Глава 16
Доминик проводил Лауру взглядом, а затем медленно сел на свое место, едва слушая Этьена Шартье, который начал описывать, как обеспокоен он появлением на табачных плантациях какого-то жучка, особенно вредившего им. Внезапно хозяин дома прервался и, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
– Я совсем поглупел. Держу вас за столом возле пустой тарелки. Давайте пройдем на веранду и покурим.
Спустя пять минут, усевшись в удобное плетеное кресло и положив ноги на перила, Доминик взял в руки сигару и помял ее пальцами. Рядом с ним сидел Этьен. Дым от его сигары поднимался у него над головой. Глаза хозяина дома были прикрыты и он из-под полуопущенных век наблюдал за тем, как окрестности окутывает ночная мгла. В цветах затянули свою песню сверчки, а из-под веранды раздалось сопение спящих собак.
– Это мой собственный кусочек небес. Я здесь как в раю, – произнес Шартье, открыв глаза. – Здесь все мое. Когда-нибудь оно будет принадлежать Лауре.
Доминик закурил сигару, выпустив изо рта кольцо дыма и молча наблюдал за тем, как оно исчезало в ночном воздухе.
– Человек, который сумеет понравиться моей дочери, станет богатым.
Доминик стряхнул пепел за перила и меланхолично произнес:
– Да, ему повезет.
– Да, не каждый день человеку удается заполучить уже готовое состояние.
– Я думаю, что жениться на Лауре – это само по себе большая удача.
Этьен посмотрел на него с интересом.
– Ага, я сразу понял, что между вами что-то есть. Мне еще никогда не доводилось видеть, как моя дочь старается делать вид, что мужчина ей совершенно не интересен.
– А что, она пыталась это сделать, месье?
– А вы что, сами не заметили, друг мой? – хозяин дома улыбнулся неопытности гостя, – впрочем, конечно, вы, видимо, не очень искушенный человек в таких вопросах.
Доминик кивнул.
– О, да! Я каждый день убеждаюсь, как много я еще не знаю.
– Ну, Лауру разгадать легко. Она похожа на меня.
– Каким образом, месье?
– Ну… – сигара хозяина дома описала полукруг в воздухе, – она похожа внешним видом, очарованием, жаждой жизни. Моя Лаура никогда не потерпит, если кто-то будет первым, а не она. О, да! Моя Лаура должна иметь или все, или ничего… – Его лицо стало печальным. – Впрочем, друг мой, это и повод для отцовских огорчений.
– Ну, мне кажется, у отца нет причин огорчаться, если у него такая дочь.
– Это все потому, что она как раз такая дочь, как я только что описал. Если бы она была невзрачной, то я бы не волновался, зная, что ей будет достаточно какого-нибудь бедняги владельца лавки. Но в том-то и дело, что моя девочка прекраснее, чем Жозефина, в которую был влюблен наш уважаемый великий император, и я уверен, она способна подарить мне замечательных внуков.
– Вы говорите о ней как о каком-то породистом скакуне. Поверьте мне, Лаура Шартье может значительно больше чем только рожать.
Этьен изумленно посмотрел на собеседника.
– С какой готовностью вы бросаетесь на ее защиту. Скажите, капитан, вы женаты?
Доминик не смог скрыть гримасы.
– Увы!
Этьен покатал сигару во рту, затем бросил ее вниз и достал из куртки другую. Откусив кончик сигары, он прикурил от свечи и, втянув дым, подождал, что скажет Доминик.
– Месье, – внезапно спросил тот, – в каком состоянии ваши финансы?
– Извините?
– Многие купцы во время войны потеряли все и остались практически без штанов, а как вы?
– Ну, мои штаны пока еще держатся у меня на заднице, а мои деньги положены на счет в банке Нового Орлеана. – Этьен яростно подул на кончик своей сигары и хмуро посмотрел в потолок веранды.
Доминик потер раненое плечо и сказал:
– Клейборн уговаривает Эндрю Джексона приехать в Новый Орлеан.
– Как раз этого только городу и нужно, – произнес Шартье, презрительно фыркнув. – Еще один мужлан выскочка, считающий себя полководцем.
– Да, так все говорят. К тому же многие опасаются, что британцы нападут на город. Если это случится, тогда Соединенные Штаты не продержатся и двух месяцев.
– Да, что называется, за темными тучами появилось солнце.
– Неужели вам было бы лучше, если бы вами управляли британцы?
– Конечно, нет. К тому же говорят, что они собираются отдать Новый Орлеан обратно Испании, если выиграют войну.
– Это только слухи, имеющие своей целью привлечь на свою сторону противников Америки, им нет веры.
Шартье выплюнул сигару. Из-за горизонта поднялась луна, освещая флагшток. Немного помолчав, хозяин дома задумчиво произнес:
– В наши дни вообще трудно сохранять веру во что-нибудь.
Доминик подумал, что в эту минуту отец Лауры наверняка вспоминает Наполеона, и произнес:
– Все-таки печально, когда уходят старые порядки и проходят старые времена.
Шартье вытащил из своего нагрудного кармана носовой платок и высморкался.
– Значительно печальнее, когда человек ничего не может сделать, чтобы изменить эти порядки. У меня нет сыновей, жена сбежала, у любовницы не может быть детей, а дочь, кажется, решила навсегда остаться в девах. Печально, это очень печально для добропорядочного католика.
– Да, действительно печально… – вновь подал голос Доминик, – однако, должно быть есть некоторое утешение хотя бы в том, что у вас такое состояние.
Плечи Шартье бессильно опустились.
– Возможно, мое состояние не такое уж большое, как я пытался вам представить.
– Уи, война всех нас разорила.
– О, да, месье Юкс. Когда-то у меня было много кораблей, которые возили товары по всему Карибскому морю от Нового Орлеана до Главестона и вот сейчас некоторые гниют в портах, другие потоплены. Если бы не вы, моя маленькая «Попрыгунья» и даже моя дочь разделили бы ту же участь.
– Если бы не я, – тихо произнес Доминик, – ваш барк к этому времени принес бы вам изрядную прибыль от продажи товаров в Новом Орлеане.
– Что? О чем вы говорите?
Доминик встал и, облокотившись на перила, посмотрел вниз. После некоторой паузы, он сказал:
– Не так давно, возле побережья Луизианы, я захватил купеческий барк, плывший под испанским флагом. На корабле было много серебра, шерсти, груз табака и уйма чернокожих рабов. – Этьен Шартье изумленно уставился на капитана. Из его рта и ноздрей повалил дым от сигары, а Доминик, между тем, продолжал: – Я высадил капитана Аллена Дефромажа с его людьми на Песчаной Косе, а барк отвел на Гранд Герр. Все товары я продал на черном рынке, кроме табака, который я отослал в торговый дом Шартье, как только узнал, кому принадлежал захваченный мной корабль.
– А рабы? – спросил Шартье свистящим шепотом.
– Я их освободил и дал им работу на моем ранчо. Тем, кто захотел, естественно.
Услышав это, хозяин дома подавился табачным дымом и закашлялся, так сильно, что гостю пришлось даже пару раз хлопнуть его по спине. Когда, наконец, толстяк отдышался, он внезапно разразился диким хохотом.
– Нет, это чертовски забавно. Вы хоть понимаете, что вы отказались от четверти миллионов американских долларов. Это, по меньшей мере. – Говоря по правде, Доминик ожидал самой разнообразной реакции на новости, однако, веселье явно не предполагалось. – Более полмиллиона долларов! С ужесточением блокады цены выросли просто чудовищно. – Этьен просто зашелся в новом припадке веселья и казалось, что на некоторое время он вообще потерял дар речи. Наконец, вытерев платком слезившиеся глаза, все еще посмеиваясь и качая головой, он произнес: – Ну, вы и мошенник, друг мой! Это ж надо, стоять у меня на балконе и рассказывать, что он меня ограбил. И это когда мне стоит только свистнуть, и набежит множество вооруженных людей. Нет, честное слово, вы мне от души понравились! Фабиан, моя милая королева квартеронка, выйди к нам, сердце мое и принеси нам виски.
Доминик выбросил окурок прямо в клумбу и, выпустив последнее кольцо дыма, которое тут же растворилось в ночи, повернулся к Шартье.
– Я вовсе рассказал все это не для того, чтобы развлечься и развеселить вас. – Этьен скрестил за спиной пальцы на счастье и кивнул гостю, чтобы он продолжал. – Я положил сумму пятьсот восемьдесят тысяч двести пятьдесят долларов и семнадцать центов на ваш счет в банке Нового Орлеана.
Этьен снова поперхнулся дымом своей сигары. Он выбросил окурок на землю и, кашляя, встал.
– Пятьсот восемьдесят тыс… проклятье!!! Вы что, совсем рехнулись, мой милый пиратский друг. Вы что же не могли держать свой рот на замке и присвоить себе все эти деньги?
– У меня были на то свои причины. Конечно, я не собираюсь возмещать вам убыток от потери рабов. Они бы принесли вам на аукционе что-то около сорока тысяч, если бы, конечно, вам удалось преодолеть эмбарго. Вы же знаете, что сейчас привозить рабов в штаты незаконно.
Шартье помахал руками.
– Знаю, знаю. Просто не мог отказаться от соблазна. Но сорок тысяч ничего не значат по сравнению с тем состоянием, которое вы мне принесли.
– В таком случае я бы вас попросил об одном одолжении.
– Говорите, я ваш должник, навеки вечные.
– Не говорите Лауре.
Шартье приложил палец к губам и, глазами, указав на открытое окно позади себя, сказал:
– Клянусь спасением своей души… Но почему такая тайна?
В этот момент пришла Фабиан с бутылкой виски и двумя высокими стаканами на хрустальном подносе. Доминик подождал, пока молодая женщина наполнила стаканы и, когда она ушла, ответил:
– Я ее люблю.
Этьен довольно захихикал.
– Ну, так тем больше причин рассказать ей о вашем великодушии.
– Все же больше причин промолчать и ничего ей не говорить. Вы можете представить себе реакцию вашей дочери, если она подумает, что я ее купил?
– А… Да…, я понимаю ход вашей мысли. Она очень гордая, моя девочка.
Доминик сел и сделал глоток виски.
– Думаю, что без нее я с ума сойду.
– Да вы уже сошли с ума, мой друг, но именно так, что мое сердце бизнесмена радуется, глядя на вас. Скажите мне, за какую цену вы готовы доставить свои товары в Новый Орлеан?
– Вы что же, хотите меня нанять?
– Ну конечно, вы же чертовски находчивый человек.
– Я не собираюсь на кого-нибудь работать. У меня много своих собственных дел.
– Мне было бы очень интересно о них услышать, – Этьен Шартье вновь наполнил их стаканы и уселся в кресло.
И Доминик рассказал ему о своих операциях по продаже оружия мексиканским революционерам, о своем флоте, занимавшимся каперством, о своих складах и ранчо в Акадии. Он забыл упомянуть о двух особняках, которыми он владел в Новом Орлеане, или о своем загородном доме на северном берегу Лейк Понча Грейн. Не сказал он и о своем доме в Париже или о доме в Венеции. И без этого Этьен Шартье словно потерял дар речи. Наконец Доминик замолчал, закрыл глаза и стал слушать громкий стрекот насекомых. Остров Четеру замечательное место, прекрасный уголок, где можно отдохнуть и поправить здоровье в течение нескольких дней.
Конечно, на острове таких размеров у Лауры будет очень мало шансов спрятаться от него. Они очень часто будут видеть друг друга.
– Папа, я хочу, чтобы ты предложил месье Юксу уехать, – сказала на следующее утро Лаура за завтраком. Они с отцом сидели за маленьким столиком на пустынной веранде. Среди листьев деревьев и в кронах пальм летали длиннохвостые попугаи и всякие другие птицы, столь типичные для теплого климата. Ида была на кухне с Фабиан и что-то напевала.
Этьен прожевал кусок, прежде чем ответить.
– Отослать его? Но может это будет не совсем благородно после того, что он для тебя сделал?
– Я уже много раз благодарила его, больше ему нет смысла оставаться у нас.
Этьен убрал из усов кусочки яйца и сыра, оставшиеся после завтрака, закурил сигару и сказал:
– А представь себе, что он не послушает моего приказа покинуть остров. Одна его шхуна камня на камне не оставит от наших владений.
– Папа, не говори глупостей.
– Что моя девочка имеет против этого человека?
– Ничего.
– Детка, ты обманываешь своего папу.
Лаура встала, подошла к перилам и облокотившись на них стала смотреть на пальмы. Ее кружевные белые юбки очаровательно развевались от дуновения легкого тропического бриза и длинные локоны, выбившиеся из-под повязки, ласково шевелились на ее лбу и своими мягкими нежными прикосновениями ласкали девичью шею.
«Рассказывать ли отцу о судьбе барка?» Она всю ночь думала над этим вопросом. Гнев Этьена, обзаведшегося любовницей, изрядно затруднил принятие решения, к тому же здесь на острове с ними вместе девушка чувствовала, что она просто отрезана от всякой цивилизации.
Поступок матери заставил Лауру стыдиться всех окружающих и узнать, что ее отец, оказывается, тоже поступает безнравственно, было просто ужасно. Девушка чувствовала себя так, словно ее предали. Что, спрашивается, плохого, что она была в постели с Домиником Юксом? Слава богу, что сегодня утром она, наконец, наверняка узнала, что ребенка у нее не будет, и ее первая ночь с мужчиной осталась без видимых последствий.
– Папа, месье Юкс головорез, бандит и хвастун. Он врет и бахвалится, и крадет. Ему это раз плюнуть. У него это вошло в привычку.
– Ну, что ж, выходит он настоящий француз.
– Я думаю, что все это не смешно. Ты даже не представляешь, что он за человек.
– А ты, девочка?
– Да, еще как! Аллен Дефромаж мог бы тебе порассказать кое-что, если бы Доминик не заставил его скрыться.
– Да, кое-кто из экипажа сегодня утром порассказывал мне как он сбежал с корабля. Храбрый поступок, нечего сказать, удрать ночью. – Лаура промолчала, а ее отец добавил: – Такому парню как Аллен, следовало бы многому поучиться у отважного капитана Доминика Юкса.
Лаура даже прищурилась от гнева. Ее глаза, словно два острых кинжала впились в Этьена.
– Ты поступаешь слишком легкомысленно, папа, доверяясь незнакомцу, каким бы отважным он ни казался.
– Как-то раньше я тебе уже кажется, говорил, что цинизм не к лицу молоденьким девушкам.
– Говорил, но не сумел как следует научить. Я такая какая есть. У тебя тоже есть недостатки. – Лаура бросила многозначительный взгляд на окно, расположенное за спиной отца, в котором ей была видна Фабиан. Отцовская пассия вытирала пыль и хихикала с Идой.
– Похоже, ты большая любительница осуждать ближних, дитя мое, плюс к тому, что изрядно цинична. Вовсе не твое дело, какие у меня есть недостатки и грехи. – Похоже, Этьен тоже начал раздражаться.
Чтобы сдержать собственный гнев, Лаура спустилась по ступеням во двор и села на деревянную скамью. Попугаи отлетели в сторону, но не разлетелись и, повернув свои головки, стали наблюдать за ней. Ей вспомнился Денди Леггинс и смех Доминика, и она почувствовала, что ее гнев проходит понемногу.
– У тебя есть какие-нибудь известия от мамы? – внезапно спросила она.
– Да, она мне часто пишет.
Лаура не смогла удержать свой изумленный взгляд.
А отец добавил:
– Если хочешь, я тебе покажу некоторые ее письма.
– Я подумаю об этом. – Девушка почесала головку ярко-зеленой птице, смело подошедшей к человеку. Попугай закрыл от удовольствия глаза и вытянул шею.
– А тебе мама часто пишет?
– Я получила одно письмо.
– Ответила?
– Нет.
– Понятно. Это, Лаура, снова говорит о твоем отношении к чужим недостаткам.
– Моем отношении? Да что же я могла написать ей, папа? Она в своем письме во всех деталях рассказывает… – девушка замолчала, не желая описывать отношения матери с тем армейским офицером.
– Я все это знаю, – сказал Этьен, пощипывая ус. – Все это ничего не значит. Она прекрасная женщина.
– Даже прекрасные женщины должны брать на себя свою долю ответственности.
– Вот как! Когда же ты возьмешь на себя свою?
– Фи, папа, не начинай снова.
– Дорогая моя, ты стареешь. Тебе уже двадцать два, а мужа все нет. Это очень неразумно.
Лаура пожала плечами и возразила, хотя и сама не очень-то поверила своим словам.
– В жизни есть другие вещи и интересы, кроме мужа и значительно более важные.
– Угу, торговля в магазине, например.
Лаура отпихнула птицу и скрестила руки на груди.
– Кто-то же должен поддерживать на плаву нашу семью.
– Наша семья и так отлично продержится с тем миллионом, который находится на моем счету, так что тебе вовсе нет нужды держать лавку.
– Полмиллиона? Полмиллиона долларов? Ты хочешь сказать, что у тебя в банке было целое состояние в то время, как мы с Сент Джоном беспокоились о каждом центе? Ну и сквалыга же ты.
– Вовсе нет, – Шартье вскинулся и выпрямился в кресле. – Просто капитан Юкс только что сказал мне, что положил… А… тысяча чертей! – Этьен в испуге закрыл рот ладонью.
Когда Лаура, распугав попугаев, вскочила со скамьи, ее глаза казалось, сверкали как две грозовые тучи. На мгновение за молниями, которые вылетали из ее глаз, девушка даже потеряла из виду своего отца.
– Так это выходит, что он у тебя, меня купил? Да вы просто пара ужасных негодяев, вот вы кто. Вы просто коварные змеи и ничего больше.
– Ты не понимаешь.
– Я все понимаю. Ты старый пират. Не удивляюсь, почему мама сбежала от тебя, ты… ты…
– Пойдем в дом и пусть Фабиан нальет тебе виски, – произнес Шартье, спускаясь по ступенькам и желая взять дочь за руки.
– Не прикасайся ко мне! – Лаура отшатнулась от отца, как будто тот и в правду был ядовитой змеей, и бросилась в дом в свою комнату. Ида как раз была там, раскладывая вещи по шкафам. Со свежей обидой Лаура припомнила, что вчера вечером отец не позволил Иде ехать от пристани вместе с ними. Вместо этого ее служанке пришлось добираться до дома в фургоне вместе со всем багажом и, приехав ночью, Ида вынуждена была спать рядом с кроватью Лауры на соломенном тюфяке.
– Бросай все обратно в сундук, Ида, мы уезжаем!
– Что за черт!?
– Ты что, не слышишь? Мы уезжаем в наш дом на другом конце острова. Я уверена, что там нам будет удобнее.
Ида уперлась кулаками в бока и гневно посмотрела на девушку.
– Ты наверно потеряла рассудок, правда? Однако, Лаура, не слушая ничего, начала срывать платья с вешалок и швырять их обратно в сундук. Смахнув с полки бутылочки с духами, которые Ида только что аккуратно расставила, она небрежно побросала их поверх одежды.
– Что на тебя находит в этот раз?
– Я не собираюсь это обсуждать, – повернувшись к двери, Лаура закричала. – Фабиан! Скажи конюху, пусть подаст экипаж и пошли кого-нибудь сюда, чтобы вынесли мои вещи.
– Ты что, надралась? – поинтересовалась Ида.
– Нет, но как раз подумываю об этом.
Ида осторожно спросила:
– А где миста Ю?
– Я не знаю где он и лучше буду всю жизнь питаться жареными моллюсками, чем когда-нибудь поинтересуюсь где он.
Ида понимающе хихикнула.
– Да, наверное, ты будешь быстрее становиться разумной в палатке, чем в нормальном доме.
Игнорируя последнюю реплику служанки, Лаура гордо продефилировала через весь дом на крыльцо и следом за ней поторапливалась служанка.
Отец ожидал ее возле экипажа. Однако Лаура решительно прошла мимо и подала Иде руку, чтобы помочь сесть.
– Поехали, – приказала она кучеру.
– Один момент, мадемуазель, – сгибаясь под тяжестью сундука, лакей спустился по ступеням и забросил багаж Лауры в багажную сетку позади сиденья.
– Остальное ждать не будем, поехали! – заявила Лаура.
Слуга запрыгнул на сиденье рядом с кучером, и коляска выкатилась со двора и покатила по песчаной дороге. А на веранде остались стоять с несчастным, безнадежным видом Этьен и его любовница.
