Джохара взяла персик с серебряного блюда. За те полчаса, которые Джулия провела рядом с ней, это был уже четвертый.

— Честно говоря, я знаю, что не следовало бы, — сказала она. — Но я теперь постоянно голодна и ем за двоих. Подумай только, Джулия, ребенок в моем возрасте. Это чудо! Я благословенна среди женщин. Иногда радость просто переполняет меня и я нарочно плачу, чтобы не смущать джиннов, которые ненавидят счастье.

Эту восхитительную новость Джулия узнала, придя в гости к Джохаре. Сказав все, подобающее случаю, Джулия спросила:

— А что думает твой муж?

— Он очень горд, хотя неразговорчив. Он стал как будто выше ростом и чаще улыбается. Его первая жена, которая давно умерла, подарила ему сына, который давно женат. Внуки моего мужа будут старше этого ребенка. Моего первого ребенка. Кто бы мог представить это год назад? Жизнь иногда проделывает с нами удивительные вещи, не правда ли?

Джулии оставалось только согласиться; она с улыбкой разделила изумление женщины.

— Я иногда думаю, как устроились другие наложницы из гарема, — продолжала Джохара. — Словно у меня две сотни сестер, некоторые дороги мне по-разному, но все равно одной со мной крови.

— Иногда я слышу новости о них, — ответила Джулия. — Очень немногие вышли замуж, как ты. Около дюжины служат во дворце, в основном в детской Али дея.

— А Мария, что сталось с ней?

— Ходят слухи, что ее продали работорговцу, который увез ее в Бейрут. Там она была куплена каким-то арабом и исчезла в гареме.

Одно за другим назывались имена. Нескольких женщин продали в дома терпимости, к чему они отнеслись вполне покорно. Али дей сдержал свое слово и разрешил женщинам забрать с собой драгоценности, подаренные старым деем. Хотя он не сделал их совершенно свободными, согласно плану Джулии, все же, по понятиям ислама, обошелся с ними вполне гуманно. Этим он сильно смягчил впечатление, произведенное на народ далеко не умеренным правлением.

Джохара покачала головой.

— Кажется, нам с тобой повезло больше, чем остальным. Мы попали к мужчинам, которых можем уважать и, в глубине души, даже любить.

Джулия заглянула в мудрые глаза подруги.

— Разве это так заметно? — спросила она.

— Это совсем не заметно. Ты не выглядишь вполне счастливой, но и не кажешься такой обездоленной, как раньше. Ты приобрела новую грацию, хотя гармонии по-прежнему нет. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься. Я люблю человека по имени Рейбен эфенди. Но моя любовь безответна. Поделись со мной своей мудростью, подруга моя, и скажи, как заставить мужчину полюбить себя.

Джохара вздохнула и выбросила косточку на тротуар. Снизу донеслось ругательство, видимо, она попала в кого-то. Облизав пальцы от сока, Джохара сказала:

— Эта проблема стара как мир. Одни говорят, что следует заботиться о мужчине и наполнять его желудок хорошей пищей. Но то же самое он получал от матери, а ведь любовь к женщине — совсем не сыновья любовь. Другие считают, что главное — удовлетворить его физическое желание. Но разве он не может утолить свою страсть с любой потаскухой? Третьи считают, что необходимо занять ум мужчины, но любовь — продукт не только мозга, или желудка, или чресел. Следует ли женщине стараться удовлетворить все по отдельности? Думаю, нет. Мужчина любит женщину не за поступки и не за внешность, а за то, чем она является в его глазах. Поэтому невозможно заставить мужчину любить женщину: он или любит, или нет.

Джулия долго молчала. Наконец спросила:

— Ну а при каких-нибудь необычных обстоятельствах, не может разве он полюбить, сам не осознавая этого? Я уверена, что это так, ибо до недавнего времени я сама не могла разобраться в своих чувствах к Рейбену.

— Все возможно, — сказала Джохара, — если на это будет воля Аллаха, да будет возвеличено его имя!

Джулия истолковала это таким образом, что Джохара, хотя и не считала так, не хотела лишать Джулию удовольствия думать, как она хочет. Она улыбнулась и сменила тему.

Женщины обмахивались веерами, спасаясь от летней жары и мух, привлекаемых ароматом сочных персиков. Они бессвязно перескакивали с одного предмета на другой, беседуя о погоде, рождении детей, черкешенке Изабели и о той легкости, с которой она попала в гарем Али дея.

Затем Джохара сказала:

— Я слышала, что на острове в море умер великий правитель, подаривший твоей матери золотую пчелу. Знаешь ли ты эту новость?

Джулия ответила утвердительно.

— Опечалена ли ты смертью этого человека?

— Очень, — ответила Джулия, вспомнив Эжена Робо. Понял ли Робо и остальные, что в действительности произошло с Наполеоном? Как скоро они осознали, что не будет возврата блестящему царствованию императора? Осталось ли окружение верным Робо? Или он был обречен умирать в одиночестве?

— Не печалься, моя голубка! — воскликнула Джохара. — Скорбь проходит, как ночная тьма, и радость возвращается к нам, как утреннее солнце.

Джулия порывисто взяла ее за руку.

— Ты была мне настоящим другом, Джохара, — сказала она, — я бы пропала без тебя.

— И я бы, если бы не твоя смелость, позволившая тебе вступиться перед Али деем за женщин гарема. И как ты только смогла!

— Он не так уж опасен.

— Возможно, для красивой молодой женщины, — ответила Джохара.

— То, на что ты намекаешь, не имеет никакого отношения к этому делу.

— Возможно, в тот момент Али дей не мог заниматься такими вещами, но я бы поостереглась снова привлекать к себе его внимание.

— Похоже, что ты не слишком одобряешь Али дея как правителя, — заметила Джулия.

— Разве я так сказала? — глаза женщины расширились. Она оглянулась, словно опасаясь, что кто-то подслушивает и теперь донесет дею. Но никого поблизости не было, кроме Базима, который дожидался в комнате момента, когда Джулия соберется домой. Джохара сказала, подчеркивая каждое слово:

— Я никогда не сомневалась в способностях Али дея. Он сильный человек. Такой и нужен на этом посту. Я не нахожу у него никаких недостатков, ни одного.

— Я тоже, — сказала Джулия откровенно, хотя и заметив тревожный сигнал Джохары. Она тоже прекрасно знала, что везде были шпионы, но считала, что в частном доме у стен нет ушей.

— Али дей гораздо лучший правитель для нас, чем толстый Кемаль. Ты согласна?

— Безусловно, — подтвердила Джулия, озадаченная странным эпитетом, присоединенным к имени Кемаля.

— Было бы хорошо, если бы Кемаль не смог претендовать на почести своего дедушки и своего двоюродного брата Али дея.

— Разумеется, — произнесла Джулия, ожидая продолжения: такое восхваление нынешнего дея несомненно имело определенную цель.

— Если бы Али дей знал о местонахождении Кемаля, он бы положил конец его попыткам отнять трон, — намекнула женщина.

— Он прилежно разыскивает его уже много недель, — напомнила Джулия.

— Верно, а добыча прячется у него под носом! — прошептала Джохара, охваченная благоговейным страхом.

Почему женщина не могла сказать прямо то, что хотела? Или она боялась умалить этим ценность сказанного? Или, может быть, опасалась осведомителей? Как утомляли Джулию все эти экивоки!

— Ты хочешь сказать, что знаешь, где находится Кемаль?

— Потише, — прошептала Джохара. — Я вовсе не хочу быть снова замешанной в дела сильных мира сего. Моя простая жизнь с мужем в ожидании ребенка вполне устраивает меня. У Кемаля злобный нрав и долгая память. Безусловно, он знает или подозревает, что ты способствовала его падению, а в течение этих месяцев он имел возможность убедиться, что мы с тобой по-прежнему дружны. Такая близость с его врагом не прошла бы незамеченной, вернись он на трон.

— Ты опасаешься гонений, если Кемаль вернется к власти?

— Я боюсь не столько за себя, сколько за мужа и ребенка.

— Мне очень жаль, — сказала Джулия. — Но объясни же наконец свои намеки. Ты встречала некогда толстого родственника того, кто переселился в рай? Он скрывается где-то поблизости и мог видеть, как я приходила к тебе домой?

— Ты добралась до истины. Когда я сопровождала тебя к госпоже Фатиме и сидела за ширмой, разделявшей приемную, я внимательно рассматривала лицо Кемаля. Рядом с ним мне случалось видеть франкистанца с пронзительными глазами и полными губами — наемника французского консула. Возможно, я бы не узнала Кемаля, если бы не увидела рядом с ним этого человека.

— Где? — настаивала Джулия. — Когда?

— Один раз я видела, как они входят вместе в кофейню в соседнем переулке. Это скверное место, где клубится густой опиумный туман. Возможно, Кемаль снимает комнату над ней, потому что один раз я видела, как он выходит из переулка без франкистанца. Если бы ты его увидела, то не поверила бы своим глазам! Даже я чуть не приняла его за какого-нибудь араба, уличного попрошайку. Он стал гораздо худее, лицо у него загорелое, а ногти на руках поломанные и черные от сажи, одежда грязная.

— Ты уверена, что это он?

— Уверена. Я наблюдала с крыши, как он идет по переулку. Ошибки быть не может.

— Если это так, — взволнованно сказала Джулия, — и Рейбен сообщит об этом Али дею, возможно, в знак благодарности он разрешит Рейбену и мне вернуться на родину.

— Если так произойдет, Гюльнара, голубка моя, мое сердце будет биться от радости за тебя, хотя слезы наполнят глаза.

— А мне будет не хватать твоего мудрого совета, где бы я ни оказалась, — ответила Джулия. — Но если сейчас я в спешке уйду от тебя, ты не осудишь меня?

— Я пойму, — ответила Джохара и обняла ее. Отойдя от дома, Базим тихо сказал:

— Моя госпожа Гюльнара, могу ли я говорить с вами?

— Разумеется, Базим.

— Я о том важном деле, о котором говорила с вами госпожа Джохара. Возможно, стоит расследовать его более подробно, прежде чем Рейбен эфенди донесет Али дею?

— Что ты имеешь в виду?

— Ребенок, играющий возле кофейни, о которой говорит жена торговца коврами, может многое увидеть, а если он, невинное дитя, найдет вход туда, то сможет и многое услышать.

Было бы большой удачей получить подтверждение того, что это действительно Кемаль, от человека, который видел его намного чаще, чем Джохара.

Джулия не сомневалась в способности Базима притвориться маленьким мальчиком, но все-таки это было опасное предприятие.

— Стоит ли рисковать?

— Ради того, чтобы отомстить и чтобы быть полезным вам, — тысячу раз.

Карлик ничего не сказал о том, как наказал его Кемаль, а также о преступлении, в котором его обвиняли. Его ноги исцелились, и вроде бы все было забыто. Но иногда взгляд его добрых глаз становился жестким и он сжимал пальцами кривую саблю, как бы давая выход своей внезапной ярости.

Джулия глубоко вздохнула.

— Ты мужчина, Базим. Поступай, как считаешь нужным.

Однако поспешно принятое решение принесло ей немало мучений. Базим не был рабом — ни ее, ни Реда. Несмотря на свой крохотный рост, он был мусульманином. Он был предан Мохаммеду дею, а Джулии служил в силу долга и обета, возложенного на него умирающим деем. Ночь прошла, а карлик все не появлялся. Джулия побледнела от тревоги. Его так легко могли разоружить те, кто выше и сильнее! Убить его было так же легко, как лишить жизни ребенка. Если что-нибудь с ним случится, она будет раскаиваться до конца своих дней.

Взошла луна, заливая спальню золотым светом. Джулия без сна лежала возле спящего Реда и ловила любой звук, который мог иметь отношение к возвращению Базима. Но было тихо. Ее терзали сомнения — стоит ли будить мужа и объяснить ему вкратце, что случилось, или сообщить Али дею о подозрениях Джохары? Но что, если Ред скажет Али, а ничего не подтвердится? Не будет ли думать Али о Реде плохо за то, что тот прислушивается к женской болтовне? Вдруг он будет как-нибудь мстить ему за ложный донос — может, накричит на него или отдалит от себя? Его поведение, если его выставят глупцом из-за ненужных предосторожностей, будет непредсказуемым. Нет, она не может так рисковать. Еще рано.

За завтраком Ред спросил:

— Где Базим? Он не прислуживал нам за ужином, и его не видно сегодня утром.

— Не знаю, — ответила Джулия. — Может, у него есть какие-нибудь дела вне дворца.

— Но раньше у него их не было, — подчеркнул Ред. Из-за нервного напряжения ответ Джулии прозвучал излишне резко.

— Базим не раб. Он не должен отчитываться перед нами в своих поступках. Да и я не несу ответственности за него.

Нахмурившись, он посмотрел на жену.

— Что с тобой? Ты так ворочалась, что не давала мне уснуть полночи, а сегодня бледна как смерть.

— Со мной ничего особенного, — ответила Джулия, несколько раздраженная его проницательностью и настойчивостью.

Ред встал, надел на пояс саблю, несколькими уверенными движениями повязал тюрбан мусульманина, который он теперь мог носить.

Подумав, что, возможно, придется неожиданно послать за ним, она спросила:

— Где ты будешь сегодня?

— С деем, как обычно, — ответил он.

Подойдя к жене, он сурово, без улыбки поцеловал ее, потом пошел к двери. Служанка бросилась отворять и тихо закрыла за ним.

«Не будь этой женщины, — подумала Джулия, — Ред бы наверняка хлопнул дверью».

Оставалось только ждать. Без сомнения, множество женщин всецело зависят от мужчин в великой драме жизни. Неудивительно, что иногда женщинам просто хочется, чтобы о них помнили.

Наконец, когда вечерняя роса увлажнила сад, появился Базим.

— Базим! — воскликнула Джулия. — Я чуть не заболела от беспокойства. С тобой ничего не случилось?

— Как видите, госпожа Гюльнара, — ответил он, — я вполне здоров и мог бы вернуться гораздо раньше, если бы не моя глупость и невезение.

— Но теперь ты здесь, — сказала Джулия. — Садись и рассказывай.

— Моя госпожа, произошло следующее. Я изменил свою внешность и отправился в кофейню, о которой говорила госпожа Джохара. Там я нашел Кемаля, как она и говорила. Он изменился, но узнать его можно. Вскоре прибыл и франкистанец, его союзник. Вместе они поднялись в комнату наверху. Не так просто подслушать разговор осторожных собеседников, но все-таки с балкона мне это удалось. Собственными ушами я слышал, как Кемаль и франкистанец разговаривали с третьим человеком. Это, как я понял, был любимый мальчик Кемаля. Они планируют ворваться во дворец через сутки, ночью, и удушить дея веревками, скрученными из полога.

Джулия задержала дыхание.

— Но разве это возможно? Как они пройдут мимо охраны?

— Деньги — вот ключи для многих дверей. Тех охранников, которые не захотят отвернуться, попросту устранят. Как только дело будет сделано, верные Кемалю войска атакуют дворец. Они рассчитывают на быструю победу за счет внезапного нападения. Ожидается, что, когда Кемаль воцарится во дворце с помощью французского правительства, янычары дадут ему свое благословение.

— Понятно, — откликнулась Джулия в раздумье.

— Тут барака покинула меня. Я сошел с балкона, собираясь вернуться через спальню, затем вниз по ступенькам в общую комнату кофейни и, наконец, на улицу. Когда я оказался посреди спальни, я услышал, что кто-то подходит, собираясь войти. Я успел нырнуть в сундук, полный грязных панталон и шерстяных бурнусов, пропахших камфарой. Явились Кемаль и его мальчик и улеглись на кушетку. Пришлось ждать, пока они встанут. Затем в ту же комнату явились командиры верных Кемалю частей. Подробности плана их нападения на дворец, возможно, интересны, но я чуть не задохнулся в сундуке и смог выбраться из него лишь час назад.

Базим слышал план нападения на дворец предыдущей ночью. Значит сегодняшней ночью Али дей подвергнется величайшей опасности.

— Чего же ты ждешь? — воскликнула Джулия. — Ты должен немедленно предупредить дея!

— Вы полагаете, он доверится мне после обвинения в отравлении его дяди? Думаю, вначале он подвергнет меня пыткам, чтобы убедиться в том, что я говорю правду.

— Что же ты предлагаешь? — спросила Джулия.

— Если вы напишете письмо, используя свою женскую мудрость, я отнесу его Рейбену эфенди. Али дей однажды прислушался к вашему предупреждению, и оно принесло ему большую пользу. Почему бы ему не прислушаться и на этот раз, особенно если его доставит Рейбен эфенди?

Джулии не особенно понравился этот план, но времени на споры не было.

— Очень хорошо, — сказала она и хлопнула в ладоши, чтобы ей принесли карандаш и бумагу.

Базим не вернулся. Единственным доказательством того, что письмо достигло адресата, послужил факт, что Ред остался при дее. После ужина ее служанки ушли, оставив хозяйку в одиночестве. Напряженные нервы не позволили ей ни погрузиться в чтение персидской любовной поэзии, ни заняться рукоделием. Наконец она вышла в сад, вдыхая ласковый ночной воздух.

Именно здесь она услышала крик, многократно повторенный эхом.

— Нападение на дея! Кто-то пытался убить дея!

Точно потревоженный улей, дворец наполнился шумом и смятением. Раздался топот бегущих ног, выстрелы из мушкетов. Какие-то люди шли строем в направлении жилища Джулии, затем резко выкрикнули команду. Выглянув, она увидела, что евнухи, стоявшие у входа много дней неподвижно, словно статуи, быстро уходили прочь.

Желание последовать за ними было почти непреодолимым. Ей страшно хотелось узнать, что произошло: успели ли вовремя предупредить дея, пойманы ли предполагаемые убийцы и пострадал ли кто-нибудь во время нападения? Возможно, что Али дей, а с ним и Ред и Базим убиты, а во дворце находятся люди Кемаля. Нет, этого не может быть, успокаивала она себя, иначе кричали бы «не попытка убийства дея!», а «дей убит!» Значит, все, кто способен носить оружие, обороняли дворец от приспешников Кемаля. Ей не стоило мешать им. Она вернулась в дом. Постепенно все стихло. Не слышалось выстрелов и топота, не пахло дымом, вдали не колыхалось зарево. Однако нервы Джулии были настолько напряжены, что она вздрогнула от прикосновения большой бабочки, случайно залетевшей в жилище. Обругав себя за нелепый страх, она вошла в спальню.

Раздался тихий звук, слабый шорох одежды. Прежде чем она среагировала, сильная рука схватила ее сзади. Нож, который она носила на талии, вырвали из ножен и со звоном метнули к противоположной стене. В то же мгновение ее бросили на диван. Джулия увидела мужчину со зловещей улыбкой на полных губах.

Пока она смотрела на него, он потянулся за курбашом, прислоненным к стене.

— Да, моя дорогая Джулия, — протяжно сказал Марсель де Груа. — Это я. Наступило время, которого я так давно ждал. Мы одни, и у меня есть способ сравнять наши старые счеты, да и новые заодно. — Он хлестнул плетью по воздуху так, что она зловеще запела. — Ты дрожишь, моя драгоценная, неприкосновенная Джулия? Ты корчишься от ужаса? Ты права, потому что я собираюсь хорошенько расписать твою нежную белую кожу. Теперь у тебя нет оружия, чтобы помешать мне, я позаботился об этом. Сейчас-то я взыщу с тебя цену ножевого ранения в спину и пулевого в грудь, и заслуженной славы человека, избавившего мир от Наполеона Бонапарта, которой ты меня лишила, и утраченной возможности установить в Алжире марионеточный французский режим. Я хорошо знаю, кого следует благодарить за свои расстроенные планы. Я говорил этому дураку Кемалю, что ему не следует оставаться так близко от места, где ты бываешь, — жилища женщины, которая была во дворце. Он смеялся, в уверенности, что его тайну не раскроют. Разве ты не проходила мимо десятки раз? Сколько раз я хотел взять тебя силой и убрать с дороги! Мне отказывали в этом удовольствии. Не так уж ты и важна, считал он, но из-за твоего исчезновения могут начать обыскивать ту часть города, где мы скрываемся. Он обещал передать тебя мне, как только окажется у власти, чтобы я мог заняться тобой на досуге. Недоумок! Мне стыдно, что я слушал его. Ну ничего, я свое возьму, пусть мавританский наемник лежит в цепях и мусульманские собаки хватают меня за пятки. Я услышу, как ты запросишь пощады, и увижу, как ты станешь корчиться у моих ног, даже если это окажется Последним, что мне предстоит увидеть на земле. А когда это зрелище достаточно возбудит меня, я завладею тобой, а ты будешь скулить и плакать подо мной!

Со сверкающими глазами он отвел руку с плетью назад. Джулии удалось скатиться с дивана, и курбаш распорол его обивку, словно острый нож. Она вскочила и бросилась туда, где сверкало лезвие ее кинжала. Марсель догадался о ее намерении, и, когда она протянула руку к ножу, курбаш хлестнул ее по протянутым пальцам. Рука сейчас же онемела, и стремительная волна боли разлилась по ней. Прежде чем она успела прийти в себя, плеть опустилась снова, хлестнув по обнаженной коже возле талии. Третий удар рассек тонкий шелк ее панталон, обвившись вокруг бедер. Красный туман поплыл у нее перед глазами. Инстинктивно она повернулась спиной, стараясь защитить живот и нежную грудь. Полновесный удар опустился ей на плечи, все ее тело пронизала невыносимая боль. Она вытянула руку, схватилась за стену и припала к холодному камню.

Внезапно удары прекратились. Уведенными шагами Марсель направился к ней. Она чувствовала, как течет теплая кровь там, где курбаш разорвал ее кожу. Сверхъестественным усилием воли она оторвалась от стены и повернула голову, словно затравленное животное, встречая Марселя. Он улыбнулся, засовывая кнут под мышку и вынимая нож из-под полы.

— Хотя мне все это чрезвычайно приятно, но, думаю, я получил бы большее удовольствие, если бы на тебе было меньше одежды.

Он вставил острие ножа в углубление ее корсажа между грудями и одним быстрым рывком рассек его сверху донизу. Острое лезвие запуталось в цепочке, которую она носила, но разрезало мягкое золото без труда. Желтый алмаз и золотая пчела, надетые на нее, полетели на пол. Марсель даже не обратил на них внимания, раздирая лифчик на две половины и рассматривая упругое, теплое сокровище, открывшееся его взору. Джулия задержала дыхание, втянула живот, когда взгляд де Груа опустился ниже. Она ничего не могла вделать против ножа, приставленного к ее животу. Он разорвал пояс панталон, при этом золотые и серебряные бусинки раскатились и заплясали по полу. Марсель пожирал ее глазами.

— Скоро, очень скоро ты попросишь у меня пощады. Возможно, я дам тебе передышку, если ты попросишь хорошенько и предложишь себя со всей покорностью.

Неизвестно, какие запасы сил в ней таились, но глаза ее сверкнули презрением. Она вспомнила крики Марии, скорчившейся под кнутом.

— Никогда! Никогда, даже если мне придется умереть!

В ту же секунду свободной рукой она нанесла ему сильный удар в лицо.

— За это ты тоже заплатишь, — зарычал Марсель. Она ударила его коленом в пах, и это подействовало мгновенно. Марсель издал короткий вопль и тяжело отшвырнул ее от себя. Она ударилась о стену и осела. Прежде чем она пришла в чувство, плеть со свистом опустилась на ее плечо и бок.

В этот момент раздался негромкий звук. У входа стояла одна из служанок. Глаза ее расширились от ужаса, но, когда Марсель с руганью обернулся, она поспешно скрылась из вида.

Этой маленькой заминки хватило, чтобы Джулия смогла дотянуться до ножа. Коротким, точным движением она метнула сто в грудь Марселя. Однако то ли она переоценила свои сшил, то ли у нее дрогнула рука, но нож пошл в цель не лезвием, а рукоятью. Марсель с торжествующей улыбкой снова занес плеть, однако удара не последовало. Словно три фурии, в дверях подвились две служанки и кухарка, вооруженные метлой, разделочным ножом, кочергой, большой сковородой и прочей утварью. Метла прекрасно нейтрализовала действие курбаша, а удар тяжелой сковородой по голове сбил француза с ног Джулия пыталась заговорить, на вместо этого стала смеяться и плакать одновременно, опустив голову на колени, Когда же она ноющий пришла в себя, служанка уже закусывала ее в одеяло, а рядом стоял один из евнухов. Видимо, на короткий миг она потеряла сознание, потому что Марселя нигде не было видно.

Евнух поднял ее, закутанную в одеяло, и вынес из жилища. Она не знала, куда они направлялись, хотела протестовать, ее мучило прикосновение грубого одеяла к израненному телу, посылая тысячи болезненных стрел в мозг. Джулия хотела заявить о своем нежелании покидать дом Реда, но слова не шли у нее с языка, сознание окутал серый тумак. Сквозь него она видела, как все ближе и ближе маячит огромная кедровая дверь гарема дея. Дверь широко раскрылась, поглотила ее, затем с треском захлопнулась.