Глава 6
Пролетела весна, и наступило лето. Деревья шумели зеленой листвой, в палисаднике благоухали цветы. Ярко светило солнце, и один теплый день сменялся другим.
Руби не на шутку скучала по Андрею, но не настолько, чтобы лить по нему слезы. Сдерживая свое слово, она два раза в неделю писала мужу длинные остроумные письма и получала в ответ каждые три недели одно письмо.
Все это время Руби много читала: романы, биографическую литературу, книги по уходу за ребенком, рекомендованные библиотекой. Иногда она принимала посильное участие в мероприятиях, проводимых женами капитанов, чтобы ее не записали в число отлынивающих. Руби быстро научилась отговариваться от чего-нибудь нежелательного, ссылаясь то на отеки на ногах, то на тошноту, то на головную боль. В ее деликатном положении все эти недуги были вполне объяснимы. В основном ей поручали работу, связанную с документами, почтовыми отправлениями, подшивкой деловых бумаг, или заботу о сохранности книжного фонда библиотеки.
Ела она с аппетитом, и к концу седьмого месяца беременности прибавила в весе двадцать пять фунтов. После этого Руби пришлось сесть на диету. Лишь по воскресеньям она давала себе поблажку и съедала целый фунт домашних шоколадных конфет.
Руби беспрестанно думала о ребенке, которого носила под сердцем, и все делала для него, считая его своей кровью и плотью. Ей было все равно, кто родится: мальчик или девочка, только бы они никогда не разлучались.
Кроме Андрея, Руби писала матери Нолы, Мейбл Мэклентайер и Жанет Квиери. Она также сочиняла письма своим сестрам, но никогда не отправляла их. По вечерам, когда становилось прохладно, Руби обустраивала комнату для малыша и, по примеру Дикси, писала на трехдюймовом бордюре печатными цветными буквами детские стихи. Она уже купила обычную детскую кроватку и стул-качалку, в который садилась по ночам, когда шила накидку на собственноручно простеганное одеяло. Две недели ушло на покраску стен и потолка, потому что болели руки и наваливалась усталость. В центре комнаты лежал разноцветный ковер, сшитый Руби из кусочков ткани. Правда, она ломала голову, не будет ли он мешать ребенку засыпать, но потом все-таки решила оставить его на прежнем месте. Руби даже купила на барахолке шторы, лишь немного подремонтировав их. В конце концов комнатка была готова к приему будущего маленького жителя.
Поначалу Руби хотела поставить кроватку в спальне, о чем и сообщила Андрею. Ответ пришел с ошеломляющей быстротой.
«Нет, нет и нет, — писал Андрей. — Я не согласен с этим. Детям нужна своя комната. Повторяю, я не хочу, чтобы ребенок находился в нашей комнате».
После долгих размышлений Руби приняла точку зрения мужа. Первое время она решила спать в детской комнате на стеганом одеяле, боясь не услышать тоненький голосок ребенка. Андрей даже не узнает об этом. Когда он вернется домой, она спокойно переберется в свою спальню.
После отъезда Андрея Руби ухитрилась сэкономить сто двадцать пять долларов, и ей захотелось приобрести автомобиль. Она уже имела водительские права, поэтому вполне могла бы колесить по окрестностям после рождения ребенка. Правда, Руби ничего не знала о машинах, кроме того что они работают на газе.
Она написала адмиралу Квиери, спрашивая совета, что учитывать при покупке автомобиля и какую марку лучше выбрать. Вместо того чтобы письменно ответить на эти вопросы, адмирал неделю спустя собственной персоной заявился на базу и увез Руби в Хавелок, где она купила «форд». Продавец обязался доставить машину только в воскресенье к церкви баптистов, чью религию он исповедовал. Адмирал лично заглянул под капот, поменял масло, накачал шины и даже вымыл машину, прежде чем посадить в нее Руби, да и позже давал ей немало советов. Руби была благодарна Квиери за такую отеческую заботу, решив непременно сделать что-нибудь приятное ему и его жене.
Она любила посидеть за рулем автомобиля и помечтать о будущем. Собственная машина обещала открыть для нее совершенно другой мир. Можно будет ездить по окрестностям, открывать новые места, выбираться с ребенком на пикник, в общем, делать все, что нравится. Сейчас Руби жила словно в коконе, но тем не менее наслаждалась этим необычным состоянием и возможности быть ни от кого не зависимой. Иногда она ловила себя на мысли о Калвине. Интересно, где он? Что с ним? Чем занимается? Амбер уже давно не писала, а в последнем письме ни словом не обмолвилась о нем. Поначалу Руби лишь изредка вспоминала о Калвине, но потом обнаружила, что ведет с ним воображаемые разговоры, терзаясь сомнениями: не ошиблась ли она, выйдя замуж за другого? Подобные мысли могли завести очень далеко. Нужно было немедленно покончить с этими фантазиями, и Руби еще раз, одним только усилием воли, похоронила Калвина Сантоса глубоко в тайниках своего сознания. Дни медленно тянулись за днями, а она все ждала. Ей казалось, что вся ее жизнь — сплошное ожидание кого-то или чего-то.
Руби сидела возле окна на парусиновом стуле, наблюдая, как по небу взад-вперед носятся массы серовато-черных облаков, словно не зная, в каком направлении им двигаться. Потом из небесных глубин раздался зловещий раскат грома. По радио объявили о надвижении шторма. Это означало, что ливень не прекратится до самого вечера. Вскоре ослепительно сверкнула молния, а затем снова ударил гром. Это повторилось еще три раза. Руби показалось, будто она чувствует запах выжженной земли и опаленной травы. Гром грохотал беспрерывно, но вскоре все стихло. Очевидно, синоптики ошиблись в своем прогнозе.
Руби продолжала нервно ходить по комнате, прислушиваясь, не едет ли автомобиль Пени Гален, которая должна была привезти для нее почту. До родов оставалось всего несколько дней, и Руби с нетерпением ожидала этих писем.
— Вы дома! А я как раз собиралась постучаться к вам, — сообщила Пени, появляясь на пороге, нагруженная письмами для соседей.
Она всегда следила за своей прической, но сегодня сильный ветер все же несколько растрепал ее. Признаться, порой Руби готова была отказаться от порции домашних шоколадных конфет, чтобы выйти из салона такой же хорошенькой, как и Пени.
— У вас все в порядке, Руби? Я знаю, до родов осталось лишь несколько дней. У вас ведь есть номер моего телефона? Мы с Дейвом с удовольствием довезем вас до госпиталя, — вполне искренне проговорила Пени.
Проводив соседку, Руби вернулась в квартиру, выключила везде свет и отдернула портьеры. Дождь все усиливался. Порой он с такой силой принимался барабанить по окнам, что Руби в страхе забивалась в угол дивана. Минут через пять он стихал, и она снова принималась бродить по комнате, отыскивая свечи. Неловко повернувшись, Руби выронила на пол письма. Раздраженно выругавшись, она закрепила на столе свечу, затем попыталась подхватить письма кончиком ботинка, чувствуя себя при этом как новорожденный морж.
Прошло немало времени, прежде чем Руби без сил плюхнулась на кушетку. Живот болел, дыхание было тяжелым, прерывистым.
Почта оказалась довольно внушительной. Она бегло просмотрела конверты. О, у Амбер изменился адрес. А вот письмо от Мейбл Мэклентайер. Третье письмо было от Опал. Разволновавшись, Руби, не медля ни секунды, вскрыла его. Внутри конверта лежала одна страничка машинописного текста. Письмо пришло из Вашингтона, Коннектикут-авеню.
Дорогая Руби!
Я не могла поверить, когда при встрече миссис Мэклентайер спросила, не родственница ли я тебе и Амбер. Она же и дала мне твой адрес. Боже мой, Руби, я уже думала, что больше никогда не получу от тебя весточки. Оказывается, ты замужем. Я очень рада этому. Признаться, я едва не упала от удивления, когда миссис Мэклентайер сообщила, что у Амбер родился ребенок и ты тоже беременна. А я не знала, что давно стала тетей. Надеюсь, ты счастлива. Вот Амбер вряд ли суждено испытать такое чувство. Она просто не умеет быть счастливой. Поначалу Амбер часто писала домой, но папа отсылал все письма обратно. Вот уже два месяца, как она молчит. Пожалуйста, сообщи, как поживает Амбер и кто у нее — мальчик или девочка.
Грейс Лачери и Пол переехали в Питсбург. Пол получил повышение и новый магазин. Ходят слухи, что Грейс забеременела. Впрочем, люди никогда не говорили ничего хорошего о супругах Лачери, но мне нравились наши соседи. Грейс много помогала маме и мне тоже.
Мама в порядке. Что это значит? То, что она ничуть не изменилась. Когда я уезжала, мама просто не проронила ни одной слезинки, даже не поцеловала меня на прощание, а папа просто сунул меня в поезд и ушел. Я не скучаю ни по одному из них, ни, разумеется, по Барстоу. Совсем немного я, как и ты, жила на УБСА, а потом переехала на квартиру с другими четырьмя девушками. Руби, это такая дикость, что невозможно описать. Так много веселья, мы все неряхи, никто из нас не умеет готовить, но мы изворачиваемся и живем неплохо. У меня появился друг — брат моего босса — Бил Бартон. Он приезжал сюда, и мы познакомились. Сейчас мы переписываемся. У Била университетский диплом, он отличник третьего класса. Хорошо целуется и очень элегантно выглядит в своей форме. Курсанты военно-морского училища называют свидания «волочились». Ты когда-нибудь слышала что-нибудь глупее? Бил мне очень нравится.
Хочу рассказать о несчастном случае с папой, вряд ли кто-нибудь еще сообщит тебе об этом. Возможно, тебе это не интересно и на все наплевать, но мне просто нужно закончить страницу. Это произошло два года тому назад, в день, когда отец возвратился из Вашингтона. Мама говорит, что он пошел к Грейс, хотел в чем-то помочь ей, а таз с виноградным вареньем опрокинулся с плиты прямо ему на живот и между ног. Боже мой! Отец очень долго лечился в госпитале. Ему сделали операцию, но неудачно. Теперь отец носит какое-то приспособление, чтобы мочиться. Никто не рассказывал мне об этом, но я однажды увидела, как мама чистила какие-то трубки и прокладки. Отец даже ходит как-то смешно. Он по-прежнему такой же злой и отвратительный. Иногда неделями не промолвит больше двух слов. Держу пари, тебе глубоко наплевать на все это.
Когда прочли завещание бабушки, разыгрался настоящий скандал. Оказывается, твой долг закрыт, но мне известно, что ты все еще посылаешь деньги. Я также плачу родителям, но не собираюсь возвращаться, даже на Рождество. Маме я пошлю подарок, а отцу — ничего.
Дядя Джон и дядя Хенк скучают по тебе. Я тайком попрощалась с ними. Дядя Хенк признался, что они мечтают продать дом. Разве это не ужасно? Вот такие новости. Когда ты уехала, меня одолевала невыносимая скука. Я плакала каждую ночь. Кстати, я, как и ты, бросила Библию в поезде. Наверное, я совсем свихнулась, потому что не скучаю даже по Амбер.
Прошу тебя, пиши мне, давай не будем терять друг друга из виду. Если у тебя есть адрес Амбер, пришли его мне. Ведь мы близкие люди. Я хочу знать, что у меня есть две сестры, и переписываться с ними. Я люблю тебя, Руби, и думаю о тебе каждый божий день.
Твоя сестра Опал.
Руби вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— Я тоже скучала по тебе, Опал, — прошептала она. — Когда-нибудь я многое расскажу тебе.
Руби положила письмо обратно в конверт. Хорошо, что Опал также получит наследство от бабушки. Руби улыбнулась, вспоминая строчки сестры о курсанте военно-морского училища, который очень любит целоваться.
Мейбл Мэклентайер целый абзац своего письма посвятила рассказу о том, как она своевольно дала Опал адрес Руби, и выражала надежду на правильность такого решения. Мейбл обещала в скором времени черкнуть еще пару строчек и просила непременно сообщить ей о рождении ребенка.
Конверт с письмом Амбер казался Руби словно налитым свинцом. Может, не стоило вскрывать его? А вдруг там фотография племянницы? Амбер уже присылала один снимок, сделанный во время крещения. Но девочка была так укутана, что виднелось только ее крошечное измученное личико. Малышка походила на мать.
Руби повернулась на кушетке, пытаясь найти более удобное положение, но ей становилось все хуже и хуже. Если она ложилась на спину, начиналась изжога, если вставала — болела спина. Сидеть тоже было трудно.
— Господи, не вертись, а лучше вскрой это проклятое письмо и не отвлекайся, — пробормотала Руби.
Наконец она открыла конверт и уже читала не отрываясь, не замечая бушевавшей за окном бури.
Дорогая Руби!
Нанги донимал меня несколько недель, заставляя ответить на твое последнее письмо. Он очень тщательно относится к таким вещам. Я еще раньше спрашивала твое мнение об имени, которое мы дали дочке, а ты так и не ответила. Я считаю, Анжела — милое имя. Конечно, мы называем девочку Ангелом. Понимаю, у тебя это вызывает неприятные воспоминания о нашем детстве, о Барстоу, но все это уже в прошлом. Пора становиться взрослой, Руби. Если тебе не понравилось имя, так и скажи об этом.
Дни у нас стоят очень солнечные, но из-за высокой влажности я едва не падаю с ног от усталости. Держу ребенка в одних пеленках. И все равно ее кожица преет, спасаемся пудрой. Получила письмо от Этель. Она просила передать тебе поздравления по случаю свадьбы. Этель считает Андрея дьявольски красивым и надеется, что ты счастлива. В октябре она сама выходит замуж за фермера из Монтаны.
Калвин прислал Нанги письмо и фотографию своего очередного сына. Она в конверте, но ты обязательно отправь ее назад: Нанги вклеивает все снимки в альбом. Он придает слишком большое значение родственным связям. Я даже ругаю его за это.
Очевидно, ты хочешь узнать что-нибудь о Калвине? Он весь в делах и, вероятно, уже летает. В письмах Калвин не раз упоминал, что не собирается заниматься всю жизнь административной работой, поэтому подал заявление в летную школу. Думаю, его приняли, хотя точно ничего не известно. Нанги очень гордится им. Калвин ничего не спрашивает о тебе. Пишет, что его жена — хорошая мать. Честно говоря, она годится ему разве что в бабушки. Я снова забеременела. Сначала не могла этому поверить. Нанги счастлив. Он рассчитывает на девять детей — целую бейсбольную команду. Разве это не глупо?!
Больше нет никаких новостей. Обстановка здесь очень спокойная, доброжелательная, не то что когда-то у нас в Барстоу. Не забудь написать, когда родится ребенок, и непременно вышли фотографию, чтобы Нанги смог приклеить ее в свой альбом. Мне нужно идти: плачет Ангел, требуя порцию послеобеденного сока.
Твоя сестра Амбер.
Руби поднесла фотографии к пламени. Племянница походила на херувимчика: полненькая, с двойным подбородком, с темными, цвета лакрицы, волосами. Амбер и Нанги оба были тонкие, стройные, а девочка больше напоминала мячик. Руби решила, что ее племянница — умница, и, глубоко вздохнув, взяла в руки второй снимок. На нее смотрел очаровательный двухмесячный малыш с торчащими вверх, как у дикобраза, волосами. Глаза и темные волосы были типично отцовские. Из-под длинного платья выглядывала крошечная ножка.
Ребенок Калвина…
— У тебя очень красивый ребенок, Калвин. Я уверена, ты любишь его до глубины души, — со слезами на глазах взволнованно прошептала Руби.
Нужно немедленно оставить мысли о Калвине и его семье. Проклятая Амбер! Она как была, так и осталась сукой.
Понадобилось заменить свечу в подсвечнике, и Руби с большой неохотой начала подниматься с кушетки. Чувствовала она себя отвратительно. Сегодня ей непременно следовало прогуляться, хотя бы немного. Очевидно, именно недостаток движения явился причиной этих судорог и спазмов. Может, что-нибудь съесть? Свеча начала шипеть, распространяя вокруг терпкий запах дыма. Руби с трудом встала на ноги и покачнулась. У нее слегка кружилась голова, но она решила сходить в ванную комнату. Внезапно что-то мокрое потекло по ноге.
— Господи! — в сердцах выдохнула Руби и невольно погасила пламя свечи.
Она устремилась на кухню за другой свечой, со страхом глядя на свои мокрые чулки и туфли, потом, опомнившись, направилась в гостиную, к телефону. Телефон молчал. Руби посмотрела в окно: на улице ревела буря. Ее охватила паника и прошиб холодный пот. Господи, что же теперь делать? Она вспомнила картины, увиденные ею когда-то в Национальном географическом музее: женщины в поле лишь на время оставляют дела, чтобы разродиться и перевязать пуповину ребенка, а затем снова принимаются за работу. Дрожа как осиновый лист, Руби пыталась вспомнить советы доктора. Но у нее ничего не оказалось под рукой, чтобы обеспечить роды в домашних условиях.
— Андрей, я убью тебя. Я не готова к такому испытанию. Что же мне делать? — вопила Руби. — О боже, о боже!
Может, попытаться добраться до двери Галенов, а уж они доставят ее в госпиталь? Не успела Руби подумать об этом, как кухонное окно разлетелось вдребезги под тяжестью сучьев упавшего дерева. Руби пронзительно закричала от ужаса. В то же мгновение ее живот пронзила сильная боль: начались схватки. Она тяжело дышала, пот градом катился у нее по шее и по груди. Господи, что же делать? Вытереть лужицу в ванной комнате или заделать окно на кухне? Может, ей лечь или сесть, или лучше оставаться на месте? Руби сразу же забыла все, чему ее учили на курсах материнства. Парализованная страхом, она, вытаращив глаза, наблюдала за вспышками молний.
Снова прогремел гром, и дождь забарабанил по окнам, словно челюсти голодного монстра. Нужно было как-то использовать короткие перерывы между схватками, чтобы попытаться спасти себя и ребенка. В спальне на столике лежали часы, которые Руби не носила последние недели, так как ремешок жал ей руку. Глубоко вздохнув, она направилась туда, держа свечу высоко над головой и стараясь не кричать от боли. Никогда еще Руби не чувствовала себя такой беспомощной, даже в детстве, в Барстоу, когда отец порол ее за ту или иную провинность. Тогда она была уверена в себе и знала, что ей делать. Кроме того, рядом всегда оказывалась бабушка. Но сейчас все складывалось совсем по-другому. Руби нуждалась в помощи, причем в самой неотложной. Она попробовала еще раз позвонить по телефону — безрезультатно. Очевидно, линия не работала по всей базе. Пройдет слишком много времени, прежде чем в порядке очередности отремонтируют их телефон. Это также следовало принимать во внимание.
На улице продолжала бушевать буря. Руби зажимала руками уши, только чтобы не слышать этой какофонии. В это время резко запищал радиоприемник Андрея. Руби словно мяч покатилась на кухню, собираясь водрузить его на плиту и включить на полную катушку, в надежде, что Галены обратят на это внимание и придут проведать ее. Но дома ли они? Руби совершенно не представляла, который сейчас час. В другие вечера она часто слышала грохот трехколесного велосипеда по квартире соседей, пронзительные крики их голосистых сорванцов. Но сейчас за стеной все было тихо. Звуки, доносившиеся из радиоприемника, постепенно превратились в тихий писк, а потом исчезли совсем. Очевидно, сели батарейки. Руби заметила воду на полу кухни и раздраженно ударила кулаком по стене. Господи, как же она одна будет управляться с домом и ухаживать за ребенком?
— Ненавижу тебя, Андрей! Я не готова иметь ребенка! Мне нужна помощь. Где же ты? — ныла Руби. — Ненавижу! Ненавижу! А если я потеряю ребенка? О боже! О боже!
Она с трудом достала из шкафа метлу и стукнула ею в кухонную стену, так что посыпалась штукатурка, — безрезультатно. Тогда Руби направилась в спальню и принялась барабанить по дальней стене, примыкавшей к квартире семьи Симсов, кухня которых располагалась напротив кухни Галенов. Она выбилась из сил и только спустя несколько минут вспомнила: Дон Симс находился на дежурстве, а его жена Бернис гостила у друзей.
Буря продолжала свирепствовать. Руби попыталась сделать все от нее зависящее, чтобы засунуть полотенце и подушки между ветвями сломанного бурей дерева, выдавившего окно, и рамой. Эта работа настолько утомила ее, что, возвратившись в гостиную, она буквально свалилась на диван. Мысли путались у нее в голове.
Руби знала, что дети появляются на свет в любое время суток, но, как правило, это происходит поздно ночью. Причем роды могут быть и затяжными, и стремительными. В первом случае у нее, по крайней мере, появился бы шанс дождаться помощи, ведь шторм не мог продолжаться вечно. Если же роды пройдут быстро, ей придется надеяться только на себя.
— Когда-то я смеялась над этим, — процедила Руби сквозь зубы.
Когда-то, а что же делать сейчас? А если дитя уже готово появиться на свет?
Мысль об этом мгновенно отрезвила Руби. Ее лицо сразу стало суровым и решительным. Она собрала все свечи и зажгла их, затем, прилагая нечеловеческие усилия, принесла из кухни и кладовой все полотенца и кипу простыней, чтобы разостлать на кровати. В ванной комнате Руби набрала в таз воды и дотащила его до прикроватного столика; нашла ножницы для отрезания пуповины. У нее даже закружилась голова, когда она почувствовала, что боль вспыхивает снова, нарастая с новой, удвоенной силой. Каким-то чудом ей удалось сбросить мокрые туфли и стянуть чулки. Очередь оставалась за юбкой, комбинацией и панталонами. Продолжая непрерывно кричать и стонать от боли, Руби заползла на кровать. Она знала, что нужно засекать продолжительность схваток, правильно дышать, но рядом не было никого, кто бог бы помочь ей. Никто не протирал ее лоб мокрым полотенцем, не убирал с лица волосы, не держал за руку.
— Я ненавижу тебя, Андрей. Ненавижу, — кричала Руби, корчась от боли.
Уже под утро, в четыре часа три минуты, когда буря наконец утихла, измученная, но ликующая Руби Блу родила девочку, весом семь фунтов четырнадцать унций, которую назвала в честь своей бабушки — Мартой Мэри Блу.
* * *
Андрей стонал, восхищенный тем, что делала с ним эта миниатюрная кореянка.
— Тебе нравится, американец? Лежите спокойно и получите массу удовольствий.
Ее звали Сунг Ли. Ей было шестнадцать лет. Брату Сунг Ли было семнадцать с половиной. Он продал свою сестру Андрею за двадцать пять долларов в месяц и два блока сигарет марки «Лаки Страйк».
Сунг Ли стирала и гладила форму Андрея, драила до блеска его сапоги, убирала квартиру, готовила, а в постели доводила его буквально до умопомрачения. По сравнению с этой девушкой Руби напоминала тяжелую борону.
Со своими мягкими бархатистыми глазами, длинными, угольного цвета волосами, Сунг Ли походила на обнаженную фею и вытворяла с Андреем удивительные вещи, доводя его до экстаза. Порой ему казалось, будто он парит высоко в небе, и не хотелось, чтобы заканчивалось такое удовольствие. Андрей даже не мечтал о подобных ощущениях, считал, что это абсолютно невозможно. Ее пальцы, язык имели магическую силу, а он лишь вздыхал от наслаждения и повторял:
— Еще, еще, еще, не останавливайся. Если ты сделаешь это с кем-то другим, я убью тебя.
Но порой Сунг Ли проявляла несвойственную ей твердость.
— Мой брат требует, чтобы вы платили больше, или я уйду. У вас, американцев, много долларов. К тому же я делаю вам приятные вещи.
— Мы ведь заключили сделку. Если твой брат попытается обмануть меня, я надеру ему задницу. Так и передай это от моего имени.
— Никаких разговоров. Мой брат — босс. Он требует, чтобы я ушла. Американские солдаты убили наших папу и маму. Ким говорит, что вы должны платить. Вы не платите, я ухожу, — настаивала Сунг Ли.
— Сколько еще?
— Три коробки сигарет и тридцать долларов. Немного для солдата, но для Кима это очень важно. Вы согласны? — не без страха спросила она.
— Если я заплачу, что ты сделаешь для меня? — ухмыльнулся Андрей.
Сунг Ли не заставила себя долго упрашивать. В конце концов Андрей уснул, изнуренный ее неистовыми ласками.
В тот же миг девушка выскочила из постели, бросив полный злости и презрения взгляд на лежавшего перед ней обнаженного мужчину.
— Насильник матерей! — прошипела она, надевая широкие брюки, тенниску и пуловер цвета хаки. У нее оставалось в запасе три-четыре часа, чтобы сделать то же самое с другими солдатами и вовремя вернуться, когда проснется глупый американец.
* * *
Руби в конце концов удалось дозвониться по телефону, и теперь она сидела в качалке с младенцем на руках, ожидая прибытия военного полицейского. Вскоре машина доставила мать и ребенка в госпиталь. Доктор пожелал им благополучия и доброго здоровья, предложив оставить девочку в детском изоляторе, потому что во время родов мать была значительно инфицирована. Руби не стала с ним спорить. Ей хотелось принять ванну, отдохнуть, а также сообщить Андрею о появлении на свет дочери. Однако доктор был слишком занят и телеграфировал ее мужу обо всем только через два дня.
Проснувшись после живительного двенадцатичасового сна, Руби ошеломленно уставилась на заполнившие палату цветы, открытки, детские подарки. Слезы бурным потоком полились у нее из глаз, когда приехала Арлин Франкель и привезла еще целую коробку подарков, а также симпатичного игрушечного мишку.
Поглаживая спутанные волосы Руби, Арлин ласково проговорила:
— Мне разрешили взглянуть на твою дочь. Она прекрасна. Дежурная няня сообщила мне, что ты тоже сможешь увидеть девочку, если будешь в состоянии ходить по холлу. Мне жаль, что все так произошло. Наверно, это воля бога. Я была просто вне себя, узнав о случившемся. Сомневаюсь, сумела бы я совершить подобное. Твой муж будет гордиться тобой, он будет просто на седьмом небе от счастья. Кстати, окна твоей квартиры уже ремонтируются. Бедняжка, ты, наверное, очень испугалась схваток.
Руби растроганно всхлипнула. Как приятно, когда кто-то поддерживает тебя, заботится, волнуется.
— Я не могу кормить ребенка грудью, — пожаловалась она. — Доктор считает, что лучше этого избежать.
— Бутылочное кормление значительно проще и легче, — согласилась Арлин Франкель. — Молоко из гвоздики, сироп Каро — вот что твоя милая голубка пьет прямо сейчас. Она уже проглотила целых четыре унции. Мне сообщили, что ты на самом высоком уровне приняла собственные роды. Признаться, никак не могу опомниться от этого события. Сегодня же вечером напишу генералу, какой из тебя получился маленький стойкий солдат. О, сюда идут няни. Очевидно, наступило время принимать ванну. Отдыхай, Руби. До завтра.
На второй день пребывания в родильном отделении Руби не находила себе места, беспокоясь, хватает ли Марте молока.
— Возможно, она не наедается, — заявила одна из нянь.
— Девочка срыгивает как шестимесячный ребенок, — утверждала другая.
Третья докладывала, что Марта сосет свой большой палец, а ночная няня сообщила, что она спит как ангел. Руби не могла дождаться, когда дочь снова окажется у нее на руках.
Третью ночь в госпитале Руби посвятила написанию писем друзьям. Андрея она оставила на потом. Муж наверняка захочет узнать все подробности, а для этого ей нужно было уединиться в своей спальне, чтобы восстановить каждую деталь той незабываемой ночи, когда она чудом не потеряла дочь.
На четвертый день, перед выпиской, Руби снова навестила Арлин Франкель. Ее водитель не только отнес в машину все цветы и подарки, но и помог устроиться в квартире молодой матери и новорожденной девочке.
— Я пришлю тебе два ящика консервированного молока и несколько банок сиропа, — пообещала на прощание Арлин. — О, вижу, у тебя уже есть десять бутылочек и емкость для стерилизации. Не стесняйся обращаться ко мне за помощью и советами.
— Благодарю вас, миссис Франкель. Вы так много сделали для меня. Теперь мне придется самой заботиться о ребенке. Я приложу все усилия, чтобы хорошо справиться с этим. Ведь Марта — моя кровь и плоть. Ее послал мне сам бог. Спасибо, огромное спасибо!
Как только за женой генерала закрылась дверь, Руби бросилась к детской кроватке, взяла на руки свое спавшее драгоценное чадо и покрыла поцелуями ее пухленькую головку. Лишь час спустя она уложила девочку обратно, а сама принялась мыть и кипятить проклятые бутылочки, готовить смеси. Пока бутылочки охлаждались в специальном приспособлении, Руби снова возвращалась к кроватке, поднимала Марту и укачивала ее, пока та не начинала кряхтеть и пищать, требуя свою порцию молока.
— Моя, вся моя, — с любовью шептала Руби. — Я никогда не оставлю тебя и буду заботиться о тебе до конца своей жизни. Я так люблю тебя и знаю, ты никогда не покинешь меня. Я буду самой лучшей матерью во всем мире. Хочу, чтобы ты любила меня так же, как и я тебя. Никто никогда не будет любить тебя так, как я, даже если ты выйдешь замуж.
Опустошив бутылочку, Марта срыгнула, чем сильно рассмешила Руби. Мать с умилением смотрела на дочь, думая о том, что это самая счастливая минута в ее жизни.
* * *
Андрей с трудом тащился под проливным дождем по грязной размытой дороге; вода текла с него ручьем. Он всем свои существом ненавидел это проклятое место, буквально изнывая от жары. Его тело чесалось и зудело. Очевидно, следовало начинать лечение скипидаром. В эту минуту Андрей ненавидел всех и вся, в том числе и Сунг Ли. Он бы ее убил, если бы смог доказать, что именно она наградила его этой заразой. Боже, как все чешется! Андрей захлопнул дверь своей квартиры и увидел полуобнаженную Сунг Ли. На его лице появилась гримаса отвращения, но почувствовав привычное возбуждение, он не сдержался и потащил кореянку в постель.
— Делай вот так, — простонал Андрей.
Заметив на этажерке розовую комбинацию девушки, он поднес ее к своему лицу, наслаждаясь исходившим от нее тонким ароматом.
— Проклятье, — пробормотал Андрей, испуская семя в рот Сунг Ли.
