Глава 16
Руководствуясь намеками Сета, Агнес делала вид, что не замечает присутствия Амелии, но Билли отметила, что на мать произвел впечатление титул семьи Нельсон.
– Если твой муж был лордом, то значит ты леди? – невинным голосом спросила Агнес.
– Спросите моего отца, миссис Эймс. Он вам расскажет, что сомневается, сделает ли что-либо в этом мире из меня леди.
Агнес притворилась, что не расслышала ответ, и стала смотреть на юного Рэнда, который как раз в это время уронил полную вилку зеленого горошка себе на колени.
– В самом деле, Амелия, обязательно ли ребенку есть за одним столом с нами? Он слишком маленький, чтобы овладеть подобающими манерами.
– Когда Мэгги исполнится три года, я собираюсь сажать ее вместе с нами за стол во время обычных семейных обедов, – сказала Билли. – Правда, мама, можно подумать – мы никогда не жили в Филадельфии и не ели каждый вечер за кухонным столом, за исключением воскресений, когда приходили гости. Ты действительно хочешь отсылать Рэнда каждый вечер обедать с нашей сердитой Дженкинс?
– Ужинать! – поправил Сет. – Здесь, в Техасе, обед подают в полдень, а когда едят во второй половине дня, то в любое время это называется ужином.
– Ну хорошо, ужинать. Кроме того, присутствие Рэнда за столом вносит приятное облегчение.
– Только не мне, – возразил Сет. – Смотри, девочка, не перенимай этот тон у Амелии, а? Моссу это не понравилось бы. Точно тебе говорю.
Агнес перебирала пальцами свою нитку жемчуга. Ей хотелось, чтобы Амелия побыстрее перебралась в Англию. Сет все время такой расстроенный и взвинченный, из-за этого с ним трудно общаться, а хуже всего то, что он начинает подозревать все и вся. Приходится постоянно контролировать свое отношение к его дочери. Если проявлять излишние дружелюбие и приветливость, то можно восстановить Сета против себя, а если оставаться слишком безразличной, восстанет его чувство преданности семье. Хотелось бы ей знать, когда Билли объявит о своей беременности. Чего она ждет? Хочет сначала сообщить Моссу и подождать его ответа?
– Билли, дорогая, – спросила Агнес, – не могла бы ты дать мне телефон доктора Уорда? Пожалуй, надо записаться к нему на прием.
– Справочник лежит рядом с телефоном, мама, – ответила Билли, ковыряясь в тарелке. Она интуитивно поняла, что не такого ответа ждала Агнес.
– Да, конечно, какая я глупая.
– У тебя что-то не в порядке со здоровьем, Эгги? – Сет выглядел озабоченным.
– Нет, ничего. Я просто подумала, что надо провериться. Ты в последнее время виделась с доктором Уордом, Билли? Не пора ли? Мэгги теперь уже почти шесть месяцев, и, я знаю, доктор Уорд проявляет к тебе особый интерес.
– Особенно с тех пор, как Коулмэны выстроили ему новую замечательную пристройку к больнице, – вмешался Сет.
– Да, Сет, особенно теперь. Ну как, Билли, была ты у него? – Агнес ждала, подстерегала ложь, наблюдая за дочерью, и молилась о правде.
– Действительно, я была у него. Все в порядке.
Руки Агнес теребили жемчуг. Не ложь, но и не правда.
– Билли, я завтра после обеда еду в город. Хочешь поехать со мной? – вступила в разговор Амелия.
– Да, охотно. Я там не была с тех пор, как ты приехала. Мы можем походить по магазинам. Возьмем с собой Рэнда?
– Нет, в другой раз. Я оставлю его с мисс Дженкинс. При упоминании имени няни Рэнд опустил вилку на тарелку и зарычал.
– Так Рэнд воспринимает мисс Дженкинс, как настоящего дракона, – сказала Билли. – Верно, Рэнд?
– Злюка, – сказал мальчик и рассмеялся, встряхнув белокурой головкой.
– Ты останешься с мисс Дженкинс, когда мы с тетей Билли поедем в город, ладно? Вот хороший мальчик. Мама привезет тебе из города что-нибудь хорошее.
Рэнд кивнул.
– И для Мэгги. Мэгги много плачет, мама. Привези ей подарок.
Амелия и Билли рассмеялись, но Агнес неодобрительно покачала головой.
– Так ребенка не научишь хорошим манерам. Это надо же – злюка! Очень неуважительно. Надо постараться, Билли, чтобы это не затронуло Мэгги.
– О, Рэнд весьма неплохо ладит с мисс Дженкинс, миссис Эймс. Просто он называет вещи своими именами, как он их видит. Даже папа одобрил бы это! – Амелия наклонилась и поцеловала Рэнда в щеку, ее гладкие черные волосы поразительно контрастировали с его золотистыми кудрями. – Допивай свое молоко, Рэнд, дорогой, потом мы с тетей возьмем тебя наверх, чтобы решить, что делать завтра и какие подарки привезти тебе и Мэгги.
В комнате Билли, где обе женщины решили выпить кофе, Амелия откинулась в кресле, отхлебывая напиток. Рэнд играл в детской с Мэгги.
– Я всерьез говорила о завтрашней поездке в Остин, Билли. Надеюсь, ты поедешь со мной.
– С удовольствием. Демонстрируют новую коллекцию одежды на осень, и я хотела купить шерстяных тканей. Давно не сидела я за швейной машинкой и даже скучаю по этому занятию.
– Я еду не в магазин, Билли, – мрачно проговорила Амелия. Взгляд, устремленный на Билли, был неколебимо суров. – Я связалась с кое-какими знакомыми и договорилась об аборте. Карлос довезет нас до Остина, а потом мы возьмем такси. Я решилась и должна пойти на такой шаг. Это единственный выход для меня и Рэнда.
– Амелия, есть и другие соображения, другие решения…
– Нет, нету. Сегодня я получила из Нью-Йорка телеграмму от юриста, которого наняли братья Джеффри. Они угрожают судебным преследованием, потому что я увезла Рэнда из Англии.
– Но ведь он твой сын! Ты имеешь право взять его куда хочешь!
– Да, в сердце моем он мне сын, но усыновление не было оформлено до гибели Джеффри. Мне предстоит борьба. Я уже связалась с моим адвокатом в Лондоне. Он советует оставаться здесь, в Санбридже или хотя бы в Техасе, как можно дольше. В Европе война, связь с Америкой плохая, это единственный способ задержать разбирательство. Я не могу потерять его, Билли, просто не могу! Я так люблю его и поклялась перед Богом и Джеффри, что всегда буду заботиться о Рэнде. У Джеффа детство вовсе не было счастливым, несмотря на преимущества, которые дают богатство и титул. – Она засмеялась. – Джефф сказал – я единственная надежда Рэнда вырасти счастливым и нормальным человеком. Я! Именно Амелия Коулмэн Нельсон – единственное спасение для маленького мальчика. Я пожертвую чем угодно, Билли, чтобы выполнить обещание, которое дала Джеффу. Пожалуйста, помоги мне.
Лицо Амелии наполовину скрывала тень. Блестящие темные волосы были гладко причесаны и сколоты узлом на затылке. Строгая прическа придавала ее облику суровость, которая делала просьбу еще более выразительной, пронизывающей сердце острой жалостью. Билли не хотела помогать. Это противоречило ее убеждениям, но вместе с тем она сама оказалась перед необходимостью такого же выбора.
– Ты отстраняешься от меня, Билли. Вижу, твои принципы не позволяют тебе принять участие в этом деле. Забудь о моей просьбе. Забудь, что я вообще тебе что-то говорила. Не нужно никаких переживаний, только присмотри за Рэндом, пока меня не будет дома.
– Куда ты идешь? Кто врач?
Смех Амелии прозвучал резко, показался почти вскриком.
– Билли, ты шутишь. Аборты запрещены, или ты забыла? Ни один врач – порядочный врач, во всяком случае, – ко мне не прикоснется. Я нашла одного через некоторых не очень респектабельных друзей, которые у меня когда-то были. Только клинические аборты, как тот, что советует тебе сделать доктор Уорд, производятся стерильно, в больницах.
Видения чернее кажущихся черных кошек проникли в воображение Билли. Истории о темных подозрительных улочках, мясницких ножах и вязальных спицах, те, что нашептывают друг другу в углах школьных гимнастических залов.
– Амелия! Не надо! Это опасно!
– Надо, и я сделаю это. Ты только подождешь меня. – Ее рука потянулась к животу. – Ты знаешь, что здесь, Билли? Сон. Всего лишь сон. Но это не для меня, и я хочу забыть его, прежде чем он станет кошмаром. Знаешь, как мне страшно? Я до смерти потрясена потерей Джеффа. За всю жизнь я никогда не поступала правильно, за исключением того, что любила Джеффа и Рэнда. На самом деле я довольно эгоистична. Спроси любого, кто знает меня. Спроси моего отца. Я должна сделать это. Я хочу сделать это!
– Я поеду с тобой, – сказала Билли. – Тебе кто-то нужен. Признаюсь, мне это не нравится, но если я тебе нужна, то буду рядом. Мосс поступил бы точно так же, помог бы тебе. Я не стану тебя осуждать, Амелия. Просто хочу быть твоим другом.
– Ах, Билли, – плакала Амелия. – Ты мой друг, больше чем друг. Ты мне сестра!
* * *
На следующий день после обеда Билли и Амелия поехали в Остин. Они дали Карлосу указания ждать их в пять часов напротив конторы Коулмэнов, потом подождали, пока он отъедет, и подозвали такси. Амелия молча и напряженно сидела на заднем сиденье, в то время как Билли давала водителю адрес.
– Вы уверены, что адрес правильный, мисс? – спросил шофер, жуя огрызок сигары. – Вы не похожи на тех леди, которые могут ехать в такой район.
– Адрес правильный, – ответила Билли тоном, исключавшим дальнейшие комментарии. Амелия сидела рядом, глядя прямо перед собой, сцепив на коленях холодные бледные руки.
Когда такси остановилось, Билли глянула на темные сомнительные заведения, грязные тротуары.
– Это именно то место, – ничего не выражающим голосом подтвердила Амелия. Они заплатили и вышли из машины.
– Хотите, чтобы я подождал вас?
– Нет, спасибо, – сказала Билли, нервно озираясь вокруг. Мужчины лениво болтались на перекрестках, громкая музыка мексиканского танца вырывалась из ближайшего заведения «Локо Салун». Оборванные дети и женщины с ввалившимися глазами бесцельно бродили по улице.
– Амелия, ты уверена, что у тебя правильный адрес?
– Это здесь, – сказала та, глядя на ветхое крыльцо. – Давай побыстрее покончим с этим ужасным делом. Пошли.
Билли никогда раньше не бывала в таких местах. В темном коридоре пахло подгоревшим чесноком, затхлостью и отбросами. Радиоприемники, настроенные на разные волны, создавали приглушенную какофонию. На третьем этаже Амелия резко стукнула в обшарпанную дверь.
Дверь чуть приоткрылась, и пара цепких темных глаз подозрительно оглядела посетителей. Когда Амелия протянула хрустящую стодолларовую бумажку, дверь открылась, чтобы впустить их. Мужчина в грязной белой рубашке, обтягивающей объемистый живот, выкрикнул что-то по-испански. В комнату вошла женщина. Билли услышала, как за ними захлопнулась дверь, и почувствовала панический страх.
– Это моя подруга, – объяснила Амелия. – Она отвезет меня домой.
Женщина покачала головой и стала что-то сердито выговаривать мужчине.
– Вы должны были прийти одна, – проворчал тот.
– Никто ничего не говорил насчет того, чтобы прийти одной. Мне нужно, чтобы подруга оставалась со мной.
Женщина быстро, взволнованно заговорила, а мужчина прикрикнул на нее.
– У вас с собой все деньги? – спросил он у Амелии. – Двести долларов?
– Да. Подруга отдаст вам вторую сотню, когда все будет сделано.
– Ваша подруга подождет здесь.
– Нет. Она пойдет со мной. Иначе я пойду куда-нибудь еще.
Женщина снова принялась лопотать.
– Заткнись! – разъярился мужчина. У Билли подгибались колени, а руки стали ледяными, несмотря на теплый день.
– О'кей. Идите с Марией. Она обо всем позаботится. Но сначала я бы хотел видеть деньги.
– Покажи ему деньги, – велела Амелия. – Черт побери, Билли, делай, что я сказала! Покажи ему деньги!
Непослушными пальцами Билли открыла сумочку, вынула банкноту и показала мужчине, который, похоже, остался доволен. Она быстро засунула бумажку в отделение сумочки и застегнула молнию, словно деньги жгли ей пальцы.
Мария отступила в сторону, чтобы пропустить их в соседнюю комнату. Здесь было пусто, если не считать кухонного стола и единственного стула. Как раз рядом находился грязный туалет. Высокие длинные окна, выходившие на заднюю стену дома, были завешены газетами. Голоса гулко звучали, отражаясь от стен. Мария надела клеенчатый фартук. На клеенке оказался такой же рисунок, как на скатерти, которой когда-то был накрыт кухонный стол в домике Эймсов в Филадельфии. Сумятица впечатлений проникла в сознание, словно нанося мгновенные удары.
Билли чувствовала, как дрожит в ее ладони холодная рука Амелии, свесившаяся со стола, на котором, закусив губу, лежала она с разведенными ногами. Мария делала свое дело. Рисунок на ее фартуке расплывался перед глазами Билли, ее мутило. Вдруг запахло кровью, что-то упало в эмалированную миску, стоявшую на полу у ног Марии. Билли невольно опустила глаза. Темно-красные сгустки крови и тканей плавали в миске. Все кончено. Маленькая призрачная жизнь, которую носила Амелия, вырвана из нее.
Грязный потрескавшийся пол угрожающе приподнимался, собираясь поглотить Билли. Все оказалось сделано так быстро, так безжалостно. Где-то в глубине ощущалось жжение, требовавшее, чтобы она обратила взор вовнутрь. Та крохотная жизнь, что образовалась там, не могла существовать без нее. Эту жизнь тоже могли вырвать из ее тела и разорвать на кусочки в стерильной операционной, под наркозом, но разницы никакой не будет. Она мать и это – ее дитя, которое без нее никогда не сможет дышать, плакать или хотеть есть.
Билли приняла решение. Жизнь ее будущего ребенка будет зависеть от Бога, а не от ножа хирурга.
Пальцы Амелии цеплялись за руки Билли, зубы стучали, слезы струились по щекам.
– Билли! Билли! Боже, что я наделала!
* * *
Позднее, уже вечером, после того, как Билли побывала в детской, чтобы поцеловать Мэгги перед сном, она остановилась у комнаты Амелии.
– Амелия? – прошептала Билли в темноту, так как свет был выключен. – Ты спишь? – Она тихо подошла по ковру к кровати, стараясь не шуметь и не разбудить Рэнда, который спал в кроватке на колесиках, стоявшей в углу комнаты. – Амелия!
– Билли. Билли, мне плохо, я больна. Она потрогала лоб Амелии.
– Ты просто горишь.
– И у меня кровотечение, Билли. Сильное.
Билли щелкнула выключателем лампы у кровати. Амелия лежала бледная, с побелевшими губами.
– Я звоню доктору Уорду.
– Нет, не надо…
– Что будем делать? Ты больна!
– Это пройдет, обещаю тебе, пройдет.
– Нет, не пройдет. Что-то сегодня сделали не так. – Она подняла одеяло и потянула ночную рубашку Амелии. По розовому хлопку расплывалось красное пятно. – Кровотечение у тебя сильнее, чем ты думаешь. Я вызываю врача…
Амелия схватила ее за запястье.
– Не надо! Не надо! Никто не должен знать. Я не могу этого допустить! Надо подумать о Рэнде… семья Джеффа использует это против меня, если они узнают. А отец достаточно подл: он расскажет им, если решит, что это повредит мне.
– Сет вредный, чудаковатый старикашка, но он никогда…
– Посмотри на меня, Билли. Посмотри на меня и никогда не говори «никогда». Нет, не надо, я не могу позволить тебе позвонить доктору Уорду.
– Ладно, тогда позволь вызвать кого-то другого. Кого-нибудь. А что если я сама отвезу тебя в Остин? Ты можешь пойти в отделение скорой помощи. Никто не узнает.
Амелия зарылась головой в подушки, отказываясь и от этого предложения.
– Амелия, ты сказала, что должна думать о Рэнде. Ты можешь умереть от потери крови, от инфекции. Подумай о сыне!
– Хорошо. Вези меня в больницу. Только не в Мемориальную, а в главную, клинтоновскую, на другой конец города.
* * *
Билли с трудом вела семейный «паккард» Коулмэнов сквозь глухую ночь. Лента шоссе расстилалась перед фарами, как длинный узкий язык. Амелия сидела рядом с ней, голова ее была откинута на спинку сиденья, капли пота блестели на лбу. Часы на приборной доске показывали двенадцать тридцать. Насколько Билли заметила, никто не услышал, как они уехали из дому. Но утром придется давать какое-то объяснение, лгать, скрывать свою вину. Сейчас она не может думать об этом. Нужно сосредоточиться на управлении машиной. Лимузин оказался слишком длинным, слишком широким, и ей трудно было рассчитывать расстояние. Билли бросила взгляд на счетчик – двадцать миль, тридцать, тридцать пять. Прошел почти час. Теперь Амелия притихла, она сидела слишком тихо и была слишком бледна.
Впереди блеснули огни города, дорожное движение стало более оживленным. Центральный проспект, ведущий к больнице, был перекрыт красными огнями светофоров.
– Держись, Амелия, еще пять минут, и мы приедем, – пообещала она, горячо молясь.
Когда они подкатили к приемному отделению скорой помощи, все произошло очень быстро. Амелию положили на носилки-каталку и увезли. Потом пришла медсестра в жестко накрахмаленном халате и стала расспрашивать Билли:
– Имя пациентки?
– Ам… Эми Нельсон.
– Давно ли началось кровотечение и известна ли вам причина?
– Я не знаю… не знаю… где доктор? Я хочу видеть доктора, – требовала Билли.
– Доктор сейчас с нею, но пациентка очень слаба, чтобы отвечать на его вопросы.
Билли обежала глазами стерильно чистую комнату ожидания. Она не знала, что сказать: много ли она может сообщить?
– А ваше имя? – спросила медсестра.
– Уилла. Уилла Эймс. – Неправильные сведения с легкостью слетали с губ. – Я ее подруга.
– Мисс Эймс, – сестра разглядела обручальное кольцо на пальце Билли. – Миссис Эймс, мы уже знаем, что произошло маточное кровотечение. Нам нужно знать – была ли мисс Нельсон беременна или нет.
Билли покачала головой.
– У нее был выкидыш, вы не знаете? Или она сделала аборт? Вы должны мне сказать. От этого может зависеть жизнь вашей подруги.
– Нет, выкидыша у нее не было. – Вот и все, что могла сказать Билли. В остальном было слишком трудно признаться. Воспоминание о той миске с отколотой эмалью непрестанно приходило на ум.
– Так значит, это аборт. Верно? Вы знаете ее родных? С кем мы можем связаться?
– Нет! У нее никого нет, только я. Белый халат медсестры жестко похрустывал.
– Подождите здесь, миссис Эймс. Я поговорю с доктором.
Билли все ждала и ждала, каждый новый момент приносил ей новые сомнения и тревоги. Часы отсчитывали минуты, минуты складывались в часы. Уже семь. Свет нового дня струился сквозь широкие стеклянные двери. Вокруг ходили люди, белые халаты торопливо перемещались из комнаты в комнату, а об Амелии никто не сказал ни слова.
Билли знала, что в семь тридцать в Санбридже начнется волнение. Проснется Рэнд и станет искать свою маму. Агнес скоро спустится на завтрак и станет гадать, куда делась ее дочь. Карлос пойдет в гараж и обнаружит, что машина исчезла. Билли решительно прошла к телефону-автомату и набрала номер. К счастью, трубку подняла Агнес.
– Билли? Где ты? Ты не у себя наверху?
– Нет, мама. Не задавай никаких вопросов. Пусть мисс Дженкинс присмотрит за Рэндом. Скажи Карлосу, что ночью мы с Амелией взяли машину и скоро я ее верну на место.
– Амелия? Амелия с тобой? Что значит, ты скоро вернешь машину на место? Амелия с тобой не приедет? Билли, я хочу знать, что происходит! – Что-то в голосе дочери ее смертельно напугало – случилось какое-то несчастье. – Билли, с тобой все в порядке? Где ты?
Билли вздохнула. Объяснения не избежать.
– Мама, я в больнице с Амелией. Головная боль, которая началась у нее вчера вечером, ночью усилилась, и ей стало плохо.
– Я тебе не верю ни на секунду. Билли, ты сделала какую-нибудь глупость? Я знаю, ты беременна, Билли. Скажи мне, с тобой все в порядке?
– Со мной все отлично. И с моим ребенком тоже. Не задавай вопросов, мама. – Билли заговорила угрожающим тоном, ошибиться было невозможно. – Раз уж тебе известно, что я беременна, то ты должна также знать, что доктор Уорд не рекомендует мне сохранять эту беременность.
– Билли, что ты говоришь? – В голосе Агнес звучал теперь настоящий страх.
– Я говорю, мама, что ты должна прикрыть меня и Амелию. Ты не допустишь, чтобы Сет узнал, где мы и почему. Позаботься о детях. Как только смогу, вернусь на машине. Не выдавай меня, мама, и я тебя не подведу. Мы понимаем друг друга, не так ли?
Рот у Агнес открылся сам собой. Неужели ее дочь говорит с ней в таком тоне? Бросает неприкрытые угрозы? Билли никогда не нанесет вреда своему ребенку… а вдруг? Интуиция подсказывала Агнес, что это совсем другая, новая Билли.
– Приезжай домой, как только сможешь, – тихо сказала она. – Я здесь обо всем позабочусь.
– Хорошо, мама. Хорошо.
В четверть девятого Билли все еще мерила шагами маленькую комнату для посетителей на втором этаже. Каждые тридцать минут глаза ее обращались к стрелке часов. Что они сделали с Амелией? Почему никто ничего ей не говорит?
– Миссис Эймс? – позвал женский голос. – Миссис Эймс?
– Да, это я, – Билли в волнении застыла на месте.
– Доктор хотел бы поговорить с вами о мисс Нельсон. Пройдите сюда, пожалуйста.
Билли прошла за медсестрой, постукивая каблуками по плиткам пола. Ее провели в кабинет. К ней обратился молодой человек в белом халате.
– Вы миссис Эймс? Я доктор Гарвей. К сожалению, нам пришлось срочно сделать операцию вашей подруге. – Заметив встревоженный взгляд Билли, он быстро добавил: – Сейчас с нею все в порядке. У нее было прободение матки, весьма опасное, и пришлось сделать гистероктомию. Вы понимаете, что это значит, миссис Эймс? Пришлось удалить матку. Тот, кто делал аборт, настоящий мясник. Вы вовремя привезли ее сюда. Она истекала кровью. Теперь необходимо избежать инфекции.
Лицо Билли побледнело, а губы стали синеватыми.
– Миссис Эймс, садитесь… сюда. Я понимаю, это такой удар.
– С нею все хорошо? – с трудом прошептала Билли.
– Надеемся. Жаль, конечно, такая молодая женщина. Наверное, это ее первый ребенок, да?
– Когда я могу видеть ее?
– Сейчас она в реанимации. На нашу удачу, она не теряла сознания и смогла подписать бланк согласия на операцию; иначе мы потеряли бы время, разыскивая ее родных.
– У нее никого нет, только я. Когда я могу видеть ее? Доктор Гарвей посмотрел на часы.
– Минут через сорок пять. Может быть, вы подниметесь на третий этаж, а я кого-нибудь пришлю за вами, когда она очнется… Миссис Эймс, могу я что-нибудь сделать для вас?
Билли протестующе подняла руку, отказываясь от забот доктора.
– Нет, со мной все в порядке. Правда. Третий этаж, вы говорите?
Когда в конце концов Билли пустили к Амелии, она с трудом проглотила комок в горле. Амелия была бледнее подушки, на которой лежала, губы сухие и потрескавшиеся, глаза тусклые и ввалившиеся.
– Билли. – Она могла говорить лишь хриплым шепотом. – Я знаю, что ты думаешь. Лучшего я не заслуживаю. Рэнд… пожалуйста, позаботься о Рэнде вместо меня. – Рука, которую сжимала Билли, оказалась холодной и бледной.
– Боже мой, что они с тобой сделали? – Сочувствие и сострадание переполняли Билли, превращаясь в соленые ручейки, заливавшие щеки.
– Не плачь из-за меня, Билли, пожалуйста, не надо… Амелия отвернулась, бескровные губы еле шевелились.
– Теперь езжай домой, – сказала она надтреснутым голосом. – Позаботься о Рэнде. Что сделано, то сделано… Нечего плакать о разлитом молоке. Разве я тебе не говорила, что ничего не могу сделать правильно. Езжай домой.
Билли ничего больше не могла сделать или сказать. Она отправится домой и принесет извинения за отсутствие Амелии. Присмотрит за детьми. Дети. Она положила руку на живот, и ей показалось, что уже ощущается биение крохотной жизни еще не родившегося ребенка. Он в безопасности и, что важнее всего, он желанный ребенок. Дитя Амелии могло бы лежать в колыбели рядом…
Каблуки Билли стучали все быстрее и быстрее по полу, выложенному плиткой, в то время как она направлялась прямо к телефону-автомату возле лифта. Она нашла в кармане монетку, чтобы позвонить доктору Уорду и сообщить о своем решении.
* * *
Вернувшись в Санбридж, Билли равнодушно отнеслась ко всему, в том числе и к ярости Сета.
– Что себе думает твоя девчушка, Эгги? – рычал он. – И где моя дочь, почему она оставила здесь с нами мальчишку? – Агнес не нашлась что ответить. – Чертова баламутка, – ворчал старик. – Никогда не доверял ей и не буду доверять. Уезжает с друзьями и оставляет здесь этого мальчишку. Друзья! Негодяи – это больше похоже на правду! – Он глянул на Билли. – Когда, черт побери, она вернется? Я хочу знать, когда надеть сапоги, чтобы выкинуть ее пинком под зад из моей жизни!
Агнес беспокойно посмотрела на молчаливую дочь.
– Сет, Амелии сейчас нужно время, чтобы прийти в себя. Мальчик – не проблема, Билли за ним присмотрит, Амелия уехала не больше чем на неделю. – Она посмотрела на Билли, ожидая подтверждения.
– И позволь мне сказать тебе одну вещь, девочка, – заявил Сет. Тяжело опираясь на свою трость, он направился к невестке. – Когда в следующий раз возьмешь машину без моего разрешения, я тебе задам. Какой черт вселился в тебя с тех пор, как в доме появилась Амелия? Я привык считать, что кое-какой умишко у тебя есть.
– Полагаю, беременные женщины иногда делают глупости, – сказала Билли, едва удерживаясь от смеха.
– Что такое? Эгги, что она говорит?
– Думаю, она говорит, что беременна, – воркующим голоском произнесла Агнес. – Билли, когда нам ожидать новорожденного?
– Мэгги должна получить сестренку или братика в свой день рождения.
– Ты, конечно, имеешь в виду брата, девчушка? – резко возразил Сет, не в силах сдержать улыбки. – Уж этот-то будет сыном!
* * *
Дни складывались в недели, недели в месяцы. Дружба Билли и Амелии крепла. Ловкие пальцы Амелии вязали крючком и спицами маленькие свитерочки и детские одеяльца, нетерпеливо предвкушая рождение ребенка Билли. Ее вера в то, что все будет хорошо, несмотря на предупреждение доктора Уорда, доставляла Билли радость и утешение. Амелия проявляла почти родительскую заботу, а когда на шестом месяце у Билли открылось кровотечение и она оказалась прикованной к постели, именно Амелия заботилась о своей подруге. Она делала это с такой любящей самоотверженностью, что на глаза Билли наворачивались слезы. Она поступала так не только ради Билли, но и ради Мосса, своего обожаемого брата. Маленький Рэнд был водворен в детскую с нянюшкой, которая выполняла все его пожелания. Мэгги крепла и росла, как стойкая здоровая сорная трава.
Письма Мосса оставались редкими и немногословными. Он жив – вот и все, что родные знали. Каждый из них жил в страхе перед тем днем, когда начнется переброска к западным союзникам.
Некоторое время Билли занималась тем, что вспоминала свое старое увлечение: придумывала кое-какие модели одежды.
– У меня есть идея, – сказала Амелия однажды в воскресенье после завтрака. – Почему бы мне не почитать тебе юмористические газеты? Что тебе хотелось бы послушать – «Катценямерские детки» или «Труженик Тилли»?
Билли вздохнула:
– Ни то, ни другое. Я слишком поглощена выкройками и фасоном того костюма, который я для тебя смоделировала. Я все время думаю – получится ли та модель, что я задумала, когда миссис Паркер закончит наметку.
– Не беспокойся, Билли. Завтра миссис Паркер придет для первой примерки, и ты сама все увидишь. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне не нравится, что ты так волнуешься.
– Хорошо, – согласилась Билли, но ее не оставляли беспокойные мысли, и другую тему для разговора она находила с трудом. – Как идут дела внизу, как твой отец? Вы еще не помирились?
– Ты, конечно, шутишь. Нет, мы не помирились и никогда не помиримся, разве что на том свете. Отцу я не нравлюсь. Никогда не нравилась и не буду нравиться. Что касается любви, то единственное, кого когда-либо Сет любил или полюбит, это Мосс и его лошадь Несси. Ты должна это принять как должное. Я приняла. Ну, если ты не хочешь юмористических газет, может быть, что-то из мистических романов? Я видела один, от которого кровь должна застыть в жилах. О'кей? – Она выбралась из кресла и отправилась на поиски книги.
Билли откинулась на подушки и вздохнула. После рождения ребенка Амелия и Рэнд уедут в Англию. Билли понимала, что Амелия остается в Санбридже только из-за беспокойства за нее. Скоро Амелии придется вернуться, чтобы пройти через неизбежный судебный процесс по поводу усыновления Рэнда. Билли станет скучать по ней, ужасно скучать. Амелия подбадривала ее, отметала тревоги с силой, казалось, не знавшей границ. Она даже сражалась с Сетом за нее – и победила. После того как доктор приказал Билли лежать в постели, чтобы сохранить беременность, Сет носился по Санбриджу, будто петух, растерявший своих кур. Один раз его постигло разочарование, так неужели и на этот раз он потеряет шанс обрести внука? Одетая в белое, жестко накрахмаленная копия мисс Дженкинс появилась в комнате Билли.
Амелия взяла командование на себя.
– Не двигайтесь, – сказала она сиделке. – Не распаковывайте вещи и ничего не делайте, пока все не выяснится. – Она повернулась к Билли. – Я собираюсь раз и навсегда успокоить старика. С этим у него ничего не выйдет; конечно, если ты не хочешь, чтобы сиделка осталась. – С замиранием сердца Амелия ждала ответа Билли. Последовало отрицательное покачивание головой. Сиделка поджала губы, и Билли могла бы точно сказать, о чем та думает. Эти богачи сами не знают, чего хотят…
Снизу доносились отзвуки перебранки. Билли пыталась отвлечься, решая кроссворд, но не слишком успешно.
– Нечего говорить со мной, как будто я один из твоих никчемных друзей, – гневался на дочь Сет.
– Друг? Друг! Ты никогда не был мне отцом, так как ты можешь быть другом, никчемным или каким-то еще? И не думай, что собьешь меня на другую тему. Если хочешь побеседовать об отношениях, которых между нами никогда не было, – отлично, но в другой раз. Я хочу поговорить о Билли. Сам доктор сказал, что ей не нужна сиделка, что я могу поухаживать за ней. И я собираюсь это делать – ты слышишь меня, папа? Я о ней забочусь. Я уже написала Моссу об этом, и Билли тоже. Не вмешивайся. Потому что, если ты это сделаешь, я увезу Билли отсюда. Поразмысли об этом! А теперь забери отсюда ту чертову сиделку и не вздумай предпринимать что-либо в этом роде еще когда-нибудь. Пока я здесь, этому не бывать. И, кстати, я останусь, пока Билли не родит и не встанет на ноги. Мы понимаем друг друга, пап?
– Ты всегда оставалась вредной сучкой, – огрызнулся Сет. – Мать слишком тебя баловала. Я знал, что из этого не выйдет ничего хорошего. Почему ты не могла быть такой, как Мосс? Господи Иисусе, что мне пришлось пережить!
– Мне помнится совсем другое, папа. Каждый раз, когда мама пыталась меня баловать, ты отпихивал ее в сторону. Ты никогда не одобрял ничего, что бы я ни делала: ни учебу в школе, ни спортивные успехи, ни умение водить машину, ни музыку. Ты неодобрительно относился ко мне с самого моего рождения, так что непонятно, как я могла ожидать чего-то большего. Я женского пола, а для тебя это ничто, таких ты в расчет не принимаешь. Ни маму, ни меня, ни Билли. Эта малышка в детской – она тоже должна заплатить ту цену, что заплатила я? А новый ребенок? Что ты будешь делать, если он окажется девочкой? Не обращать на него внимания, как ты привык? А твой сын, настоящее совершенство, чему он научится от тебя? Сделает с Билли то же, что ты сделал с мамой? Да поможет нам всем Бог.
– Достаточно, Амелия.
– Нет, не достаточно. И никогда не будет достаточно. Я не позволю тебе загубить Билли жизнь. Пока я здесь, не позволю!
Ее голос повысился до пронзительного крика. Билли представила себе, как Сет отступил назад, а Амелия надвигается на него.
– Я молода, здорова, – продолжала она. – У меня есть сила воли и твердость, не говоря уже о смелости. А ты старик. Ты потерял жену, единственного друга, который у тебя когда-либо был. Скоро ты одряхлеешь. Мосс уехал. Все, что у тебя осталось, это лошадь и Билли. Разница теперь не так уж велика, пап. Перевесила в мою пользу, если хочешь.
– Уйди с глаз моих. Я тебя видеть не мог в тот день, когда ты родилась, и до сих пор не выношу. Можно только радоваться тому, что мама не дожила до этого дня и не видит, во что ты превратилась. Она, наверное, перевернулась сейчас в гробу.
– Ты не знаешь и никогда ничего не знал о маме. Не впутывай ее сюда. – Снова установилось молчание, а затем Амелия сказала: – Если ты думаешь, что мама не знала о твоих загулах и оргиях в городе, то ошибаешься. Она знала. Знала и не обращала внимания. Однажды я слышала, как она молилась; в самом деле молилась, чтобы ты продолжал в том же духе и оставил ее в покое. Что ты об этом думаешь, папа?
– Тебя надо было утопить в тот день, когда ты родилась. Прочь с глаз моих! – Ненависть в голосе Сета выплеснулась и повисла в воздухе, пронизав дом. Потом, наконец, голос Амелии, холодный и угрожающий, разорвал тишину:
– Скажи сиделке, чтобы она уезжала. Прямо сейчас.
– Если этого достаточно, чтобы ты исчезла с глаз моих, ладно. Пришли ее вниз.
– Забери ее сам. Ты ее нанимал, теперь можешь уволить.
– Вот, приходится тащиться, – пробормотал Сет, взбираясь по лестнице.
Амелия рассказала Билли, что произошло потом. Как только Сет скрылся из виду, она бросилась на кухню в объятия Титы.
– Боже мой, ты слышала все, что я сейчас наговорила? Я была неправа, Тита? Мама рассердилась бы?
– Твоя мать тебя очень любила. Ты высказала то, о чем говорила она. – Тита успокаивающе похлопала Амелию по плечу. – Захвати-ка этот поднос с чаем наверх к миссис Билли. Можете устроить вечеринку с чаепитием, как делали, когда ты была маленькой. Посмотри, красиво я сервировала поднос? Рулеты с корицей очень свежие.
Это была замечательная вечеринка. Их гостями стали Мэгги, в своем высоком стульчике, Рэнд и игрушечный котенок Рэнда Салли. Никто не сделал ему замечания, когда он скормил Салли половину рулета. Словно по обоюдному согласию, обе молодые женщины притворились, что горячей перепалки Амелии с отцом никогда не было. Но долго еще Билли не могла забыть убийственный взгляд Сета, когда тот пришел за сиделкой, чтобы проводить ее вниз, а затем отвезти в город. И что бы она ни думала о той ужасной сцене, она переживала за Амелию. Мосс никогда не говорил ей о подобных вещах. Понимал ли он, как страдала Амелия все то время, что они росли вместе? Он любил свою сестру – насколько она знала, – а Амелия обожала Мосса.
* * *
Сьюзан Амелия Коулмэн родилась в дождливый февральский день, почти через год после рождения Мэгги. Все произошло внезапно, слишком быстро, чтобы успеть перевезти Билли в больницу Остина. Тита и Амелия выступили в роли акушерок. Агнес сидела у изголовья постели, держала Билли за руку и отирала ей лоб, ожидая появления ребенка, который обеспечил бы им пребывание в Санбридже. Когда ребенок родился и был объявлен его пол, Агнес спокойно вышла из комнаты, чтобы торжественно возвестить о его рождении Сету, мерившему шагами холл на втором этаже. Едва услышав, что у него появилась вторая внучка, он сломя голову бросился вниз, набросил старое желтое пончо и вышел во двор, с лицом, более мрачным, чем бушующая на дворе непогода.
Амелия первой взяла на руки крохотного младенца. Измученная Билли лежала пластом и смотрела на женщину, которую полюбила как сестру и которая сейчас склонилась к ее новорожденной дочери. Полный нежности жест, когда Амелия осторожно коснулась слегка влажных завитков, вызвал слезы на глазах Билли. Амелия должна была держать на руках своего собственного ребенка, ребенка, которого никогда не будет.
Доктор Уорд прибыл через тридцать пять минут после рождения девочки, осмотрел мать и ребенка, объявил, что все в порядке. Билли сияла. Все-таки врачи всего на свете не знают.
Амелия расплакалась от радости, когда Билли попросила ее стать крестной матерью Сьюзан.
– Я уже люблю ее, как будто она моя родная дочь, – всхлипнула Амелия. – Спасибо, Билли.
Сет постарался устроить так, чтобы ему не пришлось присутствовать на крестинах внучки, заявив о необходимости срочно отъехать по делам в Корпус-Кристи.
* * *
Получив сообщение о рождении Сьюзан, Мосс испустил радостный вопль и порывисто обнял Тэда.
– Вот это да, еще одна девочка! Билли назвала ее в честь моей сестры. Что ты об этом думаешь?
– Думаю, это здорово. А что думаешь ты? – спокойно поинтересовался Тэд.
Мосс нахмурился.
– Честно говоря, я рассчитывал, что будет мальчик. Да и все так думали. Но раз Сюзи здорова, это главное. Моя сестра будет крестной матерью – это мне нравится. Я тебе рассказывал, что врач предписал Билли постельный режим в последние три месяца? Амелия ухаживала за ней сама. Билли говорит, ей не давали пальцем пошевельнуть, и не знает, что бы она делала без Амелии. Такая уж у меня сестра. Мы, Коулмэны, всегда идем до конца. Амелия – замечательный человек.
– Ты мне рассказывал, что у Билли были неприятности со здоровьем, – с упреком заметил Тэд. – Провести три месяца в постели – тяжелое испытание. Билли не из тех, кто склонен изображать из себя немощных.
– Я знаю. Должно быть, ей пришлось тяжело. Но с Билли все в порядке, только это и имеет значение. Мэгги ползает. Боже, я едва могу этому поверить!
– На этот раз с Билли все обошлось, но если снова такое случится, дело может кончиться плохо. Помни, ты несешь за нее ответственность. Ты, Коулмэн, и никто другой.
Мосс смотрел вслед другу. Господи, что все это значит? Ладно, раз уж Тэд нынче не в духе, пирушки сегодня не получится. Подходящее время, чтобы написать Билли.
У себя в каюте Мосс достал бумагу и ручку. Он терпеть не мог писать письма. Отцу – другое дело. Папа мужчина, у них много общего.
Дорогая Билли.
Я только что получил сообщение о нашей новорожденной дочери. Поздравляю, милая! Я безмерно доволен, что обе вы, и ты и Сьюзан, хорошо себя чувствуете. Я забеспокоился, когда узнал, что тебе долгое время пришлось провести, не вставая с постели. Хорошо, что Амелия осталась там и смогла позаботиться о тебе. Поблагодари ее за меня. Я знал, что тебе понравится моя сестра. Она лучше меня. Не говори ей, что я так сказал, а то возгордится.
Я часто думаю о маме. Замечательно, что ты просила Амелию каждый день относить свежие цветы на могилу. Я и сам сделаю это, когда вернусь.
Скажи папе, что на моем счету еще четыре «фрикадельки». Он будет рад узнать об этом.
Тэд только что был здесь, и я рассказал ему о Сьюзан. Он попросил поздравить тебя. Он отличный парень. Ты произвела на него большое впечатление. Он думает, что ты самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. Он сказал это одному из ребят, не мне. Но я об этом знаю.
Я скучаю по тебе, Билли. Думаю о том времени, что мы провели вместе с тобой на Гавайях. Такое не забывается. Когда будешь снова писать мне, пришли фотографии девочек.
С любовью, Мосс.
Силы к Билли возвращались медленно, и это ее очень расстраивало. «Много хорошей еды, свежего воздуха и солнечного света – вот и все лечение», – говорила Амелия. Билли повиновалась, а пока ждала почтальона и писала длинные, подробные письма Моссу.
Когда Сьюзан исполнилось четыре месяца, Амелия объявила, что ей пора уезжать. Ее адвокат подготовил дело для суда, и она должна была вернуть Рэнда домой. Обе молодые женщины плакали в объятиях друг друга.
– Амелия, я всегда буду благодарна тебе за все, что ты для меня сделала.
– А я буду скучать по тебе, чертова янки. И по этой малышке в детской. Обещай посылать фотографии каждый месяц. Хочу видеть, как она растет. Не пропускай ни одного месяца. Обещай прямо сейчас.
– Обещаю. Ах, Амелия, что я буду без тебя делать? Я слишком привыкла полагаться на тебя.
– Пора тебе взяться за дело. Доктор говорит, что ты пришла в норму. Я бы тебя не оставила, будь у меня хоть малейшее сомнение. Пора, Билли. Папа испустит вздох облегчения, когда я уеду. По правде говоря, думаю, я пробыла здесь слишком долго, злоупотребила гостеприимством, если можно это так назвать. Обязательно напиши Моссу, что я его люблю, и пусть он себя бережет. Ты замечательный человек, Билли, и никому не позволяй думать о себе иначе.
Два дня спустя Амелия уехала. Билли и Тита смотрели, как она отъезжала в огромном «паккарде». Рэнд держал игрушечного котенка Салли в одной руке, а другой махал им на прощанье, радостно улыбаясь.
– Почему-то твоего отца здесь нет, Амелия, – сказала Билли. – Наверное, что-нибудь случилось.
Глаза Амелии блестели от непролившихся слез.
– Милая Билли, неисправимая оптимистка. Если когда-нибудь узнаешь истинную причину его отсутствия, дай мне знать. Ну а пока я переживать не буду. Еще раз поцелуй за меня Сьюзан. Я уже скучаю по ней, хотя еще не тронулась с места.
– Поцелую, будь осторожна, Амелия, и обязательно пиши.
Надеюсь, тебе удастся уладить дела с семьей Джеффри. Не опускай головы – да и, кроме того, твои адвокаты настроены вполне оптимистично.
– Знаю. Но если бы только Рэнд не унаследовал титул отца, мы могли бы остаться здесь.
– Мне хотелось бы, чтобы они согласились подождать, пока путешествие не станет безопасным. Так страшно слышать о бомбардировках. Эти проклятые немцы…
– Ч-ш-ш. С нами все будет в порядке, Билли. Обещаю тебе. Кроме того, я должна еще вернуться к маленькой Сьюзан, а именно это я и собираюсь сделать. Позаботься о ней, Билли, и о себе тоже. – Она обняла Билли в последний раз.
– А ты позаботься о себе и Рэнде. Путь в Англию будет настоящим адом. Будь осторожна.
– Не волнуйся. Нельсоны хотят забрать у меня сына. По сравнению с тем, что меня ожидает в Англии, дорога туда покажется кусочком пирожного. Это уж точно.
– До свиданья, Рэнд, позаботься о маме вместо меня, ладно? – сказала Билли. – До свиданья, Салли. – Она погладила котенка по голове.
Мальчик серьезно кивнул.
– Мне почти четыре года, тетя Билли. Я позабочусь. Билли вся в слезах пустилась обратно к дому, как только «паккард» завернул за поворот подъездной аллеи. Она вынула Сьюзан из колыбели и поцеловала в нежную головку, как обещала Амелии. Слезы одиночества и утраты текли по ее щекам. Ребенок, лежавший у нее на руках, не утешил. В эти несколько месяцев, что прошли с рождения Сьюзан, Амелия была для малышки матерью в большей степени, чем сама Билли. Еще крепче сжав девочку в объятиях, Билли стала ждать, когда прилив материнских чувств захватит ее. Протестующие крики Сьюзан заполнили детскую.
