кончиками пальцев, на ее губах дрожала слабая печальная улыбка.
– Цветы красивы, кузина. Невозможно не любить их, но я не могу принимать знаки внимания от джентльмена, который прислал их, – сказала она.
Арчибальд де Вир поднялся из-за обеденного стола, и вся семья уважительно встала вместе с ним. Проходя через столовую, хозяин дома краешком глаза взглянул на Флер и сказал:
– Значит, вы покидаете нас завтра, моя милочка?
– Да, кузен Арчибальд, – сказала Флер.
Долли фыркнула. Арчибальд никогда не называл своих дочерей «моя милочка». Пропади пропадом эта девчонка! Она нравится всем мужчинам, даже Арчибальду, а ведь он не слишком жалует женщин.
– Будем надеяться, – продолжал мистер де Вир, усаживаясь в свое любимое кресло, – что погода будет благоприятной для возвращения ваших родителей. Говорят, что сейчас на море сильные волны.
Флер подошла к окну и с волнением посмотрела на дождь. Да, был ужасный ливень. Ей было видно, как сильно качаются деревья и как копыта лошади скользят по грязной дороге. Трудно представить, что это июнь. Подумав, как бедную маму швыряет по проливу на одном из этих маленьких пароходиков, она закусила губы. Папа любит море, но маме, наверное, очень не по себе.
Флер поиграла с близнецами и отправилась спать.
Она проснулась рано и, развязывая маленький батистовый чепчик, быстро побежала к окну взглянуть на погоду. Увы, все еще дул сильный ветер, и парк выглядел печально.
«О, бедная мама, дорога домой ей очень не понравится», – подумала Флер и позвонила своей служанке. Теперь надо было собираться и готовиться к поездке в экипаже, который в одиннадцать часов отвезет их в Эссекс. Родители должны приехать в Пилларс до темноты.
Уже сказаны слова прощания кузенам. Близнецы вытерли носы и уронили по слезинке. Долли пожалела, что Флер мало гостила, а когда кучер накрывал колени Флер пледом, прошептала:
– Не будьте слишком жестоки с бедным Дензилом Чевиотом. Он поглощен страстью.
Но единственное, что жадная Долли получила за свои мучения, – это кивок хорошенькой головки мисс Родни и упрямый изгиб розовых губок, обычно таких нежных и улыбающихся.
Долли смотрела вслед экипажу, понимая, что больше не может рассчитывать на Дензила, и с тоской размышляя о том, какой ливень долгов обрушится на ее глупую голову. Гнев мужа уже звучал у нее в ушах.
А Флер наслаждалась каждым мигом своего длинного путешествия из Найтсбридж-Грин в Эссекс. Она весело болтала со своей верной служанкой Молли, которая была у нее с двенадцати лет. Эта была простая и прямая молодая женщина, преданная матери Флер.
– Нет на земле леди прекраснее, чем Элен Родни, вашей дорогой матушки, – время от времени говорила она Флер. – Благослови ее Господь.
Сегодня Молли была более покорна и менее разговорчива, чем обычно. На вопрос Флер, что ее беспокоит, молодая женщина покраснела и тяжело вздохнула.
– Уж не больна ли ты, моя дорогая Молли! – воскликнула Флер.
На это служанка пожаловалась, что больна не телом, а душой, и поведала, что она в первый раз влюбилась в одного из слуг миссис де Вир, которого звали Ноггинс. Флер вспомнила этого человека, который чистил серебро и большей частью работал в буфетной. Обыкновенный молодой мужчина с рыжими волосами, хотя, на взгляд Молли, он обладал всеми достоинствами. Ну-ну, подумала Флер и улыбнулась про себя, бедная Молли совсем не красавица и Ноггинс был первым мужчиной, который обратил на нее внимание.
– Бедная Молли, тебя разлучили с поклонником, и ты, наверное, очень несчастна. Что я могу сделать для тебя?
Молли горячо заверила мисс Родни, что сделать она ничего не может. Ноггинс обещал ей вести себя умеренно и уважительно до того дня, когда они смогут пожениться.
Приехав домой, Флер уже не думала о любви, а Молли была слишком занята, чтобы плакать по Тому Ноггинсу. Нужно было сделать очень многое. Поторопить ленивых слуг, поставить свежие цветы в комнату леди Родни, приготовить праздничный обед для возвращающихся родителей.
Позже Флер надела платье из бледно-голубого шелка, которое особенно нравилось ее отцу, и украсила волосы незабудками. Она сидела в комнате, как прелестная картинка девической красоты, прислушиваясь, не раздадутся ли звуки копыт по гравию. Как же задерживаются ее дорогие! Будет очень жаль, если обед остынет.
Через некоторое время Флер начала волноваться и позвонила Молли. Она хотела поговорить с кем-нибудь, так как была очень встревожена: давно уже стемнело, а сэра Гарри и леди Родни все еще не было.
Флер взволнованно посмотрела на свою служанку.
– О, Молли, наверное, произошло несчастье.
– Нет, нет, мисс, – прошептала служанка, хотя сама испытывала какое-то мрачное предчувствие.
Флер сплела длинные изящные пальцы.
– Что могло задержать их? Если бы мы могли связаться с Дувром и выяснить, когда приплыл пароход… Но, увы, мы не можем этого сделать.
«Если он приплыл», – мрачно подумала служанка, но не осмелилась произнести это вслух. А в комнате для слуг говорили об этом. Вайлер, дворецкий, вспомнил о страшном шторме, который был несколько лет назад, когда мисс Родни была еще совсем ребенком. Тогда утонул один из пароходов.
Около десяти часов наконец послышался шорох колес по гравию. Краски вернулись на лицо Флер, и она бросилась в холл.
– Наконец-то они возвращаются, Молли. О, слава Богу!
Она не стала ждать слуг и сама открыла тяжелую входную дверь.
Порыв ветра закружил оборки ее веселого платья. И холод, почти смертельный, пронизал девушку, когда она увидела человека, выходящего из экипажа и идущего навстречу ей; приветствие родителям замерло на ее губах. Это был ее кузен, Арчибальд де Вир собственной персоной. Человек, с которым она распрощалась только сегодня утром.
Он выглядел напряженным и серьезным в своем толстом сером плаще. Медленно пройдя мимо девушки, он снял шляпу и закрыл за собой дверь в дождливую ночь.
– Флер, мое дорогое дитя, – начал он и остановился, не в силах продолжать дальше.
Душу Флер обуял такой ужас, что в это мгновение она не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Прикованная к месту, она смотрела на кузена Арчибальда. Прежде чем он снова заговорил, она уже осознала, что кузен не мог быть вестником чего-то утешительного. Она дико смотрела на него, желая знать правду, пусть даже ужасную. Тогда де Вир, который несмотря на свою посредственность был добр и от души жалел Флер, откашлялся и хрипло заговорил опять:
– Увы, мое дорогое дитя, то, что я скажу, не принесет вам ничего, кроме горя.
Молли стиснув руки, подошла ближе, ее лицо стало бледным от того, что она услышала. Флер пронзительно закричала:
– Мама!.. Папа!.. Что с ними случилось? Поколебавшись, Арчибальд сказал ей то, что она должна была узнать. Долли послала его сюда, дав двух самых быстрых лошадей, чтобы передать несчастной девушке дошедшую до Лондона новость.
Пароход, утром покинувший Шале, не дошел до Дувра, и никогда не придет. Один из ужаснейших за всю историю летних штормов разбил маленькое судно возле английского побережья. Детали трагедии еще не были известны, но береговая стража сообщила, что пароход утонул и никто не спасся.
Бедный Арчибальд, на долю которого выпала такая ужасная миссия, хмуро смотрел на свою шляпу, вертя ее в руках. Он не смел поднять глаза на девушку, которая тихо рыдала:
– Господь милостив… он милостив… он не позволит, чтобы это было правдой!
Де Вир заговорил опять:
– Надежды, к сожалению, нет. До сих пор дует такой сильный ветер и море такое бурное, что даже самый сильный пловец не смог бы достичь берега.
Флер только наполовину слышала его слова; ее голос истерически повысился:
– Они утонули! Мои мама и папа утонули… я их никогда не увижу!
– Мария, матерь Божия, смилуйся над нами, – прошептала Молли, которая была католичкой. Она несколько раз перекрестилась и опустилась на колени.
Перед глазами Флер возникли холодные безжалостные волны… Мама, такая красивая и нежная, тонет, тонет, задыхаясь, когда жестокая вода накрывает ее прекрасную голову. Папа, такой веселый и красивый, пытается спасти ее, но это не удается. Смерть для обоих, водяная холодная могила – вместе до конца.
Это было слишком много для чувствительной и впечатлительной девушки – дитя великой любви Гарри и Элен. Темнота навалилась на нее, и она без чувств упала на руки Арчибальда де Вира.
