10.
Консуэло, которая жила в публичном доме в одной комнате с другой девушкой, рассталась с Сиреной у входа в «Эльдорадо». Испанка оказалась приятной спутницей, с ней было легко общаться — по крайней мере, так решила Сирена. Нравилась ли ей такая жизнь? Сирена затруднялась это сказать, с трудом представляя Консуэло в одной комнате с мужчиной. Ей просто не верилось, что она может лежать в темноте полураздетой и развлекать мужчину ради денег.
Покачав головой, Сирена открыла дверь и вошла в «Эльдорадо». С минуту она постояла у входа, чтобы глаза привыкли к полумраку после солнечной улицы. В баре было темно и холодно, огонь в камине погас еще на рассвете. В воздухе стоял запах перегара и сгоревшего керосина. Окружающая обстановка оказалась столь мрачной, что Сирена не заметила стоявшую на лестнице Перли.
— Так!!! — вскричала Перли, испугав Сирену. — Значит, ты вернулась? Когда ты ушла с Натаном Бенедиктом, я уже не рассчитывала увидеться с тобой снова.
— Сожалею, что мне пришлось вас разочаровать. Я вернулась еще ночью, но у меня было много дел. Перли пожала плечами.
— Похоже, ты на самом деле дурочка. Я видела, как Бенедикт смотрел на тебя. Он богатый человек, богаче, чем можно себе представить. Если бы ты правильно разложила карты, ты бы сейчас уже наслаждалась легкой жизнью: Бенедикт может дать тебе все. Его здесь считают очень щедрым человеком. Ты бы ходила в мехах и драгоценностях, имела бы все, что твоей душе угодно.
— Я с ним только что познакомилась.
— Это не имеет значения. Здесь все происходит очень быстро. И не смотри на меня так. Тебе действительно выпал счастливый шанс. Он даже может на тебе жениться. Тут всякое случается. Заодно ты бы отомстила и Варду, так ведь?
— Я вас не понимаю, — сказала Сирена, опустив на пол пакет с покупками.
— Не будь дурой! Ты ведь жила с Вардом, так? Неужели тебе до сих пор не ясно, что от него ты обручального кольца не дождешься? Он уже сделал для тебя все, что мог.
— Он не обязан был ничего для меня делать, как ты говоришь.
Сирена сразу поняла, что имеет в виду Перли, и испытывала сейчас чувство омерзения.
— Я бы на твоем месте не стала его так защищать. Как бы там ни было, он бы мне за все заплатил.
— Может быть, — ответила Сирена, поднимаясь наверх. — Но я бы отомстила Варду и ушла от него к Натану только в том случае, если бы он дорожил мною, а из ваших слов я поняла, что Вард не испытывает ко мне никаких чувств.
Перли отошла в сторону.
— Ты могла бы сделать так, чтобы он освободился от тебя.
— Вы хотели сказать, чтобы он освободился для вас, да? Возможно, это неплохая месть, но только она не доставит мне никакого удовольствия.
Лицо Перли исказилось от гнева. Она решила сменить тактику:
— Ты, судя по всему, потратила немало денег. Их тебе дал Бенедикт?
— Это вас не касается.
— Верно, но Варда это может заинтересовать.
— Тогда скажите ему об этом! — Сирена поднялась в свои комнаты, больше не взглянув на Перли. Теперь она запаслась провизией, но оставался еще Отто. Этот вышибала, наверное, был зол на нее после стычки с Натаном Бенедиктом. Ей необходимо было от него избавиться. Прежде всего она могла бы спуститься вниз, тогда Отто не стал бы подниматься в ее комнаты. Пока они будут у всех на виду, ему не позволят овладеть ею. На ночь она чем-нибудь забаррикадирует вход. А когда вернется Вард, она попросит у него ключ от двери в гостиную, хотя в этом, конечно, уже не будет необходимости. После его возвращения ей, наверное, придется подыскать себе другое жилье. Сейчас ей надо дождаться его, а там будет видно.
Сирена положила покупки на стол в гостиной и огляделась по сторонам. Все вроде бы осталось на своих местах с тех пор, как она ушла, и все же Перли приходила сюда, иначе зачем ей понадобилось стоять на ступеньках? Доказательством ее визита служил знакомый Сирене запах пачулей.
Чего ей хотелось? Чем она тут занималась? Явилась ли она сюда из простого любопытства, или у нее имелись другие причины? Сирене следовало это выяснить.
У Сирены не оказалось ножа, чтобы нарезать бекон. В шкафу у Варда она нашла маленький перочинный ножик, с помощью которого ей удалось отрезать несколько кусочков. На жире, оставшемся от жареного бекона, она испекла лепешки. Они получились очень пышными и аппетитными. Сирена завернула в них бекон и принялась есть. Ей еще не приходилось пробовать что-либо вкуснее. Она съела все до последнего кусочка и облизала пальцы.
Насытившись, она поджарила еще немного бекона на обед и оставила его на сковороде, положив сверху две пригоршни бобов.
Затем она вынула из саквояжа тарелку, вилку и чашку. К полудню над городом опять собрались облака. В комнате потемнело. Сирене пришлось зажечь лампу. Повалил такой густой снег, что стало невозможно разглядеть фигуры прохожих на улице. Поджарив бобы, Сирена выбрала столик в гостиной, перенесла его к плите, постелила сверху шелковое полотенце и поставила на него тарелку с едой.
Направившись в ванную, Сирена попробовала воду, подставив руку под струю. Через минуту рука сделалась холодной как лед. Воду для нее не согревали, наверное, потому, что тепло требовалось для нижних комнат.
Сирена спустилась в бар. Позади стойки находилась кладовая, где хранился запас спиртного вместе с приспособлениями для мытья бокалов. Там она нашла то, что искала, — тяжелую медную бадью. С торжествующей улыбкой она отнесла ее наверх. Скоро у нее оказалось достаточно горячей воды, чтобы вымыть посуду и помыться самой.
Быстро забравшись в ванну, Сирена попробовала представить, как поступит Вард при виде всех этих нововведений. Что, если ему не понравится запах пищи в комнате? Ему, конечно, не составит труда уговорить Санчо, чтобы он опять приносил им еду, и все же Сирене хотелось есть, когда ей нравится, а не когда подают пищу.
Она не понимала, почему это ее так волнует. Конечно, ей не следовало волноваться из-за того, где, когда и как будет есть Вард.
Ее второе появление на сцене «Эльдорадо» мало чем отличалось от первого выступления. Тимоти играл «Жулика из Монте-Карло», когда она спустилась с лестницы. Он бросил на нее хитрый взгляд и оборвал мелодию. Консуэло в длинном бархатном платье сидела за столиком неподалеку от лестницы. Она знаком велела Тимоти продолжить песню и пригласила Сирену присесть рядом.
— Хочешь бренди? Помогает согреться.
— Мне не холодно, — с улыбкой покачала головой Сирена.
— Странно, — у Консуэло зуб на зуб не попадал, — я совсем продрогла. Я ненавижу этот снег, ненавижу. Когда-нибудь я заработаю достаточно денег, вернусь в Мексику, куплю себе мужа и буду целыми днями есть и лежать на солнышке.
— Ты обленишься и растолстеешь, — засмеялась Сирена.
— Именно этого я и хочу. Смейся, смейся. Ты мне не веришь? Говорю тебе, хочу. Мой папа был англичанин, мама испанка. Он бросил нас, когда я была еще ребенком. Мама работала в публичных домах вроде «Аспель» или «Ледвилль», в таких вот притонах. А я пряталась у нее под кроватью, когда к ней кто-нибудь приходил. У нас никогда не хватало денег, а те, что ей удавалось заработать, отнимали какие-нибудь мужики. Однажды, когда мне было двенадцать, один из них заявился к нам, а мамы не оказалось дома. С тех пор я стала работать и многому научилась. Я никогда не подпускала мужчину близко, я имею в виду — не позволяла ему сначала говорить мне нежные слова, а потом избивать меня и забирать все, что я заработала. Я копила даже тогда, когда умирала с голоду, никогда не тратила больше, чем могла себе позволить, чтобы когда-нибудь жить так, как я тебе только что говорила.
— Консуэло, — со вздохом начала было Сирена. Та не дала ей закончить:
— Скоро у меня будет достаточно денег, чтобы построить свой дом, очень скоро. Еще пару лет, и я стану богатой, смогу наконец каждый день есть досыта и заниматься любовью с теми, кто мне нравится. И никогда, никогда больше нога моей не будет в этих дурацких городах, где снег идет девять месяцев в году.
— Ты хочешь построить себе дом?
— Ах ты, моя наивная девочка! — засмеялась Конни. — Публичный дом, публичный, Сирена.
— Как Перли?
— Перли? Ха! Перли ничего не смыслит в этом деле. Она думает не головой, а тем, что у нее под юбкой. Эта тупая, несчастная дурочка пускает сюда всех подряд и требует у мужчин денег прежде, чем они получат то, ради чего пришли. Это не публичный дом, а самый паршивый бардак. Тут нет ни стиля, ни класса.
Сирена непонимающе взглянула на Консуэло, сделав глоток бренди.
— А разве бардак и публичный дом — не одно и тоже?
— Нет, нет и нет! — засмеялась Консуэло. — Если ты хочешь знать, что такое публичный дом, тебе надо побывать в «Старой усадьбе». Как там мадам принимает клиентов! Туда не всякий может попасть. Каким бы богатым и известным ты ни был, тебя не пустят туда без приглашения. А чтобы его получить, надо сначала поговорить с мадам. Ты должен назвать свое имя, адрес, подтвердить, что платежеспособен. Человеку, который не может позволить себе истратить полсотни, а то и всю сотню долларов на развлечения, там нечего делать.
— Сто долларов! — воскликнула Сирена. Такие деньги мало кто зарабатывал за целый месяц.
Консуэло пожала плечами.
— Часто даже больше, намного больше. «Старую усадьбу» посещают не старатели и не владельцы лавок, а люди, нажившие состояние на золотых приисках, настоящее состояние. Эти деньги достались им легко. И они так же легко готовы с ними расстаться.
— Но даже так…
— Понимаешь, они платят не только за женское тело. Они платят за то, чтобы стать членами клуба, куда допускают только самых достойных. Если мадам, поговорив с ними, сочтет их такими, перед ними сразу откроются двери самых роскошных домов, где подают изысканные блюда, напитки и сигары, где молодые девушки танцуют, поют и всячески развлекают гостей. Там звучит хорошая музыка, ведутся умные беседы. Там мужчины чувствуют себя как дома, даже лучше, чем дома. Они могут выбрать себе женщину по вкусу и получить от нее то, чего желают и о чем не решаются попросить жену.
— Не думаю, — ответила Сирена, побледнев, — что мне захочется на это посмотреть.
— Почему, Сирена? Зачем тебе притворяться добродетельной, когда мужчины вокруг нас только и занимаются тем, что удовлетворяют свою похоть и предаются порокам?
Сирена вспомнила о старейшине Гриере и медленно кивнула.
— О чем я говорила? Ах да, в этой «Старой усадьбе» есть смотровая комната. Если мужчина не решил, какую женщину он предпочитает, он может посмотреть их всех.
— Что там есть?
— Смотровая комната. Почти во всех заведениях девчонки просто расхаживают полуголыми перед толпой мужиков. Там же дело обстоит не так. Внизу, в комнате отдыха, они ходят одетые, полностью одетые. Наверху они, конечно, раздеваются, на них остается столько одежды, сколько хочется мужчине. Но сначала он должен выбрать одну из них. Для этого и нужна смотровая комната. Там они, конечно, выходят в чем мать родила.
Сирена удивленно вскинула бровь.
— Хороший вкус, ничего не скажешь.
Консуэло засмеялась.
— По крайней мере, это скромно.
— Да?
— Незанятые девушки заходят туда и раздеваются. Мужчины, которые настаивают на просмотре, или те, которым просто интересно, заходят в соседнее помещение и глядят в маленькое окошко.
— Я не вижу в этом никакой скромности. Девушки же знают, что на них смотрят.
— Да, но они могут закрыть лицо волосами и стоят как Ева или делают вид, что это их совсем не волнует.
— Ты так говоришь, — сказала Сирена тихо, — как будто побывала в такой комнате.
— О нет, никогда. Но мне не раз хотелось, чтобы у меня было хоть такое прикрытие. Когда кто-нибудь просил бы меня раздеться перед ним…
Как легко они говорили о подобных вещах. Когда она сама окажется в таком положении? Когда будет ходить голая перед мужчиной, изо всех сил притворяясь, что ей все равно? Дойдет ли она до этого? Сирене не хотелось об этом думать. Конечно, ей не навяжут такую жизнь против собственной воли. Но все может измениться через какой-то месяц. Год назад она даже не представляла, что станет любовницей золотоискателя и будет расхаживать перед толпой грубых шахтеров в платье матери и ее украшениях. Чтобы отвлечься от этих мыслей, Сирена сказала:
— Но даже в таком шикарном заведении, как «Старая усадьба», должен существовать какой-то предел, больше которого девушки не могут получать.
— В тех местах есть дюжина миллионеров, а вскоре там их будет еще больше. В таких домах, как «Старая усадьба», джентльмены часто обращают внимание в первую очередь на хозяйку, кем я и хочу стать. Так что она снимает сливки и вдобавок получает часть заработка остальных девочек. У нее всегда полно подарков от поклонников, назовем их так. Драгоценности от Картье, платья из модных магазинов Запада, даже из Парижа. Меха, экипажи и еще множество всяких сокровищ. Может получиться, что кто-нибудь из них привяжется к ней настолько, что будет готов подарить ей дом, землю, даже прииски, — все, что угодно, лишь бы заставить ее покинуть публичный дом. Возможно, он даже предложит ей выйти за него замуж.
— Ну, это уж вряд ли.
— Тебе так кажется? А ты слышала когда-нибудь о Бейби Дой Тэйбор?
— Кажется, нет.
— Она была молодой замужней женщиной, приехала сюда лет двадцать назад, во время первого золотого бума. Поначалу ее муж неплохо зарабатывал, но потом все пошло прахом. Он разорился, начал пить, шляться по женщинам. Бейби Дой узнала об этом и тоже завела себе любовника. Вскоре она развелась с мужем и сразу стала в глазах уважаемых людей не больше чем обыкновенной проституткой. Вместе с любовником она уехала, в Ледвилл и там встретила Горацио Тэйбора, серебряного миллионера, сразив его наповал. Он заплатил ее любовнику, и Бейби Дой сделалась его подружкой, а еще через некоторое время он развелся о женой и женился на ней.
— Но она никогда не жила в публичном доме, — заметила Сирена.
— Это точно. И все же не так уж это невозможно. Ты же знаешь, женщин здесь не хватает, а все эти законы цивилизации остались там, где осталась сама цивилизация. Многим девчонкам удалось здесь выйти замуж. Но сейчас речь не о том. Мне нужно совсем другое.
— Правда?
Консуэло казалась такой сильной, что могла сама распоряжаться собственной судьбой. Сирена даже немного завидовала ей.
— Да. Я же говорила, что собираюсь поработать еще пару лет, а потом взять все сбережения и уехать туда, где меня никто не знает, чтобы начать все сначала. Если я здесь выйду замуж за богача, я для него навсегда останусь девочкой с Мейерс-авеню, он никогда не станет мне доверять. Нет уж, я предпочитаю независимость этому подобию респектабельности.
Увидев, что в баре появилась Перли, испанка замолчала. Перли ненадолго задумалась, а потом, нахмурив брови, направилась к ним.
— Ну, — заявила она строго, — что вы тут расселись? Молитесь, что ли? Работать надо.
Тимоти уже закончил песню. Прежде чем Консуэло смогла ответить, он сказал:
— Не прогоняй девочек, дорогая. Представление начнется через две минуты.
Перли поджала губы.
— Отлично, — кивнула она ирландцу. — Сирена, мне тут сделали одно интересное предложение насчет тебя.
— Да? — спросила Сирена безразличным тоном.
— Какое еще предложение? — поинтересовалась Консуэло довольно сухо.
— Как раз то, о каком ты думала. — Перли неприятно улыбнулась. — Честно говоря, мне сделали целую кучу предложений. В двери весь день стучали, всем не терпелось узнать, когда Сирена начнет петь. Но предложение, о котором я говорю, особенное.
— Нам надо самим догадаться или вы все-таки скажете?
— Не понимаю, Консуэло, почему тебя это так волнует? Но если ты не будешь меня перебивать, я расскажу о нем поподробнее. Мужчина, которого больше всех интересует твое положение в «Эльдорадо», не кто иной, как сам Натан Бенедикт. Он недавно вернулся с Запада, куда ездил по делам, и в тот вечер увидел тебя впервые. Он немного огорчился, узнав, что ты была подружкой Варда, но он все равно попросил меня передать тебе, что желает отнять у тебя немного времени ночью, и распорядился зарезервировать комнату в публичном доме.
— Не может быть, — в ужасе прошептала Сирена.
— Может. Я сказала, что ты все еще живешь у Варда, но он решил, что назначать тебе встречу прямо тут будет невежливо. Мне пришлось уступить ему заднюю комнату в моем заведении.
— Вы убедили его, что я работаю у вас? — спросила Сирена со злостью.
— Тебе только нужно поговорить с ним, выслушать его предложение. Кто знает? Может, ты станешь поуступчивее, когда тебе все станет известно.
— Нет! Я не могу!
— Можешь, еще как можешь, — бросила Перли. — Ты сделаешь все так, как я скажу. Я об этом позабочусь.
— Так вот, оказывается, в чем дело, — сказала Консуэло. — Вам захотелось затащить Сирену в публичный дом, пока не вернулся Вард?!
Перли покраснела.
— Замолчи сейчас же!
— Не затыкайте мне рот. Вам кажется, что Вард такой привередливый, что сразу откажется от Сирены, стоит ему узнать, что она пошла по рукам? И что он даже не поинтересуется, как она сюда попала, с чьей помощью?
— Глупости, — огрызнулась Перли, — ты просто завидуешь Сирене из-за Бенедикта, который оказывал тебе до сих пор некоторое внимание, хочешь оставить Сирену с носом и удрать с ним сама.
— Ложь! — закричала Консуэло, вскочив на ноги.
Сирена переводила взгляд с одной женщины на другую. У нее в голове перепутались все мысли. Кто из них говорил правду: Перли или Консуэло? Скорее всего обе. Она никак не могла понять, давал ли Вард согласие на все это, лгала ли Перли, когда говорила, что она ему надоела, лгала ли испанка, обвиняя Перли в надежде сохранить расположение Бенедикта. Впрочем, это теперь не имело значения. Если она и встретится с ним, то только здесь, на людях, а не в публичном доме. И спальня, которую он снял у Перли, ему не понадобится.
Перли уставилась на Консуэло.
— Думай что говоришь, идиотка, — прошипела она, — а не то живо вылетишь у меня отсюда.
— Леди, — сказал Тимоти, заиграв мелодию, которой всегда открывались представления, — леди, сейчас не время ссориться. Пора начинать!
Первыми в сегодняшней программе выступали девушки, хором исполнявшие песню «Дороги Нью-Йорка». Затем последовал зажигательный танец с раздеванием, после чего настала очередь Сирены. Она стояла в темноте за кулисами, глядя на скачущих по сцене девиц, когда к ней подошел мужчина с бокалом в руке.
— Простите. Это вам послал Тимоти. Он сказал, что вам не помешает промочить горло перед выступлением.
— Что это? Теплое пиво?
— Нет, мэм, сарсапарилья с капелькой бренди.
Сирена с сомнением взяла бокал. Название напитка неприятно резало слух, на вкус он тоже оказался не лучше. После первого глотка лицо Сирены исказилось в гримасе. Со своего места она хорошо видела сидящего за пианино Тимоти. Поймав ее взгляд, он ухмыльнулся и кивнул. Она поняла, что он изо всех сил старался поднять ей настроение. Улыбнувшись в ответ, Сирена запрокинула бокал и залпом осушила его.
Ее выступление прошло хорошо. Ей не понравилось только одно — среди публики она увидела высокую фигуру Натана Бенедикта, сидевшего в углу бара. Сирена сделала вид, что не заметила его, и прикрыла лицо веером. Она разочаровалась в друге Варда. Она ждала от него большего. Его уговор с Перли, поиски свободной комнаты казались ей просто предательством после вчерашней ночи, когда он так ей помог. Она не знала, что скажет ему, когда они снова встретятся лицом к лицу, но отдаваться ему не собиралась.
Крики и свист мужчин не дали ей уйти со сцены. Еще одна баллада Стивена Фотера не успокоила их, третьей песни им тоже показалось мало. Похоже, они ее никогда не отпустят! Сирена сделала прощальный реверанс только после того, как окончательно выбилась из сил. У нее закружилась голова. Она успокаивала себя, решив, что это от чрезмерного напряжения на сцене или, может быть, оттого, что ей пришлось петь в тесном корсете. Однако вчера вечером она не испытывала подобных ощущений, впрочем, тогда в зале находилось меньше посетителей и не было так накурено. Ей хотелось скорее уйти со сцены и подышать свежим воздухом.
Прежде чем Сирена успела сделать хотя бы один шаг, к сцене приблизился сидевший в первом ряду мужчина и что-то бросил певице. Предмет ударил Сирену по руке и с металлическим звоном упал на пол. Ей бросили деньги, двадцатидолларовую золотую монету. Спустя мгновение на сцену дождем посыпалось золото и серебро. Монеты попадали девушке в грудь, ударялись о руки, звякали, падая на пол, это напоминало водопад из денег. Сирена отступила. Она понимала, что ей сейчас выражали признательность, что она получила самую лучшую награду, которую только можно было ожидать от старателей. Однако Сирену вдруг охватил ужас. С трудом улыбаясь, она еще раз присела в реверансе, поклонилась и бегом бросилась со сцены.
— Молодец! — прошептала Консуэло, пожав Сирене руку, прежде чем выйти из-за кулис. Она выступала следующей. — Не волнуйся. Кто-нибудь соберет эти деньги для тебя.
Сирена поблагодарила ее, но не стала задерживаться. За сценой, позади занавеса и маленьких гримерных, находилась дверь, ведущая на улицу, через нее в «Эльдорадо» доставляли продукты. Она наконец могла выйти на воздух, где не было табачного дыма и криков.
В коридоре она почувствовала холод и окунулась в темноту. Здесь отвратительно несло пивом. У Сирены кружилась голова, внутри она ощущала какую-то пустоту. В таком состоянии она стала торопливо пробираться к выходу.
Наконец она нащупала дверную ручку и нажала на нее. Сердце бешено колотилось в груди. Из бара доносились звуки испанской музыки, под которую танцевала Консуэло. Потом у Сирены вдруг заложило уши, кровь прилила к вискам. Она уже не могла открыть дверь и лишь прижалась к ней, слабо застонав. За спиной послышались шаги. Чьи-то сильные руки обхватили ее сзади.
Крик отчаяния вырвался из горла Сирены, ей казалось, что она кричит очень громко, но на самом деле с ее губ не слетело ни единого звука.
