Глава 1
Новый Орлеан, август 1814
«Мисс Лаура, скорее спускайтесь! Говорят, что пираты захватили корабль вашего батюшки!»
Лаура Шартье чуть не уронила глиняный кувшин, который она пыталась водрузить на верхней полке. Покачнувшись и прижав кувшин к груди, девушка, все так же стоя на высокой лестнице, оглянулась и увидела в дверях лавки свою экономку. Широкое темное лицо Иды блестело от дождевых капель, смешавшихся со слезами.
Лаура поставила кувшин на полку, на первое попавшееся место и, быстро спустившись вниз, подошла к женщине.
По широким кипарисовым половицам встревожено простучали каблучки легких девичьих туфелек, и грациозно взметнулся подол ее белого платья.
– Кто тебе такое сказал, Ида?
– Я видела на пристань капитан Дефромаж. Он идти сюда.
– Этого не может быть!
Поправив непослушную прядь, выбившуюся из-под шелковой ленты, которой были подвязаны ее густые черные волосы, Лаура торопливо высунулась из двери и посмотрела туда, где в конце улицы, за серой пеленой дождя, виднелась базилика Святого Людовика.
Как раз в эту минуту из-за угла собора показалась толпа людей, впереди которых шел, болезненно прихрамывая, человек в истрепанной и рваной матросской робе.
Лаура не узнала его до тех пор, пока моряк не остановился прямо перед ней и не снял свою шляпу, обнажив копну черных волос.
Девушка протянула к нему внезапно задрожавшую руку, желая, чтобы он подошел поближе, и прерывающимся от волнения голосом спросила:
– Аллен, что с вами случилось? Где барк?
Дефромаж вздрогнул, сморщился и, прикоснувшись к усам своей смуглой рукой, ответил:
– Его больше нет, дорогая моя. Эти кровожадные мерзавцы захватили его, а меня с нашими людьми они высадили в дельте на какой-то, богом забытой, отмели.
– Вы с ними сражались? – янтарные глаза Лауры со страстью смотрели на моряка, а девичьи пальцы с такой силой впились в его руку, что он отдернул ее.
Дефромаж покачал головой.
– Сражаться с ними было бессмысленно, мадемуазель. Это было бы равносильно самоубийству. Ведь никто у нас не имел оружия.
Выражение лица девушки после этих слов не стало мягче, но она неохотно кивнула и сказала:
– Войдите в дом, вы совсем промокли.
Мимо толпы любопытствующих мужчина вошел в лавку, и Лаура жестом предложила ему сесть в плетеное кресло. Ида подала стакан и, когда моряк взял, плеснула немного вина из коричневого кувшина. Дефромаж сел, закинув ногу на ногу, взял в руку ладонь Лауры и сделал глоток.
– Кто они были, Аллен? Флибустьеры Жана Лаффита?
– Нет, на их грубом, звероподобном капитане была маска. Он говорил по-испански, а над кораблем реял флаг Картахены.
– Ха! Да у всех пиратов этот флаг! – Лауре пришлось сжать губы, чтобы сохранить самообладание и не дать волю охватившему ее раздражению. – Это вовсе не значит, что он испанец. А что за корабль? – девушка выдернула руку из мужских пальцев.
– Я такого никогда раньше не видел. Черная шхуна с косым парусным вооружением и под красными парусами.
– Бедный мой папа – прошептала Лаура. Она отвернулась к покрытому стеклом прилавку, облокотилась на него и несколько мгновений молча смотрела в одну точку, не видя ничего перед собой. Наконец, девушка нашла в себе силы задать новый вопрос: – Сколько табака было на корабле?
– Добрая половина урожая с плантаций вашего батюшки. А еще немного шерсти и всяких серебряных безделушек, которые он собирался продать.
Лаура закрыла глаза, с отчаянием думая о том, какие убытки они понесли.
– А больше ничего? Аллен, не пытайтесь меня щадить.
Но ответа не последовало, и девушка, повернувшись к собеседнику, пристально посмотрела ему в глаза. Под ее внимательным, суровым взглядом Аллен заерзал и покраснел так, что этого не смог скрыть даже слой грязи на его лице. Он в отчаянии поскреб щеку, заросшую многодневной щетиной и, не глядя на хозяйку, произнес:
– Еще были… несколько аборигенов с Ямайки.
– С Ямайки?! – Лаура быстро взглянула на Иду и заметила в темных глазах женщины ужас, подобный тому, который испытала сама при этом известии. – Так у вас на борту корабля были рабы?!
– Э-э-э… да. Ваш батюшка не смог устоять перед искушением, несмотря на эмбарго…
Лаура медленно опустилась на стул и произнесла:
– Значит, это было возмездие от Господа!
– Очень может быть, – с готовностью кивнул Дефромаж, обрадовавшись возможности отвести от себя ответственность. – Я просил его не испытывать милосердие Господне и не делать такого ужасного приобретения, но ваш отец и слушать меня не стал!
– Ах, вот как? Не стал слушать, да? А вы, капитан, очень хотели, чтобы он вас услышал? Или вы может быть больше думали о причитающейся вам доле прибыли?
– О, Боже! Я…
– Больше ни слова! – внутри у Лауры все буквально клокотало от бешеной ярости, когда она встала со стула и пошла через комнату к лестнице, ведущей на второй этаж. На полпути девушка остановилась и посмотрела на сидящего мужчину и ледяным тоном произнесла:
– Ваше счастье, капитан, что пираты захватили барк, иначе, как только вы стали бы на якорь в порту Нового Орлеана, мне пришлось бы самой просить губернатора Клейборна арестовать вас и заключить в самой жалкой тюрьме города!
– Но, Лаура! А как же моя любовь к вам?
– А это уже ваши проблемы – мне до них нет дела. Теперь же убирайтесь вон из моего магазина.
Лаура вышла из своей спальни на балюстраду и взялась за кованую решетку перил.
Утренний дождь прошел, и теперь плоские крыши домов сверкали, просыхая под лучами яркого южного солнца, а кипарисы и нежные оливы роняли слезы на булыжные мостовые и многочисленных прохожих, заполнивших улицы.
– Чувствуешь себя подавленной, да, дитя мое?
Лаура торопливо вытерла слезы, чтобы Ида не увидела ее слабости и, постаравшись придать голосу обычные ровные нотки, ответила:
– Нет, я в порядке, особенно, если принять во внимание, что мы разорены, а мой отец оказался на самом деле коварным лжецом и работорговцем.
Ида обняла девушку своими ласковыми пухлыми руками и нежно сжала ее плечи.
– Тебе не мучайся из-за того. Твой батюшка нет здравый смысл – только и всего. Он любить вид денег и это правда. Он нет такой плохой человек и он давать свободу мне и Сент Джону, разве нет?
– Это просто потому, что он боялся, как бы Сент Джон не убежал в один прекрасный момент. Где бы тогда мой отец нашел себе другого такого бухгалтера?
– Ну и что? Мало ли какие причины быть у старого человек? А Сент Джон говорить, что мы еще не разоряться.
Лаура тяжело вздохнула.
– Сент Джон – мечтатель. У нас осталась последняя надежда, что папа сможет вывезти с острова остатки урожая, и нас снова не ограбят.
Ида тихонько хихикнула:
– Он сможет. Но разве он не сердиться, когда слышит, что ты не выходишь замуж за капитана?
– А мне плевать! Я никогда и не говорила ему, что выйду за Аллена. Мой папочка думает, что кроме капитана ни один достойный джентльмен не женится на мне.
Смех Иды тут же замер:
– Нет, сладкая моя, не говори так. Это не есть правда!
– Это как раз правда. Ты что же всерьез думаешь, что какой-нибудь джентльмен женится на дочери шлюхи?
– Нет, миленькая, никто так на тебя не думать!
– Ха! А то ты не слышала, что про меня, да и про всех нас говорят? Мосье Шартье не смог уследить за своей женой, говорят они, поэтому и у его дочки та же самая дурная кровь.
– Эти старые коровы завидовать тебе, только и всего, потому что ты видом красивая, много лучше, чем их уродины дочки – перестарки. Ты не должна о них думать даже одну мысль.
Лаура отбросила волосы со влажного лба и замолчала, считая бесполезным разговор на эту тему.
Жара усиливалась, и на балюстраде становилось невыносимо душно. Зной обливал теперь город, словно огненное дыхание дракона, готового испепелить все живое.
– Невозможно дышать, – проговорила девушка, поворачиваясь, чтобы уйти в дом. – Я пошла к себе.
Ида прошла вслед за молодой хозяйкой в комнату, отдернула противомоскитную сетку, натянутую вокруг кровати, и, взбив подушки, со вздохом опустилась на нее.
– Твоя матушка освещать эту комнату, словно свеча, поверь мне, детка. Ты помнишь, сколько красивой она была? А волосы у нее были кудрявые, все в таких завитушках… Ты не иметь столько кудряшек, как она, но ты так же красивая…
– У меня нет ни малейшего желания быть похожей на нее, Ида! – решительно тряхнула головой Лаура и отвернулась, чтобы скрыть слезы.
Ида нежно и тихо попыталась утешить девушку.
– Может она скоро вернется назад…
– Да, как же! Она сбежала в Париж пять лет назад. Она больше не вернется!
– Не знаем. Ты не знаешь, детка, люди могут меняться.
– Но только не она. Я тебе сейчас докажу это. – Лаура достала откуда-то старый помятый лист бумаги и показала его служанке. – Я получила это письмо от матери год назад. Видишь, она бахвалится, что живет при дворе императора с одним из Наполеоновских офицеров.
– Ты знаешь, что я не умею читать и даже не надо мне говорить, что никогда нет поздно учиться! – Ида сложила вчетверо письмо и передала его молодой хозяйке. – Кроме того, говорят, что Наполеон уже сослан в изгнание, поэтому твоя мама вернется. Давай, порви эту проклятущую бумажку. Если ее все время читать, то все свое сердце надорвешь.
– Но это же у меня единственная память о ней! Я не могу ее уничтожить.
Лаура засунула себе в лиф аккуратно сложенное письмо и, пройдя холл, спустилась по узенькой лестнице в магазинчик.
– Вас долго не было, – раздался глубокий приятный голос.
Девушка остановилась в дверях, возле самого прилавка, и поискала глазами Сент Джона.
В лавке было темно, кто-то закрыл входную и заднюю двери, и в полумраке длинного узкого помещения она не сразу заметила темнокожего мужчину, который стоял высоко на стремянке, возле многочисленных полок с товарами.
– Ты бы открыл двери, Сент Джон. В такой темноте и не увидишь, что можно купить!
– Ха! Не беспокойтесь, мадемуазель Лаура, пока вы были наверху, к нам приходило не так уж много покупателей. Заходил к нам только один – просил в долг.
– А кто это был? – спросила девушка на ходу, приблизившись к задней двери и собираясь открыть ее.
Сент Джон спустился со стремянки, скрестил руки на своей массивной, широкой груди и внимательно посмотрел на полку, которую сам же только что заставил маслобойками, коровьими колокольчиками и тому подобными вещами.
Упавший из открытой двери свет выхватил седые пряди в жестких, как проволока, волосах чернокожего мужчины и глубокие морщины вокруг глаз и в уголках рта.
– Сент Джон, он жалеет о вашем барке, мадемуазель Лаура, – сказал бухгалтер, переведя взгляд своих темных глаз на хозяйку.
Лаура вздрогнула, как от боли, и взмахнув рукой, словно желая отсечь тяжелые воспоминания, посмотрела ему в лицо.
– Ты сказал, что к нам приходил покупатель и просил в долг, кто это был?
– Просто какой-то мужчина. Я отсылать его прочь.
– С пустыми руками?
Темнокожий мужчина досадливо прищелкнул языком и смущенно потер затылок ладонью.
– Ну, может быть, немного не с пустыми руками.
– Ага! – воскликнула Лаура, – и ты еще будешь мне говорить, чтобы я не раздавала добро другим. Это ты-то мягкосердечный старый опоссум!
Сент Джон укоризненно посмотрел на девушку.
– Этот человек, он сказать, что его лодка смывался волной совсем-совсем. Он сказать, что никак не может кормить его детей. Они голодные. Я даю ему еду и, может быть, один-два одеяло.
– Конечно, ты поступил правильно.
– Он платить, когда может, он сказал..
– Знаю, они всегда так говорят, – вздохнув, Лаура привалилась к дверному косяку и посмотрела на улицу.
Во дворе, окруженном кирпичной стеной, во множестве росли оливы, кусты жасмина, банановые деревья. На всем лежала печать покоя, мира и… безопасности.
Здесь, в возрасте трех лет, она впервые играла, когда их семья – папа, мама, пять братьев и она, приехали из Парижа.
Прохладные струи фонтана укрывали их всех, когда однажды весь квартал был объят беснующимся пламенем пожара, полыхавшего в городе. Сильные узловатые ветви древних магнолий баюкали ее, пока братья болели желтой лихорадкой.
До сегодняшнего дня, пока Аллен Дефромаж не сообщил ей свою ужасную новость, Лаура верила в то, что ее дом может защитить от любых невзгод. Ну, что ж, теперь, оказывается, нельзя ни в чем быть уверенной.
Не глядя на стоявшего рядом мужчину, она спросила:
– Как ты думаешь, Сент Джон, британцы попытаются атаковать Новый Орлеан?
– Вы плакать, мадемуазель Лаура, – вместо ответа он положил свои широкие сильные ладони ей на плечи, а потом большими пальцами приподнял кверху девичий подбородок и посмотрел в ее глаза.
– Британцы не приходить. Большую реку охраняют много фортов.
– Знаю… И много британских кораблей охраняют проливы, осуществляя блокаду побережья. Папа допустил глупость, попытавшись отправить барк в этом году.
– Мосье Шартье есть азартный человек, мадемуазель Лаура. Он знает, как рисковать. Он знает, что для вас этот маленький магазинчик – все. Кроме того, мосье Шартье не мог допустить, чтобы табак гнил на острове.
– Ну, вот и пускай он теперь гниет в лапах у пиратов… вместе с теми несчастными с Ямайки.
– Мадемуазель должна понимать.
– А я не могу этого понимать! И никогда не смогу! И вообще, я устала, Сент Джон, и хочу курить!
Сент Джон упер руки в бока и неодобрительно покачал головой.
– Табака, она вас убьет.
Смахнув слезы и упрямо тряхнув головой, Лаура прошла мимо него к одному из шкафов за прилавком. Когда она заговорила, ее голос звучал ровно и, пожалуй, даже слишком спокойно.
– А вот в Кентукки с тобой не согласны, они говорят совсем другое.
– Да? А что говорят эти проклятые американцы?
– Сейчас я тебе скажу, – девушка достала жестянку с табаком и указала на синюю этикетку, на которой абориген индеец курил трубку на пару с президентом Мэдисоном.
– Вот доказательство того, насколько ты неправ, слушай. – Она начала читать надпись на коробке:
«В куренье жизнь! Мы скажем так – Здоровье вам спасет табак. На Север иль на Юг пойдешь – Во всем Кентукки не найдешь Сортов прекрасней, чем у нас. Забудь про Смерть – куренье – класс!»
Лаура проигнорировала стон отчаяния, который издал Сент Джон и сказала:
– Ну, конечно, папин табак лучше, но теперь уже нельзя надеяться, что мы его в этом году получим. Так что, видимо, придется продать наш запас Луисвилльского табака.
– И вы будете ее курить.
– Я этим не часто занимаюсь.
– А сколько раз вы курить?
Девушка нетерпеливо поерзала на месте.
– Ну, подумаешь! Один раз покурила.
– Один – это слишком много! – не успокаиваясь, сварливо и назидательно произнес Сент Джон, внимательно и с сомнением глядя на хозяйку. От блестящих пышных волос до кончиков черных кожаных туфелек, она была удивительно хороша, с ее девически стройной фигуркой и лицом непослушного ангела. Он укоризненно покачал головой. – Если бы мадемуазель Лаура была ребенок Сент Джона… она ни за что бы не обкуривала себя вонючим табаком из Кентукки.
– Ну, однако, она не ребенок Сент Джона, – с этими словами девушка схватила несколько серных спичек, глиняную трубку, сделанную в форме пучеглазого кита и вышла в дверь, которая вела в сад.
Улыбнувшись уголками рта, темнокожий мужчина подошел к стремянке и откатил ее к передней витрине, а потом взобрался на нее и начал заново расставлять на узких стеклянных полках бутылки с уксусом, раскрашенные подносы и грубоватые игрушки.
Лаура постояла возле двери, ожидая, что он ей что-нибудь скажет, но поскольку возражений больше не последовало, она со всей беззаботностью, на какую только была способна в этой ситуации, пошла во дворик, все время чувствуя на себе пристальный взгляд Сент Джона.
Девушка обогнула фонтан и села на металлическую садовую скамейку под большой магнолией. Однако, здесь ее не оставляло чувство, будто кто-то, все-таки, следит за ней. Тогда она сгребла все табачные принадлежности и зашла за угол дома, в привратницкую, из которой открывался вид на улицу Святой Анны. Там, облокотившись на кирпичную ограду возле ворот, Лаура стала смотреть на мощенную булыжником улицу. Кроме нескольких повозок, влекомых задумчивыми мулами, ничего интересного она не увидела.
Здесь, у заросшей кустами жасмина стены, было жарко и душно, но, по крайней мере, у нее появилась возможность хоть чуть-чуть побыть в одиночестве.
Отсутствие опыта обращения с курительными приборами привело к тому, что все манипуляции по набиванию трубки оказались для Лауры связанными с огромными и непредвиденными трудностями.
Во-первых, ей пришлось изрядно потрудиться, прежде чем удалось открыть крышку жестянки. Следующим этапом стало набивание трубки. Лаура, тихонько ругаясь про себя, с удивлением обнаружила, что табак, во время этого процесса, выскакивает, как только она убирает свой большой палец. Наконец, прижав локтем к телу открытую жестянку, и, с грехом пополам, натолкав в трубку зелья, девушка взяла в свободную руку спичку и чиркнула ею о кирпич. В следующее мгновенье, когда, казалось, что начинающей курильщице все-таки удастся прикурить, тяжелая коробка внезапно выскользнула из рук Лауры и полетела наружу, на мощеную мостовую.
– А, дьявол! Разрази тебя гром! – выругалась по-французски девушка, виновато и подозрительно выглянув из своего укрытия, чтобы убедиться, что никто не слышал ее проклятий.
Однако, за кованой решеткой ворот все было спокойно, на мостовой тоже никого не заметно. Девушка сгребла большую часть табака назад в коробку, закрыла ее крышкой и с облегчением распрямилась. В следующее мгновенье прямо перед ее лицом оказался большущий черно-зеленый паук, по каким-то своим делам спускавшийся с ветки жасмина. Снова тяжелая фунтовая жестянка полетела на землю, по пути пребольно стукнув Лауру по пальцам правой ноги. Лаура взвизгнула от боли. Не желая бросать с таким трудом раскуренную трубку, сунула ее себе в рот и схватилась за ушибленную ногу обеими руками, запрыгав на другой ноге.
– О, боже! Свирепые индейцы сговорились разорить наш мирный городок! Кажется, их вождь уже отплясывает победный танец и подает своим соплеменникам сигналы дымом!
От неожиданности и удивления Лаура потеряла равновесие и рухнула возле садовой стены на влажную после дождя землю. В сизо-голубом облаке дыма, окутавшем ее, ей не сразу удалось рассмотреть фигуру высокого мужчины в сером жилете и брюках, стоявшего в проеме садовой калитки и изумленно разглядывавшего девушку своими мерцающими темными глазами.
В следующее мгновенье он резко протянул руку и вынул трубку у нее изо рта.
– Да как вы смеете?! – Лаура отобрала у него трубку и мгновенно спрятала ее в складках своего платья на поясе, одновременно решительно лягнув незнакомца в ногу.
Но неудачливой курильщице тут же пришлось буквально зашипеть от боли, так как для удара по нахалу она неосмотрительно употребила ту самую ногу, на которую перед этим грохнулась тяжелая коробка с табаком. От этого все ее накопившееся раздражение, наконец-то, нашло свой выход.
– Вы ужасный, отвратительный человек!
– Мерси, – галантно поклонился незнакомец, – вы изыскано любезны.
Этот ехидный поклон окончательно взбесил ее. Лаура сделала недвусмысленную попытку съездить по симпатичной его физиономии, но мужчина несколько хищно улыбнулся и, прежде чем рука девушки достигла цели, перехватил ее и нежно поднес девичью ладонь к своим губам. Затем, все так же удерживая ее руку в своей, он сделал к ней один шаг.
На один короткий миг Лаура потеряла способность драться, двигаться, даже дышать. На мгновенье ей показалось, что незнакомец всецело завладел ее чувствами, мыслями, и девушка теперь не имела понятия, что ей с этим своим ощущением делать. Его черные, загадочные глаза заглянули на самое дно ее души, словно пытаясь выведать самые сокровенные тайны.
Возмущенная своей собственной слабостью, Лаура начала вырываться из его рук, но мужчина неожиданно сам отпустил ее и отступил назад, не делая больше попыток прикоснуться к ней. Девушка оперлась на кирпичную ограду спиной и внимательно стала смотреть на него, растерянно думая, что сделать теперь – убежать или еще раз попытаться пнуть дерзкого наглеца.
– Вы такая хорошенькая, – внезапно сказал по-французски незнакомец. – Даже совестно, что от вас пахнет, как от тлеющей головешки.
– От тлеющей головешки?.. Ой-е-ей!!! – она завизжала, внезапно сообразив, что от ее юбок кверху уже поднимается легкая струйка дыма.
Трубка, которую она казалось, так удачно спрятала у себя в платье, подожгла материю.
– Тысяча чертей! – закричал мужчина и, схватив девушку в охапку, бегом бросился к фонтану.
Он бросил туда Лауру, и та с громким плеском плюхнулась в воду. Почти в ту же секунду она, кашляя и отфыркиваясь, появилась на поверхности; мокрые волосы залепили ей глаза, а за шиворот противно стекали струйки воды.
– С вами все в порядке, мадемуазель? Вы не сгорели? Совершенно растерявшись от стыда, она с отчаянием ударила кулачком по воде и, вновь подняв целую тучу брызг, воскликнула.
– Нет! Скорее уж, утонула!
– Однако, для утопленницы вы очень хорошо выглядите, мадемуазель, – серьезно произнес незнакомец и, поставив одну ногу на край бордюра, ограждавшего фонтан, наклонился вперед.
На правой руке мужчины, под лучами солнца сверкнуло массивное золотое кольцо с рубиновым драконом.
– Вы подлец, мосье, – решительно заявила Лаура и, пройдя прямо по воде на другую сторону фонтана, сделала попытку выбраться на сушу.
Но «подлец мосье» быстро обошел вокруг и подал ей руку. Сначала она, было, отказалась принять от него помощь, однако, уже в следующую секунду резко схватилась за протянутую ей ладонь и мстительно дернула мужчину к себе. От этого сильного рывка нахал, несомненно, должен был полететь в бассейн вниз головой, и она, таким образом, была бы отомщена, но он, кроме нахальства, наверняка, обладал еще и изрядной долей коварства, потому что резко выпрямился и тут же отпустил руку девушки так, что она опять погрузилась «в пучину вод».
Когда Лаура снова вынырнула, мужчина уже стоял рядом с ней. Теперь уже без лишних слов, он помог ей выбраться из водоема и, усадив на скамью под раскидистой магнолией, заботливо похлопал по спине, между лопаток, помогая откашляться.
– Сент Джон! – громко позвала Лаура, как только смогла восстановить дыхание, – выбрось этого негодяя вон!
Ее голос отразился от стен, но хотя она позвала слугу еще три или четыре раза, тот так и не появился.
– Что вы сотворили с моим бухгалтером? Вы что убили его, а потом напали на меня? – спросила тогда девушка незнакомца.
Но тот, казалось, не услышав ее вопроса, молча отошел в сторону и сел прямо на траву. Его белый галстук резко контрастировал с загорелым, энергичным лицом. Вновь она поразилась какой-то неуловимой грации, с которой двигался этот человек. А он, не обращая на нее внимания и не вставая с земли, снял ботинок и вылил из него воду под ближайший куст гардении. После этого стянул с себя свои черные шерстяные чулки, выкрутил их и повесил сохнуть на ветке.
Со все возрастающим негодованием Лаура посмотрела на мужчину. Его брюки тоже были мокрыми практически до колен и поэтому, опасаясь, что эта деталь его туалета последует вслед за чулками на ветку ее любимой гардении, девушка вскочила со скамейки и грозно указала пальцем в сторону садовой калитки.
– Я, кажется, не давала вам разрешения развешивать одежду в моем саду! А ну, собирайте свои манатки и выкатывайтесь отсюда!
Кольцо незнакомца вновь сверкнуло на солнце, когда он ребром ладони отряхнул манжеты своей белой рубашки, а затем повернул голову к девушке, и внимательно посмотрел на нее.
В дырах, оставленных горевшей трубкой, стыдливо светились шелковые кружева нижней юбки: корсет, грязный и мокрый, распустился, и под полуденным солнцем сквозь намокшую материю отчетливо вырисовывалась высокая грудь Лауры. Мокрые волосы длинными жалкими сосульками повисли почти до пояса; она потеряла в бассейне свои туфельки, и мысль о том, какое жалкое зрелище она собой сейчас представляет, повергла ее буквально в исступление.
– Я сказала – убирайтесь! – девушка смахнула волосы с глаз и со лба и, размазывая копоть по щекам, гневно выкрикнула: – Какого черта вы уставились? Ну?!
– Красавица, вне всякого сомнения, – задумчиво произнес мужчина, глядя ей прямо в глаза и наслаждаясь светло-карим светом, струившимся из них.
Лаура Шартье надменно вздернула голову и отчетливо произнесла:
– Мосье, я даю вам еще две секунды на то, чтобы удалиться, а потом – вызываю шерифа.
Услышав ее слова, он мгновенно легко, с какой-то кошачьей, а вернее тигриной, грацией встал, и Лаура от неожиданности даже сделала шаг назад. Этот француз оказался более широким в плечах, чем любой из самых крепких парней в их городе.
– Нет необходимости вызывать сюда шерифа, – сказал мужчина своим глубоким и приятным голосом, от которого у девушки даже мороз пробежал по спине, несмотря на все ее попытки успокоиться и сохранить достойный вид.
А незнакомец тем временем продолжал:
– У меня вовсе не было желания причинить вам зло.
– Если у вас не было такого желания, за каким же чертом вы вломились ко мне во двор, да еще и посмели прикоснуться ко мне?!
– Всему виной мое ужасное любопытство. Мне еще никогда не доводилось видеть своими глазами курящую девушку. Вот я и заинтересовался этим зрелищем. Я приношу свои извинения, мадемуазель. И, конечно же, в самое ближайшее время я куплю вам новое платье.
Краска стыда бросилась в лицо Лауры. «Да уж, как раз подобный подарочек от незнакомца с удовольствием бы приняла ее мать!»
– Вы этого не сделаете! За кого, интересно, вы меня принимаете? Вы что же считаете…
Его глаза загорелись рубиновым огнем, точь-в-точь таким, каким светился дракон на кольце, которое было у него на пальце. Но сам он ответил, подчеркнуто вежливо и уважительно.
– Я считаю вас настоящей леди и, несомненно, очень красивой. И если я вас каким-то образом оскорбил или обидел, то это произошло только потому, что я последний идиот. Не могли бы вы мне сказать, каким образом я могу возместить ущерб, причиненный вам, мадемуазель Шартье?
– Откуда вы знаете мое имя?
– Разве вон там не ваша вывеска «Торговый дом Шартье»?
– О! – только и смогла растерянно произнести девушка, а затем снова неуверенно указала пальцем на садовую калитку. – Я хочу, чтобы вы ушли… сейчас же!
– Уже удаляюсь. – Он поклонился, поднял свои ботинки и чулки и, как был, босиком пошел к калитке.
Лаура сурово прикусила нижнюю губу, с трудом удерживаясь от желания полюбоваться его широкими плечами и стройными мускулистыми ногами. В конце концов она все-таки не выдержала и посмотрела на уходящего мужчину, когда тот уже совсем было выходил за садовую ограду.
В это самое мгновение он оглянулся, его лицо на один короткий миг осветилось ослепительной улыбкой, и незнакомец скрылся из виду.
– Моя, я говорил вам, что табака вас убьет, мадемуазель Лаура. Ваша немножко в беспорядке.
В дверях появился Сент Джон и с шумом понюхал большой розовый цветок камелии. Вздрогнув от неожиданности, девушка повернулась к нему.
– Сент Джон! Ты что, не слышал, как я тебя звала?
– Уи!
– Почему же ты тогда не пришел и не помог мне? Неужели ты не видел, что эта… эта… – она поискала подходящее слово, – эта свинья напала на меня?
– Я видеть его. Он сильно заботливая мужчина.
– Заботливый?! – яростно помотав головой так, что мокрые волосы противно захлестнули шею, девушка подбежала к темнокожему слуге и возмущенно завопила прямо ему в лицо. – Если только этот мужчина еще раз проявит свою «заботу» – я пристрелю его из своего ружья!
– Тогда вы сгореть, когда курить следующий раз. Мадемуазель возиться с трубкой, как молоденькая мартышка!
– Молоденькая мартышка!?
– Уи, старый мартышка знает, что нельзя совать горящую трубку под свой платье.
– Я не совала ее себе под платье… Эй-эй! Подожди! Ты, что же, шпионил за мной, да? – если бы ее гнев можно было измерить градусником, то сейчас наверняка он стал бы зашкаливать.
Сент Джон довольно ухмыльнулся, обнажив свои белоснежные зубы, и, скрывшись на мгновение в лавку, вновь появился в дверях с медной лейкой в руках.
– Камелия возле ворот хотеть пить. Я давать ей вода.
Лаура бросила взгляд на высоченный куст, возле которого разворачивались все эти события, и с негодованием воскликнула:
– Выходит, ты все время прятался там и все же не вышвырнул вон этого грубияна?! Я не могу в это поверить!
Бросив презрительный взгляд на бухгалтера, она прошествовала мимо него в помещение, и Сент Джону ничего не оставалось, как последовать за хозяйкой.
Пряча улыбку в уголках губ, он объяснил:
– Мусью Доминик тушить огонь сильно быстро. Моя не уметь сделать это лучше.
Лаура замерла и, все, также держа руку на перилах лестницы, обернулась:
– Месье Доминик? Ты знаешь этого человека?
– Уи, – мужчина раздвинул стремянку и вновь полез на нее.
Теперь уже Лаура последовала за ним.
– Кто он такой?
– Кто «он»? О ком вы спрашиваете, мадмзель Лаура? – Сент Джон стал переставлять на полке какие-то абажуры.
Девушка быстро взобралась на стремянку и схватила мужчину за жилетку.
– Ты отлично знаешь, «о ком я спрашивать». Ну-ка, давай, рассказывай.
– А! Тот мужчина? Он – Доминик Ю. – Сент Джон перебрался к другой полке и начал раскладывать на ней разные инструменты и другие необходимые в хозяйстве товары.
– Святая Жанна Д'Арк! Кто это еще такой – «Доминик Ю?»
– Он – простой купец.
– Я всех купцов в округе знаю. Почему, интересно, этого никогда раньше не видела?
– Он приезжать сюда недавно, после великой войны во Франции и иметь здесь корабль и большой склад.
– Но ты-то, откуда его знаешь?
– Я его иногда видеть. Маленький бизнес. Люди говорят, он хорошо драться за короля Бонапарта.
Лаура попыталась вспомнить, видела ли она фамилию этого человека в книгах Сент Джона, и не смогла.
– Ты ему что-то продавал?
– Нет. Покупать.
– Почему же ты мне о нем раньше ничего не говорил?
– Вы меня не спрашивать. Вы говорить: «Быстро, быстро, я не люблю книги!» Вот Сент Джон и спешить.
– Ага! – девушка постояла в задумчивости еще несколько секунд, пока не почувствовала, что мокрые юбки противно липнут к ее ногам, и, наконец, решительно заявила: – Сент Джон, я не желаю, чтобы у тебя впредь были какие-то деловые отношения с этим месье Ю!
– Вы не желать табака?
– Табак? А причем тут табак?
– Я купить ее у мусью Доминик.
Лаура сжала кулаки и пошла наверх в свою комнату, но на пути вновь задержалась и обернулась к Сент Джону.
– Куренье – очень вредная привычка. Я ее поощрять не желаю. Больше никакого табака.
– Значит, «здоровье не спасет табака?»
– Ты большой шутник, Сент Джон. А теперь, прошу меня извинить. Мне необходимо пойти переменить одежды, которые испортил твой добрый друг месье Ю.
Она уже поднялась к себе и хлопнула дверью в спальню достаточно громко для того, чтобы мирно дремавшая в гостиной Ида подпрыгнула в кресле, и вслед за этим в лавке раздался довольный смешок бухгалтера.
Когда Лаура стянула с себя пропитанные водой одежды, на пол к ее ногам упал бесформенный бумажный комочек.
– О, нет!
Аккуратно сложенное письмо матери превратилось после всех этих приключений в несколько слипшихся, сочащихся водой листочков. Дрожащими руками девушка отделила их один от другого и разложила на каминной полке.
Настырность этого самого месье Доминика привела к тому, что порвалась последняя нить, связывавшая ее с исчезнувшей матерью, и на память о самом близком человеке осталось только вот такое горькое наследство.
От бессильного отчаяния Лаура склонила голову на каминную полку и разрыдалась.
– Лаура! – послышался из-за двери голос Иды. – Ты в порядке, милая?
Девушка поспешно спряталась за ширмой из китайского шелка и крикнула в ответ:
– Я моюсь!
– Ты опять плачешь.
– Нет, я… я упала в фонтан, – она стиснула кулаки и посмотрела на свое отражение в зеркале над умывальником. «Доминик Ю» видел ее именно в таком виде, хотя и назвал «несравненной красоткой». Сразу видно – он сумасшедший.
Снова раздался голос Иды.
– Хочешь, я наполню ванну?
– Нет, мне необходимо побыть некоторое время одной.
Лаура налила воды в глиняный таз в умывальнике и принялась намыливать лицо, куском лимонного мыла, бормоча про себя:
– Ты с каждой секундой становишься все уродливей, глаза красные и вообще… Лаура Шартье, прекрати реветь сию же секунду!
А в зеркале, стоило ей туда только взглянуть, она отчетливо видела красивое, мужественное лицо Доминика Ю. Он опять улыбался и вообще, Лаура инстинктивно чувствовала, что такое выражение лица для него, видимо, привычно. В темных глазах мужчины рубиновым огнем горело отражение дракона, точно такого, какой был у него на кольце.
Почувствовав внезапно ужасную усталость, Лаура бросилась на застеленную кровать и закрыла глаза. В раскрытое окно влетало легкое дыхание ветерка и под его шаловливыми прикосновениями полог над постелью медленно танцевал свой призрачный танец.
