Глава 8
Эллин отказывала на следующий день всем посетителям, включая Берта и неизвестного посыльного, который заявил, что у него для нее цветы.
Она была рассержена, унижена и смущена, и ни с кем, кроме Мисси, не хотела делиться этими чувствами. Она начала писать ей письмо в пять утра, оставив тщетные попытки заснуть, и просидела над ним, не заметив, целый день, в промежутках всхлипывая и разбрасывая вещи по комнате. Морган Меллетт выиграла, и Мисси Кэннос получит целое послание на десяти страницах, обильно политое слезами Эллин.
К обеду она устала и проголодалась. Эллин приняла ванну, оделась и причесалась. У нее было желание спуститься в столовую, найти укромный столик и поесть, не привлекая к себе внимания. Нежелательно было для нее во время обеда встречать Джошуа, который был, к несчастью, вездесущ, или Морган Меллетт.
Она рискнула остановиться возле администратора, чтобы отослать письмо. Там был тот же служащий, который в прошлую встречу очень холодно с ней обращался, но на этот раз он тепло улыбнулся, поприветствовал и спросил о здоровье.
Ошеломленная, она вежливо ответила, но ее прервала миссис Пемберли, с которой Джошуа Мэннерс познакомил вчера за чаем.
После радушного приветствия величественная престарелая дама, пожавшая ей руку, спросила:
– Дорогая, вы обедали? Мы будем рады, если вы составите нам компанию.
Эллин, запинаясь, поблагодарила ее, подбодренная мыслью о таком сплочении общества на ее стороне.
По-новому внимательный клерк предложил ей отправить письмо и передал стопку писем и открыток. Как будто на облаке, Эллин быстро захватила с собой миниатюрная и удивительно энергичная миссис Пемберли в свою компанию из десяти человек, обедающих в небольшой отдельной комнате, отходившей от главной столовой. Там были Фостеры, которые так же радушно встретили ее, как и другие присутствующие, которых Эллин не знала.
Такое внимание со стороны незнакомых людей все больше сбивало Эллин с толку, пока миссис Пемберли, которая настояла на том, чтобы Эллин села рядом с ней, прошептала ей на ухо:
– Вы поставили эту наглую девицу на свое место, моя дорогуша. Стокарды сегодня днем чуть не высмеяли ее. И как хитро с вашей стороны, что вы избегаете общества сегодня. Без сомнения, нам придется терпеть ее завтра у Филсонов, но будет так забавно видеть ее неприятно задетой.
Поразительно голубые глаза пожилой женщины заискрились от удовольствия.
Эллин начала кое о чем догадываться.
– Вы говорите о Морган Меллетт? – изумленно спросила она.
– Конечно, – с веселым упреком ответила ее собеседница. – О, Джошуа Мэннерс был прав. Вы восхитительны.
Неудовольствие Эллин при упоминании этого имени, должно быть, не ускользнуло от внимания миссис Пемберли, так как она вскинула белоснежные брови дугой.
– Ох! Я сказала не то. Пожалуйста, извините. Видите ли, у меня создалось впечатление, что он… ну впрочем…
– Миссис Пемберли, я должна признаться, – Эллин с отчаянием поняла, что она вот-вот расплачется. – Джошуа Мэннерс не мой кузен. По крайней мере, насколько я…
Миссис Пемберли прервала ее оживленным смешком:
– Пуф! Конечно, вы не его кузина. Я хорошо знаю Мэннерсов Аннаполиса. Фактически, мы с ним дальние родственники по мужу сестры его бабушки. Он, должно быть, обожает вас. Его семья очень много для него значит.
– Так, значит, вы хорошо его знаете?. Миссис Пемберли сделала глоток шампанского.
– Довольно хорошо, чтобы удивляться, зачем он бросил многообещающую карьеру в правительстве, чтобы работать с этим выскочкой-политиканом. В его роду достаточно сенаторов и конгрессменов, хотя все они не достигли дворца губернатора. Может быть, он поэтому решил заняться политической карьерой. У него есть способности к этому, и это, конечно же, понравилось бы его семье.
– Значит, они все… умерли? – громко спросила Эллин, пытаясь узнать побольше, выразив любопытство.
– О да, – миссис Пемберли воодушевилась. – Его мать и отец были моими близкими друзьями, они умерли уже пятнадцать лет назад. Он был единственным ребенком, поэтому они его ужасно баловали, а потом его баловал дядя. Но все равно, он – очаровательный молодой человек. Хорошо образован. Вполне привлекательной внешности. Вам так не кажется?
Эллин повела разговор в другом русле, ничего не ответив.
– А что он делал в правительстве? – спросила она, пытаясь не показаться слишком заинтересованной, наблюдая за официантами, разносившими блюда на больших серебряных подносах.
Седая голова миссис Пемберли склонилась еще ниже, и Эллин ответила ей тем же жестом.
– Секретная служба, – торжественно-таинственно прошептала пожилая женщина так, будто это все еще являлось секретом. – Он работал в Белом Доме. Он получал задания от самого президента.
– Президент! – Эллин не могла скрыть своего удивления. – Но почему… в общем, как случилось, что он стал работать на губернатора Меллетта в Дакоте?
– Дядя Джошуа был порядочным выродком, – ответила ее собеседница, жестом подозвав официанта, предложившего им поднос с бисквитами. – Он остепенился, так сказать, на Западе. Очевидно, Джошуа взял себе в голову проследить за этим лично. Я всегда думала, что он вернется.
Многие дебютанты Вашингтона тосковали по нему, это уж точно.
Дебютанты… Эллин сразу же представила молоденьких женщин, бросающихся на Джошуа Мэннерса, который был намного привлекательнее, чем это было нужно. В ее уме тут же возникли дополнительные вопросы, но она не осмелилась больше ни о чем спросить. Эллин чувствовала, что миссис Пемберли обожает Джошуа, и ей хотелось, чтобы до него не дошла новость о ее чрезмерном любопытстве.
– Он будет сопровождать вас на вечере у Филсонов? – полюбопытствовала миссис Пемберли, нарезая рыбу мелкими кусочками.
– Н-нет, – выдавила Эллин, ошарашенная вопросом. – Мы… мы поссорились.
Дама, кажется, обиделась.
– Но неужели вы не приедете на вечер? – воскликнула она шепотом. – Вы не должны! Это самое важное событие в светских кругах. Даже более важное, чем само дерби!
– О нет! – заверила ее Эллин, обрадовавшись этой информации, хотя она никогда не призналась бы в своем незнании. – Я там буду!
Было трудно, до невозможности утомительно убедить Берта в том, чтобы он сопровождал ее на вечер. Берт сдался только потому, что ему не удалось убедить Эллин позвонить Мэннерсу и тем самым позволить ему выполнить свои обязанности, его доводы оказались для Эллин неубедительными. Он согласился, а она, в конце концов, не должна была пропустить этот вечер.
Берт заехал за ней немного поздно, извинившись, что его подвел галстук. Заметив его бледность. Эллин всплеснула руками. В своем сером шерстяном костюме он выглядел просто приятно, а она выбрала простое, но элегантное платье цвета запылившихся роз. У нее не было желания накануне дерби привлекать к себе внимание, если только это не касалось благополучия Шейка. Ее репутация висела на волоске в Луизвилле. Появление сегодня вечером вместе со своим тренером еще больше натянет этот волосок, но порвать его окончательно все же не сможет.
Владения Филсонов были в два раза больше, чем ферма Медфордов. Площадка перед домом была покрыта голубой травой и обсажена кустарником, подстриженным в форме животных. Вход и ступени были отделаны итальянским мрамором цвета слоновой кости с багряными прожилками, а канделябры были сделаны в форме ирисов, с золочеными листьями и хрустальными цветами. Берт нервно теребил пальцами воротничок. Эллин глубоко вздохнула и почувствовала в воздухе едва уловимый запах цветущих азалий. Она заставила себя улыбнуться, чтобы с этой улыбкой явиться к обществу.
– Ей-Богу, дорогая, в твоем роду была королевская кровь, – в голосе Берта было явное восхищение, когда они «прошли сквозь строй». – Я уверен, что ты даже в обществе королевы чувствовала бы себя как дома.
Эллин сдержала смех, вместо этого тепло улыбнувшись своему сопровождающему, к которому возвращался естественный цвет лица.
– По мнению мистера Ле Витта, я была бы недостойна быть скамеечкой для ее ног, – сказала она с некоторым облегчением от того, что они прошли первое испытание. Следующим испытанием будет обед и бал. Пока что, к ее удивлению, не было никаких признаков Джошуа Мэннерс?
– Мисс Эллин Кэмерон! – зычный тенор за ее спиной привлек внимание. – Какая удача, что мы наконец-то встретились снова!
Резко обернувшись, Эллин похолодела от изумления при виде – или скорее – при зрелище, которое представляли собой губернатор Артур Меллетт и его удивительно красивая молодая жена, подходившие к ней. Ее первым желанием было повернуться назад и уйти, но она быстро подавила его в себе. Уверенная в том, что удача не сыграла никакой роли в этой встрече, она изобразила ослепительную улыбку (если не хищную) и так стиснула руку Берта, что тот сморщился от боли.
Они представились. Маленький мясистый человечек взял ее руку и пожал.
– На нас с женой большое впечатление произвело ваше представление в Дакоте, – сказал губернатор.
– Да, – переспросила Эллин, желая заставить их замолчать. – Ваш Мэннерс дал нам понять, что вы…
Берт, сжавший ей руку, сдержал ее от грубых слов, которые она чуть было не сказала, – …заинтересовались им, – она говорила это губернатору, но лукаво смотрела на его жену, которая с такой же наглостью оценивающе разглядывала ее.
Губернатор, кажется, ничего не замечал.
– Было-было, – он откровенно рассмеялся, в опровержение подняв руки. – Я бы, честно говоря, чувствовал на вашем месте себя неловко сейчас, когда пресса наблюдает за каждым вашим действием, готовясь осмеять вас перед всем городом, если вашей лошади не повезет. Будучи губернатором, я хорошо знаю эту пакостную прессу, при этом я не допускаю их до своей конюшни.
Кроме того, – добавил он, как будто это только что пришло ему в голову, – Джошуа Мэннерс больше не работает на меня.
– О? – удивление Эллин, если не недоверие, было предельно искренним.
– Нет, действительно, – повторил губернатор для большей убедительности.
– Сразу же после Дакоты он подал в отставку. Все еще не объяснил, кстати, почему. А вы совсем оправились после того падения?
Улыбка Эллин исчезла. Это «падение» было неслучайным, и губернатор об этом знал. Эллин почувствовала, как Берт сильно сжал ее руку, и она с большим трудом сдержалась, чтобы не сморщиться от боли.
– О да, – легко и бесцеремонно ответила она. – Пустяки, в самом деле. Между прочим, большое спасибо вам и миссис Меллетт, – Эллин кивнула в ее направлении, – за то шампанское, что вы нам прислали.
Морган Меллетт, в шелковом платье цвета аметиста, снисходительно кивнула, отчего Эллин вскипела. Губернатор, по-прежнему не обращающий внимания на напряжение, существующее между женщинами, картинно поклонился.
– Наше почтение. Мэннерс служил нам несколько лет, и мы ничего не имеем против, правда, дорогая? – он потрепал свою жену по окольцованной руке. Морган, как заметила Эллин, не ответила. Тотчас же Эллин насторожилась. Мэннерс говорил ей, что она злобная и порочная женщина.
Меллетты извинились и растворились в толпе гостей. Эллин и Берт вновь остались одни.
– С этой шлюхой твой дружок Мэннерс таскался в Медфорде, – сквозь зубы процедила Эллин, глядя вслед удаляющейся чете.
– Должен сказать, что у него превосходный вкус, – самопроизвольно вырвалось у Берта, и он слегка причмокнул губами, провожая взглядом соблазнительно покачивающую бедрами Морган.
– Ах, тише! Ты думаешь, губернатор лгал? – вполголоса спросила Эллин, пока они с Бертом подходили к столовой.
– Насчет Шейка? – задал встречный вопрос Берт, наконец оторвав взгляд. – Я не знаю. Он мог все-таки…
– Нет, насчет Мэннерса. Ты думаешь, твой сосед по комнате все еще шпионит для него?
Берт вытаращился на нее с неподдельным изумлением. Она вынуждена была отвести взгляд.
– Нет, дорогая, не думаю. Твои янки – сомнительные, это уж точно. Мэннерс, возможно, не очень честен, но он не шпион. Кроме того, я не могу себе представить, что он шпионит для такой темной личности, как губернатор.
– Может быть, тебе и лучше знать, – сказала Эллин, как будто она сомневалась в этом. – Обед ждет. Навряд ли я смогу переварить его после такой встречи.
Возникло некоторое недоразумение с номерами карточек на посадочные места. Официант уронил их и перепутал, в результате Эллин и Берт оказались в разных концах стола в совершенно незнакомых компаниях. Берт был озадачен столь неожиданным поворотом событий, но Эллин попыталась подбодрить его, улыбнувшись и помахав рукой. Потом она поняла, что Морган Меллетт, сидевшая неподалеку, перехватила этот жест, истолковав его по-своему и изумленно уставившись на нее. Эллин нахмурилась и тут же переключила внимание на свое окружение. Ее сосед казался приятным парнем. Это был человек небольшого роста, средних лет, который открыто признавал свои недостатки – лысую голову и полноту. Она немного поболтала с ним, и он представился ей. После этого она стала относиться к нему с меньшим почтением.
Рядом с ней сидел Виктор Ле Витте, тот самый редактор, на котором лежала ответственность за ту едкую, уверенную в своей правоте, статью, которая одновременно позабавила и смутила ее. Взяв за правило соблюдать на вечере этикет, она, холодно и с укором взглянув на него, назвала свое имя, что подзадорило его сделать замечание.
Он принял негласный вызов, открыто рассмеявшись, отчего сидящие в конце стола застыли от любопытства.
– Не та ли самая Эллин Кэмерон, которая, согласно легенде, привела изумительного Шейка к победе в Дакотских скачках? Боже, я нахожусь в присутствии такой величины! – он снова рассмеялся, качая головой.
– Кажется, единственной величиной в этой компании является ваш язык, – заметила Эллин, решительно отхлебнув бульон и прекрасно понимая, что за ней и ее громогласным соседом, который, кажется, хватил лишнего шампанского, наблюдают.
– Наоборот! Вы демонстрируете свою наглость, осмелившись появиться на этом приеме. Ну, мисс Кэмерон, вы – лучший представитель рода человеческого, нежели я.
– Недостаток ума вы компенсируете глупостью, – заметила Эллин с достойной восхищения любезностью, как она надеялась, сконцентрировав внимание на капельках жира, плавающих на поверхности бульона.
– А вы недостаток изысканности компенсируете грубостью.
Наконец, не в силах больше сдерживать свою ярость, Эллин повернулась к нему:
– Если так считает газета «Тайме», то, должно быть, так и есть на самом деле, – любезно и нараспев произнесла она и одним ловким движением, которое свидетельствовало о ее большом опыте в подобного рода делах, она вывернула ему суп на колени.
С невозмутимым спокойствием, демонстрировавшим ее воспитание, Эллин продолжала трапезу, как будто это сотворил кто-то другой. Тем временем ошеломленный и ошпаренный журналист отряхивался и обмахивался, а официанты, поспешившие ему на помощь, едва сдерживали улыбки. Присутствующие за обедом последовали манере Эллин и продолжали трапезу.
Берт издалека услышал суматоху и как журавль стал вытягивать шею, грубо и недостойно, готовый отдать свою жизнь, чтобы защитить честь Эллин. Ничего не понимая, он уже начал вставать, но его остановил спокойный совет Джошуа Мэннерса.
– Она в безопасности, Берт. Я бы сказал, что она прекрасно справляется. Давайте не будем усугублять сцены.
Берт снова сел и, нахмурившись, заметил напротив своего соседа по комнате.
– Но что случилось? – требовательно спросил Берт.
Мэннерс покусывал нижнюю губу:
– Она только что сделала горячую ванну редактору, но это был всего лишь Дж. Виктор Ле Витте. Не о чем беспокоиться. Ваши места поменяли не случайно, Берт. Но я не могу точно сказать, кто виновен в этом, поэтому лучше я пока помолчу. Пусть будет, что будет. С ней все в порядке.
– Эллин, дорогая, ну что такого мог сказать этот человек, что спровоцировало такой… такой спектакль? – бранил Эллин Берт, ведущий ее в танце на поворот.
Обед прошел без дальнейших происшествий, и теперь друг-британец держал Эллин в плену прекрасного тустепа.
– Он попробовал на мне испытать одну свою статейку, – с праведным безразличием заметила она, – а я ее раскритиковала.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне она не понравилась, Берт.
– Но это чертовски ясно всякому.
– Не ругайся.
– Извини.
Начался другой танец, и Эллин с радостью покинула бы танцевальную площадку, чтобы не слышать упреки Берта, но он твердо держал ее и закружил в вальсе.
– Ты, конечно, понимаешь, что обо всем этом будет написано в газетах?
– Да? – Эллин была пресыщена его упреками.
– Конечно! – выкрикнул он, заставив ее высокомерно вскинуть на него брови.
– Берт, неужели ты думаешь, что меня это сколько-нибудь волнует? После того, как все уже и так напечатали? В конце концов, я сделала хоть что-то, оправдывающее те титулы, которыми меня наградили в той статье. Я чувствую глубокое облегчение в целом. Просто забудь об этом. Он…
– Мне не придется этого делать, – проворчал Берт, прервав ее. – Он был свидетелем всей этой сцены.
Эллин вздрогнула.
– Он… что?
– Да, действительно, мэм, – заверил ее Берт, скорчив мину. – Он сказал, что замена карточек на места была не случайна.
– Этому я могу охотно поверить, – сказала она, неизвестно почему впервые почувствовав смущение. – Ну, ничего не поделаешь. Что сделано, то сделано. И, – добавила она с такой решимостью, как будто говорила самому Мэннерсу, – я бы сделала это еще раз, даже если бы тысяча подобных ему стояли и наблюдали. Действительно, я бы даже не удивилась, что это он несет ответственность за все.
Она ощутила; как какая-то невидимая сила нахлынула на нее, как волна, и вдруг слишком знакомая высокая худощавая фигура нависла над Бертом и схватила его за плечо.
– Правда? – самонадеянно заметил учтивый насмешливый баритон.
Не успела Эллин каким-либо образом отреагировать на вмешательство, как Берт ускользнул, а ее руку взял Джошуа Мэннерс. Эллин холодно смотрела на сильную фигуру, которая повела ее б вальсе.
– Если бы тысяча подобных тому стояла и наблюдала за чем? – спросил он с небрежной, очаровательной улыбкой. Его рука была прохладной, но ей стало невыносимо жарко.
– Я вам уже сказала, что я больше не хочу появляться в обществе с вами. Так что же вы делаете по-вашему? – сказала она, не ответив на вопрос, надеясь, что ее голос звучит строго.
Его широкая усмешка подвергла ее танталовым мукам и заставила отвести глаза.
– Вмешиваюсь. Чудная привычка. Позволяет человеку танцевать с партнершей, которая никогда бы не стала с ним танцевать, если бы он был вынужден ее пригласить.
– Неожиданная чувствительность, – заметила она, нахмурившись. – Я имела в виду, почему вы должны знать, что вы – последний в мире мужчина, с кем я хочу…
– Осторожно, милая мисс Кэмерон. Ваше замечание может быть понято двояко.
Его темные глаза заискрились от смеха, а она не могла придумать ответа, чтобы побольнее задеть его. Его рука поплотнее обхватила ее талию, когда он выполнял головокружительную серию поворотов. Эллин прильнула к нему, чтобы не упасть. Он был, она должна была это признать, прекрасным танцором.
– Должна быть причина тому, что вы выбрали на танец женщину, которая так презирает вас, – удалось вставить ей, когда они стали танцевать помедленнее. – Что вы хотите мне сказать?
– Только то, – ответил он, наклонившись поближе к ее уху, и она почувствовала на щеке его теплое мягкое дыхание и легкий запах хорошего коньяка, исходивший от него. Эллин инстинктивно попыталась отстраниться, но он еще ближе прижался, и у нее бешено заколотилось сердце.
– Спокойнее, моя дорогая, – зашипел он ей на ухо. – Вы знаете, что за вами все наблюдают? За обедом вы разыграли целый спектакль. Я уверен, что вы очень гордитесь собой. Но это дорого обойдется вам.
– Что вы знаете об этом спектакле за обедом? – требовательно спросила она, с вновь зародившейся в ней подозрительностью.
– Совсем мало, к несчастью. Но теперь это не имеет значения. Утром вас опорочат в два раза сильнее, и газеты будут к вам в два раза более жестоки.
– Какое вам дело, если…
– Пожалуйста, перестаньте перебивать меня, мисс Кэмерон! – его голос стал более мягким, но он не ослабил своего дерзкого объятия. – Вам надо поучиться вести себя в обществе.
Она вскинула брови.
– Слепой ведет слепого. Как странно!
– Замолчите и не умничайте. Это важно. Слушайте внимательно.
Он больно обхватил ее. Эллин распирало от желания оставить его остыть посреди танцевальной площадки, но для этого ей потребуется проявить ловкость и силу Геркулеса, потому что он слишком крепко держал ее, а также Эллин разжигало любопытство узнать, что он скажет еще. Последнее победило, и она откинула голову назад в позу, как он заметил, удобную для поцелуя, и с неприязнью и чувством собственного достоинства посмотрела на него. Он усмехнулся.
– Вы красивая женщина, Эллин, – рассмеялся он, еще раз осмеливаясь обратиться к ней фамильярно. – Завтра вы никому ничего не должны говорить. Как будто сегодня вечером не произошло ничего из ряда вон выходящего. Когда вы осмелитесь рискнуть в дерби в Даунсе, держите Берта под рукой. Не позволяйте ему отходить от вас ни на шаг. Вы уже достаточно неприятностей навлекли на себя в Луизвилле, хотя осмелюсь заметить, этого и следовало ожидать.
– Это все? – враждебно спросила она.
– Вообще-то нет, – заметил он, холодно глядя ей в глаза. – Пока вы сосредоточенно слушаете, я бы хотел извиниться за события прошлого вечера.
Без малейшего труда она изобразила удивление.
– Это не существенно, – ответила Эллин, притворяясь безразличной. – Я научилась не ожидать от вас большего. Что-нибудь еще?
– Нет, – ответил он невозмутимо, – пока вы не доставите мне удовольствие станцевать с вами еще один танец.
– Черта с два! – прошипела Эллин, улыбкой выдав свое ложное безразличие, когда закончился вальс.
Он мелодраматически вздохнул.
– Ах, ну тогда до свидания!
Мэннерс отпустил ее и картинно раскланялся, потом растворился в толпе. Ей надо было найти стул, чтобы присесть.
Стук разбудил Эллин намного позже, чем она собиралась проснуться. Она резко пробудилась, как будто упала с большой высоты, и в желании спастись, ухватилась за подушку. Снова послышался стук, и мягкий мужской голос назвал ее имя. Эллин неохотно слезла с кровати и открыла слипшиеся глаза. Волосы выбились из узла и теперь в хаотическом беспорядке рассыпались по плечам и лицу. Она нащупала ногами шлепанцы и сунула руки в рукава халата. Мягкими шагами проходя по комнате и протирая на ходу глаза, она с треском распахнула дверь.
Это был посыльный. Он принес газету, большой букет красных роз, букет амброзии и несколько писем. Чихнув, Эллин заставила его ждать, пока она постепенно избавляла его от этой ноши, начиная с захватывающих дух роз. Он не ждал чаевых и обрадовался им.
Три письма. Первое было написано быстрым и небрежным почерком – это был счет за прачечную от жертвы вчерашней непредвиденной горячей ванны и сопровождалось букетом увядающих амброзии. Эллин усмехнулась, подумав о своем ответе. Второе было извинением от Филсонов, которое требовало от нее ответа такого же рода. Эллин открыла третье и прочла:
«Цвет этих лепестков не может сравниться с огнем, которым горело ваше лицо, когда вы «окунули в воду» своего неудачливого противника. Это было зрелище, подобное которому я даже не мечтаю увидеть снова. Я могу только отблагодарить Господа, стоя на коленях, что вашим соседом за столом оказался не я, как это должно было быть согласно карточкам, если бы не произошло изменений».
Оно было подписано: «Дж. М.»
Эллин швырнула розы на пол и стала топтать их, морщась от боли, так как она напоролась на слишком большие шипы.
Эллин предложила навестить Шейка до начала скачек, но Берт удержал ее, предупредив об окончательной порче ее белого платья и очаровательной шляпки после такой миссии.
Программа скачек на день была разумно короткой. Скачки начинались примерно в полдень, и возле Берта собралась большая толпа, по меньшей мере, в несколько тысяч человек. Эллин представляла собой образец женской безмятежности, с безразличием отпивая молочный пунш, но Берт был уверен, что это всего лишь лицевая сторона медали. Он знал, что напряжение, которое он чувствовал, распространялось откуда-то извне.
– Эллин, дорогая, с тобой все в порядке? – Берт говорил притворно спокойным голосом.
Эллин выглядела изумленной.
– Конечно, – ответила она. – А почему ты спрашиваешь?
Берт скорчил мину.
– Потому, что ты так чертовски спокойна. Я никогда полностью не верю тебе, если ты спокойна. Кроме того, – добавил он, оглянувшись вокруг и говоря более тихим голосом, – эта толпа бросает меня в дрожь. А тебя?
Она улыбнулась.
– Ты наслушался своего соседа по комнате. А я молчу, – закончила она, – потому, что мне нечего сказать.
– Хорошо, если бы тебе нечего было сказать вчера вечером, – проворчал Берт. – Сегодня я чувствую себя как под дулом пистолета. Однако, о чем разговаривал с тобой Джошуа Мэннерс? Вы вдвоем представляли интересное зрелище. Ты знаешь, было несколько моментов, когда я не был уверен – то ли вы собираетесь расцеловать друг друга, то ли – убить.
– Иди вниз и сделай ставки, – предложила Эллин, не обращая внимания на его вопрос и доставая из рукава векселя. – Чтобы выиграть, конечно. Я присмотрю за Шейком.
– Следи за ним отсюда, – Берт погрозил ей пальцем, решив, наконец, сказать, что хотел: – Не вздумай убегать. И не делай нас больше врагами в Луизвилле, пожалуйста.
– Я ни одной душе и слова не скажу, – сладко пообещала Эллин. – Иди.
Он послушался. Эллин отставила свой стул и подвинулась к краю балкона, уставившись вниз на пустой круг победителей.
Шейк в Кентуккском дерби. Кто бы мог поверить? Длинноногий жеребец проделал довольно долгий путь вместе со своей решительной хозяйкой из штата Джорджия. Чисто символически Мисси предложила Эллин выступать с жеребцом в обмен на заем, который Эллин отдала за жеребца в прошлом году, и чисто символически она согласилась. Она и не мечтала, что жеребенок достигнет этого. Эллин улыбнулась себе, вспомнив, как она, между прочим, сказала Берту: «Делай ставки».
Они могли выиграть двенадцать тысяч долларов, и все это могли проиграть на лошади.
«Кто не рискует, тот не выигрывает». Это была ее любимая поговорка. Мисси была намного консервативней, но Мисси оставалась в Рэпид-Сити. И если Шейк будет продолжать побеждать здесь в Кентукки тридцать к одному, то он может принести ей четверть миллиона долларов. Настоящее приданое. А если он проиграет… ну, если он проиграет, она просто приедет домой. Разоренная и в немилости. И выйдет замуж за Билла Боланда.
Из группы людей на поле донесся уверенный голос Фостера, выводивший слова песни «Мой старый Кентуккский дом», ее мысли прервались. Множество восхитительных голосов вторили Фостеру. В другой части клуба Эллин увидела миссис Пемберли с затуманенными от искренних чувств глазами. Она была со своей свитой. Эллин посмотрела в сторону, не желая встречаться с ней взглядом. Она не знала слов песни. Кроме того, ее домом была Дакота, а не Кентукки.
Райф был из Кентукки.
На поле выводили участников соревнований и водили их вокруг по треку. Она тут же нашла Шейка и с гордостью заметила, что он прекрасно выглядит и находится в своей лучшей форме.
Джек Рилей, жокей, одетый в зеленое, казался смущенным, но он был готов к скачкам. Преимуществом этого невысокого человека было то, что он тоже любил Шейка, хотя не испытывал никакого расположения к его хозяйке.
Она послала жеребенку воздушный поцелуй, и впервые за сегодняшний день у нее от волнения пробежала дрожь по телу.
– Эллин Кэмерон.
Мужской голос за ее спиной был странно и ужасно знакомым. Звук этого голоса заставил сосредоточиться. Еще один незваный журналист, решила она, нахмурившись. Не удостоив нового незваного гостя полным вниманием, она ответила:
– Я выслушаю все, что вы хотите сказать мне, после скачек, сэр. Пока они не закончатся, пожалуйста, молчите. А если вы не можете молчать, тогда уйдите, пожалуйста.
– Эллин, милая. Не надо со мной так разговаривать!
Голос, теперь зазвучавший прямо за ней, был настойчив. Раздражение дало бы выход непристойному замечанию, но благоразумие погасило это желание. Надеясь заставить замолчать незваного гостя вежливым притворством, она изобразила сладкую улыбку и обернулась к нему. Улыбка застыла и исказилась, затем полностью исчезла в ее несмутившемся, но явно шокированном взгляде. Там, на расстоянии протянутой руки, стояло ее прошлое, и оно обрушилось как приливная волна, угрожая унести с собой способность рассуждать.
Напряженный взгляд прекрасных голубых глаз, каждая мельчайшая темная крапинка которых отпечаталась в ее памяти, казалось, поглощал ее с томлением, которое было парализующим. До боли знакомое янтарное лицо медленно расплылось в улыбке, разрывающей сердце, и она почувствовала, как рукой схватилась за горло. Его полные чувственные губы открылись, чтобы что-то сказать ей, но время остановилось, и он ничего не сказал, как будто в данный момент слова были не нужны.
В ответ на ее губах застыло его имя, которое она так и не смогла произнести, выдав тем самым ливень переполнявших ее чувств. «Скажи что-нибудь ты, идиотка! – увещевала ее совесть. – Ты хочешь, чтобы он заподозрил правду? Что ты ждала его возвращения все эти три ужасных года?»
Но она не издала ни звука. Она поглощала его взглядом, отмечая, что Райфорд Симмс показался ей более свободным, более худощавым и более жестоким, если можно быть более жестоким с тех пор, как ее бросили.
Ему, должно быть, тридцать лет, подумала она, и на его широких плечах, подобно бархатной накидке, покоился отпечаток расцвета его мужского достоинства. Его рыже-золотистые волосы были коротко подстрижены и зачесаны назад, а такого же цвета усы были не по моде короткими, но, тем не менее, очень красивыми. Его белый хлопчатобумажный костюм явно сиял новизной, а длинные пальцы лежали на талии, подчеркивая его стройно сложенный торс, облаченный в белый шелк. В сокровенны! воспоминаниях Эллин думала об этом обнаженном торсе и об одной из этих сильных рук на своей груди. Она сочувствовала, что силы и здравый ум покидают ее, и ей захотелось громко позвать на помощь.
– Как давно это было? – пробормотал он соблазнительным голосом, который она слишком хорошо знала, медленно растягивая слова. Кажется он не понимал, какое оказывал на нее воздействие. Время поползло вперед черепашьим шагом. Эллин собралась с духом, чтобы здраво ответить ему.
– Давно, – беспечным голосом сказала она. Эллин знала, как давно, с точностью до часа.
– Как ты жила? – продолжал он.
– Хорошо. Нормально. А ты?
Несколько глупый разговор, капризно подумала она. Было очевидно, что ему сопутствовала удача, к он выглядел бодрым и преуспевающим.
– А я так себе, – признался он и сократил расстояние между ними. Неожиданно Эллин поняла, что он завладел ее похолодевшими руками. Она ли подала их, или он взял их сам? Конечно, он взял их, потому что она больше не чувствовала своей воли. Высокий кентуккиец заглянул ей в глаза, в которых были все ее чувства. Ее захлестнула лихорадка желания.
– Я скучал по тебе, милая, – прошептал Райф, согревая ее сладкой медлительностью своей речи, как кентуккским солнечным сиянием. – Ты не можешь себе представить, как сильно я скучал.
Несмотря на то, что он бросил ее, оставил в отчаянии так давно, несмотря на бесконечные, серые будни и ночи, лишенные любви, она хотела сдаться в его плен. Снова отдаться ему, почувствовать объятия его рук, и поклясться, что она принадлежит ему навсегда…
Вдалеке протрубили сигнал, заставивший ее вернуться из прошлого в настоящее. Некоторое время она была в безопасности. Оторвавшись от него, Эллин повернулась и посмотрела на трек, где возле стартовых столбиков лошади застыли в ожидании, как отличные пистолеты наготове на дуэли. Прогремел стартовый выстрел, и двенадцать жеребцов выпустили из-за ограждения. Райф исчез для нее.
Шейк и его наездник скакали с внешней стороны, но они взяли мощный старт. Эллин с восхищением любовалась удалью профессионального жокея, сдерживавшего мощные скачки молодого Шейка и удерживая позицию на первом повороте. Когда они вышли на ровную дорожку, жеребец продвинулся на четвертое место, которое удерживал, пока скакал по прямой. На последнем повороте он поднялся до третьего места, и толпа взревела. Когда осталась одна четверть мили, шоколадный жеребец, несшийся молнией, сделал последний рывок.
Не скрывая волнения предвкушаемой славы, дакотский энергичный жеребенок прорвался вперед, своей ужасающей скоростью и выносливостью забивая остальных участников. Он пересек линию финиша, опередив на четыре скачка лошадь, которая, казалось, вот-вот свалится с ног. Эллин закричала от радости, она снова повернулась к Райфорду Симмсу и обвила руками его шею. Вокруг все бушевало, как в аду, но он обхватил Эллин и непристойно поцеловал. Его настойчивые твердые губы сделали ее удивленный дрожащий рот податливым, и она снова почувствовала, что слабеет от желания, когда он привлек ее поближе к себе.
– Я снова нашел тебя, Эллин, – выдохнул он над ее ухом, и у нее по спине пробежала дрожь. – И я не хочу терять тебя никогда, никогда…
Она была на седьмом небе. Наконец-то осуществилась ее несбыточная и самая заветная мечта после горьких трех лет одиночества. Но как она могла поверить ему? «Никогда не говори никогда», – старая глупая поговорка возникла у нее в голове. Она прижалась к нему, пытаясь рассеять неожиданные сомнения.
– Эллин!
Снова громко окликнули по имени, но на этот раз это был разъяренный голос Берта, и она отличила его в этой суматохе. Она рванулась от Райфа, неожиданно почувствовав себя неловко и смущенно.
Берт не знал Райфа. Он было шокирован, увидев ее в интимных объятиях незнакомого мужчины, но вкус победы смягчил этот шок.
– Эллин, давай спустимся вниз! Шейк ждет тебя на кругу победителей!
– Я… я должна идти, Райф, – она смотрела на него, хотя ноги уже сделали шаг вперед. – Там внизу мой конь. Мой Шейк.
Райф потянулся за ее рукой.
– Останься, Эллин, – чувственно и умоляюще прошептал он. – Шейк может подождать!
Эллин покачала головой и отдернула руку, как бы освобождаясь от его чар.
– Подожди здесь, – решительно сказала она ему. – Я вернусь.
– Эллин, останься!
Эллин изумленно на него посмотрела. Его симпатичное лицо было мрачным и растерянным. Кажется, он явно решил оставить ее здесь, с собой, как будто если она уйдет, он потеряет ее навсегда. Почему Райф не хотел отпускать ее вниз к Шейку за заслуженным выигрышем?
– Эллин, какого черта ты слушаешься этого человека, кто бы он ни был? Давай спустимся вниз к Шейку, ради Бога, пока этот сорванец не устал и не ушел без нас!
В ее понятии шутка Берта звучала странно и пугающе. Неожиданно ее охватил беспричинный ужас, как будто она осталась одна на незнакомой темной улице. В последний раз отвернувшись от Райфа, она побежала, и даже Берт вынужден был догонять ее.
Море людей, казалось, потекло в обратном направлении, но Берт пробивался вперед, прокладывая дорогу эксцентрично одетой в белое женщине. Как могла так сокрушительно исчезнуть вся прелесть дня? Теперь, когда она больше не с Райфом, она почувствовала, как на нее навалилась тяжесть. Было невозможно пробиться в такой густой толпе. Шейк на круге победителей. Она пыталась думать, но ее мысли безнадежно путались.
Круг победителей был пуст. Толпа там рассеялась, так как Шейк не был фаворитом, и даже репортеры расходились. Конь и розы пропали. Эллин дернула стоявшего поблизости судью в голубых лентах.
– Где Шейк? – на одном дыхании потребовала она ответа. – Где мой конь?
– Кто? – человек спешил и, кажется, не понял. – Шейк победил, да.
– Где он? – повторила Эллин, охваченная паникой, не обращая внимания на то, что несколько человек неодобрительно смотрели на нее.
– Его увели, – раздраженно ответил мужчина. – Пожалуйста, мадам, я занятой человек.
– Увели! – беспричинная паника овладела Эллин. – Мой конь ушел, – закричала она этому человеку, в отчаянии схватив его за руку. – Кто его забрал? И куда? Сэр, я требую, чтобы вы его нашли! А деньги? Кто получил деньги на мое имя?
Не успел он ответить, как Эллин повернулась к ошеломленному Берту, ослабев от ужаса.
– Иди к конюшне и посмотри, отвели ли его туда, – приказала она старшему рабочему, чувствуя, что у нее кружится голова. – Я поищу его здесь.
Если один из конюхов взял Шейка, то он будет в конюшне или же будет прохаживаться по треку. Эллин поняла, что бежит в направлении трека, не обращая внимания на состояние своего белого платья и на то, что оно ограничивает движения.
Трек был пуст. Ни лошади, ни человека не было в поле зрения. Она не могла поверить и застыла на месте. Шейк только что выиграл Кентуккское дерби и теперь исчез. Пропал. Кто-то просто взял его под уздцы и увел.
Ей захотелось закричать, позвать животное, как будто он мог ей ответить. Ей захотелось сесть прямо здесь, в грязь, и заплакать. Вместо этого она побежала к передним воротам.
Подбежав к входу, она приостановилась, тяжело дыша. Эллин заметила вокруг себя движение обычного рода. Стояли кареты, они заполнялись и уезжали, и было много людей, нуждающихся в их услуге. Лошади, впряженные в кареты, были понурыми от долгого ожидания или, с одним лишь исключением, от длительной работы. Она не могла ясно видеть жеребца, потому что он был в самом конце длинного ряда, и другие кареты загораживали его, но животное казалось резвым и даже выражающим протест. Подойдя поближе она увидела, что несколько человек пытаются усмирить разгоряченного, взволнованного коня ударами по морде.
Неожиданно она онемела. Прямо у них из-под носа!
Не тратя время на раздумья, она стремительно рванулась к карете и закричала:
– Шейк! Шейк!
Группа ничего не понимающих свидетелей уставилась на нее в явном изумлении.
Роскошь белой органзы опустилась на встревоженный кеб как снежный вихрь. Молотя руками и крича охрипшим голосом, Эллин набросилась на трех незнакомых мужчин, только что запрягших Шейка в кеб.
– Помогите!!! – пронзительно закричала она. – Это мой Шейк! Мой Шейк! Они украли его!
Действительно, Шейк заржал в ответ, начал грызть удила и бить копытом, мотнув головой, когда один жилистый мужчина попытался покрепче взять его под уздцы. Эллин стала взбираться на сиденье извозчика, отчаянно вцепившись в него руками. Мужчина поднял руки, чтобы сбросить ее, а третий сзади сдернул ее вниз и отшвырнул в сторону. Она упала на сырую землю: потрясенная, побитая и все еще взывающая о помощи.
Несколько полицейских, которые, очевидно, регулировали движение за Даунсом, подбежали к ней. Ошеломленная, она смотрела, как двое мужчин убегали с места происшествия, а извозчик совершил ошибку, взмахнув кнутом на запряженного жеребца. Шейк встал на дыбы, взметнув в воздух упряжь, кеб и извозчика. Извозчик приземлился в нескольких шагах от Эллин и лежал неподвижно. Полицейские схватили и стали успокаивать Шейка, а Эллин оперлась на протянутую ей руку помощи, чтобы встать.
– Я вижу, что мой совет был дан глухому.
Эллин вздрогнула. Рука принадлежала Джошуа Мэннерсу.
– Джошуа, – простонала она, чувствуя острую боль в спине и в ноге. – Они… они…
– Я знаю, – он так грубо прервал ее, что она удивленно посмотрела ему в лицо. Оно было недовольным. – И чего вы надеялись достичь, побежав за ворами?
Его упрек причинил ей большую боль, чем ее нога.
– Кавалерии нигде не было видно, кони не бросались в глаза нигде, – пролепетала что-то она, потирая бедро.
– Где Берт?
Эллин снова посмотрела на него, тяжело дыша. Кто такой, в конце концов, этот Джошуа Мэннерс, что она должна отвечать на его вопросы? Он устремил на нее свой взгляд, как бесстрастный мифический Бог.
– Берт пошел в конюшню, – неохотно ответила она ему, не в силах выдержать этот взгляд. – Поискать там Шейка.
– Почему вы раньше не спустились на круг победителей? – он говорил грубым голосом. – Эти парни сработали быстрее, и им как раз нужна была эта задержка.
Она хотела ударить его за беспардонность.
– Причина моей задержки не ваше… – она замерла и посмотрела ему прямо в темные, ждущие ответа, глаза. Она не смогла продолжать. Райф был виноват в задержке. Райф хотел задержать ее там, наверху, рядом с собой, подальше от Шейка. Подчинившись бескомпромиссному взгляду Джошуа Мэннерса, у нее закружилась голова от ясного сознания того, чему она позволила произойти. Райф одурачил ее. Еще раз! Он не соскучился по ней. Он не любил ее. Он охотился за Шейком, и этот хам был уверен в том, что нравится ей в достаточной мере, чтобы сбить ее с толку, пока его сообщники пытались увести Шейка.
И самой ненавистной была мысль о том, что его обман почти сработал!
Она больше не могла выносить неподвижный взгляд Джошуа Мэннерса и его прикосновение. Эллин стряхнула его, вместо этого обратив внимание на полицейских, которые слегка привели в порядок этот хаос. Один из них козырнул ей и подошел.
– Что здесь произошло, мэм? – почтительно спросил он, растягивая слова как ножницы, спокойно глядя на нее.
– Трое мужчин, – начала она, сдерживая дрожь в голосе, – собирались уехать с моим конем Шейком, победителем в дерби. Это он впряжен в кеб.
Офицер, кажется, сомневался.
– Идите осмотрите лошадь, офицер, – голос Мэннерса был, как всегда, уверенным. – Вы обнаружите, что это Шейк. И вам лучше посмотреть, что там с извозчиком.
Он снова сделал это, поняла она, тут же рассердившись и почувствовав неописуемое облегчение. Джошуа Мэннерс полностью завладел ситуацией. Казалось, что он не способен был вести себя по-другому ни при каких обстоятельствах. Офицер послушал его совет, снова оставив их одних, за исключением толпы любопытных, соблюдающих благоразумную дистанцию.
– Должно быть, утром это платье было красивым, – заметил Джошуа.
Он не засмеялся, но она чувствовала в его голосе веселые нотки. Поникнув, Эллин опустила глаза. Платье, некогда белое, теперь было заляпано кентуккской грязью. Ей захотелось умереть, не сходя с этого места, но прежде убить Джошуа Мэннерса, у которого хватило наглости сказать ей об этом.
– А какую роль, – начала она, чувствуя, что злость распухает в ней как кровоточащая рана, когда она вспомнила о розах и записке, – сыграли вы в этом позорном спектакле, мистер Мэннерс?
– Вы поспешили сделать неправильный вывод, мисс Кэмерон, – уроженец Мэриленда спокойно выдержал ее взгляд и говорил негромко, чтобы его слышала только она одна. – Я не имею к этому никакого отношения. Если вы будете настаивать на своем, то навлечете на себя массу ненужных осложнений. Это я позвал полицию. С вашей стороны будет явной глупостью считать меня соучастником.
Джошуа Мэннерс взял ее за плечи повелительным жестом. В его темных глазах она прочла, что он теряет с ней терпение. У нее онемел язык.
– Извозчик мертв, мистер Мэннерс, – безжизненно доложил офицер, избавив Эллин от необходимости отвечать. – Должно быть, сломал шею, когда его сбросили.
При этих словах Эллин почувствовала удовлетворение. Она подошла к Шейку, взяла его под уздцы и заворковала над ним, успокаивая. Эллин ненавидела себя за то, что в своей ослепляющей страсти чуть не допустила очередную глупость по отношению к себе и к Шейку. Она была охвачена почти что непреодолимым желанием причинить самой себе телесную боль.
– С ним все в порядке? – рядом с ней снова был Мэннерс.
Эллин повернулась к нему и увидела, что он тщательно осматривает животное. Она забыла о своей злости и повернулась к жеребцу, который нетерпеливо бил копытом. К ее радости, животное оказалось в порядке.
– Я думаю, да, – ответила она, проведя рукой по гладкому крупу Шейка.
С ним было все в порядке. На нем не было никаких признаков дурного обращения, и он, как всегда, был нетерпелив и энергичен. Эллин смотрела, как офицеры распрягают жеребца, отдавая себе отчет в том, что Мэннерс стоит рядом с ней настолько близко, что она чувствует его дыхание. Она снова оказалась у него в долгу. Это чувство тревожило ее.
– Кажется, я снова должна поблагодарить вас, мистер Мэннерс, – сказала она ему, не смея даже посмотреть на него.
– Это становится для вас привычным, не так ли? – согласился он, и она уловила улыбку в его голосе.
К своему неудовольствию, Эллин покраснела. Снова.
– Лучше всего, чтобы ваши люди отвели сейчас Шейка в его стойло, – обратился Мэннерс к главному офицеру властным голосом. – И вызовите кеб для мисс Кэмерон.
– Да, сэр.
Однако прежде чем мужчина смог уйти, Эллин заявила свой протест.
– А как насчет остальных? – требовательно спросила она, рассерженная самонадеянным поведением Мэннерса. – Вы собираетесь ловить тех, кто скрылся?
Молодой офицер поджал губы и покачал головой.
– При всем уважении, нет, мэм, – ответил он, растягивая слова. – Однако окажем содействие расследованию. Мы опросим власти здесь, в Даунсе. Мы приносим извинения за то, что вы попали в беду, и мы будем рады оказать вам посильную помощь.
Он откланялся.
Эллин глубоко втянула воздух, сдержав желание дать ему пощечину.
– Тогда не определите ли вы местонахождение денег, если вы больше ни на что не способны?
– Эллин, почему вы не едете обратно в отель? – вмешался Мэннерс с такой властностью, что она вынуждена была снова встретиться с ним глазами. Он смотрел смущающим знакомым ей взглядом. В какой-то момент она хотела принять во внимание его предложение лишь для того, чтобы сбежать от него.
– Мистер Мэннерс, – начала она, раздражаясь слабому звуку своего голоса. – Спасибо еще раз за усилия, приложенные вами. Я думаю, что дальше я сумею обойтись без вмешательства, даже с самыми благими намерениями.
Джошуа Мэннерсу оставалось только смотреть, как Эллин Кэмерон с чувством собственного достоинства, несмотря на грязь и синяки, пошла вслед за полицейскими, которые повели Шейка.
Мэннерсу стало почти жаль Билла Боланда.
Берт дожидался, медленно расхаживая по конюшне. Эллин приказала ему ждать, именно это он и делал, хотя страшно не любил ждать. Эллин бесстрастно отметила, что он хорошо выполняет приказы. Когда Берт заметил небольшой подозрительный караван, движущийся в его направлении, он выронил трубку и галопом понесся им навстречу.
– Эллин! Какого черта… – его голос упал. Эллин прихрамывала, потеряв каблук в рукопашной схватке. Трое мальчиков-конюхов выскочили из конюшни, чтобы забрать победителя у офицеров.
– Можете сказать официальным лицам, что я ожидаю получить деньги, вернувшись в отель, – так отблагодарила перепачканная женщина хмурых полицейских, которые уже уходили. Берт осторожно взял ее за руку и отвел в сторонку к стулу.
– Лучше присядь, дорогая. Ты выглядишь разбитой, – сказал он ей негромко. – Что, черт побери, случилось?
– Они чуть не увели его, Берт, – сказала она, стуча зубами. – Они запрягли его в кеб. Можешь себе представить, наш Шейк запряжен в кеб? И…
– Кто, будь он проклят?
Она изумленно уставилась на него, как на идиота.
– Мужчины, – ответила Эллин, все больше раздражаясь. – Воры.
Берт помотал головой, как будто хотел выбросить из головы ее непонятные слова.
– Эллин, дорогая, начни все с самого начала.
Терпеливо и подробно Эллин начала излагать свою историю от отчаяния на треке и до перепалки с загадочным вездесущим Джошуа Мэннерсом. Берт слушал с неподдельным вниманием, держа в руках ее руку, и это умиротворило до того, что хотелось заплакать.
– Что говорил Мэннерс? Кто, в конце концов, были эти мужчины? Поймали ли их? – настойчиво расспрашивал Берт.
– Он говорил, – продолжала она, отвечая на его первый вопрос, не желая краснеть и выдать себя, – что задержка нашего выхода на круг победителей была спровоцирована. Поэтому мы можем предположить…
– Что парень, который тебя задержал, в сговоре с этими негодяями, которые пытались украсть Шейка, – Берт вздохнул, и это внезапной острой болью и сожалением отозвалось в ее сердце. – Извини, дорогая. Больно, что этот не… что он так много для тебя значит.
Эллин нахмурилась, тщетно пытаясь скрыть правду, которая была в словах Берта, и подняла руки, надеясь сдержать подкатившиеся слезы.
– Тебе не стоит жалеть меня, – она встретила его взгляд, хотя на ресницах у нее дрожали слезинки. – Иди и попробуй его найти, так? – продолжала Эллин, надеясь, что не выдала своего желания доказать, что их худшие мысли были неверными. – Я буду ждать тебя здесь, я обещаю.
Понимание показалось в голубых глазах Берта. Понимание и жалость.
– И если я найду его? Арестовать его? – осторожно спросил он.
Эллин высказалась:
– Если он все еще на трибуне – да, а если вышел за ворота – убей его.
На губах Берта появилась улыбка, но глаза были печальными. Он кивнул и ушел. Понимая, что Берт не исполнит свою миссию, Эллин смотрела ему вслед, все еще пытаясь побороть в себе глупое и бесполезное желание заплакать.
«Дорогая Мисси!
Твой конь принес мне массу неприятностей. После победы, уверяю тебя, сногсшибательной, мы чуть не потерпели катастрофу, когда трое неизвестных и, по-видимому, один знакомый попытались увести нашего прославленного жеребенка под видом упряжной лошади. Вдобавок к моральным оскорблениям я получила ушибы, когда один из этих неотесанных сбросил меня вниз. Я потребую возмещений убытков из твоих выигранных денег, которые чудом дождались нас. Один вор умер после того, как Шейк сбросил его. Все это было довольно волнующим, но было бы намного лучше обойтись без этого.
Известным сообщником, о котором я упомянула, был Райфорд Симмс, чья явная цель в этой шутке (страшной шутке) заключалась в том, чтобы подольше задержать меня, пока его сообщники уведут Шейка. После того, как их план провалился, Берт не смог разыскать его. Но дело еще не закончено. Никого еще не поймали, а у властей есть причины полагать, что преступники уехали на Восток.
Однако есть одна хорошая новость. Губернатор и миссис Меллетт не поедут в Балтимор, поэтому нам не придется терпеть ни их самих, ни их лакея Джошуа Мэннерса. Мы с Бертом уже заказали комнаты в отеле «Кантигтон», считающиеся лучшими в городе. Мы наняли удачливого Джека Рилей на остальные скачки и решили, что теперь Шейку необходима постоянная охрана.
Утром мы с радостью уезжаем. Можешь продолжать собирать статьи из газет Южных Штатов. Эта вырезка как раз такая «щадящая», о какой я могла только мечтать.
Я скоро напишу тебе еще. По-прежнему твоя многострадальная подруга Эллин».
Эллин вложила статью, написанную Дж. Виктором Ле Виттом, появившуюся в «Таймс Интеллигенсер» в то утро, когда состоялись дерби. Она запечатала его, отложила письмо в сторону и набросала ответ на оскорбительную и жестокую статью автору:
«Милостивый сэр, мужчина с таким глубоким и ясным пониманием человеческой натуры поймет, что женщина моего воспитания никогда не станет платить по счету джентльмену.
С наилучшими пожеланиями, Эллин Кэмерон».
