ГЛАВА 10
Лидия Стоунхам проснулась и лежала очень тихо. Она всегда пробуждалась с чувством страха. Лидия ложилась в постель, испытывая ужас, сковывающий все тело, ела со страхом, и вообще вся ее жизнь была пропитана этим чувством с тех пор, как она вышла замуж за Баскома Стоунхама по настоянию своих родителей.
Лидия боялась всего: ела ли она слишком много или не брала в рот ни крошки; говорила ли или молчала; пачкала ли свое платье или на нем не было ни единого пятнышка – а это означало в глазах Баскома, что жена ничего не делала, несмотря на то, что ее руки были красны и покрыты трещинами от грубого щелочного мыла, которым он заставлял ее пользоваться. «Чистота, – нравилось повторять младшему Стоунхаму, – то же благочестие». Но больше всего Лидия боялась своего мужа: из-за того, кем он был, и из-за непристойных грязных штук, которые Баском заставлял ее проделывать от имени Бога, чтобы она смогла искупить свою вину. «Каким образом, – снова и снова удивлялась женщина, – эти отвратительные деяния могут очистить меня? Эти вещи так же безобразны, как его уродливое, отталкивающее лицо и тощее тело…» Лидия признавалась себе, что ненавидит Баскома с такой страстью, какой никогда не знала в любви.
Думая о глубоком отвращении к мужу, Лидия всегда начинала дрожать, а в голубых глазах появлялись слезы. Это были слезы жалости к себе и другим несчастным созданиям, которые вынуждены терпеть подобный жизненный фарс.
Вот и сейчас Лидия крепко сомкнула веки, чтобы остановить слезы; в это мгновение Баском прикоснулся к ней своей костлявой ногой. Он почувствовал дрожь жены и, будучи человеком душевнобольным, воспринял это как сексуальное желание. Если бы Лидия сто лет подряд твердила, что постоянно трясется от страха, а не от желания, Баском ни за что бы не поверил. Он был убежден, что Лидия испытывает к нему вожделение даже во сне. А так как он является прекрасным мужем, сначала он позволит ей уступить потребностям тела, а потом заставит жену выпрашивать у Бога прощения.
Но если Бог существует, почему же Он не вмешается? Зачем Он позволяет ей покоряться сумасшествию Баскома? Лидия не находила ответов на эти вопросы.
Ей нужно заставить себя прекратить дрожать, встать с постели и одеться. Если она будет полностью одета, Баском не сможет увидеть или почувствовать ее дрожь. Но… слишком поздно. Его руки, похожие на клешни, уже копошились под ночной сорочкой жены. Ей хотелось кричать, когда одна худая рука вцепилась в ее полную грудь, а другая стала поглаживать плоский живот. Лидия подавила приступ тошноты и замерла, теша себя надеждой, что муж снова заснет. Такого раньше никогда не случалось, но Лидия всегда надеялась на это, иногда даже молилась.
Баском медленно приблизил лицо к затылку Лидии и принялся вылизывать изгиб нежной шеи. Он зарылся лицом в ярко-рыжые волосы жены, чтобы защититься от солнечного света, заливающего комнату. Язык Баскома работал неторопливо, а руки лихорадочно шарили по мягкой податливой плоти. Затем он рывком перевернул жену на живот, не выпуская из руки ее грудь. Глаза Лидии были закрыты. «Это хорошо, – сказал он себе. – Она молит о прощении, как я учил, одновременно позволяя мне, ее любимому мужу, поступать по-своему и даровать ей удовольствие». Каждый мускул тела Лидии дрожал, а за закрытыми веками – Баском знал – пылали глаза от страсти к нему и сексуального удовольствия, которое он доставлял ей.
Он играл с женой, ласкал грудь, пока соски не напряглись. Затем рука Баскома неспешно спустилась вниз и принялась исследовать нежное теплое местечко между бедрами Лидии, пока ее плотно сжатые губы не приоткрылись и она не застонала… от желания… к нему. Всегда к нему! Баском приник ртом к ямочке на шее жены, и снова его язык проделал привычный путь по ложбинке между грудей к упругим соскам, которые он лизал и жадно сосал, а в ушах звенели ее стоны… Баском стянул с Лидии ночную сорочку, а потом снял и свою, прижимаясь к жене сзади своим немощным телом.
– Пора, Лидия. Говори сейчас.
– Прости меня, Господи, за страсть к телу моего мужа. Откажи мне в том, что ищет моя плоть для утоления страсти. Прости меня, Господи, за слабость мою, – громко, нараспев заговорила Лидия, чтобы быть уверенной: Баском слышит ее и не заставит повторять.
– Я слышу тебя, дитя мое, и откажу тебе в том, чего просишь. Я твой господин и спаситель! – заорал Баском. В утренней тишине комнаты голос его прозвучал дико.
«Да, это правда… моя плоть слаба, – всхлипывала про себя Лидия. – Как он может проделывать со мной такое изо дня в день?»
Баском скосил глаза, чтобы увидеть лицо жены. Какой же непристойной она выглядит! Как могла женщина так низко пасть? Он заставит ее покаяться! Он прикажет ей стать на колени и молиться, пока она не охрипнет от мольбы и не изотрет колени до крови. Мерзкая шлюха! Глаза его остекленели, тело содрогалось в экстазе, а из жалкой груди вырывались отвратительные вопли.
Баском ощущал себя великомученником из-за того, что жена «заставляла» его делать.
Лидия села на постели, не поднимая глаз от стыда. Не моргнув, она стерпела удар по лицу. Теперь ей предстоит замаливать то, что она совершила и что «вынудила» сделать мужа. Он считал это обязательным ритуалом для спасения ее грешной души.
Баском взял с ночного столика Библию и раскрыл ее.
– Сейчас мы должны помолиться, чтобы Господь простил твое распутство. Мы оба будем просить Бога оберегать нас от подобных деяний. Он знает, что ты за шлюха, и придет ко мне в видениях, чтобы сказать, как поступить с тобой. Молись, Лидия! – приказал он.
– Боже Праведный, я проститутка, как говорит Твой ученик. Меня переполняет похоть, от которой необходимо избавить мое тело, чтобы я могла служить Тебе. Прости мою слабость и укрепи моего мужа умом и силой, чтобы он мог вынести мои недостатки. Избавь меня, Господи, от гнева Твоего, сжалься и будь милосердным, – голос Лидии звучал монотонно. Она повторяла эти слова опять и опять, пока Баском полностью не оделся.
– Теперь можешь одеваться. Сегодня вечером на корабле мы снова помолимся за твою душу. Скажи, что ты хочешь, чтобы я помолился за твою душу, Лидия.
– Да, Баском, я хочу, чтобы ты помолился за мою душу, – без всякого выражения произнесла Лидия.
– Мои родители и сестра Сара ждут внизу. Когда спустишься в столовую, не забудь опустить глаза, иначе все узнают, чем ты только что занималась. Они увидят, какая ты непристойная шлюха, и вынуждены будут жалеть меня. Жалеть меня! – яростно воскликнул он, глаза его вспыхнули безумным огнем. – Если такое случится, Бог накажет нас обоих. А надо наказывать только тебя, Лидия. Это ты должна постоянно бороться с пороками своего тела и искоренять их. Возможно, когда-нибудь, если будешь достаточно долго и усердно молиться, Бог спасет тебя от себя самой и освободит меня от креста, который я несу.
– Да, Баском, я сделаю, как ты скажешь, – согласилась Лидия, надевая через голову нижнюю юбку и затягивая завязки под грудью.
«Я знаю: должен быть другой Бог, а не тот, которому ты молишься», – подумала Лидия. Перед тем, другим Богом она встала на колени и начала слезно молить его, но не о прощении, а об избавлении от этого сумасшедшего фанатика, который был ее мужем.
* * *
Лотти открыла входную дверь, повернула голову и прислушалась. Шаги трех человек… Ребята возвращаются.
Она тихо закрыла дверь и села в кресло-качалку. Мохнатый рыжий кот устроился у нее на коленях и громко заурчал. Лотти ласково погладила кота грязными руками с обгрызенными ногтями, не отводя невидящих глаз со спящей девушки. Что с ней будет? Лотти сердцем чувствовала, что настанет тот день, когда Рэн выйдет замуж за достойного джентльмена, который будет преданно любить ее до конца жизни.
В дверь постучали – три раза и еще один. Лотти вскочила с кресла, а рыжий кот, сброшенный на пол, недовольно зашипел от столь бесцеремонного обращения.
– Никаких лишних слов, только самое главное, – приказала Лотти парням.
– «Морская Сирена» отчалит в полночь. Корабль не везет никакого груза, только пассажиров в американские колонии. Пуритан. За большие деньги нам удалось купить это платье, – Барт передал Лотти сверток. – Девушка должна проскользнуть на борт незаметно. Если они станут считать по головам, нам придется отвлечь какую-нибудь женщину. Лукас согласился исполнить это маленькое поручение. Так или иначе, но девушка будет на борту, когда корабль отчалит. Сид заложил рубин и получил около двухсот фунтов, приставив нож к горлу ростовщика. Мы правильно поступили, Лотти?
– Очень даже верно, Барт. Я и сама бы лучше не сделала, – подтвердила Лотти, пожимая его руку в знак того, что гордится своими ребятами.
Как заботились о ней эти воры с тех пор, как старуха потеряла зрение! Старина Сид даже мыл ее дважды в год, не обращая внимания на ее дряблое тело. Он намыливал ее, как ребенка, и вытирал, как собственную мать. Эти приятные детали делали терпимой жизнь старой женщины.
– Я накрыла вам завтрак в соседней комнате, – довольно проговорила Лотти. – Ешьте хорошенько, верные друзья. Сейчас я разбужу девочку и подготовлю ее к путешествию.
Лотти погладила спящую девушку по спутанным волосам и провела шершавой рукой по гладкой щечке. Старуха никак не прореагировала, почувствовав на щеке Рэн влагу. Детка плакала во сне – что ж, это бывает.
– Давай, Рэн, пора вставать и готовиться к новому дню. Просыпайся.
Она тихонько потрясла Рэн за плечо и, когда та села, протянула ей сверток. В нескольких словах Лотти объяснила Рэн, что следует делать и куда она отправится, потом ласково потрепала девушку по щеке. Рэн скрылась в отгороженной занавесками части комнаты, чтобы переодеться. Облачившись в черное пуританское платье и заколов волосы под чопорной белой шляпкой, она вернулась и села за стол рядом с Лотти. Рэн быстро проглотила свой завтрак и облизала пальцы, чтобы показать, как ей понравилась еда.
– Слушай меня, детка, – сказала Лотти, извлекая на свет потертый кошелек, – здесь сто фунтов, вот в этом мешочке – драгоценные камни. Спрячь их как следует. Только богу известно, что тебя ожидает в Америке, а эти вещи помогут тебе не умереть с голоду и как-то устроиться. Я бы дала тебе больше, если бы имела, но мне надо присматривать за своими парнями.
Рэн вытаращила глаза.
– Это слишком много, Лотти! Я не могу все взять. Хватит и половины. Я сильная и смогу найти там работу, а деньги нужны тебе самой.
– Не говори ерунды, детка. Мы всегда сможем добыть себе еще. А ты не знаешь, что таит чужая земля; возможно, там не самое подходящее место для женщины, которая ищет работу. Ты должна принять мой подарок и использовать его разумно.
– Мне так не хочется уезжать, Лотти, но оставаться здесь нельзя. Я не хочу подвергать всех вас опасности… Но я никогда не смогу отблагодарить тебя за доброту…
– А мне ничего и не нужно; достаточно знать, что ты благополучно села на корабль. Однако ты можешь сделать мне маленькое одолжение – если, конечно, представится возможность.
– Все, что захочешь! Просто скажи, что я должна сделать, – Рэн приготовилась слушать.
– Сид сказал, что на корабле голландца поплывет человек по имени Обри Фаррингтон. В наших местах он известен как хитрейший картежный шулер. За день или два до прибытия в порт назначения разыщи его и сыграй с ним в карты. Используй все трюки, каким я тебя учила. Вытяни из этого «почтенного» джентльмена все до последнего пенни. А когда обчистишь его до нитки, скажи, что выиграла у него Лотти. Он поймет. Сделаешь это для меня?
Рэн кивнула, и лицо ее осветила озорная улыбка.
– Говоришь, каждый трюк, Лотти?
– Каждый, – настойчиво повторила Лотти. – Сид подслушал его разговор с молодым ван дер Рисом. Вот откуда я узнала, что он тоже будет на этом корабле. Ты за меня сведешь с ним старые счеты. Один-единственный раз в жизни меня ободрали как липку, я до сих пор не могу смириться с этим и хочу сравнять счет.
– Не волнуйся, Лотти, я все сделаю. А когда прибуду в Америку, сразу пошлю тебе письмо с выигрышем или передам его с первым кораблем, направляющимся в Англию.
– Не стоит, детка. Оставь все себе. Я просто хочу, чтобы он знал: я ничего не забыла и выигранные у него деньги мне не нужны. Но я желаю увидеть его побежденным. Играя с ним, используй эту колоду, – Лотти порылась в одном из карманов своего потрепанного платья. – Что бы ты ни делала, не теряй их! Помнишь пометки на картах, а? Работа Сида! Недаром он был лучшим фальшивомонетчиком во всей Англии, его твердой руке не было равных! Взгляни на перья на хвостах павлинов – и отчетливо увидишь пометки.
– Я помню их, Лотти. Даю слово, что выполню твою просьбу.
В комнату вошли трое мужчин и улыбнулись Рэн.
– Мы с Лукасом будем на пристани, а Сид вернется за Рэн, когда подойдет время, – спокойно сообщил Барт.
Лотти кивнула, и воры исчезли за дверью; рыжий кот последовал за ними.
* * *
Обри Фаррингтон остановился у иллюминатора в каюте Калеба, чтобы украдкой проследить, как Малькольм Уэзерли проникнет на судно. Поскольку ван дер Рис был человеком наблюдательным, Обри решил отвлечь его внимание содержательной беседой.
– Ладно, Кэл, я вижу, что шуточки закончились, и мне ничего не остается делать, как выложить тебе все начистоту, – затараторил Фаррингтон. – Все очень просто. Когда ты уехал, а картежная лихорадка прошла, я оказался совсем без денег, поэтому вынужден был согласиться… свести одного моего приятеля с… одной знакомой леди. А потом он…
– Стащил королевское ожерелье, – закончил за него Калеб. – Я заподозрил, что ты замешан в этом деле, как только услышал новость. Единственное, что меня удивляет, так это то, что тебя до сих пор не поймали, – лицо Калеба стало напряженным и мрачным, но в глазах прыгали озорные искорки. – И сколько на черном рынке, Обри?
– Крупный куш, – самодовольно ухмыльнулся Фаррингтон. – Я все организовал для перевозки ожерелья на Мартинику. Я плыву с тобой, Калеб, чтобы защитить свой капитал.
– Очень мило с твоей стороны, – холодно заметил Калеб. – Я почему-то ожидал этого. А сейчас скажи, где находятся драгоценности. На тот случай, если с тобой что-нибудь случится. Сам понимаешь, море преподносит массу сюрпризов. Будет жаль, если такая дорогая вещь затеряется…
– Ты меня разочаровываешь, Кэл! Я никогда не раскрываю карт до конца.
– Хорошо, старый мошенник. Пока оставь при себе свою маленькую тайну, но помни: в тот день, когда я захочу получить ответ, ты выложишь мне все как на духу.
– Похоже, это честная сделка, – вкрадчивым голосом проговорил Фаррингтон, теребя в руках свою новую элегантную шляпу. – Ты очень добр, Кэл.
Обри повернулся, чтобы уйти, в его животе заурчало от облегчения: к этому моменту Уэзерли уже благополучно прибыл на корабль в рундуке.
– И последний вопрос, Обри. Доли равные. Согласен?
– Как скажешь, Кэл. Равные доли – значит равные.
– Тогда ты не будешь возражать и подпишешь этот маленький документ в надлежащем месте? продолжил Калеб, протягивая Фаррингтону бумагу и перо. – На плаху идут не только пираты-головорезы… Это мой корабль, а я капитан. Мы понимаем друг друга, Обри… старый друг?
– Отлично! – Фаррингтон улыбнулся, поставил на документе свою подпись и вышел из каюты.
«Жаль, что в молодости я не научился плавать, – Обри терпеть не мог холодную черную воду, – ну, до этого дело не дойдет!» – думал он, направляясь в каюту, которая должна была стать его домом на время плавания. Обри необходимо было выпить рюмочку-другую, а может быть, и третью, чтобы прийти в себя. Делить сокровище пополам было глупо, на три части – совсем для слабоумных. Победителю достается все – вот как должно быть, но… это невозможно. Правда, выход есть: надо придумать, как устранить Уэзерли, и его долю – третью часть, разумеется, – отдать Кэлу как половину, вот тогда умница Обри Фаррингтон останется в выигрыше!
В ту минуту, когда Фаррингтон покинул каюту, лицо Калеба расплылось в широкой улыбке. Кого старик задумал одурачить? Калеб мог завладеть драгоценностями немедленно, если бы захотел. Разгадать секрет Обри было несложно. Где еще, как не на себе, он стал бы хранить сокровище? А эта щегольская шляпа с пером? Лучший тайник тот, что у всех на виду!
* * *
Рэн сидела тихо, пока Лотти дремала в кресле-качалке. Девушка удивлялась самой себе: она не испытывала никакого душевного волнения, несмотря на исключительные обстоятельства. Она отправлялась в путешествие под вымышленным именем, в одежде, украденной бог знает где, на корабле своего сводного брата, который не должен знать, что Рэн находится на борту. У нее с собой колода крапленых карт, благодаря которым можно мошенничать, сто фунтов и мешочек с драгоценными камнями, спрятанный на груди. Она обманулась в Малькольме, была изнасилована и чуть не погибла; Сирена и Риган – самые дорогие сердцу люди – потеряны навсегда. Она собирается на новую землю, наводненную дикими индейцами. «Почему же все это случилось?» – спрашивала себя Рэн. «Потому что я была дурой», – отвечала она, глотая слезы. Девушка ощущала некоторую уверенность от сознания того, что она всегда может положиться на Калеба. Без сомнения, он не откажет ей в помощи, если таковая потребуется. Рэн вытерла глаза тыльной стороной руки и осмотрела грязную комнату.
Так она жила в детстве. На самом деле девочка жила и похуже до того, как Лотти нашла ее и забрала к себе. Но те дни, когда она спала в кучах мусора, чтобы не замерзнуть, давно прошли, и теперь Рэн стоит на пороге новой жизни на новом месте. Ей придется рассчитывать только на собственные силы. Она хорошо усвоила урок, преподнесенный жизнью, и больше не доверится никому. Пусть этим занимаются дураки. Она доверяла Саре и Малькольму – и посмотрите, что с ней стало! Сирена с Риганом верили в нее – чем она отплатила? А этот негодяй Калеб, который пытался соблазнить ее в саду? Зря она не покалечила его так, чтобы он никогда больше не смог злоупотребить доверием женщины. Рэн мысленно поместила Калеба в ту же категорию, что и Малькольма, а потом и вовсе перестала думать о нем.
Стул, на котором сидела Рэн, громко затрещал, когда она попробовала устроиться поудобнее до прихода Сида. Девушке очень хотелось подождать его на улице, но Лотти не разрешила. Сегодня было полнолуние, хотя сквозь грязное окно не проникал ни один лучик лунного света. Вдруг Рэн заметила целую колонну муравьев, марширующих по столу и облепивших ломоть хлеба на разбитой тарелке. Хлеб словно ожил, и за считанные секунды от него остались только крошки. «Им тоже нужно есть, – подумала Рэн, – они должны жить, как и я». Ножки стула снова затрещали, когда девушка повернулась и посмотрела на дремлющую Лотти. Как может ее давняя подруга жить в таких условиях?
– Потому что никогда не знала ничего другого, – вслух пробормотала Рэн.
Барт и остальные тоже не знали другой жизни. Они существовали по принципу: делать все возможное, чтобы выжить, а если подвернется случай и повезет – снимать сливки.
– Проклятие! – процедила сквозь зубы Рэн.
Она пожила среди мусора и успела вкусить сладкой жизни. Ей совсем не хотелось жить так, как в детстве. И с этого момента девушка твердо решила снимать только сливки.
Тихо открылась дверь, и в щель первым прошмыгнул рыжий кот. Он забрался на колени к Лотти и удобно устроился на ее грязных юбках. Сид слегка кивнул. Первой встала Рэн, а за ней Лотти. Ни одна из женщин не проронила ни слова. Рэн, не оглядываясь, последовала за мужчиной на улицу. Она знала, что Лотти беззвучно плачет, покачивая на руках кота. Но у Рэн ван дер Рис уже не осталось слез, чтобы плакать.
– Хочу подарить тебе на счастье мой талисман, – сказал Сид, протягивая девушке кусок свиного уха, когда они торопливо шли по темной улочке.
Рэн с улыбкой приняла подарок.
– Я буду беречь его и молиться, чтобы он приносил мне удачу, как и тебе.
Больше Сиду нечего было подарить Рэн, и оба знали, что талисман не принес ему никакой удачи, иначе бы Сид не жил в лабиринте, как Лотти, и не заботился бы о ней.
– Иди нормальным шагом, малышка, а когда увидишь стайки этих черно-белых «птиц», смешайся с ними и поднимайся по трапу, будто ты одна из них. Не смотри по сторонам, а опусти глаза в землю, как делают их женщины, – он слегка пожал ее руку и прошептал: – Удачи тебе, девочка!
Рэн кивнула и быстро пошла вперед. Она сразу же увидела собравшихся у корабля пуритан и, не поднимая головы, пробралась в середину группы. Рэн хорошо был известен каждый укромный уголок, каждая щель на «Морской Сирене» еще с тех пор, как Калеб приплывал на Яву. На борту корабля она могла перехитрить любого, кто попытался бы встать на ее пути. Сирена показала ей множество мест, где можно спрятаться, и как быстро перебегать из одного укрытия в другое, когда устраивают охоту на безбилетного пассажира.
Сначала Рэн увидела сапоги Калеба и поняла, что ей предстоит пройти мимо него. Пониже наклонив голову, Рэн прошмыгнула рядом с ним, и, судя по всему, Кэл не узнал ее; да и вряд ли он вообще вглядывался в лица своих странных пассажиров. Они были для него сродни скотине, животным. Человеческие существа не пересекают океан в трюме корабля. Люди живут в домах, едят полноценную пищу и спят на удобных кроватях. Многие ли из этих безумцев выживут за время плавания? Те, что постарше, с бледной кожей и хрупкими костями, едва ли дотянут до земли. В сыром трюме, где мало свежего воздуха, они начнут кашлять, и море проглотит их мертвые тела прежде, чем закончится путешествие. Об этом Рэн рассказывал Риган, а ему она верила. Рэн подумала: рассказал ли Калеб этим людям то же самое перед тем, как согласился на этот рейс? Вряд ли. Почему его должно это волновать? Мужчины все одинаковы. Если они не могут взять то, что хотят, с помощью обаяния, то берут силой. Но Рэн теперь им не уступит ни под воздействием очарования, ни силы. Если ее станут обольщать, она ответит тем же, а против силы употребит силу.
Кто-то грубо пнул девушку багром в бок.
– Давай быстрее! Ты задерживаешь очередь, – приказал резкий голос.
С губ Рэн уже был готов сорваться гневный ответ, но она промолчала. Сейчас не время. Она подняла глаза, чтобы посмотреть, кто толкнул ее. Удовлетворенная тем, что запомнила лицо мужчины, Рэн ускорила шаг и спустилась по лестнице в темный трюм.
«Морская Сирена» была готова к отплытию, и Калеб приказал поднять якорь. Он бросил критический взгляд на луну, оценил сильный ветер, раскачивающий судно. Погода была отличной для плавания, даже лучше, чем он ожидал. Корабль покинул причал и вошел в воды Темзы, но Калеб не ощутил привычного для такого момента волнения. Шесть недель в обществе этого сброда – религиозных фанатиков! В глазах капитана все они выглядели мрачными пингвинами, в головах которых – только обращение на путь истинный, проповеди и молитвы.
Особенно выделялся Баском Стоунхам – с горящими глазами, самодовольными нудными проповедями и бредовыми идеями.
– Избавь меня, Господи, от его ежедневных посланий от твоего имени, – пробормотал себе под нос Калеб.
«А занимаются ли пуритане чем-нибудь еще, кроме молитв?» – подумал он. Перед глазами промелькнул образ Сары, одетой во все черное. Калеб повернул штурвал. Сара не казалась такой уж покорной, а все поучения брата явно пролетали мимо ее ушей. Калеб представил Сару без одежды и решил, что она довольно привлекательная женщина. Плавание будет долгим, и нужно как-то скоротать время… Пусть Фаррингтон страдает от проповедей Стоунхама-младшего. Таким образом, Баском будет и занят, и одновременно принесет какую-то пользу старому распутнику. В конце концов, Обри это не помешает: настало время постараться спасти бессмертную душу этого скряги.
Корабль шел, подгоняемый сильным ветром, а Калеб, как всегда в момент отплытия «Сирены», позволил себе помечтать. Он надеялся, что, когда Сирена с Риганом найдут Рэн, они благополучно вернутся на Яву к своим обожаемым сыновьям. А Рэн, где она сейчас? Калеб поджал губы, будто снова почувствовал боль в нижней части живота. Где бы она ни была, Калеб знал, что девушка в беде. Неприятности преследовали ее повсюду. Суровое лицо капитана немного смягчилось при воспоминании, какой теплой и приятной была Рэн в его объятиях, как пылко ответила на его поцелуй, обещающий кое-что большее. Милая целомудренная Рэн… «Злючка» подходит ей больше. Он опять нахмурился, вспомнив, как корчился от боли на лужайке, а пах горел огнем. Калеб внезапно рассмеялся. Перед ним всплыло лицо Сары, когда она спрашивала, не случаются ли с ним припадки. Он покажет ей, какие с ним бывают «припадки», еще до окончания плавания! Но куда же исчезла Рэн? Неужели убежала с этим фатом Уэзерли? Она не настолько глупа, чтобы выйти за него замуж. Если только всем назло. Она многому научилась у Сирены. У Рэн сильная воля, неуправляемый темперамент и острый язычок. Да, Сирена преподала ей хорошие уроки. Калеб чувствовал, что дорожки их снова пересекутся, но, когда это произойдет, Рэн уже не будет несмышленой школьницей.
Обри Фаррингтон, великолепный в своей, как он говорил, «морской» одежде, нетвердым шагом вошел в рулевую рубку; лицо его было бледным, а руки дрожали. Калеб мельком взглянул на партнера и сразу указал на перила. Пока он слушал, как рвало Фаррингтона, его самого чуть не стошнило на палубу.
– Не ешь сегодня, Обри, – усмехнувшись, посоветовал Калеб. – Поделом тебе! Бог наказывает тебя за недоверие ко мне. Ты можешь страдать этой мерзкой болезнью до конца путешествия. Поищи Баскома Стоунхама и попроси его помолиться, чтобы тебе стало легче.
– Негодяй, – прошипел Фаррингтон, в очередной раз перегибаясь через перила. – Пропали мой завтрак, обед и ужин! У меня уже ничего не осталось в желудке.
– Это твое наказание, – продолжал издеваться Калеб. – Если ты станешь беспомощным и не сможешь двигаться, что прикажешь делать с твоим телом? Скажи-ка мне лучше сейчас, куда ты запрятал свою добычу.
– Я не собираюсь умирать, можешь не беспокоиться, безжалостный нахал. Тебе доставляют удовольствие мои страдания, да? – слабым голосом пролепетал Обри, испытывая новый приступ тошноты.
– Спускайся к себе и ложись. Скоро у тебя закружится голова, тогда ты можешь упасть и разбиться. Я не намерен вправлять чьи-то кости во время плавания, а твои такие старые, что вряд ли уже срастутся. Труха. Так что у тебя никакой надежды, Обри.
Картежник был слишком слаб, чтобы отвечать на оскорбления, поэтому с радостью ухватился за руку моряка по имени Питер, который помог ему добраться до каюты. Обри едва успел доползти до своей жесткой койки, как вновь ощутил тошноту.
Пуритане устроились в трюме, темноту которого рассеивал желтый свет трех чадящих ламп. Рэн огляделась по сторонам, пытаясь отыскать Сару. Светловолосая девушка, с несчастным выражением лица, сидела рядом со своей матерью. Похоже, миссис Стоунхам молилась. Рэн осторожно пробралась в темный угол и села, подтянув колени к подбородку. Она склонила голову и моментально уснула.
Рэн показалось, что прошло всего лишь несколько минут, когда ее разбудили грубым пинком.
– Просыпайся, сестра, сейчас будем молиться.
Рэн непонимающе заморгала. Ей показалось, что она видит перед собой дьявола. Девушка проглотила подступивший к горлу ком, опустилась на колени и вместе с остальными склонила голову. Через час она уже едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться над творящим молитву человеком, глаза которого пылали адским огнем. Рэн решила, что с нее довольно, да и колени разболелись, подняла голову и пристально взглянула на проповедника.
Баском Стоунхам заметил это и проговорил:
– Опусти глаза, сестра, пока я помолюсь за твою душу. Никогда не смотри на меня, когда я читаю молитву, потому что я посланник Божий. Ты же лишь несчастная грешница и не имеешь права глядеть на меня, когда я произношу Слово Божие. Грешница! – заорал он. – Все вы грешники, а я послан спасти ваши души! И я спасу их! А сейчас молись вместе со мной и проси о прощении. Сестра, я не буду больше повторять, чтобы ты опустила глаза. Если ты ослушаешься, то в конце дня будешь наказана.
Рэн хихикнула. Как может он наказать ее? Такой тощий, костлявый, уродливый человек! Как мог Бог выбрать подобное страшилище? Очевидно, мать Баскома тоже подумала об этом, потому что подняла голову и посмотрела на Рэн. Если она и узнала девушку, то ничем не выдала себя, просто снова потупилась. На лице женщины было выражение ярости и отвращения.
– А сейчас, – продолжал Баском, – повторяйте за мной: все мы грешники и должны просить о прощении и наказании, чтобы души наши очистились и смогли мы жить среди порядочных людей и заниматься угодными Богу делами.
Рэн была вне себя. На это раз она подняла голову и громко заговорила:
– А что, если согрешили не мы, а грешно обошлись с нами?
– Кто отважился заговорить, когда я произношу Слово Божие?
На вопрос никто не ответил. Рэн спрятала взгляд, на губах ее заиграла улыбка. «Лицемер, – подумала она, – как ты собираешься наказать меня?» Проклятие! У нее заболели колени. Если так будет продолжаться всю поездку, лучше убраться отсюда, да поживее. Нужно попросить первого же матроса, который попадется на глаза, чтобы прислал Калеба. Лучше уж общаться с Кэлом, чем с этим дьяволом, что стоит сейчас перед ней.
– Пусть каждый грешник, находящийся здесь, встанет и поведает Богу, что он сделал, и я отпущу вам грехи и помолюсь за ваши души! – брызгая слюной, завопил Баском.
Рэн посмотрела вверх. Все, кроме нее, встали. Девушка не считала себя грешницей и не думала подниматься. А если этот сумасшедший вбил себе в голову наказать ее, она сделает с ним то же самое, что с Калебом, хотя по всему видно, что он не наделен такими же мужскими атрибутами, как Кэл. Рэн усмехнулась этой мысли и тотчас почувствовала, как ее руку больно стиснули.
– Ты осмелилась смеяться, когда я молюсь об очищении? Ты посмела насмехаться над тем, что я делаю для этих грешных душ? Как раз сегодня в полдень Господь одарил меня видением и приказал быть осторожным с теми, кто отказывается раскаиваться, и обратить на них внимание. Ты грешница, сестра, – громогласно заявил Баском. – По твоему упрямому подбородку и дерзкому взгляду я могу заключить, что Господь говорил о тебе. Пока еще не слишком поздно, ты должна раскаяться. Все вместе, – он обвел рукой собравшихся, – мы спасем тебя.
– Я ничего не сделала, и меня не надо спасать. Я здесь по ошибке. Капитан ван дер Рис – мой брат. Я Рэн ван дер Рис. Меня исключили из школы вместе с твоей сестрой Сарой.
Все находящиеся в трюме бросили взгляд на девушку и сразу же вернули головы в прежнее положение, потупив глаза. Рэн сорвала с себя белую шляпку, распустила волосы, закинула за плечи темные пряди и оттолкнула руку Баскома.
– Я решила, что мне здесь не нравится, поэтому ухожу. Прямо сейчас, – твердо произнесла она.
– Каждый грешник говорит, что ничего не совершил. Да, я узнал тебя, поэтому собираюсь посвятить себя целиком спасению твоей души. Все остальные уже на пути к спасению благодаря моим усилиям и ежедневным наказаниям. Мы больше не желаем слышать, что ты уйдешь наверх. Ты отправишься на палубу только тогда, когда я позволю. А сейчас ты понесешь наказание и попросишь Господа о прощении за то, что в таком тоне разговаривала со мной. Но сначала, – изрек он, выводя ее вперед, – ты откроешь своим братьям и сестрам, в чем заключается твой грех. А потом мы помолимся за тебя.
– Проклятие, – процедила Рэн, – ну хорошо; если ты должен знать, то я играю в карты, – и, подумав, добавила: – По воскресеньям.
– Варвар, а не женщина! – воскликнул Баском, ужаснувшись ее словам. – Если перед всей моей паствой ты пообещаешь исправиться, я не стану наказывать тебя в конце дня.
– А почему я обязана это делать? Я ведь всегда выигрываю! И не собираюсь менять свои привычки. Какое наслаждение получаешь от игры и стакана хорошего вина! Я не считаю, что совершаю грех, и не желаю раскаиваться. Позови моего брата и выпусти меня отсюда, – потребовала Рэн.
– Всему свое время, всему свое время, – Баском потер руки. – Сейчас ты встанешь на колени и помолишься. Я пойду наверх и поговорю с твоим братом. Я расскажу ему о твоем грешном образе жизни и о том, что хочу очистить твою душу и наставить на путь истинный.
В тот момент, когда за Баскомом закрылась крышка люка, Сара вместе с матерью оказались рядом с Рэн.
– Я видела и слышала тебя, но глазам не поверила, – холодно проговорила Сара. – Как ты могла выставить меня на посмешище, сказав, что меня исключили из школы? Что ты здесь делаешь и почему так одета? Я думала, что ты уже вышла замуж за Малькольма и вы оба купаетесь в достатке и роскоши.
Сара явно нервничала, ожидая ответа Рэн. Ей не терпелось узнать, что случилось.
– Малькольм… был… на самом деле Малькольм умер, – Рэн опустила глаза, как было заведено у пуритан. – Он заразился какой-то разновидностью… сифилиса и поэтому… он просто умер. На моих руках, – поспешно добавила она. – Я решила немного развеяться, а тут как раз… подвернулась возможность попутешествовать на корабле Калеба, и я воспользовалась ею. А что касается одежды, то я всегда испытывала тайное желание так одеваться. Что еще ты хочешь узнать, Сара Стоунхам?
Ни за что на свете, за все золото мира не сказала бы Рэн, что произошло на самом деле. Никому не откроет она свою душу. Сирена всегда учила девушку скрывать обиды, соблюдая внешнее спокойствие. То, насколько глубоко тебя ранили и оскорбили, касается только тебя и никого другого, но не стоит заострять внимание на своих переживаниях, иначе они сожгут тебя изнутри.
– Это самая наглая ложь, какую я когда-либо слышала! – возмутилась Сара. – Всего лишь несколько дней назад Малькольм был жив и здоров. Ты подлая лгунья!
«Боже, умоляю тебя, пусть все это будет неправдой!» – взмолилась она про себя.
– И ты еще называешь меня лгуньей! Я любила Малькольма всем сердцем, ты же знаешь. Разве я сидела бы в этом отвратительном трюме и слушала бы напыщенного болвана, твоего брата, если бы мой дорогой Малькольм был жив? Неужели ты так думаешь? – настойчиво потребовала Рэн.
– Малькольм не мог так просто умереть! Я его знаю! Он боролся бы с болезнью, нашел бы лучшего доктора. Зачем ты со мной так? Я думала, что мы подруги…
– Он лечился и боролся с недугом, а я остаюсь твоей подругой, поэтому и рассказываю, что произошло, – Рэн выдавила слезу. – Я потеряла его навсегда…
Сара не собиралась сдаваться.
– Я ничего не слышала об эпидемии. Сифилис передается от одного человека к другому. Баском что-нибудь сказал бы об этом. И твой брат не позволил бы нам плыть на своем корабле, если бы существовала вероятность, что один из нас может быть заражен. В конце концов, Малькольм контактировал со всеми нами, когда приходил в дом Синклеров.
– Знаю. Ты лучше не сиди так близко ко мне, Сара. Я держала Малькольма на руках, прежде чем он… прежде чем он… – еще одна слеза скатилась по щеке Рэн.
Сара встала, лицо ее приняло пепельный оттенок.
– Не может быть… просто не может быть. Такой жизнерадостный человек, как Малькольм, не может… умереть.
Рэн на секунду почувствовала угрызения совести, но это длилось недолго, стоило ей только вспомнить, как Сара рассказывала о своей любовной связи с Малькольмом. Хотя в то время Рэн ей не поверила, теперь она знала, что Сара не лгала.
– Ты переживаешь, Сара. Попроси своего чокнутого брата помолиться за тебя – он так и сделает. Он любит молиться за всех грешников. А ты, Сара, грешница, – целомудренно произнесла Рэн.
«О Боже, это не может быть правдой, не может быть… – повторяла про себя Сара. – Но Рэн не стала бы мне лгать. Невероятно, но она говорит правду… Ради чего она тогда оказалась на этом унылом корабле, направляющемся в Америку? И что же мне теперь делать? А если мои подозрения верны, и я беременна? Нужно все рассказать Баскому. Но он изгонит меня из общества и заклеймит позором как порочную женщину…»
Рэн проследила, как Сара и ее мать вернулись на свои места и легли на обшитый досками пол. Сара закрыла глаза, будто молилась. А Рэн прислонилась к стене и стала ждать, когда за ней придет Калеб и заберет наверх.
Пока Рэн ждала, Баском разыскал Калеба в рулевой рубке и поведал о состоянии его сестры. Калеб был ошеломлен.
– Дай мне убедиться, что я правильно тебя понял, Стоунхам. Ты говоришь, что моя сестра находится в трюме, одетая как пуританка. Она заявила, что играет в карты и даже жульничает по воскресеньям, так? И она желает подняться наверх. Ты же считаешь, что можешь спасти ее с помощью молитв, и хочешь, чтобы я не вмешивался. Я все правильно понял?
– Совершенно верно, капитан ван дер Рис. Я уверен, что смогу спасти ее. На это, конечно, потребуется какое-то время, но я убежден, что Господь посетит меня завтра и даст ответ, каким образом спасти твою сестру.
Калеб запрокинул голову и захохотал. Баском был шокирован весельем капитана. Здесь совершенно не над чем было смеяться. Но Сара предупреждала его, что ван дер Рис склонен к припадкам, поэтому «посланник божий» воздержался от замечаний.
– Ладно, Стоунхам, будь по-твоему. Если моя сестра приняла такое решение, тогда она сама за себя отвечает. Возможно, ты прав, и все, что ей нужно, – это молитвы, много молитв. А что касается игры в карты, то ты обязан отучить ее от этого. Иначе вся ее жизнь будет разрушена!
– Она сказала, что всегда выигрывает, – заявил Баском.
– Наверное, так оно и есть, и насчет жульничества тоже. В эти дни ты должен зорко следить за женщинами. Ты прав, ответом на все станет молитва. Удачи тебе, Стоунхам. Если понадобится помощь, позови меня. Передай сестре наилучшие пожелания и скажи: я очень надеюсь, что до конца путешествия она исправится.
Калеб проследил, как Баском неуклюже спускается по лестнице, ведущей в трюм, а потом скорчился от смеха.
– Ну-ну, священник, – бросил он вслед Стоунхаму, – не знаю, кто из вас встретил достойного противника, но, похоже, затевается интересненькое дельце! – он снова засмеялся, сверкнув белыми зубами.
В трюме Рэн почувствовала присутствие Баскома прежде, чем увидела его.
– Чего ты медлишь? – спросила она с вызовом. – Веди меня к брату!
– Твой брат просил передать, что посылает тебе самые лучшие пожелания и, поскольку ты приняла нашу веру, знает, что ты исправишься и бросишь свои вредные привычки благодаря молитвам. Твой брат – очень разумный и тонко чувствующий человек, хотя его и бьют припадки.
– Припадки? Что за ерунду ты несешь? Веди меня наверх, или я сама уйду! – закричала Рэн, вскакивая на ноги, но тут же упала назад на дощатый пол.
– Ты не поняла? Ты не пойдешь наверх, а останешься с нами, чтобы мы могли помолиться за тебя и спасти твою душу. Твой брат не хочет, чтобы ты поднималась наверх. Поняла теперь?
– Я все поняла очень хорошо, а вот ты ничего не понял. Не пора ли Богу нанести тебе очередной визит? Можешь подготовиться к этому, пока я уйду. Можешь молиться и спасать кого-нибудь другого.
– Ты еще хуже, чем я думал. Заруби себе на носу, что останешься здесь. Если понадобится, мы с мужчинами тебя свяжем.
Впервые с тех пор, как ступила на борт корабля, Рэн испугалась. Этот сумасшедший действительно сделает так. Возможно, когда он уснет, ей удастся выбраться из трюма. В конце концов, она оплатила свой проезд, и она не заключенная.
«Именно так я и сделаю, – решила Рэн. – Сейчас я уступлю ему, а как только этот ненормальный уснет, убегу».
Будто прочитав ее мысли, Баском произнес:
– Если ты задумала убежать, пока я буду спать, забудь об этом. Моя паства будет охранять тебя. Это для твоей же пользы, да и брат твой согласен со мной, поэтому смирись с нашим решением. А теперь я возьму Библию, и мы почитаем вслух вместе.
Вне себя от гнева, Рэн занесла руку для удара, но Баском сразу же отреагировал и прижал руку к телу девушки. Его лицо находилось в нескольких дюймах. Рэн ощутила несвежее дыхание и, словно в увеличительное стекло, увидела его редкие слипшиеся волосы, свисающие на лоб. У Баскома были такие же тусклые глаза, как у матросов, которым Малькольм проиграл ее в карты. Рэн почувствовала, как руки Баскома скользнули вверх по ее плечу, а потом спустились к груди. Он тихо застонал и затаил дыхание.
– Ты еще, к тому же, и падшая женщина? – хрипло спросил он, из уголков его рта потекла слюна.
– До этого момента – нет, – прошипела Рэн, отрывая его руки от своей груди. – Я думаю, что твое призвание – молитвы, а занятия любовью оставь тем, кто понимает в этом толк.
Молниеносный удар, который получила Рэн, был сильным и пришелся прямо в лицо. Голова девушки закружилась, а когда Рэн сумела сосредоточиться, то с удивлением заметила, что никто из окружающих даже не смотрит в их сторону. «Как дрессированные животные», – с отвращением подумала Рэн, борясь с рыскающими по ее телу руками Баскома. Никто больше не посмеет прикоснуться к ней, пока она сама не позволит, а этому извращенному «слуге божьему» она не разрешит и пальцем до себя дотронуться. Рэн изловчилась и сбила Баскома с ног сильным ударом в подбородок, затем быстро наклонилась над ним.
– Если ты еще раз ко мне прикоснешься, я убью тебя! – она понизила голос почти до шепота. – Я уже убивала раньше и, не задумываясь, сделаю это снова. Надеюсь, теперь мы друг друга поняли, священник? Если мой брат не хочет видеть меня наверху, ладно. Но это не значит, что ты можешь позволять себе вольности. Можешь молиться, пока окончательно не свихнешься, но не ожидай от меня того же. А сейчас я удаляюсь… с твоего позволения! – она состроила ему рожу и вернулась в свой угол.
Рэн села и почувствовала, что дрожит с головы до ног. Боже, во что она вляпалась? «Будь ты проклят, Калеб!» – пробормотала она про себя, не спуская глаз с Баскома Стоунхама. Рэн никак не могла привести дыхание в норму, и сердце ее колотилось в бешеном темпе. Старая Лотти рассказывала ей о мужчинах типа Баскома еще в детстве, и Рэн запомнила это на всю жизнь. Лотти говорила, что у них «не все дома». Тоже мне, «посланник небес»! Рэн фыркнула.
Когда Баском поднялся на ноги, взгляд его сверкал опасным холодным огнем, таким же злобным, как у змеи. Хорошо, что Рэн не рассмотрела это на расстоянии, иначе бы не сомкнула глаз этой ночью.
* * *
Наступил следующий день, и Рэн настроилась еще враждебнее против священника с его шумными проповедями. Он запретил девушке подниматься на палубу вместе со всеми для ежедневных прогулок на свежем воздухе. Вместо этого он заставил ее часами стоять на коленях, хотя Рэн и отказывалась молиться вслух. Даже если это будет последним, что она сделает в жизни, Рэн заставит Калеба заплатить за те унижения, которые ей приходится терпеть от Баскома. Не то чтобы она не верила в Бога – верила и регулярно молилась. «К несчастью, – мрачно думала Рэн, – он, кажется, не слышит моих молитв. Придется взять дело в свои руки…»
Шли дни. Рэн тошнило от вони в трюме, и она видела, как Сару несколько раз рвало. Из-за плохой погоды прихожане Баскома не выходили на прогулки на свежий воздух. Рэн на всех них смотреть уже не могла. Ей был противен и Баском, и Сара со своим отсутствующим взглядом, и миссис Стоунхам с глупой улыбкой на лице. Только Лидия, жена Баскома, казалась девушке нормальным человеком. Три дня назад Лидия осталась в трюме вместо прогулки по палубе и опустилась рядом с Рэн на колени для молитвы. Потом она старалась объяснить поведение своего мужа. В синих глазах Лидии стояли слезы, когда она говорила, что Баском не такой, как все, и к нему необходимо привыкнуть.
– Никогда! – взорвалась Рэн. – Он сумасшедший! Почему ты не бросишь его?
Лидия заплакала навзрыд и объяснила, что ей некуда пойти. Баском обеспечивает ее крышей над головой и пищей.
– Но ведь, кроме крыши и кормежки, есть в жизни еще что-то, – возразила Рэн. – Ты молода, здорова и сильна. Существуют и другие мужчины, которые станут заботиться о тебе и любить. Вот Питер, например. Я заметила, как он поглядывает на тебя, когда приносит нам еду.
Когда Лидия вернулась в другой конец трюма приглядеть за Сарой, которую безудержно рвало, Рэн вздохнула и горячо зашептала: «Господи, она заслуживает гораздо большего, чем муж-фанатик. Помоги ей! Если не можешь помочь мне, то помоги Лидии!»
Повторив свою просьбу несколько раз, Рэн села, вытащила колоду карт и от нечего делать начала рассматривать разноцветные «рубашки». Черт возьми! Вот она – возможность выиграть целое состояние, а девушка заперта, как обыкновенный преступник. Если бы она придумала какой-нибудь способ добраться до денежек Баскома, то хорошо бы зажила. Из-за желтого мешочка с золотом, привязанного к поясу, Баском никогда не подходил к ограждению на квартердеке при сильном ветре. Он был такой тощий и хрупкий, что ветер мог подхватить его, как сухой лист. Кроме сведения счетов с Калебом, Рэн пообещала себе, что каким-нибудь образом постарается завладеть казной Баскома. Лидия рассказывала, что в Америке он собирается нанять скульптора, чтобы высечь свой портрет на новой пуританской церкви. Америке ни к чему портрет Баскома. Если Рэн сможет уговорить Лидию бросить своего ненормального мужа, они разделят богатство Баскома. Эта идея показалась Рэн очень справедливой, и она улыбнулась про себя, пряча в карман колоду карт.
