ЧАСТЬ II
Глава 11
Два дня пролетели в кошмарной сумасшедшей гонке. Вперед, только вперед, без передышки. Они делали остановки лишь по крайней необходимости — напоить лошадей, дать им отдых или раздобыть свежих на замену. Они ели на ходу и с трудом отыскивали дорогу среди множества троп и проселков, на которых не было указателей. Анджелина спала почти всю дорогу, благодаря снотворному, которое для нее раздобыл Рольф. Что же касается самого принца и его людей, то они изредка дремали в седле, не позволяя себе никакого другого отдыха. Все внимание мужчин и все их усилия были направлены на выслеживание Клэр, за которой велась охота. Каждый воин был бдителен и строг к себе, и держал ухо востро, чтобы быть уверенным, что не допустил недосмотра, что дичь не упорхнула от него неожиданно среди ночи.
Они почти не встречали трудностей на своем пути. В некоторых ситуациях они добивались своего обаянием или звоном золота, а иногда и тем и другим сразу. Такая тактика широко открывала перед ними любую дверь — будь то двери амбара, кухни или просто буфета с лекарственными снадобьями. Да к тому же еще заставляла хозяев этих дверей низко кланяться им вслед с застывшим на лице выражением недоумения и замешательства. Эта же тактика открыла перед Рольфом дверцы платяного шкафа в одном из домов. Смерив молодую хозяйку таким откровенным взглядом, что та вспыхнула до корней волос и стала заикаться от смущения, несмотря на свою сильно заметную беременность, Рольф быстро сторговался с леди, забрав часть ее гардероба, который ей, похоже, не скоро еще мог понадобиться, если когда-нибудь понадобится вообще.
Среди одежды было платье для прогулок из серого фая, украшенное искусственными веточками сирени, норвежская шаль с шелковой бахромой, сорочка, нижняя юбка, амазонка — наряд для верховой езды, из темно-зеленого, почти черного бархата со шляпой, имевшей высокую тулью и украшенной узкой полоской белой вуали.
Но Анджелина так плохо себя чувствовала, что едва обратила внимание на все эти наряды, которые Рольф сгрузил на противоположное сиденье. Свернувшись калачиком и положив руку под голову, она молча лежала не в силах даже поблагодарить его. Однако каждый раз, когда она просыпалась, она чувствовала себя немного лучше, хотя все еще недостаточно хорошо, чтобы выйти из кареты.
На второй день после полудня она посидела немного у окна. Когда настал вечер, она смогла съесть нормальный ужин, а не только свой обычный бульон с кусочком грубо помолотого хлеба. Рольф разделил с ней трапезу, которая состояла из запеченного цыпленка, свежего хлеба и пирога с начинкой из сушеных яблок. Они молча ели свой ужин, а карета катила по дороге, залитой ярким лунным светом, мимо черных скелетов зимнего леса.
Рольф не обратил внимания на ее предложение отдохнуть немного, сняв сапоги и хоть на минуту прикрыв глаза. Он только взглянул на Анджелину, освещенную тусклым светом каретных фонарей, пробежав взглядом по всей ее нахохлившейся фигуре с взъерошенными волосами и жемчужной кожей нежной груди, которая виднелась в глубоком вырезе рубахи, все еще надетой на нее. Улыбка скользнула по лицу принца, он опять вернулся к недоеденной куриной ножке, которую держал в руках, и быстро справившись с ней, покинул карету, продолжив путь верхом.
Почти сразу же мужчины громко запели разухабистую и в высшей степени непристойную песню о девушке из Праги, чьи причудливые прихоти в выборе партнеров по постели заставили уши Анджелины запылать от стыда. Раздался голос Рольфа, что-то сказавшего на непонятном языке, и изысканная — даже в передаче непристойностей — французская речь сменилась гортанными звуками рутенского языка, звучавшего как-то особенно грубо и неприлично.
Но во всяком случае, эти песни без сомнения подняли настроение телохранителей. Поочередно похваливая и поругивая друг друга, подбадривая и подшучивая, свита, не зная устали, продвигалась в ночь, поддерживая тот быстрый шаг, который задал всей кавалькаде Рольф.
После восхода солнца они узнали, что Клэр лишь недавно проехала здесь. Брошенная ею карета стояла у домика фермера, у него же Клэр купила лошадей для себя и своего возницы. И дальше оба отправились верхом.
Принц и его люди только одного не могли понять, как ей удавалось на протяжении такого длительного времени опережать их. Это, по всей видимости, требовало от нее и, главное, от ее возницы неимоверных усилий. И все же Рольф надеялся нагнать их сегодня же после полудня.
Солнце светило ярко. И утренний воздух постепенно нагревался, иногда в Луизиане в разгар января бывают такие теплые дни. Анджелина была очень утомлена тряской в карете. Ей надоел затхлый запах бархатных сидений, пыль, проникающая сквозь щели двери и окон, и монотонное поскрипывание задних колес. Ей так хотелось наружу, на свежий воздух, ее манило солнечное тепло и легкий утренний ветерок. Дотянувшись до противоположного сиденья, она взяла темно-зеленую амазонку и развернула наряд. Она знала, что у отряда есть несколько запасных лошадей, они были привязаны сзади к карете, так что всадники могли поменять на ходу лошадь, дать каждой немного передохнуть без седока.
Переодеться в карете Анджелине было не так-то просто. Сначала она завесила окна широкими юбками платья для прогулок и нижним бельем, забив края импровизированных занавесок в щели неплотно прилегающих дверц кареты. Укрывшись таким образом от посторонних взглядов, она быстро скинула с себя рваный муслин и некогда белую рубаху, а затем надела платье для верховой езды. Оно было ей как раз в пору, хотя все же чуть свободновато в талии и чуть тесновато в груди, но, впрочем, это не бросалось в глаза. Одергивая и поправляя жакет, похожий на мужской камзол, надевая кружевное жабо под самое горло сверху батистовой блузки, расправляя слегка помятую на бедрах бархатную юбку, Анджелина думала, что никогда в жизни не имела такого великолепного элегантного наряда.
Для полного комфорта ей, пожалуй, не хватало только ванны, но Анджелина решила не быть слишком привередливой.
Она бы очень хотела иметь такую сильную волю, чтобы отказаться от одежды, купленной для нее Рольфом. Но похоже было на то, что за последнее время она стала намного уступчивей и покорней. Нахмурив брови, Анджелина сняла одежду с окон и аккуратно свернула ее, прежде чем опустить стекла и попросить Густава, который правил каретой, остановиться.
Сесть на лошадь в длинной юбке со шлейфом, да так чтобы не споткнуться, было для Анджелины не простым делом. Ей приходилось следить сразу и за юбкой и за лошадью, да еще придерживать шляпу с развевающейся вуалью, которая вместе с ее распущенными волосами мешала Анджелине, застилая взор. Но ей удалось справиться со всеми этими трудностями с той долей грации, на которую она была способна в столь непростых обстоятельствах. Заплетя пушистые каштановые волосы в косы и забросив их за спину, она легким галопом догнала отряд, и была встречена одобрительными улыбками и возгласами. Рольф тоже улыбнулся ей одной из своих открытых улыбок и поскакал рядом, бросая на Анджелину ярко-синие взоры. Казалось, он оглядел ее с головы до ног, не упустив ни одной детали.
— Надеюсь, вы чувствуете себя так же хорошо, как выглядите?
— Думаю даже, что намного лучше. Я отдаю должное вашему вкусу в выборе одежды — и благодарю за заботу обо мне.
— Вы вовсе не обязаны и вам нет никакой необходимости постоянно благодарить меня. И в особенности за эту одежду с чужого плеча, она, может быть, подходит гувернантке или служанке, но никак не женщине, которую я…
— Которую вы?.. — переспросила Анджелина, когда он вдруг остановился. — Которую вы сделали своей любовницей? Именно это вы хотели сказать?
— А вас это обстоятельство сильно огорчает? Тогда позвольте мне сказать по-другому — вы женщина, которая помогла мне в моих поисках. Позвольте мне также поблагодарить вас за то, что ни одна забота о вас, ни одно благодеяние не обходятся мне даром — без подозрений с вашей стороны.
— Вы отлично знаете, что я во всех случаях поступаю вынужденно, под давлением силы и обстоятельств.
Он пристально взглянул на нее, глаза его горели мрачноватым огнем.
— О да, я это знаю, но я вовсе и не говорю о вашей добровольной помощи мне.
Анджелина не хотела ссориться с Рольфом. Для ссоры к тому же не было повода. Она ничего не стремилась добиться от него, и ей было нечего больше терять. Анджелина перевела разговор на другую тему и начала шутить с добродушно настроенными Густавом и Оскаром. Остальные тоже присоединились к общему легкому веселому разговору. А тем временем быстрые копыта лошадей уносили их дальше и дальше вглубь опасных земель.
Утро уже было в самом разгаре, когда путники остановились у быстрой речки напоить коней. Анджелина на минуту удалилась в кусты, а Рольф поблизости поджидал ее. Выйдя из зарослей, она подошла к нему, стоявшему под раскидистым лавровым деревцем. Он что-то высматривал в небе, озабоченно хмуря брови. Солнце скрылось за набежавшими облаками, а с юго-запада наступала серо-свинцовая огромная туча.
— Сначала вроде бы повеяло весной, — сказала Анджелина, — а сейчас, похоже, и вправду начнется первый весенний ливень.
— Мне и моим людям, привыкшим к более суровой зиме, вообще-то показалось, что сегодня началось лето. Однако это вовсе не значит, что мы рады летнему дождю.
— Рады или не рады, все равно дождь будет, и вы с этим ничего не поделаете. Или… или вы считаете, что это повлияет на исход вашего дела? Думаете, непогода помешает вам нагнать Клэр?
— Гроза задержит ее в пути точно так же, как и нас, если не в большей степени. Нам гроза нипочем, если, конечно, не разразится настоящая буря.
— Вряд ли будет буря, в это время года их не бывает. Единственное, что может быть, это сильный ливень и выход рек из берегов, одним словом, наводнение.
— Думаю, что нам обязательно надо догнать Клэр прежде, чем это случится.
— А что… вы будете делать… Я имею ввиду, когда захватите Клэр в свои руки?
Он бросил на нее насмешливый взгляд.
— А чего вы собственно боитесь? Разве я не дал вам слово?
— Вы сказали, что не нанесете ей физического вреда. Но такая формулировка открывает большое поле для вашей… изобретательности.
— Вы имеете в виду что-нибудь вроде бича или розги? Нет, я бы пошел еще дальше. Я бы искоренил в ней ее неуемное тщеславие, подвесив вашу кузину за волосы на зубцах одной из башен во дворце моего отца. Но я не сделаю этого, потому что дал вам клятву. Неужели вы не верите моему слову, не верите мне?
— Да, я верю. Верю, пока не вспоминаю саму Клэр, то, какой она может быть упрямой и своевольной. И потом, у нее ведь может не оказаться нужных вам сведений. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что вы будете делать и что вы будете чувствовать, если ваше долгое трудное путешествие окажется, в конце концов, бесполезным?
— Вы утверждаете, — произнес он спокойно, — что я не умею управлять своими порывами? Что мною владеют эмоции?
— Я этого не говорила.
— Но вы это только что сказали! — настаивал он.
— Вы должны признать, что на практике вы лично мне часто доказываете как раз противоположное.
— Я ничего не хочу признавать. Запомните, порыв не играет никакой роли в том, что я делаю.
— Позвольте вам не поверить! Неужели вы говорите это всерьез? А как же объяснить некоторые ваши поступки? Например, мое похищение из дома тети? И то, что вы заставили меня стать вашей… то есть остаться с вами? И то, что вы увлекли меня с собою в погоню за Клэр, увезя из монастырской школы? Вы никогда не заставите меня поверить, что все это было сделано преднамеренно, по заранее составленному плану и с расчетом.
— А почему бы и нет?
— Тогда от такого хладнокровия мне становится просто жутко!
— О, я никогда не заявлял, что все это было сделано мной рассудочно и хладнокровно. Напротив, бывали такие моменты, когда меня охватывали чувства, совершенно далекие от хладнокровия, — насмешливая улыбка тронула губы Рольфа, — если вы имеете ввиду то, что случилось между нами… нашу интимную близость… там, в первый раз, в охотничьем домике… Ну что ж, я вам скажу всю правду. Я хотел вас и решил, что вы будете моей с первой минуты нашей встречи, с той минуты, когда заключил вас в объятия во время танца на балу в особняке мадам Делакруа. Ваша девственность была полной неожиданностью для меня. Но я не уверен, что это обстоятельство остановило бы меня, знай я о нем заранее.
Наверное в его поведении по отношению к ней было что-то чересчур самонадеянное и независимое или ее состояние было вызвано одним-единственным неверным шагом Рольфа — каким-нибудь словом, взглядом или движением, — Анджелина не знала.
Но как бы то ни было, она испытывала чувство подавленности. Онемев, ощущая свою полную уязвимость и зависимость от него, она отвернулась в сторону, пряча лицо.
— Вам вовсе нет нужды так переживать и бледнеть, становясь похожей на белую лилию. Вы ни в чем не виноваты.
Анджелина вскинула голову.
— А я в этом и не сомневаюсь!
— Не сомневаетесь? Ну тогда я объясняю резкую смену вашего настроения тем, что вы переутомились, не окрепнув еще после болезни, и поэтому вам следует срочно вернуться в карету.
— Как вы внимательны, сэр! — воскликнула Анджелина строптиво, несмотря на ощущаемую ею во всем теле предательскую слабость, свидетельствующую о том, что принц был недалек от истины. Нежелание Анджелины признать его правоту проистекало от того, что зажегшийся вдруг в глазах Рольфа знакомый огонь рождал в ней чувство неуюта и тревоги.
— Даже более чем вы предполагаете, — ответил он тем временем на ее восклицание. — О чем свидетельствует мое намерение не оставлять вас одну.
— Вы… вы хотите сказать, что поедете вместе со мной в карете?
— Я вижу, что подобную перспективу вы воспринимаете с энтузиазмом… и с тревогой.
Кровь прилила к щекам Анджелины, но она старалась не замечать этого.
— Я не уверена, что в состоянии… в состоянии продолжать путь.
— Тогда я буду настаивать на этом. Ради вашего же благополучия, конечно.
— Настаивать? Но зачем вам это надо? Поверьте мне, мое отсутствие среди вас вовсе не задержит вашего продвижения вперед. Как раз, наоборот…
— Это по-вашему. А что до меня, то я уверен в обратном.
Он открыто смеялся над ее отчаянными усилиями пропустить мимо ушей его прозрачные намеки.
— Вы… вы вплотную приблизились к Клэр. Может быть, вам и вашей гвардии следует сейчас поднажать, оставить карету позади — и меня, конечно, в ней — и броситься вперед. А позже вы подберете меня по дороге.
— Думаете, я позволю вам путешествовать по Ничейной Земле в сопровождении одного Густава?
— А разве мы уже на Ничейной Земле?
— Мы уже углубились в нее миль на десять.
— Я не знала.
— Это не имеет значения. Но теперь-то вы понимаете, почему я хочу сопровождать вас лично, под своей охраной?
— Я не верю вам, — упрямо сказала она.
— Чему именно? Тому, что мы проникли вглубь опасной зоны или тому, что я горячо желаю… защитить вас?
— Я думаю, — произнесла она отчетливо, — ни одна, ни другая причина не играет заметной роли в вашем намерении ехать со мной в карете.
— Вы столь же сообразительны, сколь и отважны, — его глаза искрились смехом. Он протянул руку и, сняв с ее головы шляпу с белой вуалью, забросил ее в кусты, а потом взял один из длинных каштановых локонов Анджелины и перекинул его со спины на грудь.
— Если бы вы в придачу ко всем прочим вашим достоинствам были бы еще и уступчивы…
Впрочем, он не оставил ей шанса подтвердить или опровергнуть высказанное им сожаление. Рольф взял Анджелину под руку и повел назад к карете, где на козлах восседал Густав.
Открыв дверцу, принц повернулся, чтобы помочь ей сесть. Был момент, когда Анджелина, казалось, могла воспротивиться его воле, не подчиниться ему — она стояла, сжав руки в кулаки и пристально глядя на Рольфа. Он ждал, не делая ни одного движения, чтобы заставить ее подняться в карету, и медленно цедил слова, обращаясь к ней тихим голосом — так, чтобы слышала его только одна она:
— Попробуйте, что из этого выйдет… Испытайте, возможно ли остановить меня. Вмешаются ли мои люди, услышав ваш крик, или будут, молча завидуя мне, одобрять мои действия? Проверьте, кого они поддержат — своего принца или его любовницу? И будете ли вы довольны результатом их выбора — какой бы он ни был?
Эта мысль — вернее только намек на мысль — всего лишь мелькнула в голове Анджелины! Как он мог угадать, о чем она думает? Она не знала, но теперь, слыша свои смутные мысли облеченными в четкие слова, она ясно видела, что риск слишком велик. В этот момент, когда Анджелина все еще колебалась, на землю упали первые капли дождя, как будто природа была на стороне Рольфа. Двигаясь напряженно и неестественно, Анджелина оперлась на его руку и разрешила ему подсадить себя в карету. Усаживаясь на сиденье и все еще кипя от негодования на его настойчивую бесцеремонность, она вдруг подумала, что ум и сообразительность в ее положении очень обременительны.
Анджелина не замечала до этого, как стемнело вокруг. В карете царил полумрак. Когда они тронулись, начался настоящий ливень, дождь хлестал, растекаясь струями по стеклам окон, барабанил по крыше, бил в стенки старой кареты, неудержимо увлекаемой четверкой коней вперед в неизвестность. Колея на дороге размокла, появились лужи, колеса кареты месили грязь и каждый раз когда колесо попадало в глубокую выбоину, наполненную жидкой грязью, существовала опасность, что карета застрянет в непролазной трясине. Люди принца надели водонепроницаемые накидки с капюшонами, достав их из седельных сумок, и медленно скакали впереди неуклюже переваливающейся с боку на бок кареты, наклоняясь всем корпусом вперед и пряча лица от хлещущего дождя.
Рольф крепко держал Анджелину в своих объятиях, глядя в окно на разгулявшуюся непогоду и рассеянно перебирая ее волосы, упавшие ему на руку. На его пальце мягко поблескивал старинным золотом перстень с изображением волчьей головы. Они были надежно укрыты от дождя и ветра в сухой душной карете. Рольф склонил голову и взглянул сверху вниз на Анджелину, самодовольная улыбка играла у него на губах. Он осторожно смахнул капельку дождя с ее ресниц. Она откинула голову, чтобы взглянуть на него и, как зачарованная, замерла под пристальным гипнотическим взглядом его ярко-синих глаз. Что-то тихо воскликнув, он склонился и припал губами к мягкой манящей линии ее губ. Его пальцы, коснувшись ее щеки, опустились на грудь Анджелины.
Она чувствовала, как жгучее томление овладевает всем ее существом. С неожиданной силой и страстностью, которые испугали ее саму, она вдруг захотела, чтобы он крепче сжал ее в своих объятиях. Глубоко вздохнув, Анджелина отвернула свое лицо, прервав поцелуй.
— Не надо… нас увидят.
— Они ничего не увидят. А если даже и так, они достаточно воспитанные в этом плане люди, чтобы сделать вид, что ничего не замечают, и отвернуться в сторону.
— Но… среди бела дня… вы не можете…
— Не могу? — он уже расстегивал пуговицы ее жакета, ловко избегая ее сопротивляющихся, пытающихся мешать ему рук.
— Рольф, не надо. Это… это же неприлично.
— А какое отношение к нам имеют приличия?
Действительно, какое? — подумала Анджелина с мимолетной горечью, и тут же его поцелуй заглушил в ней все протесты и возражения. Волна желания, нарастая, поднималась в ней. Дождь стучал по крыше кареты, выбивая своеобразный музыкальный ритм, который отдавался, казалось, в их разгоряченной крови. Меж тем влажный холодный воздух проник внутрь, и их сырая кожа становилась липкой, будто ее слегка смочили клеем. Рольф, развязав, снял кружевное жабо Анджелины и легко расстегнул костяные пуговицы на ее блузке, обнажив пышную упругую грудь. Она почувствовала сначала его руки, а потом теплые губы на своих сосках, ласкающие их нежно и осторожно. Почувствовав лихорадочное возбуждение, Анджелина прижалась к нему с ответной страстью, ощущая на своей груди его теплое дыхание и слыша его хриплый шепот:
— Анджелина…
Он шире распахнул полы жакета и края расстегнутой блузки, а затем, слегка отстранившись от нее, дотянулся до накидки, лежавшей в углу сиденья и, развернув полотнище, укрыл себя и Анджелину. Под теплым уютным одеялом его руки начали медленно ласкать все тело Анджелины, поглаживая, дотрагиваясь и ощупывая каждый его закоулок; он все сильнее сжимал ее в своих объятиях, как бы стараясь заново оживить в себе ощущение ее кожи, ее тела, ее плоти. Она чувствовала, как его ладонь, скользнув вниз по ее бедру и дойдя до колена, начинает приподнимать тяжелый бархат юбки. Он быстро расстегнул свою одежду и стянул с себя брюки, потом, повернув Анджелину лицом к себе, Рольф раздвинул ее колени, положил одно из них себе на бедро, и, удобно расположившись, прижался к ней.
Карету тряхнуло на ухабе, и Анджелине послышалось, что Рольф тихо рассмеялся, когда ее слегка подбросило на сиденье и плотнее прижало к нему. Она постаралась немного отодвинуться, но его хватка была железной. К тому же уже было поздно, он глубоко вошел в нее, овладев всеми ее чувствами и ощущениями.
Приноровившись к ритмичному покачиванию кареты, Рольф некоторое время действовал в том же ритме. А потом поднялся над Анджелиной, положив ее бедра на край сиденья, и снова атаковал ее, с каждой секундой наращивая темп. В этот момент колесо кареты попало в рытвину. Анджелина почувствовала, что ее неудержимо бросило вперед — на Рольфа. Рольф успел увернуться, так, что она не задела его самый уязвимый орган, который, впрочем, имел сейчас воинственный и несгибаемый вид: одновременно, чтобы смягчить ее падение он перехватил сильными мускулистыми руками тело Анджелины и прижал к груди, приняв весь удар на себя и застыв на мгновение в неудобной позе, но тут карета издала страшный скрежет и снова резко рванулась на глубокой рытвине, края которой царапали по ее дну. Не удержавшись, Рольф и Анджелина упали на пол. Он сильно ударился плечом о противоположное сиденье, в то время как Анджелина тяжело упала ему прямо на грудь. Рольф издал нечленораздельный стон, задохнувшись так, что не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, а потом его тело мелко-мелко задрожало. У Анджелины все похолодело от страха, но тут она заметила, что он просто хохочет. Его неудержимое веселье передалось и ей, и она, прыснув, тоже залилась беззаботным смехом. Так они лежали на груде упавшей одежды — на бархатной юбке, брюках Рольфа, нижнем белье Анджелины, а сверху — с сиденья — на них упало прогулочное платье из серого фая и накидка, подбитая мягким блестящим мехом. Запутавшись в этом ворохе, они хохотали во все горло не в силах остановиться.
— Да, занятие любовью по-казацки: поперек деревянного седла на скачущей во весь опор лошади — требует большей сноровки, чем я предполагал, — наконец произнес он. Все еще улыбаясь, Рольф поднялся и уложил ее под себя. Глядя в ее серо-зеленые глаза своим ярким синим взглядом, он опять вошел в нее.
Это был победный аккорд, которым увенчалась их сегодняшняя нелегкая попытка близости. Волшебство этого мига превратило обоих в чудесных, крылатых, парящих высоко над землею существ, подвластных лишь огненной стихии. Это соитие было совершенным по своей гармоничности и накалу, содержащему в себе все оттенки чувств — от боли и ненасытности до неземного блаженства, когда уже ничего и никого не надо, и человек охвачен чувством полноты бытия или, наоборот, его кругозор в результате полного умиротворения сужается до единственной точки, точки самодостаточности.
Они все еще тихо лежали, не размыкая объятий, когда раздался выстрел. Рольф моментально вскочил на ноги, выругавшись и проклиная в душе свою беспечность. С удивительной легкостью подняв Анджелину на руки, он уложил ее на сиденье, потом натянул брюки и застегнул ремень. Через мгновение он уже распахнул дверцу и, уцепившись за нее, замер на весу под дождем, выглядывая, что происходит впереди. Выстрелы не смолкали, раздаваясь где-то невдалеке за серой сплошной пеленой дождя.
Вдруг послышались крики и ржание лошадей. Обеспокоенные телохранители принца на всем скаку открыли ответный огонь. Тут же последовало два страшных удара по крыше кареты, как будто что-то тяжелое свалилось на нее сверху — с веток деревьев.
Рольф моментально оказался снова в карете, захлопнув дверцу. Опершись ногой на край открытого окна, он изогнул свое гибкое тело и взобрался на крышу.
Карета неслась, набирая скорость и раскачиваясь изстороны в сторону, как будто возница бросил вожжи. Анджелина, которую мотало от стенки к стенке, лихорадочно застегивала пуговицы на своей одежде, прислушиваясь к звукам борьбы на крыше. Она знала, что там над ее головой Рольф и Густав с кем-то дерутся. Этот кто-то напал на них из засады на лесной дороге. Вдруг сквозь шум дождя она услышала приближающийся топот копыт. Карету догоняли всадники, скачущие первыми уже останавливали пристяжных, ухватив их под уздцы.
— Захватить ублюдков живыми! Каждый, кто не заплатит за себя выкуп, умрет на месте!
С крыши прогремел оглушительный выстрел. Звуки борьбы сразу же прекратились и, когда карета была, наконец, остановлена, сверху от сильного толчка упало безжизненное обмякшее тело, на мгновение мелькнув в окне.
— Рольф! — закричала Анджелина, широко распахивая дверцу и выпрыгивая из кареты.
Она подбежала к распростертому на земле человеку и упала рядом с ним на колени. Он лежал лицом вниз, и Анджелина с трудом перевернула его на спину. Глаза принца на бледном неподвижном лице были закрыты, дождь капал на его бесцветные губы. Прекрасное золото его волос на одном из висков окрасила кровь, а на щеке, на которую он упал, виднелась большая грубая ссадина. Но и это было еще не все. На белизне его мундира чуть повыше живота выделялось темно-красное все еще кровоточащее пятно и ткань вокруг раны была разорвана.
Сопротивление нападавшим прекратилось. К Анджелине подскакал всадник, разбрызгивая грязь из-под копыт в разные стороны. Хриплым голосом он грубо заорал на мужчин, спускающихся с крыши кареты. Спешившись, он решительно направился к человеку, державшему в руках еще дымящийся пистолет, и ударом мощного кулака в челюсть сбил того с ног.
— Черт бы тебя побрал, сопливый идиот да еще и трус в придачу! Если ты его убил, я вырву твои гляделки и забью глотку порохом!
Это был по всей видимости вожак нападавших, он обернулся к стоящей на коленях у тела Рольфа Анджелине.
— Он что, мертв?
Он говорил с таким сильным шотландским акцентом, что она не сразу его поняла. Она положила ладонь на китель Рольфа, пытаясь проверить бьется ли его сердце.
— Нет, еще жив. Если… если бы его можно было уложить в карету. — Шотландец стоял уперев руки в бока, огромный коренастый мужчина с всклокоченными темно-каштановыми волосами, рыжеватой бородой и табачного цвета глазами. Он рассеянно взглянул на растрепанную взволнованную Анджелину и нахмурил густые косматые брови в недоумении, заметив ее правильный выговор и нежный овал лица. Наконец, он пожал плечами.
— Ну, ладно…
Он прорычал своим людям какое-то приказание через плечо, и горстка мужчин выступила вперед. Когда Анджелина встала, чтобы отойти на шаг от Рольфа, и позволить им поднять его в карету, она взглянула вперед на дорогу и сразу увидела лежащих на ней раненых людей. Анджелина разглядела также обезоруженных и захваченных в плен телохранителей принца. Все они были распростерты на земле, и около каждого стояло по крайней мере по три разбойника с пистолетами или ружьями в руках. Хотя кровь из резанной раны на лбу заливала единственный зрячий глаз Густава, Мейер морщился от боли, держась за раненое плечо, а Оскар, похоже, снова повредил свою больную руку, — все они, по крайней мере, были живы.
Чего нельзя было сказать о нападавших. Вокруг участка, где телохранители держали свою последнюю оборону, лежали трупы разбойников, лишь несколько человек издавали тяжкие стоны или извергали ругательства, сидя здесь же среди убитых сотоварищей. Похоже, что на свиту Рольфа напало человек сорок вооруженных мужчин, то есть семеро на одного. На открытом участке дороги, атакованные неожиданно из засады, люди принца не имели шанса одолеть такую силу, но они заставили нападавших дорого заплатить за свою дерзость.
И без сомнения, если бы у них было хоть малейшее укрытие, хоть какая-нибудь защищенная позиция, они одержали бы верх.
— Может быть, вы тоже сядете в карету?
Анджелина резко повернулась, потому что слова были обращены к ней. Она увидела, что шотландец держит дверцу, ожидая, когда она поднимется в карету. Внутри на переднем сиденье лежал Рольф, на груди его расплывалось темное пятно, из которого словно красное вино, сочилась кровь, сбегая струйкой на бордовый бархат обивки. Анджелина хотела спросить, где именно они сейчас находятся и что эти люди собираются с ними делать дальше, но она подавила в себе это желание. Существуют такие вещи, о которых лучше ничего не знать заранее. Когда вожак попытался поддержать ее за локоть, подсаживая в карету, она вырвала свою руку и, холодно взглянув на него, сама без посторонней помощи взошла внутрь.
Карета дернулась и снова покатила по дороге. Анджелина встала на пол, опершись на одно колено. С мрачным озабоченным выражением лица она взяла свое нижнее белье, которое сняла совсем недавно, и начала отрывать от него оборку за оборкой на бинты для Рольфа. Когда карета проезжала мимо захваченных в плен телохранителей, Анджелина увидела, что охранники подымают их на ноги и подталкивают к лошадям, а другие разбойники в это время подбирают трупы своих людей и перекидывают их через седла свободных верховых лошадей. Повернув голову назад, чтобы еще раз взглянуть на свиту принца, Анджелина увидела, как Леопольд резко и зло обернулся к подталкивающему его в спину пистолетом разбойнику, она увидела также, как Мейер предостерегающе положил руку на плечо кузена Рольфа, чтобы успокоить его.
Больше она ничего не успела разглядеть. Анджелина склонилась над Рольфом, расстегивая его китель.
Через некоторое время они свернули на грязную дорогу, такую узкую, что ветки деревьев царапали карету и заглядывали в разбитое окно. Когда карету начало еще сильнее бросать и трясти на рытвинах и ухабах, Рольф зашевелился. Тихий стон вырвался из его груди, и он медленно поднял веки. Он долго глядел на Анджелину, пока его взгляд не начал проясняться.
— Какое самомнение! Я собирался быть вашим защитником… — промолвил он тихо.
— Их было слишком много, и они явно поджидали нас.
— Да. Как вы думаете, какой глашатай объявил им о нашем приближении?
«Глашатай» мог быть в этих обстоятельствах только один, но Анджелина не решилась высказать свое предположение — так нелепо оно, на ее взгляд, звучало.
— Как вы себя чувствуете?
На мгновение в его глазах блеснул озорной огонек.
— Как пук соломы, а в голове стучит молот бога Тора. Если вы чувствовали себя так же три дня назад, когда упали с лошади, то прошу нижайше простить меня за то, что заставил вас ехать в карете в таком состоянии.
— Вы потеряли много крови. И я думаю, что кто-то столкнул вас с крыши кареты после того, как в вас попала пуля.
— Подлецы. Просто удивительно, почему они на этот раз не довели дело до конца.
Его беспечность была возмутительна.
— Думаю, причина в деньгах, за вас заплатят крупный выкуп. За вас и ваших людей.
— Тогда можно не сомневаться, что нас ждет торжественный прием, — произнес он, снова опуская тяжелые веки.
Очень скоро карета остановилась перед длинной постройкой, сделанной из кипарисовых бревен и крытой дранкой из того же кипарисового дерева, из глинобитных дымоходов на крыше в небо поднимались столбы серого дыма. По бокам этого здания стояли два других, точно таких же, а за ними располагались хозяйственные постройки: амбары и загоны для домашних животных. Это, наверное, и была цитадель разбойников, людей вне закона, сбившихся в одну шайку. Всадников окликнули еще на подъезде к этому своеобразному военному лагерю. Часовые, вооруженные длинноствольными ружьями, стояли на большом крыльце главной хижины. Из глубины двора и из коридора хижины выбежала бешеная свора собак. Огромные беспородные псы всевозможных окрасов — коричневые, грязно-желтые, серо-бурые — заливались громким лаем, вытянув морды по направлению к вновь прибывшим и устрашающе скаля свои клыки, так, что опасно было выходить из кареты…
Собак успокоили громкими окриками и парой хороших ударов палкой, но все равно они не отходили от кареты, обнюхивая ее и, приподнимаясь на задних лапах, опираясь передними на колеса, заглядывали в окна. Людей из свиты принца согнали с их коней и под конвоем отправили вверх по ступеням и дальше — в темный коридор главной хижины, где они скрылись из глаз Анджелины.
Рольф с трудом приподнялся и сел, держась рукой за раненый бок. Не слушая протестов и уговоров Анджелины, он дождался пока та выйдет из кареты, а затем спустился с подножки сам, без посторонней помощи. Судя по страшной бледности, заливавшей его лицо, далось ему это усилие неимоверной ценой, причем ценою напряжения не физических сил, а воли. Шотландец, предводитель разбойничьей шайки, наблюдавший за тем, как телохранителей принца препровождают под усиленной охраной внутрь помещения, увидев, что Рольф вышел из кареты и остановился рядом, слегка покачиваясь от слабости, быстро направился к нему.
— Да вы прекрасно выглядите, Ваше Высочество, — произнес он с жутчайшим шотландским акцентом. — Извиняюсь за ошибочку, которая вышла с вашим падением. Но если бы вы не ввязались в драку, то и не пострадали бы таким печальным образом.
Вокруг них стоял невообразимый шум — раздавались крики и рев разбойного люда: кто-то отводил под уздцы лошадей в конюшни, другие носили трупы убитых в сегодняшней схватке к небольшому кладбищу, которое выделялось возвышавшимися над могилами грубо сколоченными деревянными крестами, — но шотландец, казалось, не обращал на все это никакого внимания.
— Я предполагаю, — произнес Рольф вежливо, но иронично, — что у вас должно быть какое-то имя.
— И оно действительно есть. Меня зовут Мак-Каллаф, я — вожак этого изысканнейшего отряда всевозможных законопреступников.
— Прошу вас пройти в комнаты, на улице слишком сыро. Чувствуйте себя, как дома!
Рольф слегка склонил голову, а шотландец, пытаясь соревноваться с ним в изысканности манер, отвесил неуклюжий поклон. То, что приказ вожака звучал как просьба, было данью необъяснимой, исходящей от принца Рутенского силе властности, он внушал безусловное почтение к себе даже в нынешнем своем жалком, состоянии.
— Ваше гостеприимство просто не знает пределов, — пробормотал Рольф как бы про себя. Он тяжело взошел по ступеням бок о бок с Анджелиной, державшейся рядом с ним, и наклонил голову, минуя серебряные струи дождя, стекающие сплошным потоком с крыши.
Из коридора тянуло холодом и сыростью, и распространялся сильный запах дыма и разложения — от позеленевших, плохо выделанных шкур животных, висящих вдоль потрескавшихся грязных стен, поросших кое-где мхом. Кроме шкур стены были украшены оленьими рогами, медвежьими лапами и гирляндами колокольчиков, которые обычно вешают на шеи коров, здесь же они, по-видимому, служили для подачи сигнала тревоги.
Шкуры медведей, волков, норок, енотов, опоссумов и бобра поблескивали и выглядели роскошно даже в сумрачную дождливую погоду.
Когда Рольф и Анджелина остановились, не зная куда идти дальше, Мак-Каллаф догнал их быстрым широким шагом и указал на вход в правую половину дома, куда только что вошли конвоируемые люди принца.
В этот момент, дверь, ведущая в левую половину, распахнулась, и из нее вышла юная индианка, одетая в домотканое платье, ее лицо обрамляли шелковистые иссиня-черные, как воронье крыло, косы.
Затем в глубине помещения раздался шелест юбок, повеяло ароматом духов и в дверном проеме появилась женщина. Она была одета в шелковое желтое платье, отделанное черными кружевами, поверх которого ее плечи стягивала индийская кашемировая шаль, вышитая нитками радужных оттенков. На ее шее, запястьях и пальцах сверкали драгоценности, а из-под подола платья выглядывали атласные туфельки с маленькими изящными пряжками.
— Клэр! — воскликнула Анджелина.
Но пристальный взгляд ее кузины был направлен мимо нее, мимо Рольфа — она смотрела вслед телохранителям, которых конвоиры вводили в комнату, расположенную напротив. Ее лицо было белым, как смерть, и когда она обернулась к Анджелине, казалось, она с трудом собирается с мыслями.
— Моя дорогая Анджелина, — сказала, наконец, кузина с удивлением, — я не знала, что ты путешествуешь вместе с Рольфом, хотя мама говорила мне, что ты у него.
Анджелина видела, как Клэр бросила на принца вежливо-насмешливый взгляд. Сделав глубокий вздох, она произнесла:
— Так это ты наслала на нас этих людей. Хотя как ты могла узнать…
— Как я могла узнать, что вы следуете за мною? Интуиция, моя дорогая. Мама сказала мне, что ты не сможешь… так долго выдерживать допрос, которому тебя будут подвергать изо дня в день. И поэтому я уехала сразу же, как только были сделаны все необходимые приготовления к отъезду. Потому что, зная кое-что о характере Рольфа, я вполне была согласна с мнением матери. Правда, я не ожидала, честно говоря, что он уже так близко от меня.
— Но вы же сказали мне, что они вот-вот нагонят вас, что они всего лишь в часе езды, — громко возразил ей Мак-Каллаф.
Клэр пожала плечами.
— Что вы такое городите? Да вы просто пьяны. Я думала…
— Вы думали легко отделаться от меня, беспрепятственно продолжив свой путь, и в то же время использовать старого Мак-Каллафа, заставить его задержать Его Высочество и сбить последнего с вашего следа — вот то, что вы думали, если я хоть что-то еще понимаю в этой жизни. Но ваш замысел не удался, не так ли?
Глаза Клэр горели гневом, когда она повернулась к предводителю шайки.
— Я ни о чем не подозревала, когда ваша безумная любовница вдруг приставила мне в бок лезвие ножа. Она вела себя самым гнусным образом. Я вся кипела от бешенства и поклялась, что она мне дорого заплатит за такое грубое обращение!
— Я бы не советовал вам связываться с ней, это — дикая кошка, — заметил Мак-Каллаф.
— О, я вовсе не собираюсь вступать с ней в рукопашную. Для мщения существует много других способов.
— Ну, это мы еще посмотрим, и постараемся выяснить заодно, почему вы решили послать меня навстречу этим людям. И берегитесь, если это не настоящий принц, и я зря потерял шесть своих лучших воинов.
Пока шотландец говорил, Анджелина почувствовала вдруг на своем плече руку Рольфа, его прикосновение было невесомым, как будто он просто так, без особой причины, опустил ей ладонь на плечо. Но даже это движение свидетельствовало о том, что силы его были на исходе.
— А теперь можем мы войти? — спросила Анджелина негромким голосом.
Рольф пересек большую комнату, где в очаге ярко пылал огонь и, склонив голову под низкую притолоку, переступил порог смежной спальной комнаты, очень скудно обставленной.
В ней стояла кровать из необработанного дерева, табуретка и примитивный деревянный умывальник. Рольф с трудом дошел до кровати, сел на стеганные одеяла, покрывавшие набитый соломой матрац — и сразу же потерял сознание, повалившись на жесткие подушки.
Мак-Каллаф предложил свои услуги, чтобы уложить Рольфа в постель, но Анджелина отказалась. Она опасалась, что грубыми резкими движениями Мак-Каллаф снова вызовет кровотечение из ран Рольфа, которое ей совсем недавно удалось приостановить. Разбойник вышел, вероятно за тем, чтобы поглядеть на своих пленников, столпившихся в углу большой проходной комнаты. Вместо себя он прислал на помощь Анджелине молодую индианку, которая вошла в спальную комнату неслышным шагом и молча принялась за дело.
Женщины стащили с Рольфа влажный, перепачканный грязью мундир и, вытащив из-под него одеяла, укрыли его до подбородка. Анджелина попросила, чтобы принесли все их вещи из кареты, среди которых был маленький деревянный ящичек со снотворным.
Растворив небольшое количество порошка в воде, чтобы дать выпить Рольфу, когда он очнется, она уселась рядом и стала ждать. Индианка забрала мундир Рольфа, чтобы застирать пятна крови, оставленные на нем, и вышла.
Минута медленно сменяла минуту. Прошло полчаса, а, может быть и больше, прежде чем Рольф зашевелился, ворочая головой на неудобной твердой подушке, похожей скорее на куль, и открыл глаза.
Анджелина сразу вскочила на ноги и протянула ему лекарство, которое могло облегчить страдания раненого.
— Вот, — произнесла она, поддерживая его голову рукой. — Выпейте.
— Что это?
Она ответила, удивляясь, как бодро звучал его голос, несмотря на тихий тон.
Он взглянул на нее своими яркими глазами.
— Вы хотите накачать меня наркотиками, чтобы я заснул, словно грудное беспомощное дитя? Уберите это сейчас же!
— Это всего лишь снотворное, которое вы давали мне.
— Вам не нужно было сохранять ясность сознания и способность мыслить.
— Вы считаете, что мне это было не нужно, потому что я была пленницей? Тогда…
— Вы хотите сказать, что теперь я тоже пленник? Ну что же, не стесняйтесь, договаривайте.
— Я не это имела ввиду, не совсем это.
— Никогда не останавливайтесь на полпути и не пользуйтесь полумерами, дорогая Анджелина. Заявите мне без обиняков, что я беспомощен, что я в вашей власти, и во власти нашего шотландского друга.
— Да, и, похоже, надолго останетесь в таком состоянии, если будете отвергать мою помощь, которая вам — необходима, чтобы быстрее поправиться! — заявила она и почувствовала боль между лопатками, когда наклонилась над ним.
— Вот логика! — сказал он с мягкой иронией. — Может быть, вы уговорите меня также написать письмецо отцу, попросив его ценой сокровищ, принадлежащих королевской казне, купить мою свободу? Не думайте, что он поблагодарит вас за это, не ожидайте даже, что он просто откликнется на просьбу или хотя бы ответит какой-нибудь любезностью.
— Чего вы боитесь? Того, что не сможете отдавать приказы и распоряжаться своими людьми, если примете снотворное? Но вы и так не можете делать этого. Того, что вы потеряете контроль на действиями своей свиты? Но это и сейчас не в вашей власти. Того, что пока вы спите, произойдут события, о которых вы не сумеете вовремя узнать. Но предотвратить эти события вы все равно не в силах.
— И вы хотите сказать, что, коль скоро все это действительно так, то я могу со спокойной душой принять то снадобье, которое вы мне предлагаете?
— Да, а почему нет?
Его губы скривились в подобие улыбки, но глаза оставались серьезными.
— Неужели в вас накопилось столько обиды за то время, пока вы были моей пленницей, что теперь вы не можете преодолеть желания сделать из меня своего безвольного пленника?
От такого нелепого обвинения у Анджелины перехватило дыхание. Она взглянула на Рольфа, честно спрашивая себя в глубине души, неужели он прав?
— А вы не можете предположить самую простую вещь: я хочу быстрее видеть вас в добром здравии, потому что связываю с этим свои надежды выбраться отсюда?
— Это очень трогательно, но вы не ответили на мой вопрос.
— А какое это имеет значение для вас теперь? Клэр тут, она не сможет убежать от вас, потому что ее охраняют так же надежно, как и нас всех. Должно быть, существует какой-то способ выбраться отсюда, но сейчас я лично не вижу его. И пока я не смогу… то есть пока вы не сможете… одним словом, почему бы вам пока не отдохнуть?
Его рассеянный взгляд скользнул по ней.
— Бесстрашная одержимая ведьма в расстегнутой одежде, распространяющая вокруг себя бальзам и мирру. Да, такая мне нравится намного больше оскорбленной девственницы, но самое странное — такой я намного больше доверяю, — он протянул руку к стакану, выпил разведенный порошок до дна и откинулся на подушку, спокойно глядя ей в глаза. Его лицо с забинтованной раной на виске было очень бледным. Через несколько минут веки Рольфа сомкнулись, длинные золотые ресницы отбрасывали неподвижные тени на щеки: он спал.
Анджелина стояла, застыв, еще несколько долгих мучительных минут, глядя сверху вниз на него и совсем забыв зажатый в онемевших от напряжения пальцах пустой стакан.
Наконец, вздохнув, чувствуя, что одержала победу в нелегкой битве с противником, обладающим явным преимуществом, она отвернулась, чтобы снова усесться на табуретку.
Рольф был, как всегда, прав и точен, даже в полубессознательном от ослепляющей боли состоянии. Ее одежда действительно была расстегнута. Что подумали о ней те, кто ее видел — а это Мак-Каллаф, Клэр, люди из свиты принца и многие другие? Одни назовут ее неряхой, а другие потаскухой, как тетя Берта. Ну и пусть, — решила Анджелина, застегивая дрожащими пальцами блузку и жакет от костюма, как будто она могла стереть этим то невыгодное впечатление о себе, которое сложилось, по ее мнению, у окружающих.
Это Рольф ввел ее в такой конфуз, но она не могла обвинять его всерьез. Она сама не слишком-то протестовала и, откровенно говоря, получила удовольствие от его беспутства в карете, раз уж он принудил ее к этому. Анджелина с трудом узнавала себя в последние дни. Лишившись обычной стабильности и размеренности, которыми отличалась ее прежняя жизнь с тетей, попав в большой сложный мир, она постоянно открывала в себе все новые и новые грани и бездны.
Ранние зимние сумерки уже заглядывали в окно, когда в дверь спальной тихо постучали. Анджелина встревоженно встала и подошла к двери. На пороге стоял Леопольд, лоб его был нахмурен, в глазах читалась сильная озабоченность. На вопросы, касающиеся состояния здоровья его кузена, Анджелина отвечала, что Рольф спит и что кровотечение остановлено.
— Мы поговорили между собой, — сказал Леопольд вполголоса, — есть возможность, применив силу, вырваться отсюда, хотя сделать это будет непросто: у дверей и у каждого окна стоит усиленная охрана. И, во всяком случае, мы не начнем это дело, пока не сможем взять Рольфа с собой, не опасаясь за его жизнь. Затем надо учитывать еще и то обстоятельство, что здесь находится мадемуазель де Бюи. Конечная цель всего путешествия состояла в том, чтобы найти ее, и эта цель достигнута.
— Да, я понимаю. Я… я немного разбираюсь в ранениях, я часто помогала тете в невольничьих бараках, где мы лечили различные ушибы и другие повреждения у чернокожих рабов. Я думаю, что пуля, скользнув по ребру Рольфа, вышла через бок. Он потерял много крови и может потерять еще больше — его нельзя трогать несколько дней, чтобы не открылись незажившие раны. Что же касается Клэр, то поскольку вы не можете устроить так, чтобы она ушла с нами, надо, по крайней мере, чтобы Рольф оставался там же, где находится она. Я уверена, что именно такой вариант предпочел бы сам Рольф — во всяком случае до тех пор, пока никому из нас не угрожает реальная опасность.
Леопольд покачал своей темноволосой головой.
— Насколько я могу судить, этот разбойник считает, что мы все — представители знатных богатых семейств, которых можно доить, как молочную корову. Без сомнения, невежественный шотландец мечтает устроиться и зажить, как помещик, на денежки, которые он намеревается получить за нас. Он будет, конечно, крайне разочарован; но пока он все поймет, пройдет достаточно много времени.
— Время, — сказала Анджелина — это именно то, что нам нужно.
Леопольд взглянул на нее сверху вниз, взгляд его темных глаз скользнул по лицу Анджелины.
— У вас усталый вид, мадемуазель. Я был бы счастлив сменить вас у постели раненого, пока вы немного отдохнете.
— Не сейчас, — ответила Анджелина, — может быть, позже.
Закрывая дверь за Леопольдом, Анджелина размышляла о том, что ее ответ кузену принца был продиктован инстинктивным чувством тревоги.
Пока Леопольд не предложил посидеть у постели Рольфа, Анджелина не задумывалась над опасностью, угрожавшей жизни принца. Теперь же, взглянув в сторону постели, она вдруг поняла, что эта мысль всегда жила в уголке ее сознания. В таком беспомощном состоянии, он мог стать легкой добычей для убийцы, если убийца действительно был рядом, среди близких ему людей. Рольф не высказал своих сомнений по поводу этого обстоятельства, когда отказывался принять снотворное, которое она ему предлагала, но теперь Анджелина спрашивала себя, не таилось ли в основе его недоверия именно это опасение, опасение быть убитым во сне предательской рукой? Человек, находящийся в бессознательном состоянии, совершенно беззащитен, и поскольку это она собственными руками дала ему снотворное, она теперь отвечает за его жизнь и должна безотлучно дежурить у его постели.
Пока Рольф под ее присмотром, он — в безопасности. Между тем уже наступил вечер. Табуретка, не имевшая спинки, представляла собой не самое удобное сиденье для длительного дежурства. Анджелина ерзала на месте, разглядывая убогую комнату и голые стены. Две стены были прорезаны окнами, одно окно выходило на дорогу, а второе на задний двор, оба были закрыты крепкими деревянными ставнями. Время от времени она поднималась и начинала шагать по комнате из угла в угол, или подходила к кровати поправить одеяло, которое Рольф постоянно сбивал, беспокойно ворочаясь. Анджелина озабоченно проверяла бинты и повязки Рольфа, следя за тем, не выступила ли на них кровь, она щупала лоб принца, опасаясь, что у того поднимется высокая температура. И действительно, когда за окнами совсем стемнело, Рольф уже весь горел огнем. Несколько раз он начинал бредить во сне, но слова были неразборчивыми. Он метался в постели, пытался скинуть с себя стеганые одеяла, спустить ноги с кровати и встать. Ласками, шепотом, неимоверными усилиями Анджелина удерживала его на соломенном матрасе, хотя это было не так-то просто.
Ей принесли ужин — тушеное беличье мясо и черный хлеб — а также сальную свечу, чтобы бороться со сгустившимися сумерками. Анджелина попыталась разбудить Рольфа и уговорить его поесть, но это было невозможно. Он парил где-то на грани сна и бреда и чуть не выбил из рук Анджелины ложку, поднесенную к его рту. Анджелина съела немного мяса, и отставила поднос с ужином в сторону.
Через какое-то время она заметила, что одеяло, прикрывавшее грудь принца мелко дрожит. Его тело было как раскаленная печка — оно горело и от него исходил ощутимый жар, хотя сам Рольф дрожал и корчился от озноба. Между тем в комнате не было очага, чтобы нагреть влажный прохладный воздух, который становился все холоднее по мере того, как приближалась ночь. Дверь в большую комнату была закрыта. Анджелину саму начал пробирать знобящий холод. Она грела ладони над пламенем свечи, но сальная свеча, сильно дымившая, очень быстро сгорала.
В доме стояла тишина. У Анджелины сильно болела спина, и ноющая боль раскалывала череп, напоминая о том, что совсем недавно она была в таком же жалком состоянии, как сейчас Рольф.
Надо было что-то делать. Высокая температура угрожала жизни Рольфа. Можно было принять кое-какие простые меры: холодный компресс на лоб, завернуть тело больного во влажные простыни, но Анджелина медлила. Подобное лечение, пожалуй, не принесет никаких ощутимых результатов, а, с другой стороны, Рольф придет в ярость, если она будет навязывать ему свою волю. Анджелина чувствовала на себе тяжелое бремя ответственности; как ей хотелось, чтобы рядом находился сейчас хоть кто-то, с кем можно было бы посоветоваться и кто помог бы ей принять трудное решение. Анджелина внезапно вспомнила довольно едкий в тех обстоятельствах, — когда Оскар получил травму руки, — намек Рольфа на то, что Мейер — искусный костоправ. Она встала с места, рассеянно разглядывая стену, сложенную из грубых необработанных бревен, и спрашивая себя, спит ли сейчас великан Мейер. Анджелина напряженно размышляла, звать его или не звать, позволят ли ему его собственные раны оказать помощь принцу, да и вообще, может быть, подождать со всем этим делом до утра. Подойдя к кровати, Анджелина прикоснулась пальцами с тыльной стороны к поросшей золотистой щетиной щеке Рольфа.
Как будто это легкое прикосновение напомнило ему о грозящей опасности, мысль о которой, вероятно, постоянно жила в глубине его души, — Рольф зашевелился и открыл глаза, горящие лихорадочным блеском. Он сконцентрировал свой взгляд на Анджелине, низко склонившейся над ним и озаренной неверным светом свечи. Проницательные кобальтовые глаза принца, казалось, сразу уловили душевное состояние Анджелины, и тревога зажглась в их глубине.
— Анджелина, — прошептал Рольф, — не мучь себя понапрасну. Ты не в силах ничего изменить.
— Я могу позвать Мейера. Может быть он сделает хоть что-то…
— Если бы это было так, я бы давно уже воспользовался его услугами.
— Но у вас лихорадка…
— Она пройдет, когда я начну выздоравливать. Не беспокойся. Если уж тебе так необходимо постоянно мучиться и досаждать мне, то ложись со мной рядом.
— Я буду мешать вам.
— Конечно. Но в нынешнем положении ничего лучшего не придумаешь. Ложись.
Он откинул в сторону одеяло, поджидая ее. Потребность подчиниться ему, сделать так, как он велел, предоставив заботу о его самочувствии ему самому, была почти непреодолимой. Но Анджелина сумела побороть себя ценой огромных усилий.
— Я считаю, что вам необходим доктор.
— Я взял тебя с собой не для того, чтобы ты вела себя как ночная сиделка.
— Я и не стремлюсь быть ею, — возразила она с легким раздражением, — но кто-то ведь должен присматривать за вами.
— Позволь мне самому решить, в чем я нуждаюсь, а в чем — нет. Например, сейчас мне необходимо ощущать рядом с собой твое теплое тело, вместо того, чтобы видеть порхающего ангела, холодно и озабоченно распоряжающегося мной.
Его голос звучал с хрипотцой, дыхание было затруднено. Спорить с ним означало истощать его последние силы. Неловкими движениями Анджелина сняла с себя жакет, блузку и бархатную тяжелую юбку, сложив одежду на дальнем краю постели. Оставшись в одной нижней сорочке, она скользнула под одеяло. Его рука сейчас же обняла ее и прижала к себе, так что спиной Анджелина чувствовала жар горящего в лихорадке тела Рольфа. Дрожь пробежала по всем ее занемевшим от холода членам от этого неожиданного перепада температуры, и Анджелина почувствовала, как по телу Рольфа пробежала ответная судорога. Но его беспокойные движения и метания постепенно прекратились, как будто ее близость внушала ему уверенность и покой. Он замер, его объятие ослабело, и Рольф погрузился в глубокий сон.
Анджелина лежала тихо, чувствуя исходящее от его тела тепло, капля за каплей проникающее в нее. Странный человек, этот Рольф Рутенский. Бесцеремонный, обладающий железной волей, своеобразным складом ума, острой проницательностью и сладкоречивостью, он был до крайности самонадеян, так, что, казалось, не боялся ни Бога, ни черта, не говоря уже о простом смертном. Похоже, в его броне не было изъяна, за исключением, возможно, — и то, этого нельзя было утверждать наверняка — стремления завоевать благосклонность короля-отца и импульсивной страстности характера. Своими качествами он завоевал восхищение сограждан, как говорил ей Густав, верность своих друзей и любовь женщин.
Любовь, конечно, только некоторых женщин, не всех. Сама Анджелина, слава Богу, не поддалась этому пагубному чувству. Тот сумбур мыслей и ощущений, который она испытывала, когда находилась рядом с ним, был вызван гневом, недоверием и непонятным беспокоящим ее чувством к человеку, который открыл в ней самой существование новых, неизвестных ей доселе физиологических потребностей и желаний ее собственной плоти. Тот факт, что он находил ее привлекательной и желанной ничего не менял, а, наоборот, усугублял ее недоверие к нему.
Было бы непозволительной глупостью с ее стороны заблуждаться на этот счет — воображать, что его интерес к ней может быть более или менее продолжительным, а привязанность сколько-нибудь серьезной. Нет, Анджелина не была столь неразумна. Она не позволяла себе этого…
Скоро он поправится, узнает от Клэр все что ему надо узнать, и выберется из плена. Он сядет на корабль и отправится на свою родину, пропав навсегда из ее жизни. Ничто и никто не в силах изменить это, ничто не удержит его здесь. Сама Анджелина, конечно, вовсе не хотела даже пытаться делать это. Ей было все равно. А горькие, соленые слезы, которые она втихомолку глотала сейчас, свидетельствовали всего лишь о нелегких испытаниях, выпавших ей на долю в последние дни. И было бы глупо с ее стороны признаваться себе, что причина их кроется совсем в другом.
