20.
Ужин, который подали в этот вечер, приготовил другой повар. Старого мастера Натан взял с собой в поездку, чтобы он готовил ему прямо в пути. В Нью-Йорке Натан нанял гостиничную прислугу, и однажды талантливого французского креола пригласили приготовить изысканный ужин для стального магната, его жены, коммерсанта, сколотившего состояние на свинине, хозяйки железной дороги и ее мужа-иностранца. После ужина железнодорожная владелица пришла на кухню и поблагодарила повара. В конце концов он не устоял перед лестью, щедрыми обещаниями и будущей известностью и в ту же ночь уехал в замок этой дамы в Нормандии. Натан рассказывал о том, как лишился повара и как безуспешно пытался его возвратить в течение всего ужина, и закончил свою историю, лишь когда к столу подали десерт.
В столовой растопили камин, но воздух в ней еще не успел как следует нагреться. Поэтому супруги решили пить вечерний кофе в кабинете Натана, где было намного удобнее и теплее.
Огонь в камине весело потрескивал. Подвинув поближе кресла, они протянули к огню озябшие пальцы. Кофе в серебряном кофейнике уже стоял на столе, впрочем, им обоим не слишком хотелось его отведать. Однако через несколько минут Сирена все же налила горячий напиток в светло-зеленую чашечку и протянула ее Натану. Рассеянно поблагодарив жену, он поставил чашку перед собой на столик и достал из кармана пенковую трубку.
— Ты не возражаешь? — спросил он.
— Нет-нет. — Сирена улыбнулась ему, потом, откинувшись в кресле с чашкой в руке, поставила ноги на маленькую скамейку.
Натан раскурил трубку. Выпустив клуб голубоватого дыма, он обвел чубуком комнату.
— Как приятно снова оказаться дома и сидеть тут вместе с тобой.
Сирене, похоже, оставалось только согласиться, хотя при этом она ощутила легкий приступ неприязни, волной прокатившийся по телу. Она сейчас не ожидала, что Натан снова заговорит на неприятную для нее тему, столь часто проскальзывавшую в их разговорах.
— Надеюсь, у нас впереди будет много таких вечеров, много счастливых лет.
Будет ли? Сирена позволила себе на мгновение вернуться к предложению Варда. Натан, какие бы методы он ни использовал, чтобы сделать ее своей женой, по крайней мере, не собирался с ней расставаться. Он хотел, чтобы они долго и счастливо жили вместе. Натан был добрым и заботливым, и если он иногда проявлял некоторую суровость, Сирена не видела в этом ничего страшного. Такие черты характера почти всегда свойственны человеку, нажившему миллионное состояние.
— Я люблю тебя, Сирена.
Он произнес эти слова совсем тихо и очень просто. Этого она тоже никогда не слышала от Варда.
— Натан, я…
— О, я не жду от тебя взаимных признаний. Я только хотел, чтобы ты точно знала, какие чувства я к тебе испытываю. Во время последней поездки я успел о многом подумать. Я уезжал в плохом настроении, я сердился на тебя и на себя тоже. Я слишком тебя торопил, сделал глупую ошибку, напомнив тебе о том, что нам обоим хотелось забыть.
— Ты относился ко мне очень терпеливо и предупредительно, — возразила Сирена.
— Я пытался к тебе относиться так, но напряжение, которое я испытываю, когда вижу тебя рядом и в то же время понимаю, что ты бесконечно далека, просто невыносимо. Вот почему я решил не отказываться от поездки, даже когда ты сказала, что останешься дома.
— Понятно — Этого, конечно, было недостаточно, и ей, наверное, следовало сейчас сказать совсем другие слова, но Сирена больше ничего не могла придумать. Он рассказывал о поездке со степенностью делового человека, но она-то знала, что он провел эти недели не один.
— Я уже сказал, что о многом успел подумать за это время. И я пришел к выводу, что мы сможем добиться счастья, только если между нами не будет никаких недомолвок. Ты знаешь о моих чувствах к тебе и должна понимать, что я не хочу тебя обидеть ни единым словом, и если мои слова иногда причиняют тебе боль, я говорю их вовсе не ради этого. Кроме того, признавая все мои грехи, я хочу показать тебе, что у меня нет ни желания, ни надобности, ни права судить тебя. Все мы люди и можем ошибаться — и ты, и я, и нам не надо ни перед кем оправдываться.
— Ты слишком великодушен ко мне. Я этого не заслуживаю, — сказала Сирена неуверенно, — но нам незачем вдаваться в подробности.
— Ты ошибаешься. Я хочу, чтобы ты знала все.
— Даже если я не могу пообещать тебе взаимной откровенности?
Улыбка озарила его худое лицо.
— Ты что, совершила преступление? Если это какая-нибудь мелочь, она не имеет значения, а если ты сделала что-то страшное, я предпочел бы об этом не знать. Ты можешь ничего мне не говорить, если не хочешь.
— По-моему, это будет несправедливо по отношению к тебе, — ответила Сирена, глядя на остывающую чашку.
— Почему? Ведь я сам предлагаю тебе молчать.
— В любом случае, ты вряд ли можешь признаться в том, чего я не знаю.
Натан окинул Сирену внимательным и немного встревоженным взглядом. Она медленно подняла глаза.
— По-моему, тебе нужно объяснить свои слова, — проговорил он наконец.
— Раз уж речь зашла о твоем путешествии, я полагаю, ты собирался сказать, что брал с собой Консуэло.
— Да, это так, — признался он, — хотя я еще собирался сказать, что у нас с ней все кончено и сегодня мы расстались.
— В этом не было никакой необходимости. Ты мог не поступать так ради меня.
Слова слетели с губ, прежде чем Сирена успела их осознать. Она поспешно отвернулась.
— Так решила Консуэло, хотя я, честно говоря, тоже почувствовал облегчение. Это была идеальная связь, если связь вообще может быть идеальной, но я не мог избавиться от ощущения вины за измену супружеской клятве. А потом, и я и она знали, что я любил только тебя, даже когда оставался с ней.
Сирене сделалось не по себе. Она сама не испытывала подобных угрызений совести. Отбросив эту мысль, она нашла другой повод для недовольства.
— Удивительно, что ты так уважаешь супружеские обеты, — сказала она, — особенно если учесть, что право их произнести ты приобрел за деньги. Я, наверное, не солгу, сказав, что меня ты тоже купил.
— Это неправда!
— А как еще назвать твою сделку с Перли? Ты ведь выкупил половину салуна, чтобы в удобное для тебя время она выставила меня из комнат Варда, так?
Сирена поставила чашку на столик и, поднявшись с кресла, подошла к камину.
— Я поступил так, как мне казалось необходимым. Что бы с тобой сталось, если бы я оставил тебя там и Шон родился бы в салуне?
— В этом ты прав, — согласилась Сирена, — но я сомневаюсь, что в первую очередь ты думал обо мне и ребенке.
— Я никогда этого не говорил. Мне казалось, что ты уже давно знаешь, почему я все это сделал.
Он взволнованно отложил трубку. Его русые волосы блестели в бликах пламени свечей, горевших у него над головой.
— Да, знаю, и все же ты бы мог сначала спросить меня.
— А ты бы приняла мое предложение?
Сирена посмотрела на свою руку, такую бледную в сравнении с ржаво-красным мрамором камина.
— Я не знаю.
— Вот видишь! Я не мог так рисковать.
— Не мог или не хотел?
— По-моему, это сейчас одно и то же.
— Если ты имеешь в виду, — медленно проговорила Сирена, — что эта история все равно закончилась бы тем, что я стала бы твоей женой, ты, наверное, прав.
Натан поднялся и подошел к ней.
— Я рад, что ты хотя бы с этим согласна.
— Возможно, ты не всегда будешь так рад, — ответила Сирена тихо, задержав взгляд на узле его широкого галстука.
— Нет, это невозможно, — улыбнулся он и подошел еще ближе. Мягкими нежными движениями Натан обнял Сирену за плечи, склонил голову и прикоснулся ртом к ее губам. От него пахло табаком и кофе, но это не вызвало у Сирены неприязни. Она с трудом сдерживала растущее беспокойство и возбуждение.
Его объятия сделались крепче, поцелуи стали более настойчивыми. По телу Сирены прокатилась волна страха. От ее апатии больше не осталось и следа. Она высвободила губы, отвернула голову и уперлась ему в грудь обеими руками.
— Не надо, прошу тебя, — прошептала она, — не сейчас.
Тяжело дыша, Натан посмотрел на ее бледное лицо, на похожие на смятые лепестки губы; на темные, как нефть, глаза, а потом сделал шаг назад.
— Пусть будет по-твоему, Сирена. Я дам тебе еще немного времени привыкнуть. К этому и ко всему, о чем я сегодня говорил. Но мое терпение не бесконечно. Мне не Нужна жена, которая ко мне равнодушна, но мне почему-то кажется, что с этим твоим нежеланием можно справиться одним небольшим усилием с твоей стороны… или с моей.
Повернувшись, Натан стремительно зашагал к двери. Он, казалось, опасался, что не совладает с самим собой в ее присутствии. На мгновение он задержался, с вожделением посмотрел на Сирену, а потом, покачав головой, вышел, бесшумно закрыв дверь.
Сирена упала на колени перед камином. Крепко сжав ладони, она принялась ломать руки, словно стараясь избавиться от нестерпимой боли. Красноватые отблески огня играли у нее в глазах.
— Натан, — прошептала она, — как же мне жаль!
Сирена говорила правду. Она сожалела, что заставила его так страдать, страдала оттого, что не могла его полюбить. Всем своим существом она понимала, как он был прав. Она отталкивала его вовсе не из неприязни, а лишь из страха перед собственной жаждой покоя, которую, как ей казалось, она так и не сумеет утолить. Если бы она попыталась пойти ему навстречу, если бы Натан осмелился силой подавить ее сопротивление, как однажды это сделал Вард, она принадлежала бы ему безраздельно. Она смогла бы дать ему то, что он хочет, и, может быть, оказавшись в его объятиях, смогла бы наконец избавиться от сжимавшего сердце горя.
Доркас проводила Консуэло в детскую, где Сирена играла с Шоном. Ему уже исполнилось три с половиной месяца, и он теперь улыбался ангельской улыбкой. Шон с необычайной для его возраста силой дергал байковую распашонку с голубой вышивкой. Малыш нежно ворковал и смеялся, радуясь, что мама уделяет ему столько внимания. Когда Консуэло вошла в детскую, он как раз намочил ползунки, а заодно и юбку матери. Сирена встала, чтобы поздороваться с испанкой, чье появление избавило Шона от маминого нагоняя. Обе женщины склонились над кроваткой, позволив малышу играть с их пальцами и не подпуская к Шону Мэри. Только когда ребенок, проголодавшись, заплакал, они позволили няне покормить его и уложить спать.
— Замечательный малыш, — ласково сказала Консуэло.
Сирена улыбнулась.
— И Мэри с ним очень хорошо обращается. Мне кажется, она бы жизни для него не пожалела. Мне с ней очень повезло.
— Ты тут живешь вдали от всех, а зима была такая холодная и снежная, что ты вряд ли выносила мальчика на воздух. Ну так вот, мне интересно, Вард его видел?
— Нет… еще нет.
— Это плохо, когда отцу не позволяют увидеть собственного сына.
Консуэло произнесла эти слова каким-то странным голосом. Открыв дверь гостиной, Сирена бросила на нее быстрый взгляд.
— Насколько мне известно, Вард не слишком-то горит желанием посмотреть на Шона.
— Это ничего не значит. Ты же знаешь, он не из тех, кто выставляет напоказ свои чувства. Сирена не могла с этим не согласиться.
— Это для него весьма удобно, правда? Люди всегда наделяют таких, как он, чувствами, которыми они, возможно, не обладают.
Консуэло опустилась на стул после того, как Сирена предложила ей присесть.
— На это можно смотреть и по-другому. Многие не наделяют его никакими чувствами вообще.
— Ты пришла защищать Варда? — спросила Сирена.
Она тоже села и протянула руки к огню.
— Нет, ты ошибаешься. Он не нуждается ни в моей защите, ни в чьей-либо еще. Но ты угадала, я пришла к тебе не просто так. Я бы не рискнула появиться здесь, даже узнав, что Натан уехал в город, не имея на то серьезной причины.
— Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть.
— Я понимаю, никакая другая нормальная женщина не стала бы относиться ко мне столь терпимо, если только ты не ревнуешь, потому что ты знаешь, что тебе теперь нечего бояться.
— Или если только у меня нет причины тебя благодарить.
— Ах, Сирена, какая же ты дурочка… Мне жаль тебя от всей души.
— Может, ты и права, — ответила Сирена, побледнев.
— Я, наверное, обижаю тебя в последний раз, девочка. Я уезжаю. Пришла попрощаться с тобой.
Некоторое время Сирена молчала, не скрывая удивления, потом наконец спросила:
— Куда же ты едешь?
— Я, кажется, говорила тебе однажды, что хочу уехать в Мексику. Я не передумала. Поеду в какой-нибудь город, не очень большой и не очень маленький, поменяю имя, может быть, скажу, что я вдова. Мне, наверное, именно так и придется сделать, потому что я жду ребенка.
Сирена широко раскрыла глаза.
— От Натана?
— Конечно!
Протянув ей руку, Сирена сказала:
— Я не это имела в виду, просто очень удивилась. Натан так заботится о Шоне, поэтому он вряд ли позволит тебе уехать просто так, узнав, что ты забеременела от него.
— Он ничего не знает, — ответила Консуэло немного резким голосом.
— Ты ему не сказала? Почему?
— Я… я боюсь.
Сирена посмотрела на нее с удивлением.
— Я тебя не понимаю.
— Боюсь, что тогда он меня не отпустит. Натан хочет сына, собственного ребенка, понимаешь? Если я останусь, он может отобрать у меня малыша, когда он родится. Он сделает это с величайшим тактом, из самых лучших побуждений, но в результате я все равно останусь одна!
— Но он ведь будет заботиться о тебе, он ничего для тебя не пожалеет! — воскликнула Сирена.
— Я знаю. Он уже и так относился ко мне слишком великодушно. Но сколько еще я смогу оставаться его… его пленницей, если ты теперь его жена? Я смотрю на вещи трезво и понимаю: если бы мы с тобой поменялись местами, если бы я жила в роскоши, а ты спала с ним в одной постели, я бы просто умерла от ревности. Если я здесь останусь, мне придется вернуться на Мейерс-авеню, а ребенка оставить ему на воспитание. Я не сомневаюсь, что ты с твоей всепрощающей душой стала бы ему матерью. Нет, уж лучше я уеду и буду надеяться, что кто-нибудь захочет жениться на богатой вдове и стать отцом моему малышу.
— Я не могу тебя за это винить, — медленно проговорила Сирена.
— И все же я до сих пор сомневаюсь, — сказала Консуэло, глядя на огонь.
— В чем?
— Могу ли я скрывать это от Натана, имею ли право? Что будет большей жестокостью — уехать, ничего ему не сказав, или поставить его в известность, когда я буду уже далеко отсюда?
— Ты хочешь узнать мое мнение?
— Да нет, это не совсем так… — Консуэло покачала головой, ее губы искривились в едва заметной улыбке. — Если бы я решила уехать, оставив Натана в неведении, я бы не стала утруждать тебя всеми этими рассказами. Я хочу тебя попросить вот о чем: не согласишься ли ты стать моим доверенным лицом? Не могла бы ты сказать Натану, после того как я уеду и буду уже далеко, там, где он уже не сумеет меня задержать, что где-то в мексиканской деревне живет смуглый малыш с вьющимися волосами? Скажи ему, что его ребенок узнает любовь, радость, у него будет хорошее детство. Я не стану скрывать от него или от нее имя отца. Скажи ему, что однажды, если будет на то божья воля, я отправлю ребенка к нему, чтобы они смогли встретиться и узнать друг друга.
— Консуэло, ты точно решила?..
— Точно. Но тебе не нужно спешить. Пройдет еще несколько недель, прежде чем я успею продать дом и приготовиться к отъезду. А потом, для такого путешествия нужна подходящая погода. Но как только наступит весна, я уеду. Ребенок должен родиться летом. Вот тогда можешь ему обо всем рассказать, но не раньше.
— Хорошо, — пообещала Сирена.
— Тебе это не будет в тягость? У тебя ведь есть сын, и могут родиться новые дети. Тебе совсем не обязательно делить наследство с незаконнорожденным приемным сыном Натана.
— Не говори так! Как может Шон претендовать на большее, если Натан не его настоящий отец?!
Консуэло пропустила эти слова мимо ушей.
— Может быть, ты считаешь, что я поступаю неправильно? Если так, скажи это сейчас.
— Решай сама, — ответила Сирена, — что правильно, а что — нет. Я исполню твою просьбу. Ведь я в долгу перед тобой.
Глаза испанки потемнели.
— Я прошу тебя об этом не потому, что хочу получить плату за услуги, а потому, что ты остаешься рядом с Натаном, рядом с его сердцем. Ты будешь знать, что он думает и что чувствует. Ты сможешь найти слова, чтобы все ему объяснить, уговорить его простить меня.
Консуэло говорила шепотом.
— Хорошо, — снова кивнула Сирена.
— Ты будешь к нему добра, Сирена? Ты позволишь ему… быть добрым к тебе?
Эта последняя просьба Консуэло напомнила Сирене их прогулку зимой больше года назад, когда продавец в магазине предложил испанке свою доброту в обмен на какой-то дешевый товар. Сирена почувствовала, как слезы подступают к глазам.
— Похоже, — сказала она, — мне придется это сделать.
Новый подъемник привезли на следующий день, в самый разгар снежной бури. Молодой инженер, сопровождавший груз в дороге, следил за выгрузкой лифта и его перевозкой на «Сенчури-Лоуд». Когда машину наконец доставили хозяину, молодого человека отвезли в городскую больницу с бронхитом.
Сирена предложила перевезти его в Бристлекон, но Натану эта мысль не понравилась. Он не собирался подвергать семью риску. Кроме того, ему казалось проще и удобнее разговаривать с инженером по телефону, который уже успели установить в гостинице, куда его перевезли из больницы. Сам Натан мог напрямую связаться с «Сенчури-Лоуд». Охваченный нетерпением, он не стал ждать выздоровления инженера и начал действовать сам. Во время проверки перед покупкой Натан сделал точные записи о порядке сборки, и сейчас ему потребовалось только несколько сильных мужчин, чтобы без промедления привести подъемник в действие.
За то время, пока лифт везли из Нью-Йорка, Натан почти не бывал дома. Несколько ночей из-за снега, гололеда или просто усталости он провел в шахте. Иногда он посылал Сирене записку, предупреждая, чтобы она его не ждала, но чаще всего он просто не появлялся дома. В такие вечера миссис Энсон долго ожидала хозяина, прежде чем неохотно подать ужин Сирене. Но Сирену обижало не это. Она раздражалась оттого, что экономка не интересовалась ее вкусами, не считалась с ней как с хозяйкой дома. Но в этом отсутствии надзора за ней сейчас не было необходимости. Вард больше не вызывал ее в «Эльдорадо», и она не получала от него никаких известий. Казалось, после того, как она отказалась вернуться к нему, он решил выбросить ее из головы. Сирена говорила себе, что он дорожил ею и, узнав о возвращении Натана, не захотел подвергать ее опасности. Но она все равно не могла избавиться от ощущения пустоты в душе.
Спустя неделю с того дня, как привезли подъемник, Сирена просматривала в спальне газету, которую принесли сегодня вместе с молоком и маслом для кухни, и ждала, когда ее позовут ужинать. На Мейерс-авеню искалечили и задушили еще одну женщину. Жертвой убийцы стала танцовщица из варьете, возвращавшаяся домой после выступления в «Тропике». В газете сообщалось, что преступник, судя по всему, сначала домогался от женщины близости. Потом следовало описание самого преступления, состоящее из одних намеков, очевидно, для того, чтобы пощекотать нервы женщин-читательниц, но не напугать их совсем. По мнению репортера, с которым соглашался следователь, преступление совершил тот же человек, который убивал других женщин.
Сирена бросила газету на пол и откинулась в кресле, прижав пальцы к губам. Значит, убийцей был не Отто. Она только теперь убедилась, как ей хотелось верить, что именно он совершил эти преступления. Без этого оправдания она чувствовала себя убийцей вдвойне, несмотря на то что он неоднократно пытался на нее напасть.
Кто мог творить эти ужасные дела? Неожиданно она заметила, что дверь из холла приоткрылась. Поднявшись на ноги одним прыжком, Сирена обернулась. До сих пор к ней в комнату никто не входил, не постучавшись и не дождавшись ее разрешения.
— Натан, как ты меня напугал!
— Извини. — Он стоял спиной к камину, сложив руки на груди.
— Ты уже успел вымыться и переодеться. Я не заметила, как ты пришел.
— Я вернулся уже почти час назад.
— Ты был на шахте? Подъемник уже готов?
— Почти. Нам понадобится еще пара дней, чтобы проверить, вполне ли он безопасен, а потом его можно будет спустить в шахту.
— Мне просто страшно слушать твои слова! — воскликнула Сирена с улыбкой.
Натан не обратил внимания на это замечание.
— В городе я решил навестить нашего инженера. Когда я от него уходил, мне встретился один человек.
— Да?
Слегка встревожившись, Сирена посмотрела на Натана.
При свете затененной лампы на ее черных как смоль волосах и на синем вечернем платье играли темные блики.
Натан отвернулся, словно при взгляде на жену у него возникло ощущение боли.
— Я встретил Перли.
Наступившую тишину нарушало только потрескивание дров в камине, тиканье часов в холле и звуки колыбельной песни, которую Мэри пела Шону в детской.
— Я думаю, — медленно проговорила Сирена, — вам с ней было о чем поговорить.
— Ты права. Она решила, что меня заинтересует известие, что моя жена появлялась в «Эльдорадо» в неподходящее время, когда я уехал по делам, а ее коляска, которую, кстати сказать, я сам ей подарил, по нескольку часов стояла в платной конюшне рядом с салуном.
— Ты обвиняешь меня в непристойном поведении, Натан, или просто спрашиваешь, почему я туда ездила?
— Я пытаюсь разобраться в том, что может оказаться либо злобной клеветой, либо серьезным обвинением против тебя.
Теперь, когда это наконец-то случилось, Сирена почувствовала, как преследовавшая ее тревога сменилась вдруг необычным спокойствием.
— Я признаю твое право задавать мне такие вопросы, но ты уверен, что хочешь это знать?
— Мужчина имеет право точно знать, что ребенок, носящий его фамилию, действительно его собственный.
— Когда Шон родился, тебя это не волновало, — спокойно заметила Сирена.
— У меня не было никаких оснований считать его своим, и ты тоже никак не могла называть его моим сыном.
— Но ты любишь его как сына, ты сделал его своим наследником.
— Но он никогда не станет моим настоящим сыном.
Опровергнуть такие слова было трудно.
— А это так важно?
— Да, важно.
Сирена изо всех сил сжала губы, чтобы справиться с желанием рассказать ему о ребенке, которого носила Консуэло. Она не могла предать испанку, ведь та просила сообщить об этом позже, только не сейчас.
— Так как же, Сирена?
— Если тебе так хочется узнать правду, я была там.
— Сирена, посмотри мне в глаза. Почему?
Его лицо сделалось совсем бледным, а голос — прерывистым. Сирена не отводила взгляда, лихорадочно обдумывая, что можно ему сказать, а что — нет.
— Потому что он позвал меня к себе.
Натан подошел ближе и склонился над ней, положив руку на спинку кресла.
— И это все? Он тебя позвал, и ты сразу прибежала? Я стоял перед тобой на коленях, умолял, но не добился от тебя ничего, а ему стоило только поманить тебя пальцем!
Когда он начал кричать, Сирена почувствовала себя неуверенно. Похоже, она сама подтолкнула его на грубость. Он заслуживал большего, чем она ему сказала, неважно, чего ей это могло стоить. Что Вард ей тогда предложил сказать Натану?
— Нет, — ответила она, — все совсем не так, как ты думаешь. У меня не оставалось выбора. Он… он шантажировал меня.
Натан выпрямился. Выражение злобы и боли на его лице сменилось удивлением.
— Шантажировал? Вард?
Сирена рассказала ему о смерти Отто, о появлении Варда, о том, как он помог ей избавиться от тела, а потом потребовал встречи с ней под угрозой сообщить обо всем шерифу.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Тебя здесь не было, когда я встретилась с Вардом в первый раз. Ты уехал на Восток… с Консуэло.
— Нет, я имею в виду это нападение на тебя. Я ломал голову над тем, что могло произойти… А ты сидела рядом, скрывала от меня правду, и виду не подавая…
— Я… я боялась, — Сирена не обманывала Натана сейчас, хотя и не ожидала, что он ее поймет. На память ей пришла Консуэло. Она тоже не доверяла инстинктам Натана.
Он действительно не понял. Он шагал по комнате, нервно теребя волосы, спрашивал опять и опять, почему она не доверилась ему, клял на чем свет стоит идиотов, которые служат у шерифа и позволяют безнаказанно нападать на женщин.
— Такие вещи, и даже хуже, происходят с женщинами на Мейерс-авеню каждый день. И они ничего не могут сделать, никак не могут положить этому конец.
— И ты ездила туда одна, после того как я попросил тебя этого не делать. Боже, Сирена, мне страшно даже представить такое.
Натан переживал только из-за того, что она подвергала себя опасности. Сирена это понимала.
— Я ничего не могла поделать.
— Да, видимо, это действительно так. Вард… И я называл его другом. Ну, это ему с рук не сойдет, это уж точно. Он еще пожалеет, что появился на свет.
Сирена подалась вперед.
— Что ты собираешься делать?
— Человека, который так поступает с женщиной, мало повесить, неважно, что у него с ней было раньше.
— Пожалуйста, Натан, не надо ничего делать. Иначе он пойдет к шерифу, и тогда все откроется.
— Вард не пойдет к шерифу, это не в его стиле. Мы сами во всем разберемся.
— Почему ты так уверен, что он к нему не пойдет? Человек, который берет взятку, чтобы освободить тебе дорогу, уступить меня тебе, может сделать все, что угодно.
Натан удивленно посмотрел на нее.
— Ты имеешь в виду шахту, которую я предложил ему прошлой зимой? Мне казалось, ты знаешь, что он отказался.
— Тогда отказался, но, если он не взял ее прошлым летом, тогда почему он так долго отсутствовал?
— Он не взял ее, потому что я не предлагал ему ее во второй раз, а не приезжал сюда, наверное, из-за того несчастного случая.
У Сирены кровь отхлынула от лица. Она опять откинулась в кресле и прошептала:
— Значит, ты не давал ему денег, не подкупал его?
— Нет. — Натан смотрел на нее, нахмурившись.
Она ошиблась, отказавшись слушать Варда. Когда он заявил, что выиграл шахту в покер, она решила, что он лжет и на самом деле получил ее от Натана. И если он не вернулся вовремя не по своей воле, то для него, наверное, стало не меньшей трагедией узнать, что его сын носит чужую фамилию, а она бросила ему в лицо такой упрек, пытаясь задеть его за живое. Он хотел ей все объяснить, но она не пожелала его слушать, не поверила ему. Нарастающая боль пробудила у нее в душе чувства, которые она давно считала умершими, — страдание, стыд и отчаяние.
— Недавно, — начал Натан, склонив голову, — я предложил тебе стать моей, но ты отказалась. Отказалась и сидела тут, слушая мои жалкие признания, сознавая, что ты убийца и изменница.
— Натан, нет! Я сказала тебе, что не могу оставаться с тобой честной. По той же самой причине — я боялась. А ты ответил, что это неважно, ты не хочешь ничего знать.
— Ты так ловко это скрывала, Сирена, так умело лгала. Мне становится страшно от мысли о том, что я могу сделать с Вардом.
— На моей совести и так лежит смерть человека. И я не хочу отягощать ее еще больше.
Натан, судя по всему, переживал сейчас нечто подобное.
— Ты обманываешь себя, если веришь в это. В любом случае я ни слова не сказал об убийстве. Я хотел сломать его, расстроить все его дела, выжить из города и даже из штата.
— Ты заставил меня выйти за тебя замуж, дал моему сыну свое имя. Признаюсь, я была тебе благодарна все это время, я до сих пор уважаю тебя за помощь, в которой я так нуждалась, несмотря на мотивы, побудившие тебя мне помочь… Но тебе не кажется, что ты уже и так отомстил Варду?
— Возможно, я бы согласился с тобой, если бы знал, что ты пошла к Варду против собственной воли. Сирена подняла голову.
— Ты говоришь так, будто хочешь наказать меня, а не Варда.
Натан ответил ей мрачным взглядом.
— Может быть, ты и права, милая Сирена, может быть. Если я пообещаю тебе, что не трону Варда и пальцем, ты поедешь со мной в Европу через два дня?
Сирена вцепилась в подлокотники кресла. Как бы мягко ни звучал его голос, в нем чувствовалась угроза. У Сирены перехватило дыхание. Она с трудом проговорила:
— Натан… не делай этого.
— Почему? — спросил он. — Тебе, кажется, всегда нравились такие предложения.
— Я не виню тебя за резкость, но в этом нет необходимости. Я бы все равно с тобой поехала.
Он закрыл глаза и отвернулся.
— Черт тебя подери, Сирена, — прошептал он, — теперь я никогда не узнаю…
— Нет, — ответила она с болью и состраданием в голосе.
— Ну и черт с ним.
Сжав кулаки, Натан повернулся к ней лицом.
— Ты будешь моей. Я заставлю тебя забыть Варда, «Эльдорадо» и Мейерс-авеню. Ты забудешь со мной обо всем на свете. И мы начнем новую жизнь там, где когда-то началась вся эта история, — в моем пульмане, Сирена.
— Нет!
Сирена вскочила на ноги с залитым краской лицом.
— Да! Если только ты не предпочитаешь начать здесь, прямо сейчас!
Натан окинул ее каким-то подчеркнуто дерзким взглядом. Он еще ни разу не смотрел на нее так, даже в тот день, когда Сирена пела на сцене «Эльдорадо».
— Миссис Энсон может в любую минуту позвать нас на ужин, — сказала она, сжав губы.
— Она может и подождать. — Он сделал шаг в ее сторону.
— Ты пожалеешь об этом, — Сирена отступила назад.
— Когда-нибудь, возможно, да. Но не сегодня.
— Завтра ты возненавидишь себя, и я себя — тоже.
Сирена подняла руку.
— О, Натан, пожалуйста. Со временем я, наверное, смогу полюбить тебя. Я твоя жена… и я хотела бы забыть Варда. Я о многом хочу забыть.
Она приблизилась к столику в стиле ренессанс. Натан стоял прямо перед ней. Подняв руку, он коснулся пальцем скатившейся с ее ресниц слезы и поднес руку к губам.
— Сирена, милая Сирена, — сказал он тихо, — ты играешь не по правилам.
— Это нечестная игра, — ответила она.
— Наверное, нет. Ну, хорошо. Мое первое предложение, наверное, лучше. Сейчас мы пойдем ужинать. Я скажу миссис Энсон, чтобы она собирала наши вещи, и вещи Шона и Мэри тоже. Я постараюсь нанять для них отдельный вагон. А пока мне нужно еще немного поработать на шахте. Как только подъемник запустят, мы сразу уедем. Но предупреждаю, только смерть сможет помешать мне сделать тебя моей настоящей женой, когда мы отправимся к морю.
