ГЛАВА 20
Многоярусный свадебный торт, занимавший большую часть стола, был торжественно разрезан и роздан гостям. На этом все формальности были закончены, хотя сама свадьба продолжалась еще несколько часов.
Впереди предстоял еще скромный семейный ужин на ферме Сильвано, а затем новобрачным надлежало провести одну ночь в замке Креспи и на следующий день отправиться в Рим, в свадебное путешествие.
После церемонии разрезания торта Питер увидел, что Катриона исчезла. Оглядевшись по сторонам, он заметил, как девушка пытается выйти из шатра, а Бьянка упрямо ее останавливает.
Питер направился к ним, каждый раз останавливаясь, чтобы выслушать поздравления. Лорд Фитэйн нашел леди Фитэйн на телеге с сеном во дворе. Катриона сидела босая и без венка. Подол кружевного платья был загнут выше колен. В отчаянии она кусала сжатые кулаки.
Бьянка стояла рядом на коленях и расстегивала многочисленные пуговицы на свадебном платье сестры, убеждая ее проявить благоразумие и не срывать с себя атрибуты невесты при всем честном народе.
– Катриона, ты что, хочешь опять устроить спектакль, как в церкви?!
– Мне плевать! Снимите с меня это проклятое платье, а то я сорву его сама и пойду голая…
В глазах девушки были отчаяние и ужас, казалось, она задыхается.
Питер уселся в повозку.
– Бьянка, запряги осла и отвези нас домой, а я помогу Катрионе с платьем. Наклони голову, я не хочу, чтобы моя жена задохнулась. Дыши глубже! Черт возьми, я же сказал тебе опустить голову пониже. Если ты посидишь минуту спокойно, я помогу тебе раздеться.
Бьянка подстегнула осла и одобрительно кивнула – ей очень нравился новый родственник. Девушка облегченно вздохнула, когда повозка повернула, и никто из гостей не мог больше их заметить.
Мельком взглянув на сестру, она увидела, что, хотя пуговицы на спине были уже расстегнуты, Катриона по-прежнему дрожит, а лорд Питер помогает ей вытащить руки из тюлевых рукавов.
Оставшись в нижней юбке и рубашке, новоиспеченная леди сидела на сене, скрестив ноги и тупо уставившись перед собой. Роскошный подвенечный наряд валялся рядом. Некоторое время все молчали.
– Мне любопытно узнать, намерена ли ты сорвать с себя все?
Катриона сжала губы и бросила на Питера уничтожающий взгляд, не говоря при этом ни слова.
– Хочется думать, что твое отчаянное желание раздеться говорит о том, что ты жаждешь близости со мной?
Бьянка затряслась от беззвучного смеха и, продолжая управлять повозкой, потихоньку подглядывала, что творится сзади.
– Это чертово платье было мне мало с самого начала, – оправдывалась Катриона. – Знаменитая римская портниха, наверное, сшила его на одну из твоих костлявых английских подружек, – добавила она язвительно.
– Вовсе нет. Я дал ей все твои мерки и кроме того объяснил на словах некоторые прелестные особенности твоей фигуры, – Питер сделал выразительный жест рукой. – И не вздумай дать мне пощечину, а то я отвечу тебе тем же.
Бьянка, как и отец Умберто во время свадебной церемонии, сделала вид, что закашлялась.
Когда Питер заговорил снова, его голос звучал нежно и умиротворяюще.
– Улыбнись, Катриона. Ты должна чувствовать себя счастливой невестой, как оно и было, до тех пор, пока я не выступил с ответной благодарственной речью. Почему у тебя испортилось настроение? Мне показалось, что сначала тебе нравилось то, что я говорю, так же, как и твоему отцу, и гостям.
– Еще бы! Ты им сказал то, что они хотели услышать, – в голосе Катрионы звучали горечь и гнев. – Ты им объявил, что Катриона Сильвано ничем не отличается от любой другой женщины, а значит, и обращаться с ней нужно точно так же: и английская леди, и крестьянка из Фридженти являются собственностью мужчины и должны выполнять его прихоти. Почему бы им не одобрить этого? Всем было приятно слышать, что скоро я стану грудастой и толстопузой родильной машиной, которая должна согревать твою постель.
– Что ты болтаешь?
– «Оставь приданое своим сыновьям». Тем самым сыновьям, по поводу которых, как ты уверял, мне не придется беспокоиться по крайней мере ближайшие три года!
Бьянка услышала за спиной возглас и поняла, что Питер усадил жену к себе на колени, хотя и сделал это не без усилия.
– Сиди спокойно, – сказал он терпеливо, но твердо, – или я отшлепаю тебя по заду, о котором ты так печешься и который, признаться, мне тоже не безразличен – мне очень хочется, чтобы он как можно дольше оставался таким же красивым и округлым, как сейчас. Бьянка, если у тебя приступ кашля, возьми платок. А если хочешь посмеяться, то, ради Бога, не стесняйся.
Ободренная этими словами Бьянка расхохоталась, а ослик побежал по дороге сам по себе. Питер обнял жену и прошептал:
– Ах, ты, моя маленькая глупышка! Я только старался подчеркнуть, что не нуждаюсь в деньгах и хочу получить только тебя, а не твое приданое. Я думал, ты все понимаешь. Мне еще раз хотелось подчеркнуть, что ты сама по себе являешься для меня огромной ценностью. А о сыновьях я упомянул только для того, чтобы люди меня лучше поняли. Ведь все бы были очень удивлены, если бы я взял да и отдал деньги женщине.
Тонкие обнаженные руки обвились вокруг шеи Питера, а головка Катрионы легла ему на плечо. Густые, пушистые волосы лезли ему в глаза.
– Прости меня, прости, – в ее голосе звучало столько нежности и раскаяния, что он с трудом узнал свою непокорную жену.
– Наверное, я все тебе прощу, – прошептал Питер ей на ухо. – Забудем о прежних обидах. А теперь, слезай с моих коленей и ляг поудобнее на сено! Мне, конечно, все равно, что повозка открытая, я даже ничего не имею против осла, но, к сожалению, есть еще и Бьянка…
Катриона со смехом упала на сено.
– Мы можем попросить ее пройтись пешком. Эй, Бьянка…
Питер слегка ущипнул ее за ногу.
– Веди себя прилично.
– Вы что-то хотели мне сказать? – осведомилась Бьянка.
– Да, – ответила Катриона.
– Нет, – сказал Питер. – Веди себя прилично!
– Кто, я? – спросила Бьянка.
– Нет, я! – рассмеялась Катриона.
– Есть только один надежный способ заставить тебя замолчать, – заявил Питер, наклонившись над женой, – попробуй поболтать теперь, – он впился в губы Катрионы, как это было в церкви.
– Приехали! – объявила Бьянка спустя некоторое время, но молодожены ее не слышали.
– Катриона, возьми платье и иди поскорее в дом, пока никто тебя не видел. Это неприлично! Вынь из волос сено! – Затем девушка без особых церемоний приказным тоном обратилась к своему знатному родственнику: – Питер, возьми осла и отведи его в конюшню, а я помогу Консуэло на кухне.
* * *
Через некоторое время, когда Катриона, одетая только в коротенькую рубашку, стояла над тазом и умывалась, в комнату вошел Питер. Он остановился и измерил жену оценивающим взглядом.
– Что ты здесь делаешь? – спросила ошеломленная Катриона, прикрываясь полотенцем.
– Я тоже хочу умыться и немного перекусить – Бьянка сказала, что это возможно.
– Но что ты делаешь здесь?
– Мы женаты, милая. Или ты забыла? Муж и жена могут мыться вместе, за это нас никто не осудит. К тому же Бьянка пообещала, что наш покой не будет нарушен, – и Питер многозначительно поднял брови. – Как ты думаешь, что она имела в виду?
Катриона угрожающе подняла таз с водой.
– И думать не смей! В любую минуту сюда могут войти мои родственники. Ты ошибаешься, если предполагаешь, что я буду драться с тобой, когда все слышно в соседней комнате.
– Ну, если ты не будешь драться, то не возникнет никаких неудобств. Хотя следует об этом подумать, – задумчиво произнес он. – У тебя такое звучное сопрано… Ну, да ладно. Мысль была хорошей, но придется немного повременить, – он снял пиджак. – У тебя есть второе полотенце и мыло, дорогая женушка?
Не сказав ни слова, смущенная Катриона подала Питеру все, что он просил, а сама быстро натянула нижнюю юбку и желтое платье в цветочек, которое было на ней в ту незабываемую ночь, проведенную ими в амбаре синьора Креспи. Ей было интересно, помнит ли Питер это платье.
– Сохрани это платье, любимая. Оно всегда будет напоминать мне о моей несравненной мадонне.
Остаток дня пролетел для Катрионы незаметно – Питер же считал каждую минуту. Наконец настал час, когда можно было отпустить слугу, в надежде на то, что Катриона уже подготовилась к брачной ночи.
Постучав в дверь смежной спальни, Питер поправил воротник шелковой рубашки и мысленно поблагодарил Бога за то, что ему не придется встретиться с перепуганной, съежившейся от страха девственницей.
Катриона сидела за туалетным столиком из розового дерева и смотрелась в овальное зеркальце. Ее привели в смущение две служанки Креспи, которые пришли в спальню, чтобы подготовить невесту к брачной ночи.
Катриона ничего не имела против, когда Игнасия и Изабелла приготовили ванну и нагрели полотенца.
«Подумать только, греть полотенца летом!»
Служанки помогли новобрачной зайти в ванну, но когда они опустились на колени и принялись мыть ее, как ребенка, девушка взбунтовалась.
– Но синьора Креспи распорядилась, – смущенно бормотали Игнасия и Изабелла.
Катриона величественно подняла голову и сказала:
– Я – леди Фитэйн, и я не позволяю вам этого делать. Отойдите в сторону. Я справлюсь сама!
Девушка была потрясена магическим действием сказанных ею слов: обе служанки мгновенно отреагировали и безропотно отошли в другой конец комнаты. Катриона наслаждалась горячей ароматной ванной.
Затем она попросила потереть ей спину. После купания они накинули на нее полотенца, но вытереть себя она не позволила.
В конце концов Катриона разрешила одной из них унести одежду, а другой – расчесать себе волосы гребнем. Последний раз ее причесывала мать, когда ей было шесть лет.
Изабелла взяла гребень с длинными зубьями и приступила к процедуре. Катрионе казалось, что с нее хотят снять скальп.
– У миледи прекрасные волосы, – робко заметила девушка. – Милорд придет в восторг, когда они будут распущены.
Леди с трудом удержалась от искушения рассказать о том, что милорд много раз видел ее с распущенными волосами, причем однажды при самых пикантных обстоятельствах. Вместо этого она поблагодарила Изабеллу.
Служанки помогли новобрачной облачиться в белую атласную ночную рубашку, которую Бьянка выбрала из приданого сестры и предусмотрительно положила в маленький чемоданчик.
Девушка нахмурилась, глядя, как они расправляют каждую складку на ней. Она предпочла бы сделать это сама. Бьянка, несомненно, проявила чувство юмора, выбрав облегающую фигуру рубашку, которая, тем не менее, выглядела удивительно целомудренно.
Поверх ночной рубашки был одет атласный пеньюар кремового цвета, украшенный кружевами и тюлем. На нем было множество крючочков, которые служанки бросились тут же застегивать.
– Оставьте все, как есть. Ничего не нужно застегивать, – небрежно приказала Катриона.
Шокированные таким заявлением девушки многозначительно переглянулись, но леди Фитэйн не обратила на это никакого внимания.
«Какой смысл надевать многочисленные принадлежности дамского туалета, если их все равно сразу же придется снять?»
Когда Питер вошел в спальню, она насмешливо заметила:
– Простая крестьянка из Фридженти терпит меньше неудобств в брачную ночь, чем я. Зимой они одевают широкую ночную фланелевую рубашку, а летом – хлопковую. Достаточно нескольких секунд, чтобы их снять.
Молодой супруг весело осведомился:
– Ты, наверное, себе представила, что я прибегу к тебе нагишом? Извини, что пришлось тебя разочаровать, но это очень легко исправить, – Питер стал быстро раздеваться. Весело взглянув на жену, он спросил: – А ты не хочешь последовать моему примеру? Давай устроим соревнование, кто разденется быстрее!
Катриона послушно сняла пеньюар и сбросила вышитые атласные тапочки.
– Проигравший платит штраф, – заявил Питер, глядя, как Катриона пытается снять ночную рубашку. Раздался звук рвущейся ткани, и она облегченно вздохнула.
«Наконец-то можно свободно дышать». Катриона посмотрела на кровать и увидела, что супруг уже ждет ее.
– Я выиграл, – сказал он, протягивая к ней руки. – Иди ко мне и заплати штраф.
Девушка вдруг засмущалась и с благодарностью вспомнила Игнасию и Изабеллу, которые предусмотрительно притушили лампы. Подойдя к кровати, она скользнула под одеяло.
– С тебя причитается поцелуй.
Катриона наклонилась и быстро поцеловала мужа.
– Потом мы решим, можно ли это назвать поцелуем, а сейчас…
Он стал покрывать поцелуями все тело Катрионы, начиная с макушки и продвигаясь все ниже. Осторожно сняв простыню, Питер нежно поцеловал ее плечи, сгибы локтей и каждый пальчик на руках.
Вдруг Питер взял руки Катрионы и стал их разглядывать.
– Я могу понять, почему ты не носишь перстень с сапфиром. Он, пожалуй, слишком громоздкий для тебя, но почему ты сняла обручальное кольцо?
– Я не привыкла носить кольца, – неуклюже оправдывалась Катриона.
– Я вижу.
– Я просто подумала, что лучше снимать кольца на ночь. Завтра я их снова одену.
– Ты изобрела новый обычай?
– Ну чего ты от меня хочешь? – вспылила Катриона, понимая, что не права. – Я – обычная невежественная деревенская девчонка, которая раньше и понятия не имела, что у богатых людей, например, муж и жена спят в разных спальнях!
Питер громко рассмеялся.
– Ну, если этот обычай оскорбляет твои чувства, я с удовольствием от него откажусь. Из Рима я пошлю соответствующие распоряжения своему управляющему. Но все-таки, где твое обручальное кольцо?
В глазах новобрачной появилось страдальческое выражение.
«Настырный негодяй!» – подумала она, а вслух сказала:
– На туалетном столике.
Исподтишка Катриона наблюдала, как Питер встал и без малейшего смущения направился к столику. Действительно, стыдится ему было нечего! Если уж непременно нужно иметь мужа, то только такого, как он: страстного, сильного и очень мужественного.
Она зажмурилась и замерла от сладостного предвкушения.
– Катриона.
Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней Питера. Его взгляд был ласковым, но очень серьезным.
– Дай мне твою руку.
Катриона послушно протянула руку, и он одел ей на палец тоненькое колечко, усыпанное бриллиантами. Она снова замерла, но на сей раз чувства, овладевшие ею, заставили ее съежиться.
– Мы женаты, Катриона, – сказал он непреклонным тоном. – Пойми, что это на всю жизнь. От этого нельзя избавиться, просто сняв обручальное кольцо или свадебное платье. Мы связаны навек супружескими узами, но не следует считать это рабством. Если ты вникнешь в смысл моих слов, то не будешь впредь смотреть на обручальное кольцо, как на символ рабства. Наоборот, оно будет говорить тебе о любви и верности.
– Я постараюсь, честное слово, – покорно согласилась с ним Катриона и с благодарностью взглянула на мужа. – Мне гораздо легче, потому что ты все понимаешь. – Она снова посмотрела на кольцо и на сей раз оно показалось ей невесомым. – Мне хорошо с тобой, – честно призналась она. – Я только хочу, нет, не хочу…
– Я знаю, чего ты хочешь, дорогая, и сделаю все, чтобы ты осталась довольна. А теперь, оставим этот разговор. Поцелуй меня, Катриона. Это наша первая брачная ночь.
