Слывя справедливым человеком, Джеймс Дуглас Гленденнинг никогда не упрекал часто беременевшую жену Дженни Марию за то, что она принесла ему только двух сыновей из восьми родившихся детей, виня в этом только злосчастные повороты судьбы.

Трое его детей умерли в младенческом возрасте, три дочери и два сына выжили, но даже при этом условии та же самая коварная судьба не прекратила попыток злонамеренно вторгаться в дела Джеймса Дугласа Гленденнинга.

Роберт Брюс, долгожданный наследник, зачатый до того, как его изнуренная и измученная мать пришла в себя после рождения шестой дочери, рос бледным, болезненным мальчуганом, а не тем крепышом, каким отец представлял его в своем воображении, чтобы когда-то стать хозяином Глен-Оукса, фамильного поместья в округе Джеймс, штате Вирджиния, расположенном в десяти милях от шумной столицы колонии Вильямсбурга.

Отцу хотелось здорового сына с фамильными чертами Гленденнингов: огненно-красными волосами, быстрого на ногу, уверенно сидящего в седле, смышленого и отважного, и такого решительного, что, глядя на него, отцовское сердце пело бы от радости.

Бедный же Робби выглядел болезненным с того момента, как показался из утробы матери, так что даже акушерка мрачно предрекала:

– Ни за что не выживет.

Две сестры Джинни Марии – старые девы, жившие вместе с ними, – а также тетя Джеймса Дугласа, тоже старая дева, эхом повторили это горестное стенание.

Однако Джинни Мария, прижав жалкое худенькое тельце ребенка к груди, сердито сверкнув прекрасными серыми глазами, бросила им вызов.

– Будет жить! – заявила она. – Мой хороший маленький Робби будет жить.

Когда Робби, по-прежнему хрупкому и болезненному, исполнилось два года, родился второй мальчик, вошедший в мир с громким криком, сердито размахивая обоими кулачками, – пухленький маленький комочек с лысой головой, по которой от лба до затылка проходила длинная прядь волос, как у индейцев-могавков, огненно-красного цвета, типичного для мужчин рода Гленденнингов. Повторились и другие черты: зеленого цвета глаза, ястребиный гленденнинговский нос, закрывавший половину его крошечного лица.

Мальчуган рос смышленым и живым, таким же непослушным, как и бесстрашным; к пяти годам стал самым быстроногим из всех своих сверстников, а к восьми – бесстрашно ездил верхом на лошади, держась в седле, как взрослый мужчина.

Джеймс Дуглас Гленденнинг, глядя на двоих сыновей, проклинал судьбу за то, что она болезненного Роберта Брюса сделала наследником, а Чарльза Стюарта только вторым; он продолжал и любить старшего сына, и презирать за слабость, а маленького Чарли почти ненавидеть: почему опоздал родиться?

По совету врачей, с которыми консультировались отец и мать, Робби баловали и нежили: маленькому не разрешали играть в грубые мальчишеские игры, ставшему старше – заниматься мужскими видами спорта.

Учитель, расходовавший каждую неделю запас розг на невосприимчивого Чарли, так и не услышав от него и не увидев ни криков, ни боли, ни слез, очень хорошо помнил, что нельзя поднимать руку на старшего мальчика, который и в самом деле вел себя так хорошо, что редко зарабатывал что-нибудь, кроме мягких упреков.

Разница в обращении с ними могла бы превратить Роберта Брюса в самодовольного мальчишку, а Чарльза Стюарта в невменяемого упрямого шельмеца, если бы не одно обстоятельство: братья оставались друзьями и наперсниками, так любили друг друга, что их любовь стала выше привязанностей и ненависти внутри их семейного круга.

В шестнадцать лет Робби выразил желание получить образование в Оксфорде. Приведенные в ужас родители тотчас же отказали, ссылаясь на опасность такого ужасного путешествия через океан. Робби, мягко улыбнувшись им, попросил посоветоваться с врачами, предварительно договорившись с ними, что те определят предписания, которые ему были нужны.

В конце концов решилось, что, если морское путешествие предпринять ближе к концу мая, Робби будет в море только в июне и июле, не очень опасные для здоровья месяцы. После жарких споров и обсуждений Джеймс Дуглас Гленденнинг решил, что до своего семнадцатилетия, исполнявшегося четвертого мая, сын должен посещать колледж Вильяма и Марии в Вильямсбурге, а уж затем совершит свое первое морское путешествие в Лондон через Атлантический океан из Йортауна в штате Вирджиния. Друг Джеймса и его юрисконсульт мистер Джордж Уит из Вильямсбурга обещал предпринять для этого все необходимые меры.

Чарльз Стюарт еле удержался, чтобы не по-мужски расплакаться, узнав об отъезде Робби.

– Это хорошо, – буркнул он брату. – Тебе нужно вырваться из этой суеты, волнений и пеленок, иначе закутают крепче, если позволишь; вдали же от дома никто не будет беспокоиться о том, что ты ешь и пьешь, много или мало спишь – сможешь дышать свободно. Но, – сглотнув слезы, с трудом продолжил, – мне будет не хватать тебя.

Робби нежно дотронулся до его плеча. Несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте, они были почти одинакового роста.

– Мама поставила условие, чтобы меня сопровождал Иона, – кисло сообщил брат.

Иона, крепкий молодой раб, чуть старше хозяйского наследника, ежечасно следил, чтобы он, не дай Бог, не сделал какого-либо самостоятельного шага, если его может сделать другой; а так как ему никогда не разрешалось отходить от Робби – исключение составляло семейное окружение, – слуга получил от трех сменявших друг друга американских учителей такое же прекрасное образование, как Робби и Чарли.

Чарли пожал плечами.

– Ионе тоже понравится Оксфорд. Как хотелось бы мне отправиться туда с тобой, – пробормотал он.

– Я предложил это папе, – ответил Робби с сожалением, – но он возражает, боясь нашей одновременной гибели в море. – Чарльз Стюарт поднял выразительные брови, и брат уловил скептицизм, отразившийся в его взгляде. – Знаю, знаю, – проговорил он, – но, возможно, после того, как я уеду… ты останешься один… Думаю, папа будет к тебе более справедливым.

Чарльз Стюарт писал брату в Вильямсбург каждую неделю, но никогда не упоминал о тех отношениях, которые сложились у него с отцом.

– Можешь объезжать со мной поместье, – отрывисто грубо сообщил Джеймс Дуглас младшему сыну через неделю после отъезда Робби. – Учись управлять хозяйством – брату потребуется кто-нибудь, умеющий это делать за него, когда умру.

Всем сердцем Чарльз Стюарт любил каждый колышек и камень, поля и растения, ручейки и деревья, являющиеся частью Глен-Оукса, всегда зная, что это место никогда не станет его собственностью, тем не менее надеясь на кусок земли, который найдется и для него и напомнит этот; неважно, будет ли он меньше или больше, – только бы принадлежал ему.

– У меня что, никогда не будет собственного участка? – спросил он отца с непохожей на него робостью.

– Ты – второй сын, как твой дядя Гордон, – ответил Джеймс Дуглас, которого забота об интересах Робби сделала более жестоким, чем он сознавал это сам. – Тебе ничего не достанется кроме того, что я выделю – дом и достаточное обеспечение на всю твою жизнь, если согласишься управлять Глен-Оуксом за Робби: он недостаточно крепок для этого.