ГЛАВА 14
Вернувшись в селение, Храбрый Орел уселся подле огня и задумчиво принялся посматривать на танцующие языки пламени. Как бы он ни старался, но выбросить из головы бледнолицую красавицу не было сил.
Даже сейчас, когда вождь знал о ее связи с золотоволосым изгоем, шайен не мог выбросить Бекки из сердца вон. Каждый толчок его «вечного двигателя» напоминал о его нежности, о его любви к этой женщине. А то, как она отвечала на поцелуи и на объятия, убедило Храброго Орла в ее чувствах к нему.
— Тогда… Что же значит для Ребекки этот человек? — прошептал он, мучаясь в догадках. Цвет волос девушки совпадает с цветом локонов бандита. Может, они брат и сестра? А если преступник — ее муж? Как могла такая красавица полюбить отпетого мерзавца?
Если же это ее брат, то как могла течь в ее жилах кровь жестокого убийцы, человека без стыда, без чести и совести? Может, в душе Бекки где-то в самой глубине таится зло и когда-нибудь вырвется наружу?
«Нет! — стонал мужчина, закрывая лицо ладонями. — Она неспособна на насилие».
Бекки превращалась в тигрицу, когда того требовала ситуация, однако многие отъявленные трусы становятся смельчаками, если что-либо угрожает их драгоценной жизни. С другой стороны, то, что девушка честно высказала свою точку зрения и у нее хватало сил на подобное мужество, не говорило об испорченности мисс Вич.
Устав от бесконечных размышлений о возможном родстве Ребекки и этого златовласого бандита, Храбрый Орел стиснул зубы и поднялся. Натянув кожаные гетры и рубашку, он обул мокасины.
Наконец, ему удалось упорядочить лихорадочно мечущиеся мысли, и к нему, как озарение, пришло решение — он будет бороться за эту женщину. Храбрый Орел постарается отвратить Бекки от этого страшного человека независимо от того, кем тот ей приходится — мужем, любовником, братом, потому что у него душа черна, словно ночь. Этот дьявол может стать опасен даже для собственной сестры.
Пожалуй, Храбрый Орел подошел к тому рубежу, когда наступает время любить и верить.
Чувствуя потребность выговориться, индеец направился к жилищу Молодого Медведя, шамана, который умел помогать в сердечных делах. Он издавна считался другом вождя.
Раннее утреннее солнце согрело его усталое тело. Ветерок доносил запахи готовящейся пищи и речной прохлады. Орлиный крик вернул шайена к действительности, подсказал, что новый день будет теплым и солнечным. Природа остается природой… Хотя на сердце залегла печаль, а ум перегружен мрачными мыслями… Не до любований прекрасными видами ландшафта и дымкой над рекой.
Дойдя до типи шамана, вождь остановился перед входом. Расположенное в некотором удалении от остальных жилищ, оно было окрашено в красный цвет; на его стенах располагались тотемные знаки их племени.
Неподалеку находился шест, на котором висели высохшие скальпы врагов, завоеванные в прежних войнах. Они шевелились под напором утреннего ветерка, как напоминание людям, что сражения приносят несчастья, страдание и горе, ибо нет побед без поражений. Война — это смерть, это уничтожение целого племени.
Мужчина закрыл ладонями виски и покачнулся, почувствовав знакомые ему после поцелуя с белой женщиной симптомы: учащенное сердцебиение и головокружение. Он поморщился и застонал, когда отрывочные воспоминания всколыхнулись в его сознании. Закрыв глаза, вождь стиснул зубы — память услужливо рисовала для него картины далекого прошлого, казалось, давно позабытого — белые люди, верхом на лошадях, врываются в его деревню. Они стреляют в беззащитных индейцев…
Лицо мужчины перекосилось от воспоминаний, рвущих сердце на части. Люди его племени метались среди бледнолицых и, настигнутые стрелами и пулями, падали на окропленную их кровью землю.
Кроме того, Храбрый Орел увидел кое-что еще. Среди бандитов, хладнокровно расстреливающих шайенов, он заметил женщину, чьи волосы…
— Храбрый Орел…
Голос шамана вывел вождя из состояния транса.
— Сын мой, что случилось? — надтреснутым голосом произнес Молодой Медведь. — Я слышал твой сон… Ты болен?
Он пригласил предводителя племени в свое жилище, предварительно приподняв шкуру, висевшую над входом.
— Тебе надо уйти с солнца, — заботливо проговорил шаман, заводя воина в прохладу затененного типи. — Похоже, тебя что-то сильно потрясло… Ты не хочешь поделиться своим горем с Молодым Медведем? Скорее всего, гной приход связан с желанием поговорить по душам. Ты желаешь освободиться от тревог, терзающих тебя?
Вождь сед в центре жилища. В очаге, обложенном камнями, горел слабый огонь, наполняя типи призрачным дымом.
Тяжело дыша, Храбрый Орел попытался вспомнить, отчего так разволновался. Но, как и прежде, прошлое исчезло бесследно. Память осталась чиста, как у младенца. Он знал, что настанет день, и все вернется, однако, судя по отрывочным воспоминаниям, ему не очень-то хотелось этого — слишком много боли. Как хорошо было бы хранить их в глубине сердца и никогда не выпускать.
Однако в сегодняшнем событии есть доля хорошего, так как воспоминания нахлынули на него в отсутствии любимой женщины. Он не целовал, не ласкал ее… Что же заставило его вспоминать на этот раз? Скальпы, висевшие на шесте возле типи Молодого Медведя? Ведь индеец смотрел на них непосредственно перед приступом.
Легкое прикосновение к плечу и горьковатый аромат табака из разожженной трубки вернул Храброго Орла на землю.
— Мы успокоим наши сердца… — произнес Молодой Медведь, передавая другу свой любимый длинный чубук. — Сначала покурим, а потом уж поговорим.
Вождь улыбнулся шаману. Этот старый человек был его товарищем и видел потерявшего память мальчика в тот страшный день. Кроме того, приемный отец Храброго Орла, Черный Гром, считался почти братом Молодого Медведя. Шаман всегда благотворно действовал на психику предводителя шайенов: тот находил успокоение в словах опытного знахаря.
Вождь приходил к нему и раньше, когда его молодая жена, Сияющая Звезда, решила вернуться к больным родителям вместо того, чтобы воспитывать годовалого сынишку. Молодой Медведь помог тогда пережить горе.
Но никогда прежде Храбрый Орел не говорил с ним о белой женщине. Поймет ли шаман ход его мыслей, даст ли совет?
Густые седые волосы Молодого Медведя струились по плечам, глаза, прежде густо-шоколадного цвета потускнели, выцвели и приобрели сероватый оттенок. На нем были только кожаные гетры, а костлявые руки и грудь оставались открытыми.
Чувствуя на себе пристальный взгляд, Храбрый Орел взял трубку и сделал небольшую затяжку. Табак оказался крепким и ароматным. Вождю хватило одного глотка дыма, затем он передал чубук шаману. Тот, прежде чем затянуться, направил трубку в небо и взмахнул ею в четырех направлениях, отмечая четыре стороны света.
— Дым тебе, небо. Тебе, земля. Тебе, север, юг, запад и восток.
Это священнодействие предназначалось для духов, располагавшихся везде в живом подлунном мире.
Неизвестный мастер изготовил трубку из кости оленя, отполировал мундштук, украсил загадочным орнаментом. Выкурив табак, шаман очень бережно уложил сей драгоценный предмет в красный матерчатый мешочек.
— А теперь, мой наха, скажи мне, что у тебя на сердце, — положил руку на плечо Храброму Орлу старик. — Сегодня твой лоб прорезали морщины, в твоих глазах мечутся думы, которые я не в силах прочесть. Не хочешь ли поделиться ими со мною?
Вождь кивнул.
— Я шел к тебе с одной целью, но меня посетило видение, которое потрясло меня, — заявил он. — Ты мудр, как сова… Я хотел просить совета по поводу женщины. Но, приблизившись к твоему жилищу, понял — мне необходимо узнать еще кое о чем.
— Гм… Женщина? — Изучающий взгляд шамана скользнул по лицу молодого мужчины. — Уж не о белой ли пленнице пойдет речь?
Храбрый Орел широко открыл глаза от удивления.
— Откуда ты знаешь?! Неужели ты так легко читаешь мои мысли?
— Да, — кивнул Молодой Медведь, — я умею наблюдать и делать выводы при помощи своих умозаключений, потому что способен видеть то, чего другие просто не замечают. Мне пришлось видеть тебя с бледнолицей достаточно много раз, чтобы заметить, как ты смотрел на нее и как вел себя с нею. Заметил я и то, как она смотрела на тебя. Могу сказать одно — это взгляд влюбленной женщины. — Он пожал плечами. — Ты любишь ее, она любит тебя… Вот каков мой вывод.
— И это не радует тебя? — осмелился спросить Храбрый Орел. Ты можешь спокойно воспринять, что вождь шайенов с медной кожей и черными волосами любит женщину, чья кожа бела, как снег, а волосы напоминают золото? Что кровь, текущая по нашим жилам, заметно отличается?
— Мой сын, я наблюдал за тобою с раннего детства, видел, как из маленького мальчика ты превратился во взрослого мужчину, как ум и отвага сделали тебя вождем… Люди прислушиваются к твоим суждениям, которые всегда справедливы. Если твой жизненный путь пересекается с дорогой белой женщины, значит, так предназначено Великим Духом. Следуй голосу своего сердца, женись на ней и, если у твоих детей будет светлая кожа, — не переживай. Так надо! Это веление свыше. Ребенок — дитя любви, и он войдет в этот мир по праву. Я уважаю твои желания, мой сын, и все жители деревни — тоже.
— Я благодарю тебя за эти слова, — застенчиво пробормотал Храбрый Орел и, помолчав, отвел глаза в сторону. — Но я еще не все рассказал.
— Теперь ты хочешь поговорить о том, что мучает тебя помимо сердечных дел? — Шаман сложил руки на груди.
— Нет, я все еще желаю порассуждать о бледнолицей.
— Ну, начинай, — подбодрил его старик. — Расскажи мне, чтобы завтра заниматься делами с легким сердцем.
— Эта женщина каким-то образом связана с золотоволосым изгоем, — начал вождь и напрягся, увидев тревогу в глазах шамана и услышав его сдавленный вздох.
— Каким образом? — выдавил из себя старик.
— Не знаю, — признался Храбрый Орел, выдохнув и покачав головой. Затем, стиснув зубы, взглянул в глаза шамана. — Он или ее брат, или любовник, или муж…
— Если она замужем, ты должен найти другую женщину, — твердо произнес Молодой Медведь. — Если же этот человек — ее брат или любовник, ты должен спасти бледнолицую от него. — Шаман задумчиво потер подбородок. — Я видел в глазах белой женщины любовь к тебе. И все же есть мужчина, который может быть ее мужем, — осторожно пробормотал он, тщательно подбирая слова. — Возможно ли, чтобы бледнолицая имела двух мужей?
— Что-то я не слышал ничего подобного, — отрезал вождь. — Но если она замужем за этим человеком — уйду и оставлю ее в покое. Ты по-прежнему благословляешь меня на брак с бледнолицей?
— Я доверяю твоим суждениям, — произнес Молодой Медведь, положив руку на колено друга. — Будь осторожен, сын мой. Изгой с золотыми волосами хуже многих других бандитов.
— Я знаю об этом.
— А теперь расскажи мне о других своих заботах, — вновь попросил старик, скрестив руки на груди.
— Меня иногда посещают отрывочные воспоминания о прошлом. Раньше такого не случалось, — ответил Храбрый Орел.
— Это же хорошо, — улыбнулся шаман. — Теперь пускай они навечно останутся в твоем сердце.
— Все не так просто, как кажется, — устало сказал шайен. — Я помню только отдельные детали и не могу воспроизвести картину полностью. Эти воспоминания — сущая пытка, Молодой Медведь, они рвут на части мое сердце, напоминая вновь и вновь о том ужасном дне детства. Тогда меня лишили всего.
— Пусть они приходят… В конце концов тебе посчастливится восстановить картину прошлого. Тогда ты похоронишь память об этом на дне своего сердца. Это гораздо лучше, чем носить зло, которое подобно долго не заживающей ране, в душе. Такое вылечить не под силу ни одному шаману, — тихо произнес старик, настороженно посматривая на занавешенный куском шкуры вход — ему послышался стук копыт.
Храбрый Орел тоже услышал этот звук, и сердце бешено застучало в груди: вдруг это Бекки вернулась в деревню, чтобы объяснить возникшую ситуацию насчет того изгоя на фотографии? Может, она сама скажет, что любит предводителя шайенов?..
Молодой Медведь и вождь одновременно поднялись. Храбрый Орел приподнял кожу, прикрывающую вход и выглянул. К сожалению, это оказалась не Ребекка.
Но печалиться причин не возникало, так как прискакавший человек — судья Рой Ньюмен — считался другом главы племени. Вождь всегда восхищался честностью этого белого, твердо отстаивавшего принципы человеческой морали. Судья частенько назначал смертные приговоры преступникам, желая избавить землю от зла, и судил объективно, оправдывая невиновных.
Храбрый Орел стоял у входа в типи шамана, хозяин жилища — рядом с ним. Они наблюдали, как их гостя окружили ребятишки, радостно приветствуя его. Они называли приехавшего «Человеком, Раздающим Сладости», потому что судья постоянно привозил конфеты и угощал ими ребятню.
Вот и сейчас он полез в карман за сладостями и принялся раздавать их, как всегда, пригоршнями.
— Хороший человек, — заметил Молодой Медведь. — У него доброе и большое сердце.
— Да, согласен с тобой, — произнес вождь, — он настоящий друг.
Храбрый Орел взглянул на судью Ньюмена, высокого, широкоплечего мужчину с проницательными голубыми глазами, усами и небольшой бородкой, прикрывавшей квадратный волевой подбородок. Он всегда одевался в черный сюртук из грубой шерсти с непременным узким темным галстуком. Два года Рой провел в Конгрессе, где прославился в качестве защитника интересов индейцев.
В Вайоминг судья приехал, преследуя благороднейшую цель — отстаивать букву закона и блюсти порядок. Первый свой смертный приговор он вынес за исключительные злодеяния; в заключительной речи Ньюмен твердо потребовал и постановил — смерть через повешение.
Мужчина судил строго, в соответствии со своими понятиями справедливости, совершенно не колеблясь. Он часто говорил Храброму Орлу, что преступники, которых приходится приговаривать к казни, послали сотни неподготовленных к жизни на небесах душ к Создателю, тем самым нарушив законы Божьи. Они вполне заслужили веревку вокруг шеи.
Когда запас сладостей иссяк, Ньюмен обратил смеющиеся глаза, к вождю и, подойдя, пожал протянутую руку, затем ответил на рукопожатие Молодого Медведя.
— Что привело тебя в мою деревню? — обняв гостя за плечи, поинтересовался индеец, направляясь вместе с судьей к своему жилищу.
— Мой друг, сегодня у меня и плохие новости, и хорошие, — произнес Рой. — Итак, начнем с плохих… Целый фургон переселенцев, зверски убитых… Их нашли совсем недавно. Сейчас у меня нет времени выкурить с тобой трубку, Храбрый Орел. У меня очень много дел в форте Ларами. Я приехал только за тем, чтобы сообщить тебе эту весть.
— Что еще, кроме убийства переселенцев, ты хочешь сказать мне? — сложив руки на груди, спросил вождь.
— Преступление обставлено так, будто его совершили индейцы, — мрачно произнес судья. — Тем более, это злодеяние совершено неподалеку от земель шайенов. Уже пошли слухи о причастности этого племени к убийству.
— Наш род Лисицы ведет мирный образ жизни и не отрывает томагавк войны, закопанный много лет назад нашими предками, — сухо сказал Храбрый Орел. — Если нас обвиняют в преступлении, некоторые менее терпеливые племена будут вынуждены выйти на тропу войны. Я не желаю этого, однако если им ничего больше не остается делать…
— Я не хочу выражать свое неуважение, но позволь мне перебить тебя и сказать, что под давлением некоторых обстоятельств сюда может явиться майор Кент и арестовать вождя, чтобы успокоить встревоженных горожан и поселенцев. Если такое произойдет — не переживай. В моей власти добиться твоего освобождения.
— Даже день или ночь, проведенные в тюрьме, могут вызвать возмущение моего народа, — пробормотал индеец. — Мои воины придут за мною. Мы ведь никого не убивали…
— Убедительно прошу не беспокоиться об аресте, — повторил судья. — Я не позволю тебе пробыть за решеткой и часа. Все знают о моей справедливости, знают, что я вешаю только виновных, чье преступление раскрыто и доказано. Мне ясно одно — ты хочешь мира, я не войны.
Хихикая, к ним приблизились дети.
— Ну, с делами покончено. По-моему, у меня в сумке осталось еще немного конфет, — хитро подмигнул другу Ньюмен.
Довольные ребятишки, смеясь, тут же убежали.
Храбрый Орел повернулся к бледнолицему товарищу.
— Ты что-нибудь знаешь о золотоволосом преступнике? Откуда он? Где его родные? Есть ли у него жена?
Судья горько рассмеялся.
— Все, что я знаю о нем — совсем немного… Просто сей головорез — сын самого дьявола, — заявил Ньюмен, садясь в седло.
Вождь напрягся. Ему ничего не оставалось делать, как протянуть руку Рою для прощального рукопожатия.
— Да пребудет с тобой мир.
— И с тобою, — отозвался судья, уезжая.
Все еще размышляя над тем, как может красивая, нежная белая женщина иметь что-то общее с преступником, Храбрый Орел направился к гнедому. Ему так необходимо сейчас проехаться верхом, успокоить расшалившиеся нервы!
Взяв поводья, мужчина пустил лошадь галопом. Неужели белая женщина настолько слепа, что не видит сущности этого проклятого бандита? Или, может, она не знает о его преступной деятельности? Хотя вряд ли такой человек мог когда-нибудь быть хорошим.
Над головой вождя кружил сокол, где-то рядом щебетали птицы; с сосны, словно призрак, сорвался коршун и, пролетев над индейцем, унесся на запад.
Храбрый Орел проследил за ним взглядом и неожиданно заметил двух золотых от солнечных лучей орлов, паривших один над другим.
— Великий Дух! Пошли мне видение, что сняло бы напряжение и боль с моей души! — закричал шайен, поднимая к небу растерянное лицо.
